Первая пара

противоположностей

Вторая пара

противоположностей

Я позволю себе дать небольшое пояснение, которое поможет понять применение этой символической схемы мировой души, взятой Юнгом из платоновского Тимея, к аналитическому исследованию кульминационного эпизода русской народной сказки. В образе двух старцев символически отраженатождественность (каждый из них ничем не отличается от другого) инеделимость(в сказке они появляются только вдвоем и никогда по отдельности, как, впрочем, и две другие пары появлявшихся ранее "прибогов"). Уже в одном имени бесплотного слуги (Часть целого) скрыта категорияделимого. Что касаетсяиного, которое привносится извне и нарушает существующую гармонию, здесь трудно ошибиться: это может быть только богоданный-Федот, за спиной которого мы всегда чувствуем присутствие его богоданной жены. Именно с ее появлением в жизни главного героя (и соответственно - в мужской психологии) начинают происходить кардинальные перемены.

Следуя юнгианскому толкованию догмата о Символе Веры, можно найти огромное количество возможностей для психологической интерпретации этого сказочного эпизода. Сказка предоставляет нам широкое поле для прочтения символического текста и его переживания на символическом уровне. Далее я поступлю так: вместо подробных и многословных собственных интерпретаций с многочисленными ссылками на юнгианские источники, я приведу несколько цитат из небольшой оригинальной работы Юнга¹⁶, где он делится своими соображениями в отношении Христианского Gredo. Такое продолжение мне кажется наиболее целесообразным, чтобы читатель, с одной стороны, мог самостоятельно поразмышлять над психологическим содержанием самого важного эпизода этой сказки, а с другой - взять эту работу Юнга и прочитать (или перечитать) ее целиком. Я не знаю ни одного другого сказочного или мифологического текста, который мог бы служить лучшей иллюстрацией к данной работе. Нет никакой необходимости повторять в частности то, что уже сказано в общем. Однако постижение и переживание Символа Веры может осуществляться на любом уровне, а анализируемая нами сказка позволяет достичь той глубины символического переживания, на которую мы сегодня готовы. Поверхностное лингвистическое профанирование дает возможность символическому содержанию объективной психики просочиться (а где и продраться) сквозь жесткую логическую сетку сознательных конструктов и рационализации. Это короткое исследование Юнга хорошо помогает отрефлексировать, как именно все происходит.

...нам встречаются здесь три фигуры, находящиеся в очевидном взаимодействии: Отец, Сын, порождаемый через Святого Духа и сам Святой Дух... Святой Дух как Жизнь: логически это понятие никак не выводится из идентичности Отца и Сына; скорее оно представляет психологическую идею, т.е. данность, покоящуюся на некоем первозданном воззрении. Это первозданное воззрение - архетип... Святой Дух равным образом является гипостазированной животворящей силой. Впрочем, эта форма еще отдает конкретикой, пока архетип передается отношением между "Отцом" и "Сыном"... между "Отцом" и "Сыном" встает нечто третье, нечто связующее. Это нечто - не какая-то человеческая фигура, но дух. Так мужское соотношение отца и сына изымается из естественного природного строя, в котором существуют еще матери и дочери, и перемещается в такое пространство, из которого женский элемент полностью исключен... в Христианстве Богородица остается за рамками Троицы. Вспомним резкие слова Иисуса своей матери на свадьбе в Кане Галилейской: "что Мне и Тебе, Жено?" (Ин. 2, 4), или когда та искала двенадцатилетнего Отрока Иисуса в Храме: "зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" (Лк. 2, 49). Наверное, мы не ошибемся, что это особое пространство, в котором перемещено отцовско-сыновнее отношение, есть пространство первобытных мистерий, связанных с инициацией мужчин. Есть племена, в которых женщинам под страхом смерти запрещено наблюдать за подобными мистериями. В ходе инициационных ритуалов молодые люди систематически отчуждаются от своих матерей и претерпевают второе рождение, становясь своего рода духами...

Иное вытекает изЕдиного в результате раскола. Раскол этот обычно неявный... Благость и могущество Отца, очевидно, не могут быть единственным космическим принципом. Следовательно,Единоедолжно быть дополненоИным. В результате мир Отца принципиально меняется, ему на смену приходит мирСына.

Фигура Святого Духа эквивалентно замещает Христа и Соответствует тому, что Сын получил от Отца. Сын исходит от Отца, и для них общей является жизнедеятельность Святого Духа. А, поскольку Святой Дух есть нечто общее Отцу и Сыну, нечто Третье, стоящее между ними, то он знаменует собой устранение сомнительной двойственности в Сыне. НисхождениеЕдиного в человеческое тело само по себе означает, что оно становитсяИным...

