Е. Толкование и значение соли 3 страница

IV. REX И REGINA

ВВЕДЕНИЕ

349 В ходе нашего исследования мы уже несколько раз встречались с царственной парой, особенно, с образом Царя, не говоря уже о материале, который собран под этим заголовком в моей работе "Психология и алхимия". В соответствии с прототипом Христа-Царя в мире христианских идей Царь играет центральную роль в алхимии и, стало быть, от него нельзя отмахнуться, как от простой метафоры. В своей работе "Психология переноса" я уже говорил о серьезных причинах более глубокого отношения к этому символу. Поскольку царь, в принципе, представляет сверхличность, возвышающуюся над простыми смертными, он становится носителем мифа, то есть формулировок, исходящих из коллективного бессознательного. Внешние атрибуты царского сана определенно указывают на это. Корона символизирует связь царя с солнцем, посылая во все стороны свои лучи; усыпанная драгоценными камнями мантия царя — это звездный небосклон; держава — это модель мира; высокий трон поднимает его над толпой; обращение "величество" приближает его к богам. Чем дальше мы будем уходить в историю, тем явственней будет становиться божественность царя. Божественное право царей существовало еще не так давно, а римские императоры даже узурпировали титул бога и требовали личного культа. На Ближнем Востоке основа царской власти была скорее теологической, чем политической. Здесь истинной и абсолютной основой царской власти была психе нации: само собой разумелось, что царь является волшебным источником богатства и благосостояния всего органичного сообщества людей, животных и растений; это он дарил жизнь и процветание своим подданным, это он увеличивал стада и плодородие земли. Это значение царской власти не было придумано a posteriori; оно является психическим a priori, которое уходит в доисторические времена и является почти естественным откровением психической структуры. Тот факт, что мы рационально объясняем это — феномен практической целесообразностью, имеет значение только для нас; он ничего не значит для примитивной психологии, которая в гораздо большей степени, чем наши объективно ориентированные взгляды, строится на чисто психических и бессознательных предположениях.
350 Наиболее хорошо известной нам теологией царской власти (и, по-видимому, наиболее развитой) является теология Древнего Египта, и именно эти концепции, донесенные до нас греками, пропитали духовную историю Запада. Фараон был живым воплощением Бога1 и сыном Бога2. В нем жили божественная жизненная сила и воспроизводящая сила, ка: Бог воспроизводил сам себя в человеческой матери Бога и рождался ею как Бог-человек3. Как таковой он обеспечивал развитие и процветание страны и народа4, а также давал себя убить, когда время его истекало, то есть когда истощалась его воспроизводящая энергия5.
351 Отец и сын были единосущны6, и после своей смерти фараон вновь становился богом-отцом7, потому что его ка было единосущно с отцом8. Ка состояла из душ предков фараона, четырнадцати из которых он регулярно поклонялся9, и которые соответствовали четырнадцати ка бога-творца10. Точно так же, как на человеческом плане фараон соответствовал божественному сыну, так его ка соответствовало божественному Родителю, "ка-мутефу"11, "быку его матери", а его мать соответствовала матери богов (например, Исиде).
352 Таким образом возникает оригинальная двойная троица, состоящая, с одной стороны, из божественной цепочки (бог-отец, божественный сын, ка-мутеф), а с другой стороны — из человеческой цепочки (бог-отец, божественный сын в человеческом обличий [фараон] и ка фараона). В первой цепочке отец превращается в сына, а сын — в отца, посредством воспроизводящей силы камутеф. Все три фигуры единосущны. Вторая, человеческая, цепочка, которая также скреплена в одно целое единосущностью, представляет проявление Бога в земной сфере12. Божественная мать не включена ни в одно из этих триединств; oнa стоит вне их, не совсем божественная и не совсем человеческая фигура. В этой связи мы должны упомянуть о изображающем троицу позднеегипетском амулете, о котором писал Шпигельберг: Гор и Хатор сидят лицом друг к другу, а посередине и над ними парит крылатый змей. Все три божества держат, "анкх" (символ жизни). Надпись гласит: "Бейт один, Хатор одна, Акори один, едина их сила. Привет тебе, Отец Мира, привет тебе, Бог, единый в трех лицах"13. Бейт — это Гор. Амулет, имеющий треугольную форму, датируется приблизительно первым или вторым столетием нашей эры. Шпигельберг пишет: "Мне кажется, что эта эпиграмма, несмотря на ее греческую форму, дышит египетским духом эллинистической природы и не содержит в себе ничего христианского. Но она рождена духом, который внес свой вклад в развитие догмы Троицы в христианстве"14. Изображения coniunctio в Rosarium, на которых имеются Царь, Царица и голубь Святого Духа, точно соответствуют фигурам на этом амулете15.

