Соотношение кода, знака и текста
Распространенное определение знака, как такого предмета, который репрезентирует (представляет, замещает) другой предмет (свойство, отношение), нуждается в уточнении и развертывании. В соответствии с этим толкованием всякий знак, поскольку он репрезентирует определенную идею, или, по словам Ю.М.Лотмана, «выражает другое, более ценное содержание», и в плане выражения, и в плане содержания всегда представляет собой некоторый текст. Иными слова, знак всегда адресован кому-то и предполагает его прочтение и интерпретацию. Действительно, для объяснения сущности непонятного знака или же любого символа требуется довольно распространенный текст. Таким образом, водораздел между знаком и текстом оказывается размытым: где кончается «знак» и начинается «текст»? Ситуация усложняется еще больше, если обратиться к зарубежным структуралистам-филологам. «Текст не ограничивается рамками добропорядочной литературы, не поддается включению в жанровую иерархию, даже в обычную классификацию, - пишет Р. Барт. – Текст уклончив, он работает в сфере означающего. Текст зиждется не на понимании, а на метонимии; в выработке ассоциаций, взаимосцеплений, переносов находит себе выход символическая энергия; без такого выхода человек бы умер…» и т.д. (с.415-417). В итоге текст перерастает в «дискурс» или «диалог» (в смысле М.М. Бахтина) и оказывается обозначением смысловой среды, среды всеобъемлющей культуры, в которой обитает цивилизованный человек, постоянно общающийся с другими людьми и совместно с ними творящий бесконечный глобальный текст. Всякий знак – это свернутый текст, скрытый в его значении, а всякий текст – элемент смыслового диалога, дискурса, постоянно ведущегося в обществе и между обществами, включая прошлые поколения. Таким образом, вырисовывается семиотический континуум – последовательность плавно переходящих друг в друга знаков, символов, текстов. Классическим примером континуума является цветовой спектр, где один цвет незаметно переходит в другой и невозможно установить границу между голубым и зеленым, красным и оранжевым цветами. Точно так же не очевидны границы между знаком и текстом, словом и предложением (устойчивые словосочетания, идиомы, поговорки – это слова, фразы или предложения? Лингвистика до сих пор не может дать однозначного ответа на этот вопрос). Спаянность семиотического континуума (смысловая его спрессованность) затрудняет выявление единиц анализа и классифицирования знаков в семиотических системах. Тем не менее, мы не можем отказаться от препарирования семиотического континуума, ибо только таким путем возможно, его познание.
Для начала уточним соотношение между понятиями «знак» и «код», которые довольно часто употребляются как синонимы.
Понятие «код» укоренилось в технике связи (телеграфный код, код Морзе), в вычислительной технике, математике, кибернетике, информатике, даже в генетике (вспомним «генетический код»). Характерно, что во всех случаях не требуется обращение к смыслу кодированных сообщений. Когда кодом называется естественный язык, учитывается внешнее сходство, а смысловая сторона игнорируется. В теории кодирования решаются проблемы оптимизации и помехоустойчивости кодов, а не проблемы их понимания. Можно человекочитаемый текст закодировать телеграфным кодом, и содержание текста при этом не изменится. Аналогично звуковую речь можно закодировать письменами. С известными оговорками перевод Шекспира с английского языка на русский можно трактовать как перекодирование. Во всех этих случаях происходит изменение внешней, материальной формы знака или текста, а внутренняя, смысловая его сторона сохраняется постоянной. Трансформируется «тело» знака, а не его смысл. Таким образом, текст или знак можно рассматривать как последовательность кодов.
Теория кодирования входит в семиотическую проблематику, занимающуюся построением искусственных языков, машинным переводом, шифровкой и дешифровкой текстов. Ее предметом является план выражения знаков, т.е. чувственно-наглядные средства репрезентации представляемого знаком предмета, а не отношение обозначаемое-обозначающее, образующее план содержания знака. Именно такая позиция, как известно, свойственна математической теории информации К.Шеннона, которая, измеряя в битах количество информации, абстрагируется от ее смысла (содержания).