...Путем самопознания человек может достичь богопознания... т.е. мыслящий разум ближе всего к Богу. Если он познает свое богоподобие, тем легче ему будет познать и своего Творца. Так начинается познание Троицы. Разум видит, как от него исходит премудрость, и как он ее любит. От него, вкупе с премудростью, исходит теперь любовь, таким образом все три являются в одном: разум, премудрость и любовь. Премудрость идет от разума, от них же двоих исходит любовь. Но Бог - исток всякой прёмудрости, поэтому он соответствует разуму; порождаемая им премудрость - Сыну, любовь - проносящемуся между Сыном и Отцом Духу.

...Когда бессознательная активность передает сознаниюте или иные мысли, особенно суждения и познания, то они часто приписываются одной архетипической женской фигуре: аниме, матери-возлюбленной. Тогда все выглядит так, как если бы вдохновение исходило от матери или возлюбленной, от femme inspiratrice. Вот почему Святой Дух мог бы склоняться к обмену своего среднего рода на женский. Святой Дух и Логос сливаются и растворяются в гностическом понятии Софии...

Будучи жизнью, гипостазированной в процессе рефлексии, Святой Дух, в силу своей особой природы представляется обособленным и даже несоизмеримым Третьим, которое именно своим своеобразием свидетельствует о том, что не является ни компромиссом, ни простой триадической добавкой, а выступает, скорее, логически неожиданным разрешением напряжения между Отцом и Сыном. Тот факт, что именно процесс человеческой рефлексии иррационально создает это соединяющее Третье, связан с характером драмы спасения, в которой Божество спускается в человеческую юдоль, что позволяет человеку достичь божественной сферы.¹⁶

А теперь короткий комментарий события, которое произошло в пещере. Вопреки наставлению лягушки, которая советовала стрельцу наблюдать за старцами и повторять лишь то, что говорят и делают они, он приглашает Шмат-разума "есть-пить вместе, а то одному скучно". Тот с удовольствием соглашается, и оказывается, что за все время его службы такое с ним случилось впервые. Ситуация, когда все мыслимые блага находятся под рукой, но совершенно недоступны тому, кто имеет к ним отношение больше, чем любой другой, нам очень хорошо знакома. Здесь мне видится прямая ассоциативная связь с Королем-Рыбаком, находящимся в замке Грааля. Но Федот совершает те чего не сделал Парсифаль: он приглашает силу "есть-пить вместе, а то одному скучно" (а фактически - вместе с Творцом переживает сотворенное чудо). Тот принимает приглашение, а затем дает свое согласие на то, чтобы служить стрельцу дальше. Так человек делает шаг навстречу Богу, а Бог входит в человеческую жизнь. Так происходит соединение хозяина и слуги, Духа и плоти, Божественного и человеческого. Заметим, что, соглашаясь служить Федоту, Шмат-разум, во-первых, покидает свою горную обитель, а во-вторых, тем самым фактически спасает стрельца от гибели. Вот почему, интерпретируя этот сказочный эпизод, мы вправе говорить о Спасении и явлении Богочеловека в христианском понимании этих феноменов. Именно это, по моему мнению, имел в виду Юнг, говоря о психологическом смысле феномена спасения: Тот факт, что именно процесс человеческой рефлексии иррационально создает это соединяющее Третье, связан с характером драмы спасения, в которой Божество спускается в человеческую юдоль, что позволяет человеку достичь божественной сферы. (Выделено мной - В. М.)

Мне кажется необходимым сказать буквально несколько слов о том, что понимает Юнг под процессом человеческой рефлексии, которую в данном случае следовало бы понимать не как простой мысли тельный акт, но, скорее, как некую установку. Рефлексия есть привилегия человека, возникшая в столкновении между его свободой и законами природы. Как указывает само слово reflexio, т.е. отклонение назад, речь идет о противоречащем ходу природных процессов духовном акте, при котором мы останавливаемся, припоминаем нечто, набрасываем какую-то картину, занимаем какую либо позицию по отношению к увиденному, окончательно разобравшись с ним. Так что рефлексию следует понимать как акт осознанивания.¹⁶