ЗОЛОТО И ДУХ

353 Потрясающая аналогия между определенными алхимическими идеями и христианской догмой не только не случайна, но и соответствует традиции. Добрая часть "царского" символизма происходит из этого источника. Если христианская догма отчасти порождена египетско-эллинистическим фольклором, а отчасти — иудаистско-эллинистической философией таких писателей, как Филон, то же самое можно сказать и об алхимии. Ее происхождение определенно не чисто христианское, а, по большей части, языческое или гностическое. Самые старые алхимические трактаты пришли из этой области, в том числе трактат Комария (1-й век?), писания Псевдо-Демокрита (1-й и 2-й века) и Зосимы (3-й век). Один из более поздних трактатов называется "Истинная Книга Софе16 — Египтянина, Божественного Повелителя Иудеев [и] Сил Саваофа"17. Бертло считает, что его автором на самом деле был Зосима, что вполне возможно. В трактате говорится о знании или мудрости, которая исходит от Эонов:
Ничему не подвластен (άβασίλευτος) и независим ее источник; он нематериален (αϋλος) и ему не нужны материальные и полностью подверженные разложению18 тела. Ибо он действует, сам не подвергаясь воздействию (άπαθως). Но когда они просят о даре, в ходе творения символ химического искусства является тем, кто спасает и очищает закованную в элементы божественную душу, то есть божественную Рпеита, смешанную с плотью. Ибо, как солнце является цветением огня, а небесное солнце является правым глазом мира, так и медь, когда процесс очищения заставляет ее цвести, является земным солнцем, земным царем, подобно солнцу в небесах19.
354 Из этого и следующего за ним отрывка ясно, что "символ химического искусства" (τό συμβολον τής ξημείας), царь, есть не что иное, как золото, царь металлов20. Но ясно также и то, что золото появляется на свет только в результате освобождения божественной души или пневмы от оков "плоти". Разумеется, наше рациональное мышление больше бы устроило, если бы в тексте шла речь не о "плоти", а о "руде" или "земле". Хотя темницей божественной психе названы элементы, под ними понимается вся природа, Физис вообще; не только руда и земля, но и вода, воздух и огонь, а кроме них также и "плоть", слово, которое уже в третьем столетии означало не просто "человеческое тело", а "мир" в нравственном смысле, как противоположность духу. Соответственно, не может быть никакого сомнения в том, что "хризопея" (изготовление золота) считалось психической операцией, идущей параллельно физическому процессу и независимо от него. Нравственная и духовная трансформация была не только независима от физического процесса, но даже представлялась ее causa efficiens. Этим объясняется высокопарный язык, который был бы несколько неуместен в обычном химическом рецепте. Психе, заточенная в темницу элементов, и божественный дух, скрытый во плоти, преодолевали свое физическое несовершенство и облачались в самое благородное из тел, царственное золото. Таким образом, "философское" золото — это воплощение психе и пневмы, которые обе имеют одно и то же значение - "дух жизни". Это поистине "aurum non vulgi", так сказать, живое золото, которое во всех отношениях соответствует lapis. Оно также является живым существом с телом, душой и духом, и оно легко персонифицируется божественным существом или сверхличностью типа царя, который в старину считался живым воплощением Бога21. В этой связи Зосима