Сказанное позволяет разграничивать коды, знаки, тексты следующим образом: знаки и тексты в качестве духовно-материальных единств имеют две стороны, или два плана: план содержания и план выражения; коды же плана содержания не имеют, они служат «строительным материалом» для плана выражения знаков и текстов. Примером кодов могут служить звуки, буквы, жесты глухонемых, различные тайнописи: например, «пляшущие человечки» из детективной истории Артура Конан Дойля.
Обратимся теперь к разграничению знака и текста. Итак, знак состоит из означающего и означаемого. Означающие образуют план выражения языка, а означаемые – его план содержания. В каждый из этих планов основатель глоссематики, выдающийся датский лингвист Людвиг Ельмслев (1899-1965) ввел разграничение, которое оказалось весьма важным для изучения семиологического (а не только лингвистического) знака. По Ельмслеву, каждый план имеет два уровня (strata): форму и субстанцию. Необходимо обратить внимание на новизну определения этих выражений у Ельмслева, так как за каждым из них стоит богатое лексическое прошлое. Согласно Ельмслеву, форма – это то, что поддается исчерпывающему, простому и непротиворечивому описанию в лингвистике (эпистемологический критерий) без опоры на какие бы то ни было экстралингвистические посылки. Субстанцией является совокупность различных аспектов лингвистических феноменов, которые не могут быть описаны без опоры на экстралингвистические посылки. Поскольку оба уровня выделяются как в плане выражения, так и в плане содержания, в итоге мы получаем четыре уровня:
В плане содержания семиотических сообщений:
- субстанция плана содержания – аморфный, несформулированный замысел, мысленный образ будущего текста, «позитивный» смысл означаемого;
- форма содержания – результат наложения на аморфный замысел структуры и выразительных возможностей данного языка, формирующих мысль в границах лингвистической относительности Сэпира-Уорфа. Это формальная организация отношений между означаемыми, возникающая в результате наличия или отсутствия соответствующих семантических признаков.
В плане выражения обнаруживаются:
- субстанция плана выражения – звуки, изображения, пантомима и другие материальные носители сообщений. Многие семиологические системы имеют субстанцию выражения, сущность которой заключается не в том, чтобы означать. Очень часто такие системы состоят из предметов повседневного обихода, которые общество приспосабливает для целей обозначения: одежда, пища и др.
- форма плана выражения, образуемая парадигматическими и синтаксическими правилами – фонетический состав разговорного языка, алфавиты письменности, выразительные средства живописи, музыки, танца и т.п.
Получается, таким образом, 4 уровня семиотического континуума, из которых четвертый уровень – это коды,а третий – их материальные носители. Второй уровень - поверхностный смысл текста, представляющий собой сумму смыслов знаков, образовавших текст; первый уровень – глубинный смысл, исходный замысел автора, определивший выбор знаков и способов кодирования. Соотношение между глубинным и поверхностным смыслами – это герменевтическая проблема или, с точки зрения современной риторики, проблема изобретения как семиозиса - соотношения живой мысли и слова. Более подробно мы остановимся на этом в разделе о творении языка. Здесь же только отметим, что отчетливо разграничены глубинные смыслы (мораль) и поверхностные смыслы (повествование) в баснях, притчах, поговорках. Любое художественно-литературное произведение обладает идейно-эстетическим замыслом, не сводимым к сумме значений используемых знаков. Литературоведческий анализ как раз занимается выявлением глубинных, а не поверхностных смыслов художественного текста. Итак, вернемся к проблеме разграничения понятий «знак» и «текст».
Знак – кодовое выражение, обладающее только поверхностным смыслом (значением). Например, взятое вне контекста слово с его словарным толкованием является подобным знаком. Текст – есть отдельный знак или, как правило, упорядоченное множество знаков, объединенных единством замысла коммуниканта и в силу этого обладающих глубинным смыслом («личностным смыслом» понимающего). Именно отсутствие глубинного смысла разделяет текст и знак. Символы потому и считаются текстами, что они обладают глубинными, иногда мистическими смыслами. Текстом можно назвать роман, реплику в диалоге, стихотворение, художественное полотно, инженерный проект, архитектурный ансамбль, пантомимический этюд, фортепьянную пьесу, частушку и многое другое. Энциклопедия, собрание сочинений, сборник статей, библиографический указатель есть текст текстов, или супертекст,поскольку в них глубинные смыслы отдельных произведений организованы согласно замыслу их составителей (создателей нового глубинного смысла). Объединив все мыслимые тексты и супертексты, можно прийти к глобальному Тексту – абстракции структурализма.