Теперь мне хочется привлечь внимание читателя к тому, как в этой русской народной сказке находит свое отражение полемический вопрос о filioque, то есть о том, исходит ли Святой Дух только от Отца или же также и от Сына. Разное толкование этого христианского догмата является одной из главных тем теологических дискуссий и одной из основных причин теоретических разногласий между Православной и западной церковью. Католическая церковь рассматривает вопрос о filioque с точки зрения, в соответствии с которой Святой Дух исходит одинаково от Отца и Сына. Православная церковь, в том числе и русская, считает, что Он исходит лишь от Отца. Это единственное существенное различие между восточным и западным Кредо. Здесь, скорее всего, речь идет о Символе Веры в его Православной трактовке, ибо Шмат-разум исходит от двух старцев, которые, вне всякого сомнения, с точки зрения аналитической психологии символизируют Бога-Отца. В данном случае я столь категоричен в своих суждениях, так как в классических работах М.-Л. фон Франц, посвященных детальному анализу всевозможных сказочных реалий,^6'7 можно найти убедительные доказательства такой интерпретации. К сожалению, у меня нет возможности в каждом случае приводить все необходимые цитаты, поэтому на этот раз читателю придется поверить мне на слово.

Мы приближаемся к концу сказки и остановимся только на нескольких эпизодах, которые просто жаль оставить без внимания. Первый из них связан с тем, что во время обратного путешествия Федот потерял шапку. Дальше я приведу слова Апостола Павла, которые помогут нам понять скрытый в этом "незначительном" событии символический смысл:

Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову;

Итак муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа. (1-ое Кор. 11; 4,7)

Подробный комментарий мне кажется излишним. Когда Федот уносится "буйным вихрем", с него слетает шапка. На символическом языке нам сообщается о том просветленном состоянии, в котором находится человек в процессе мистического переживания.

Второй эпизод имеет, отношение к "торговой сделке" между стрельцом и заморскими купцами. В буквальном понимании этого события Федот по совету Шмат-разума просто-напросто обманывает купцов. Но какой может быть аналитическая интерпретация этого обмана?

В первую очередь обратим внимание на возрастающую инициативу Шмат-разума. Если в горной пещере он был только пассивным исполнителем желаний своих хозяев, то, находясь у Федота в услужении, он уже сам предлагает свою помощь. А его совет стрельцу относительно обмена - это не просто помощь, а целый хитроумный замысел. Такпроявление постепенно переходит в свойзамысел (или Промысел), и мы начинаем распознавать Логос - другую ипостась Божественной сущности. А это, в свою очередь, говорит о некой трансформации образа Шмат-разума или, иными словами, о психодинамике Самости. Чтобы лучше понять эту не совсем очевидную символическую трансформацию, вспомним мысль фон Франц, что сказочного персонажа следует рассматривать только в совокупности с его окружением.

Обратим внимание на символический смысл заморских диковинок. Каждая из них является средством достижения той или иной цели. В большинстве случаев между человеческой потребностью и ее удовлетворением стоит какая-то идея. Однако возможность реализации этой идеи зависит от ее содержания и часто определяется той внутренней свободой, которую человек начинает ощущать, почувствовав связь со своей Самостью. Обмен идеи на внутреннюю свободу неэквивалентен. Более того, он не реален, а потому лишен всякого смысла. Когда человек находится в плену той или иной идеи, она становится для него сверхценной, и рано или поздно становится очевидно, что речь идет о самообмане. С точки зрения аналитической психологии это означает, что речь идет о подавлении или вытеснении, в зависимости от того, какова степень осознания происходящего. Интересно отметить; что, когда нам неизбежно приходится расставаться с чем-то, представляющим для нас какую-то ценность, мы часто говорим: "Ну, и Бог с ним!" - тем самым отправляем своего Шмат-разума с тремя заморскими купцами, бессознательно полагаясь на то, что он к нам обязательно - вернется И, наконец, отметим, что эти три купца вместе со своими диковинками составляют шестую сказочную триаду.

Мы подошли к финалу. В сражении между королем и вернувшимся из странствия Федотом, правитель погибает, и прежней власти наступает конец. Психологический смысл убийства заключается в полном вытеснении, которое означает, что содержание, которое символизирует убитый, не будет больше проявляться даже через невротические симптомы или каким-то иным образом в сознательной сфере.²²

Итак, теперь наша задача заключается в том, чтобы как можно глубже проникнуть в символическое содержание сказочного финала, когда "стрелец сделался королем, а его жена королевою..." и, надо полагать, с ними остался Шмат-разум. Мы попытаемся это сделать, проследив за трансформацией числового символа по мере развития сказочного сюжета: