Точность и ясность перевода

Точность перевода достигается смысловым соответствием греческому оригиналу, его ясность — стилистическим соот­ветствием русскому языку. В двух этих координатах и нахо­дится искомая гармония славянского текста. К сожалению, признакам точности и ясности не соответствует сегодня ни один перевод; во всяком случае они не достигают совершен­ства первоначального перевода (в восприятии читателя того же времени).

(17.6) падоша ницы Ц — пали на лица свои СА — пали на землю Л — упали на землю Ж при греческом. В Л и Ж использованы штампы различного стилис­тического достоинства (высокий в Л и средний в Ж), а в Ц дано адекватное и лаконичное переложение оригинала с измененной формой наречия (вм. обычной ницъ); букваль­ный перевод СА является точным, но он далек от ясности, в то время как ясность перевода в ЛЖ уничтожает символи­ческое содержание формулы (имеется в виду сопряжение лица или лика земли).

(25.1) Изыдоша въ сретение жениху Ц — перевод точный, но сегодня уже неясный; в СА точное и ясное соответствие, хотя в А использовано наречие (навстречу), снижающее стилистический уровень высказывания (в С на встречу); ЛЖ сжимают сочетание в одну глагольную форму встречать (интересно, что в других местах те же переводы, наоборот, стремятся разложить глагольную форму на аналитическую последовательность типа идти встречать).

(25.12) Аминь глаголю вамъ, не вемь васъ Ц — точный в отношении к греческому и образно яркий перевод (последнее обеспечивается лаконизмом выражения и осмысленной рит­микой), символичность формулы подчеркивается и сохране­нием грецизма аминь. Жених, выпроваживая "неразумных дев", завершает разговор символическим "конец!" ("а аминя не отдадут, ино..." — поучает Домострой; тут "аминь" отдают вполне). Точность славянского перевода, как это и характер­но для него, также и на проинзносительном уровне: здесь те же аллитерации, ритмика, число слогов во фразе, даже распределение ударных слогов, что и в греческом оригинале. СА переводят грецизм в обычной манере: Истинно говорю вам: не знаю вас, но по крайней мере сохраняют ритмическую цельность фразы. Наоборот, ЛЖ непозволительно "ясны" в ущерб точности, что разрушает стилевой ряд введением лишних слов: Уверяю, я не знаю вас! Л — Говорю вам правду: я не знаю вас! Ж.

Мы встретим еще много других примеров такого же рода, показывающих, что: Ц дает точный и ясный (для своего времени!) перевод, утрачивающий свою "ясность" на уровне грамматических форм и в значениях устаревших слов; С и отчасти А стремятся сохранить точность, все более уясняя для современного читателя архаические особенности старого перевода, обычно путем замены архаизмов, не всегда удачной замены, поскольку не сохраняется при этом и скрытый символизм текста; Л и особенно Ж точность понимают не в отношении к оригиналу текста, а применительно к уровню логического восприятия современного читателя: точность выражения заменяет здесь ясность перевода, а ясность, в свою очередь, понимается как понятность. Этим определяет­ся стремление к использованию конкретизированной — тер­минологически однозначной — лексике, уже полностью уст­раняющей символ. Подобно тому, как древние сказ и сказа­ние — сокровенное знание в слове — превратились в детскую сказку, так и символический текст Писания в новых перево­дах оборачивается простым пересказом. Судить об этом можно по самым разным признакам текста.

6. Ритмико-синтаксические особенности переводов

Ритмико-синтаксические особенности текста наглядно по­казывают разрушение исходного семантического синкретизма, представленного в греческом оригинале и удачно вопло­щенном в первоначальном славянском переводе Писания. Осуществлено это было с помощью синкретичных по смыслу союзов (одновременно они могли выступать и в функции частиц) и ключевых слов в предложении. В современных переводах выстраивается четкое логическое соотношение между компонентами сложного предложения, причем наибо­лее характерные именно для нашего сознания причинно-следственные связи преобладают, изъясняя древний текст с позиции нынешнего его восприятия.