использовал первичный образ божественного Антропоса, который к этому времени обрел решающее значение в философии и религии, причем не только в христианстве, но также и в митраизме. Библия, митраические памятники и писания гностиков свидетельствуют об этом. Более того, Зосима оставил нам пространное объяснение на эту тему22. Мысли этого автора, прямо или косвенно, но оказали решающее влияние на все философское и гностическое направление в алхимии последующих веков. Поскольку я подробно рассматривал эту тему в своей работе "Психология и алхимия", мне нет нужды обращаться к ней в данной книге. Я упомянул о ней только потому, что вышеупомянутый отрывок из Зосимы, насколько мне известно, является самым первым упоминанием царя в алхимии. Будучи египтянином, Зосима должен был быть знаком с мистикой царской власти, которая к этому времени вновь расцвела пышным цветом при власти цезарей, и ему было легко перенести тождественность божественной пневмы и царя в алхимическую практику, которая сама является одновременно и физической, и "пневматической" (духовной); после того, как ему проложили путь более ранние писания Псевдо-Демокрита, с их взглядами на (Θεία φυσις) (божественную природу)23.
355 Определение царя в качестве пневмы несет в себе гораздо больше смысла, чем его толкование, как золота. В Lexicon Руланда Rex определяется следующим образом: "Rex — Царь, Душа, Духовная Вода, которая увлажняет Женщину и возвращена в Источник, из которого она вытекла. Дух есть Вода"24. Здесь Rex по-прежнему является божественной душой, влажным Осирисом25, дающая жизнь, оплодотворяющая пневма, а не исключительно физическое золото. Мистика царя еще более ясно прослеживается у Кунрата: "Когда, наконец" — говорит он, — "придание пепельного цвета, отбелка и придание желтого цвета будут закончены, тогда ты увидишь как Философский Камень, наш Царь и Повелитель Повелителей, сойдет с ложа и трона своей стеклянной гробницы26 на сцену этого мира, в своем величественном теле, обновленный и более чем совершенный, сверкающий, подобно карбункулу, и восклицающий: Смотри, я обновил все вещи"27. В своей истории о том, как был сделан lapis, Кунрат описывает волшебное рождение царя. Руах Элохим (дух Божий) проникает в нижнюю часть и центр (meditullium) девственной massa confusa, и разбрасывает искры и лучи своей плодовитости. "Так форма штампует сама себя {forma informavit) и чистейшая душа убыстряет и оплодотворяет хаос, который был пуст и бес-форменен". То была "mysterium typicum" ("символическая" тайна), воспроизводство "Сохраняющего и Спасающего Микрокосм и Макрокосм. Слово стало плотью... и Бог открыл себя в плоти, дух Божий появился в теле. Это — сын Макрокосма... то — сын Бога, Бого-человек... один — в утробе Макрокосма, другой — в утробе Микрокосма", и в обоих случаях утроба была девственной. "В Книге или Зеркале Природы, Камень Мудрецов, Сохраняющий Макрокосм, является символом распятого Иисуса Христа, Спасителя всей расы людей, то есть Микрокосма"28. "Сын Макрокосма", зачатый божественной пневмой {ка-мутеф египтян), "одного типа и единосущен с Зачинающим". Его душа есть искра мировой души. "Наш камень — тройной и единый, то есть триединый, а именно — земной, небесный и божественный". Это напоминает нам египетскую цепочку: фараон, ка, Бог. Триединый камень состоит из "трех разных и отличных друг от друга субстанций: Соль-Руть-Сера".29