Итак, диапазон семиотического континуума простирается от бессодержательного кода до глобального Текста.
\\\\\\\
Приведенное в разделе 4.1. стандартное толкование, согласно которому знаком является тот предмет, который репрезентирует (представляет, замещает) другой предмет (свойство, отношение), нуждается в уточнении и развертывании. В соответствии с этим толкованием всякий символ есть знак, поскольку он репрезентирует определенную идею, или, по цитированным словам Ю. М. Лотмана, "выражает другое, более ценное содержание". Вместе с тем Лотман утверждает, что "символ и в плане выражения, и в плане содержания всегда представляет собой некоторый текст". Действительно, для объяснения сущности национального флага или государственного гимна требуется довольно распространенный текст. Тот же Лотман в другой своей работе отождествляет художественное произведение с отдельным знаком, репрезентирующим замысел художника и имеющим целостную структуру. Текст, допустим, "Анны Карениной" превращается в литературоведческий знак, что создает условия для развития семиотического подхода в литературоведению. Таким образом, водораздел между знаком и текстом оказывается размытым, и это обескураживает прямолинейно мыслящего исследователя. Где кончается "знак" и начинается "текст"?
Ситуация усложняется еще больше, если обратиться к зарубежным структуралистам-филологам. 'Текст не ограничивается рамками добропорядочной литературы, не поддается включению в жанровую иерархию, даже в обычную классификацию, — пишет Р. Барт. — Текст уклончив, он работает в сфере означающего. Текст зиждется не на понимании, а на метонимии; в выработке ассоциаций, взаимосцеплений, переносов находит себе выход символическая энергия; без такого выхода человек бы умер..." и т.д. В итоге текст перерастает в "дискурс" или "диалог" (в смысле М.М. Бахтина) и оказывается обозначением смысловой среды, среды всеобъемлющей культуры, в которой обитает цивилизованный человек, постоянно общающийся с другими людьми и совместно с ними творящий бесконечный глобальный текст.
Таким образом, вырисовывается семиотический континуум — последовательность плавно переходящих друг в друга знаков, символов, текстов. Классическим примером континуума является цветовой спектр, где один цвет незаметно переходит в другой и невозможно установить границу между голубым и зеленым, красным и оранжевым цветами. Точно так же не видно границы между знаком и текстом, словом и предложением (яркий пример — явление морфосинтаксиса или инкорпорации — объединение в одном слове именного объекта и глагола, свойственное некоторым языкам американских индейцев). Спаянность семиотического континуума затрудняет его структурный анализ, выявление уровней, классифицирование знаков. Тем не менее, мы не можем отказаться от препарирования семиотического континуума, ибо только таким путем возможно его познание.
Попытаемся для начала уточнить соотношение между понятием "знак" и "код", которое выглядит довольно запутанным. В "Советском энциклопедическом словаре" (М., 1984), где знаком именуется "материальный чувственно воспринимаемый предмет, который выступает как представитель другого предмета", код определяется как "совокупность знаков (символов)". Получается явная нелепость: "код — совокупность представителей разных предметов". В 'Толковом словаре по информатике" (М., 1991) сообщается, что "код - множество слов в некотором алфавите", а знак — "отдельный символ алфавита". Выходит, что буквы "м" и "а" — это знаки , а слово "мама" — это код. Понятие "код" укоренилось в технике связи (телеграфный код, код Морзе), в вычислительной технике, математике, кибернетике, информатике, даже в генетике (вспомним "генетический код"). Характерно, что во всех случаях не требуется обращение к смыслу кодированных сообщений. Когда кодом называется естественный язык, учитывается внешнее сходство, а смысловая сторона игнорируется. В теории кодирования решаются проблемы оптимизации и помехозащищенности кодов, а не проблемы их понимания. Можно человекочитаемый текст закодировать телеграфным кодом, и содержание текста при этом не изменится. Аналогично звуковую речь можно закодировать письменами. С известными оговорками перевод трагедии Шекспира с английского языка на русский можно трактовать как перекодирование. Во всех этих случаях происходит изменение внешней, материальной формы знака или текста, а внутренняя, смысловая его сторона сохраняется постоянной. Трансформируется "тело" знака, а не смысл его. Таким образом, не код — "совокупность знаков", а наоборот — текст или знак — последовательность кодов.