Гар многозначно: ведь, так как, ибо, же, служит для логических выделений в постпозиции, что точнее всего пере­давалось с помощью славянской частицы-союза бо:

(10.10) достоинъ бо есть делатель мзды своея Ц = ибо СА = потому что ЛЖ

(11.30) иго бо мое благо Ц = ибо СА = ведь ЛЖ (16.2) чермнуетъ бо ся небо Ц = потому что САЖ (26.2) вcu бо приемши ножъ ножемъ погибнутъ Ц = ибо все, взявшие меч... САЛ СПЛ = кто поднимет меч... Ж. Синкретизм частицы/союза бо однозначно заменяется на типичное для него (в современном нашем представлении, поскольку нам известно ибо) значение причинности; говоря яснее, символическая объемность старого бо сменилась обще­родовым (гиперонимичным) значением причины.

Он что, поскольку, потому что и другие значения гре­ческого слова удачно передавались столь же синкретичным по смыслу славянским яко:

(25.8) дадите намъ отъ елея вашего, яко светилъницы наши угасаютъ Ц = потому что С = ибо А = а то Л = отсутствие союза в Ж, где сохраняется только интонационная связь двух формул текста.

OuSs и не, также не, но не, даже не и пр. удачно переда­вались славянским сложным союзом ниже, синкретизм ко­торого (подтверждение сказанного при одновременном усиле­нии высказывания) разрушен в современных переводах:

(5.15) ниже вжигаютъ светильника Ц = и зажегши свечу... С = и когда зажигают светильник... А — ведь когда зажигают свечу... Л = зажженный светильник не прячут... Ж.

(9.17) ниже вливаютъ вина нова... Ц = не вливают также... СЛ = и не наливают вино... А = никто не льет... Ж.

Когда и так как, тогда и прежде удачно передавалось, по-видимому, и составленным по греческим образцам славянским сочетанием егда же... тогда, где время и причина представлены в синкретизме:

(13.26) егда же прозябе трава... тогда... Ц (т. е. одновре­менно и "тогда", и "поскольку") = в переводах начиная с С происходят смысловые упрощения до фиксации одной лишь временной связи: когда... тогда...

Поте одновременно некогда и как (при отрицании никогда: 25.9), что опять-таки удачно передавалось славян­ским составным, быть может искусственно образованным еда како, но позднее заменено современными однозначно при­чинными (или однозначно условными) чтобы С = как бы (тогда) ЛА = если Ж.

Снятие символической неопределенности высказывания обратным образом было связано с обозначившимся стремле­нием "выпрямить" синтаксическую перспективу высказыва­ния, устранить синкретизм выражения, не сохраняя при этом и ритмической цельности текста.

Довольно часто в новых переводах происходит замещение вспомогательного глагола: вместо синкретично общего быть может появиться любой другой глагол уточняюще конкрет­ного значения. Во всех таких случаях использование совре­менного речевого штампа снижает стилистический ранг текс­та, снимает символически ориентированный синкретизм ключевого слова, не говоря уж о нарушении ритмики.

(9.16) и дира будет еще хуже С (в первоначальном пере­воде — горша Ц) = станет еще больше Л = разорвет дыру еще больше Ж.

(13.22) (и слово) бывает бесплодно С = делается бесплод­ным А = остается бесплодным ЛЖ.

В других случаях, наоборот, возможно злоупотребление глаголом быть, причем и здесь происходит разрушение ис­ходного синкретизма, поскольку попутно изменяется сама конструкция:

(16.4) и знамение не дастся ему ЦС = не будет ему А = им показано не будет Ж = не будет дано ему Л.

(25. 1) тогда уподобися црствие нбсное... Ц = тогда подобно будет С = будет подобно тому, как если бы... Л = в то время царство небесное будет подобно... Ж — форма прошедшего времени (в греческом также аорист) заменяется формой будущего времени, хотя имеется в виду настоящее время ("настоящее историческое"). Усиление аналитичности высказывания устраняет символическую неопределенность глагола дастся, уподобися и пр.

(10.36) враги человеку домашние его С (и Ц) = так что станут врагами человеку родственники его Л = и врагами человека будут домашние его Ж. (ср. will be в английском переводе).

Такова вообще замечательная особенность новых перево­дов: одни и те же особенности языка либо устраняются в угоду конкретизирующему ситуацию описанию, либо, напро­тив, вводятся для создания неопределенности высказыва­ния — своего рода гиперонимизация на синтаксическом уровне. Эта взаимообратимая тенденция разрушает текст и стилистически, и семантически.

Местами стремление уточнить мысль приводит к расши­ренному пересказу текста, который усложняется и с ритми­ческой точки зрения:

(18. 26 и 28) потерпи на мне, и заплачу тебе ЦСА = подожди еще, и я верну тебе Л = дайте мне еще немного времени, и я все выплачу Ж.

(19.12) могий вместити да вместит Ц = кто может вместить да вместит С = могущий вместить да вместит А = кто может решиться на это, пусть решается Л = кто как принимает, пусть так и поступает Ж — все эти варианты на месте греч.

(25.21 и 23) войди в радость господина твоего СА = раздели же радость господина твоего Л = заходи и веселись со своим хозяином! Ж.

(25.21 и 23) добре, рабе благий и верный! Ц = хорошо, добрый и верный раб! С и А = Молодец! Ты хороший и верный слуга! Ж при греч.

(25.25) вот тебе твое ЦСА = вот, получи свое Л = смотрите, вот то, что ВАМ принадлежит Ж.

Между прочим, ритмичность создается за счет повторений разного рода; так было и в греческом оригинале, так полнос­тью перенесено и в славянский перевод. Ж старается сокра­тить текст, сжимая бинарную формулу в одну:

(8.32) (стадо свиней) бросилось с крутизны в море и погибло в воде С = все стадо бросилось с обрыва в воду и погибло Ж.

(5.15) и зажегши свечу не ставят ее под спудом, но на подсвечнике С = зажженный светильник не прячут, а ста­вят повыше Ж.

(25.18) закопал его ("имение") в земле и скрыл серебро С = вырыл яму и закопал деньги Ж. (в Ц как и в греч. вкопа въ землю и скры серебро).

В первом случае утрачено указание на объект движения — море, во втором — на различие между действующим и скрытым источниками света (при этом разрушается сохра­ненная русским языком идиоматичность: ставить под спу­дом, хранить под спудом и т. п., также подспудно); в третьем примере исчезает указание на то, что закопанное, оказалось сокрытым (сокровенным — в высоком стиле). Во всех подоб­ных упрощениях текста исчезает образность и описательно, картинно поданная символичность притчи.

Вместе с тем, в Ж очень часты распространения текста, призванные как будто уточнить описание, хотя бы и ненуж­ными подробностями; ср. о разных девах:

(25.10) и готовые вошли С = девушки с зажженными лампами вошли Ж = и те, которые были наготове... Л.

Впрочем, часто возникает соблазн не просто устранить символически-образное слово, но даже слово гиперонимичес-кого объема убрать из текста:

(13.26) егда же прозябе трава и плод сотвори, тогда явишася и плевелие Ц = когда взошла зелень и показался плод, тогда явились и плевелы С = когда пшеница взошла и появи­лись колосья, то стали заметны и сорняки Ж. Символическое следование трава — плод — плевелие (собирательная множе­ственность всех трех подчеркивается формой последнего слова) и родового объема имена зелень — плод — плевелы (простая множественность) заменены конкретно видовыми обозначения­ми пшеница — колосъе — сорняки. Подобные переводы не просто убивают всякий символ, они устраняют всякую возмож­ность метафорического восприятия притчи (притчи!), не говоря уж о нарушении ритма и даже смысла; ср. в данном случае греч. следование, где трава дает плод как результат описанного, и совместно с плевелами, обо­значение которых не переводится ведь как Lobium temulentum, a символически как бесполезная трава.