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЦАРЯ

356 Как показывает египетский мистицизм царской власти, царь, как и любой архетип, — это не просто статичный образ; он обозначает динамический процесс, в результате которого человеческий носитель тайны вводится в таинственную драму воплощения Бога. Это происходило в момент рождения фараона, во время его возведения на престол30, во время праздника Хеб-Сед, во время его правления и в момент его смерти. Тексты и картины на стенах имеющейся в храме "родильной палаты" говорят в форме мистического брака Царицы-Матери и Бога-Отца о божественном порождении фараона. Цель праздника Хеб-Сед состояла в том, чтобы связать ка фараона с возделыванием почвы и, возможно, в том, чтобы сохранить или укрепить его силу31. Тождественность его ка Богу-отцу окончательно подтверждалась во время его смерти и провозглашалась на вечные времена. Переход царя из несовершенного состояния в совершенную, цельную и не подверженную разложению сущность сходным образом отражен и в алхимии. Она описывает как его возрождение в форме божественного брака, так и его переход из несовершенного первоначального состояния в совершенную форму в результате нового рождения. Ниже я приведу несколько примеров этой трансформации.
357 Среди древних средневековых трактатов имеется так называемая "Allegoria Merlini"32. Что касается имени Мерлин, то я вынужден оставить открытым вопрос о том, имеется ли здесь в виду волшебник Мерлин33, или это имя является искаженным Меркулин34. В аллегории рассказывается о некоем царе, который готовился к битве. Когда он собирался взобраться на лошадь, он захотел выпить воды. Слуга спросил его, какую воду он хочет, и царь ответил: "Я требую воды, которая ближе всего моему сердцу и которая любит меня превыше всего остального". Когда слуга принес воды, царь выпил ее так много, что "его члены переполнились, вены надулись, а сам он потерял цвет". Воины торопили его взобраться на лошадь, но он сказал, что не может: "Я отяжелел, голова моя болит и у меня такое чувство, будто я разваливаясь на части". Он потребовал, чтобы его поместили в жарко натопленную комнату, чтобы он смог выгнать из себя воду с потом. Но когда, по прошествии некоторого времени, слуги открыли дверь комнаты, он лежал там словно мертвый. Они вызвали египетских и александрийских врачей, которые тут же обвинили друг друга в некомпетентности. Наконец, александрийские врачи уступили врачам египетским, которые рассекли царя на мелкие кусочки, истолкли их в порошок, смешали порошок с "увлажняющими" лекарствами и снова поместили царя в жарко натопленную комнату. По прошествии некоторого времени они извлекли его оттуда снова полуживого. Когда присутствующие увидели это, они принялись причитать, восклицая: "Увы, царь умер". Врачи успокоили их, говоря, что он всего лишь спит. Потом они омывали царя сладкой водой до тех пор, пока из него не вышли все лекарства, и смешали его с новыми субстанциями. Затем они снова поместили его в жарко натопленную комнату. Когда они снова извлекли его, на этот раз он был действительно мертв. Но врачи сказали: "Мы убили его для того, чтобы после своего воскресения в судный день, он мог прийти в этот мир более хорошим и более сильным человеком". Однако родственники царя посчитали их обманщиками, забрали у них лекарства и выгнали их из царства. Теперь они хотели похоронить умершего, но александрийские врачи, которые узнали о происшедшем, отсоветовали им делать это и сказали, что оживят царя. Хотя родственники и отнеслись к этому предложению с большим недоверием, они дали врачам возможность сделать попытку. Александрийские врачи взяли тело, снова истолкли его в порошок, промыли, чтобы в нем не осталось предыдущих лекарств, и высушили. Александрийские врачи взяли одну часть аммиачной соли и две части александрийской селитры, смешали их с превращенным в порошок трупом, с помощью небольшого количества льняного масла превратили его в пасту и поместили его в плавильный тигель, в днище которого были просверлены отверстия; под ним они поставили чистый тигель и продержали тело в тигле в течение часа. Затем они разожгли под ним пламя, тело растаяло и жидкость сбежала в нижний сосуд. Тут царь восстал из мертвых и воскликнул громким голосом: "Где мои враги! Я убью их всех, если они не покорятся мне!" Все цари и князья других стран почитали и боялись его. "И когда они хотели увидеть какое-нибудь из его чудес, они клали унцию хорошо очищенной ртути в плавильный тигель, посыпали ее мелкими, как борные зерна, кусочками ногтей, волос или крови, разжигали огонь, потом давали ртути остынуть и, насколько мне известно, находили камень".
358 Эта притча содержит примитивный мотив убийства или жертвоприношения царя с целью обновления его царственной силы или увеличения плодородия земли. Поначалу, это событие имело форму убийства старого и бессильного царя. В данной повести царь был поражен "водянкой", как в прямом, так и в переносном смысле: он страдал от общего полнокровия и от абсолютного отека, потому что выпил слишком много "особой" воды. Можно было бы подумать, что "вода, наиболее близкая его сердцу, которая любит его превыше всего остального", была eau de vie*, и что он страдал от цирроза печени, если бы извлечение влажной психе из элементов не было навязчивой идеей алхимиков задолго до изобретения дистилляции алкоголя35. Идея состояла в том, чтобы извлечь психе или пневму, или "добродетель" из материи (например, из золота) в форме летучей или жидкой субстанции, и, тем самым, укротить "тело". Эту aqua permanens36 использовали для того, чтобы оживить или реанимировать "мертвое" тело и, как это ни странно, чтобы снова извлечь из него душу37. Старое тело должно умереть; оно либо приносится в жертву, либо просто убивается, точно так же, как старый царь должен умереть, либо принести жертву богам (фараон подавал чашу с вином своему собственному скульптурному изображению). Что-то в этом роде происходило во время праздника Сед. Море полагает, что церемония Сед была чем-то вроде гуманизированного цареубийства38.
359 В жертвоприношениях вода всегда играла роль "оживляющего" принципа. В тексте из Эдфу сказано: "Я приношу тебе сосуды с членами богов [то есть Нил], чтобы ты мог пить из них; Я освежаю свое сердце, чтобы ты мог наслаждаться". Вода Нила была настоящим consolamentum** Египта. В египетской сказке