Теория кодирования входит в семиотическую проблематику, занимающуюся построением искусственных языков, машинным переводом, шифровкой и дешифровкой текстов. Ее предметом является план выражения знаков, г. е. чувственно-наглядные средства репрезентации представляемого знаком предмета, а не отношение обозначаемое — обозначающее, образующее план содержания знака. Именно такая позиция, как известно, свойственна математической теории информации К. Шеннона, которая, измеряя в битах количество информации, абстрагируется от ее смысла.
Сказанное позволяет разграничить коды, знаки, тексты следующим образом: знаки и тексты в качестве духовно-материальных единств имеют две стороны, или два плана: план содержания и план выражения; коды же плана содержания не имеют, они служат "строительным материалом" для плана выражения знаков и текстов. Остается однако открытым вопрос о разграничении знаков и текстов. Чтобы найти семиотически приемлемое решение, обратимся к идеям одного из основателей глоссематики, замечательного датского лингвиста Людвига Ельмслева (1899—1965).
Вслед за Л. Ельмслевом будем в плане содержания семиотических сообщений различать:
1) субстанцию плана содержания — аморфный, несформулированный замысел, мысленный образ будущего текста;
2) форму содержания — результат наложения на аморфный замысел структуры и выразительных возможностей данного языка, формирующих мысль в границах лингвистической относительности Сепира — Уорфа.
В плане выражения обнаруживаются:
3) субстанция плана выражения — звуки, изображения, пантомима и другие материальные носители сообщений;
4) форма плана выражения — фонетический состав разговорного языка, алфавит письменности, выразительные средства живописи, музыки, танца и т. п.
Получается таким образом 4 уровня семиотического континуума, из которых четвертый уровень — это коды, а третий — их материальные носители. Второй уровень — поверхностный смысл текста, представляющий собой сумму смыслов знаков, образовавших текст; первый уровень — глубинный смысл, исходный замысел автора, определивший выбор знаков и способов кодирования. Соотношение между глубинным и поверхностным смыслами — это лингвопсихологическая проблема соотношения мысли и слова. Л. С. Выготский писал по этому поводу: "Мысль не есть нечто готовое, подлежащее выражению... Мысль есть внутренний опосредованный процесс. Это путь от смутного желания к опосредованному выражению через значения, вернее, не к выражению, а к совершению мысли в слове". Мысль, таким образом, рождается в результате оперирования субъективными, не доступными другим людям смыслами.
Отчетливо разграничены глубинные смыслы (мораль) и поверхностные смыслы (повествование) в баснях, притчах, поговорках. Любое художественно-литературное произведение обладает идейно-эстетическим замыслом, не сводимым к сумме смыслов используемых знаков. Литературная критика, кстати говоря, как раз занимается выявлением глубинных, а не поверхностных смыслов.
Теперь можно, наконец, предложить критерий разграничения понятий "текст" и "знак". Знак — кодовое выражение, обладающее только поверхностным смыслом (значением). Например, взятое вне контекста слово с его словарным толкованием является подобным знаком. Текст — есть отдельный знак или (как правило) упорядоченное множество знаков, объединенных единством замысла коммуниканта и в силу этого обладающих глубинным смыслом. Именно отсутствие глубинного смысла разделяет текст и знак. Символы потому и считаются текстами, что они обладают глубинными, иногда мистическими смыслами. Текстом можно назвать роман, реплику в диалоге, стихотворение, художественное полотно, инженерный проект, архитектурный ансамбль, пантомимический этюд, фортепьянную пьесу, частушку и многое другое. Энциклопедия, собрание сочинений, сборник статей, библиографический указатель есть текст текстов, или супертекст, поскольку в них глубинные смыслы отдельных произведений организованы согласно замыслу их составителей (создателей нового глубинного смысла). Объединив все мыслимые тексты и супертексты, можно придти к глобальному Тексту — абстракции структурализма. Итак, диапазон семиотического континуума простирается от бессодержательного кода до глобального Текста.