7. Символ и гипероним как способ выражения семантического синкретизма

Утрата символического значения происходит на всех язы­ковых уровнях, отраженных в тексте; это определяется синкретизмом языковой формы, данной в контексте. Так, грам­матическая замена формы множественного или двойственно­го числа формой единственного числа переключает символи­ческое значение на конкретно бытовое, устраняя объемность исходного текста:

(25.10) и затворены быша двери ЦСЛЖ, но в А иначе: и дверь была затворена (ср. греч. и англ. в том же издании — and the door was shut); смысл имеет как форма имени, так и сам глагол — затворить или закрыть (идиома закрыть двери при однозначности сочетания закрыть дверь).

В целом выявляется три семантико-стилистических способа замены греческого слова, и очень трудно проследить их взаимные отношения по различным переводам. Каждое слово требует самостоятельного изучения в общем контексте. При­ведем иллюстрации, не увлекаясь их реальным комментиро­ванием.

(7.6) не пометайте бисеръ... предъ свиниями Ц, как и соответствующий этому слову русизм жемчуг СА вполне сохраняют символическое значение в данном контексте, в то время, как не бросайте драгоценностей свиньям Ж всего лишь неудачная замена гиперонимом genus proximum, а не рассыпайте жемчужин в Л — описание конкретных (инди­видуальных) предметов, низводящих высказывание до степе­ни простой информации.

(25.3) бдите убо... Ц предлагает в данном контексте такое же символически синкретичное значение, и оно не вполне соответствует гиперониму бодрствуйте, который предложен взамен него в САЛ, и уж совершенно не соотносится с уточняющим расширением в Ж: поэтому будьте всегда наготове!

(24.24) (раб о господине) человекъ жестокий Ц, но в древне-русском языке слово жестокий одновременно значит и жесткий, и суровый, вообще включает в себя все значения греческого эквивалента; поэтому употребление тако­го слова в С и Л уже не сохраняет исходного символического смысла, а слова жесткий А или суровый Ж, хотя и соответ­ствуют значению греческого слова, выступают в данном тексте всего лишь в качестве однозначного (одного из возмож­ных) определения, т. е. у разных авторов в роли гиперони-мического выступают различные слова.

(25.25) скрыл талант ЦСА в соответствии с греч. екриуа, а не спрятал талант, как в Л и Ж, что совершенно искажает змысл: стилистическая замена опять-таки оказывается се­мантической редукцией.

Другие примеры говорят сами за себя. Замена символа логическим гиперонимом обедняет семантическую насыщен­ность текста.

(25.24) собираешь, где не растпочилъ Ц (не рассыпал САЖ); судя по греч. возможны оба глагола, хотя только второй вариант не является архаическим; ср. с этим полный вульгаризм в Л: и берешь оттуда, куда не клал (!)

(9.22) вера твоя спасла тебя СА из Ц — исцелила Л Ж;

(9.37) жатва убо многа, делателей же мало ЦС — работ­ников АЛЖ;

(10.1) в соответствии с греч. все переводы кроме Ж разли­чают недуг и болезнь, но в Ж только одно слово: исцелять все болезни — понятое как гипероним;

(10.16) мудры как змии ЦСЖ = разумны А = осторожны Л для греч. цели яко голубие Ц = просты С = невинны Ж = бесхитростны А = непорочны Л для греч. дают разброс характеристик, не всегда соответству­ющих описываемому или символическому;

(16.4) род лукавый ... все переводят греч., кроме Ж:

грешные люди;

(16.6 и 11) берегитесь закваски фарисейской САЖ при несуразном переводе в Л (и в одном случае Ж): закваски фарисеев — вместо символически обобщающего значения переводчики предлагают форму притяжательного определе­ния, указывающую на конкретных "фарисеев";

(25.2) девы: юродивые Ц = неразумные СА = нерадивые = Л при греч. Для кратости приведем сводный список разночтений по разным переводам текста Ев. от Матфея, из которого видно, какие именно варианты текста предпочитают гипероним, а какие спускаются до конкретно терминологической номина­ции, в обоих случаях лишая текст необходимой символичес­кой силы.

символ гипероним термин

риза Ц одежда СЛЖ рубашка А

Список можно продолжать бесконечно. Сделаем выводы.