* Вода жизни (фр.) - Прим. ред.
** Утешение (лат.) — Прим. ред.

говорится, что Анубис обнаружил, что сердце его мертвого брата Баты, которое Бата положил на цветок кедра, превратилось в кедровую шишку. Он положил его в сосуд с холодной водой, сердце пропиталось ею и Бата ожил39. Здесь вода дает жизнь. Но об aqua permanens говорили: "Она и оживляет, и убивает".
360 Царь связан с водой во многих отношениях. В приведенной выше притче о Сере, царь тонет в воде вместе с Дианой40. Божественный брак зачастую заключался в воде. Мотив утопания также принимает форму "внутреннего утопания", а именно, водянки. Нижние конечности матери Алхимии поражены водянкой41. Или король страдает водянкой и скрывается в "брюхе лошади" для того, чтобы избавиться от воды.42 Вода также принимает форму купели, как, например, в "Dicta Alani", в которой "старик" сидит в купеле43. Здесь я бы вспомнил и о купели у Бернарда Тревизана, о которой я говорил выше44. Вода используется для крещения и очищения. Очищение Неемии (4 Царств 5:10) зачастую представляется такой аллегорией45.
361 В нашей притче чудесная вода уже обладает этим разлагающим и растворяющим свойством, которое предвещает расчленение царя46. Растворение первоначального материала играет большую роль в алхимии, как неотъемлемая часть процесса. Здесь я приведу только уникальное толкование solutio, данное Дорном. В своей работе "Speculativa philosophia", он рассматривает семь стадий работы. Первая стадия начинается с "предмета философов", что есть путь к познанию истины.

Но истина есть то, в чем ничто не упущено, к чему ничего нельзя добавить, более того, чему ничего нельзя противопоставить... Стало быть, истина — это великая сила и неприступная крепость..., бессрочная ссуда тем, кому она дана. В этой цитадели хранится истинный и несомненный камень и сокровище философов, которого моли не съесть, ворам не украсть, но которое останется навечно даже, тогда, когда растворятся все остальные вещи, и оно принесет гибель многим, но спасение другим. Эта вещь абсолютно бесполезная для толпы, которая презирает и ненавидит ее больше, чем что бы то ни было, и, все же достойная не ненависти, а любви, и почитаемая философами выше драгоценных камней47.

362 В своей работе "Recapitulation of the First Stage", Дорн говорит:

Это исследования химиков должны высвободить эту нечувственную истину48 из оков чувственных вещей ибо благодаря ей достигается тонкое понимание небесных сил49... Знание — это надежное и несомненное разложение [resolutio] посредством эксперимента всех мнений об истине... Эксперимент — это проявление истины, а разложение — это устранение сомнений. От сомнений нас может освободить только эксперимент, и нет лучше эксперимента, чем тот, что мы проведем сами. Стало быть, давайте подтвердим все, что мы выше сказали об истине, начиная с самих себя. Выше мы сказали, что добродетель заключается в познании самого себя50, и потому с него же начинается для нас и философское знание. Но ни один человек не может познать себя, если он не знает, чем, а не кем он является51, от кого он зависит и чей он (ибо, по закону истины, никто не принадлежит самому себе), и во имя чего он был сотворен. С этого знания начинается добродетель, которая озабочена двумя вещами, а именно, Создателем и созданием, которое сотворено по его образу и подобию. Ибо создание не может познать самого себя, если оно сначала не познает Создателя52... Мастера узнают по его работе, посему нет более лучшего способа познать Создателя53.

363 В другом месте Дорн говорит:

Химическое очищение сравнимо с исследованиями философов, потому что, как философы обретают знание посредством исследований, так и естественные вещи раскладываются [ad solutionem] посредством очищения. Разложение сравнимо с философским знанием, ибо, как в результате разложения тела растворяются [solvuntur], так и посредством знаний сомнения философов устраняются [разлагаются — resolvuntur]54.

В своей работе "Physica Trithemii" он говорит:

Первым шагом в восхождении к высшим вещам является исследование веры, ибо посредством него сердце человека подвергается растворению в воде [ad solutionem in aquam]55.

И наконец, в своей работе "Philosophia chemica" Дорн утверждает:

Растворение есть знание, или алхимическое56 единение мужчины с женщиной, причем последняя получает от него все, что должно быть получено. Это есть начало особого воспроизводства, в результате которого чувственно воспринимается результат нашего алхимического брака, а именно, единение двух семян, образующее эмбрион57.

364 Из этих заявлений ясно следует, что Дорн понимал алхимическое solutio прежде всего как духовный и нравственный феномен, и только потом как феномен физический. Первой частью работы является психическое "растворение" сомнений и конфликтов, достигаемое самопознанием, а оно невозможно без познания Бога. Духовное и нравственное solutio понимается как "алхимический брак", внутреннее, психическое единение, в ходе которого посредством аналогии и магического соответствия враждебные элементы соединяются в один камень. Эгоистичная черствость сердца (причина которой — первородный грех) растворяется вопросом "quid" и духовным пониманием: сердце превращается в воду. Теперь можно начать восхождение на более высокие ступени. Эгоцентризм — это обязательный атрибут сознания и его специфический грех58. Но перед сознанием встает объективный факт существования бессознательного, что зачастую равносильно посланному в наказание потопу. Вода во всех ее формах — море, озеро, река, ручей — это самое распространенное олицетворение бессознательного, как, впрочем, и лунный женский принцип, тесно связанный с водой. Стало быть, растворение сердца в воде соответствовало единению женского и мужского принципов, а оно, в свою очередь, — единению сознания и бессознательного, которое, собственно, и понимается под "алхимическим браком"59. Женским символом является также цитадель или крепость, внутри которой находится сокровище "истины", тоже персонифицируемое Мудростью60. Мудрость соответствует соли, которая связана с луной. Алхимическое единение порождает эмбрион, эквивалентами которого являются гомункулус и lapis. Ну а lapis, конечно, является символом самости.61.
365 Если после этого небольшого экскурса в психологию solutio мы вернемся к "Allegoria Merlini", то нам станут понятны несколько вещей: царь символизирует гипертрофию эго, которая требует удовлетворения. Он находится на грани совершения насильственных действий — верный признак его нравственно ущербного состояния. Его жажда вызвана его безграничными похотью и эгоизмом. Но когда он пьет, вода, то есть бессознательное, подавляет его, и ему требуется медицинская помощь. Далее, две группы врачей способствуют его растворению посредством расчленения и измельчения62. Основой для этого рассказа могло послужить расчленение Осириса и Диониса63. Царь подвергается различным формам растворения: расчленению, растиранию в порошок, растворению в воде64. Перенос царя в жарко натопленную комнату — это прототип "laconicum" (царской бани), часто изображаемой на иллюстрациях более позднего периода; это терапевтический метод, который мы встречаем у американских индейцев в форме "хижины для потения". Комната также обозначает и могилу. Разница между египетскими и александрийскими врачами, похоже, заключается в том, что первые увлажнили труп, а вторые высушили (или забальзамировали, или засолили) его. Стало быть, техническая ошибка египтян заключается в том, что они не в достаточной степени отделили сознание от бессознательного, в то время как александрийцы избежали этой ошибки65. Так или иначе, но они сумели оживить царя и явно добились его омоложения.
366 Если на этот медицинский спорный вопрос мы взглянем с точки зрения алхимической герменевтики, то мы сумеем увидеть более глубокий смысл во многих содержащихся в нем аллюзиях. Например, александрийцы, хотя и использовали в полной мере ти-фонову методику расчленения, отказались от (тифоновой) морской воды и высушили измельченный труп, используя другой компонент aqua pontica, а именно соль в форме sal ammoniac (минеральную или каменную соль, также называемую sal de Arabia) и sal nitri (селитру)66. Здесь, прежде всего, речь идет о консервирующем качестве обеих солей, но также имеется в виду и то, что адепты под "маринованием" понимали "формирующее-просвещающее" проникновение sapientia (vefitas Дорна) в примитивную массу, в результате чего подверженная разложению форма превратилась в неподверженную разложению и в неизменную.
367 Разумеется, в вышеприведенной довольно простой притче сохранился лишь слабый след этих идей. Кроме того, трансформация царя символизирует только примитивное обновление его жизненной силы, ибо первая фраза царя после его воскресения доказывает, что его воинственность нисколько не уменьшилась. Однако в более поздних текстах конечный результат всегда является не просто усилением, омоложением или обновлением героя, а обретением им более высокой природы. Поэтому мы, скорее всего, не ошибемся, если посчитаем эту притчу довольно древней. Одной из причин для такого предположения является конфликт между египетскими и александрийскими врачами, который может восходить к еще до-исламским временам, когда старомодные, магические лекарства египтян все еще вызывали возражения со стороны более прогрессивных, более образованных греческих врачей. Доказательством тому служит грубейшая "техническая" ошибка египтян — загрязнение сознания и бессознательного — которой греки, с их более дифференцированным сознанием, сумели избежать.

4. ОБНОВЛЕНИЕ ЦАРЯ
("Cantilena" Рипли)

368 Следует обязательно обратить внимание, что не приводится какой-либо причины того, почему царя вообще надо обновлять. На примитивном уровне потребность в обновлении сама собой разумеется, поскольку с возрастом царь постепенно утрачивает свою магическую силу. В притчах более позднего периода дела обстоят по-другому. Там проблемой становится изначальное несовершенство царя.
369 Так, уже автор приводящейся ниже притчи, сэр Джордж Рипли (1415-90), .каноник Бридлингтонский, рассматривал со всех сторон проблему "больного царя". Я вынужден обойти вопрос о том, в какой степени эта идея родилась под влиянием легенды о Граале. Вполне допустимо что Рипли, будучи англичанином, мог быть знаком с этой традицией. Помимо довольно сомнительного доказательства в форме "lapis exilis" ("lapsit exil-lis" у Вольфрама фон Эшенбаха) я не смог найти больше никаких заметных следов цикла о Граале в алхимическом символизме, если не склоняться к мысли, что мистический сосуд трансформации, tertium comparationis, — это чаша в Мессе.
370 Вот первые пять строф "Cantilena"67: