Общая характеристика психики животных

Предысторию человеческого сознания составляет, как мы видели, длительный и сложный процесс разви­тия психики животных.

Если окинуть единым взглядом путь, который про­ходит это развитие, то отчетливо выступают его основ­ные стадии и основные управляющие им закономер­ности.

Развитие психики животных происходит в процессе их биологической эволюции и подчинено общим зако­нам этого процесса. Каждая новая ступень психологи­ческого развития имеет в своей основе переход к новым внешним условиям существования животных и новый шаг в усложнении их физической организации.

Так, приспособление к более сложной, вещного оформ­ленной среде приводит к дифференциации у животных простейшей нервной системы и специальных органов — органов чувствительности. На этой основе и возникает элементарная сенсорная психика — способность отраже­ния отдельных свойств среды.

В дальнейшем, с переходом животных к наземному образу жизни и вызванным этим шагом развитием коры

головного мозга, возникает психическое отражение животными целостных вещей, возникает перцептивная психика.

Наконец, еще большее усложнение условий сущест­вования, приводящее к развитию еще более совершен­ных органов восприятия и действия и еще более совер­шенного мозга, создает у животных возможность чувственного восприятия ими объективных соотношений вещей в виде предметных «ситуаций».

Мы видим, таким образом, что развитие психики определяется необходимостью приспособления живот­ных к среде и что психическое отражение является функцией соответствующих органов, формирующихся у них в ходе этого приспособления. Нужно при этом особенно подчеркнуть, что психическое отражение от­нюдь не представляет собой только «чисто субъектив­ного», побочного явления, не имеющего реального зна­чения в жизни животных, в их борьбе за существова­ние. Напротив, как мы уже говорили, психика возни­кает и развивается у животных именно потому, что иначе они не могли бы ориентироваться в среде.

Итак, развитие жизни приводит к такому изменению физической организации животных, к возникновению у них таких органов — органов чувств, органов действия и нервной системы, функцией которых является отра­жение окружающей их действительности. От чего же зависит характер этой функции? Чем она определяется? Почему в одних условиях эта функция выражается, например, в отражении отдельных свойств, а в других— в отражении целостных вещей?

Мы нашли, что это зависит от объективного строения деятельности животных, практически связывающей жи­вотное с окружающим его миром. Отвечая изменению условий существования, деятельность животных меняет свое строение, свою, так сказать, «анатомию». Это и со­здает необходимость такого изменения органов и их функций, которое приводит к возникновению более вы­сокой формы психического отражения. Коротко мы могли бы выразить это так: каково объективное строение деятельности животного, такова и форма отражения им действительности.

При этом, одна но, развитие психического отражения животными окружающей их внешней среды как бы от-

стает от развития их деятельности. Так, простейшая деятельность, определяемая объективными связями воз­действующих свойств и соотносящая животное со слож­ной вещно оформленной средой, обусловливает разви­тие элементарных ощущений, которые отражают лишь отдельные воздействия. Более сложная деятельность позвоночных, определяемая вещными соотношениями, ситуациями, связана с отражением целостных вещей. Наконец, когда на стадии интеллекта в деятельности животных выделяется «фаза подготовления», объек­тивно определяемая возможностями дальнейшей дея­тельности самого животного, то форма психики харак­теризуется отражением вещных соотношений, вещных ситуаций.

Таким образом, развитие форм психического отра­жения является по отношению к развитию строения деятельности животных как бы сдвинутым на одну сту­пень вниз, так что между ними никогда не бывает пря­мого соответствия.

Точнее говоря, это соответствие может существовать лишь как момент, обозначающий собой переход в раз­витии на следующую, высшую ступень. Уничтожение указанного несоответствия путем возникновения новой формы отражения раскрывает новые возможности дея­тельности, которая приобретает еще более высокое строение, в результате чего вновь возникает несоответ­ствие и противоречие между ними, но теперь уже на новом уровне.

Итак, материальную основу сложного процесса раз­вития психики животных составляет формирование «естественных орудий» их деятельности — их органов и присущих этим органам функций. Эволюция органов и соответствующих им функций мозга, происходящая внутри каждой из стадий развития деятельности и пси­хики животных, постепенно подготавливает возмож­ность перехода к новому, более высокому строению их деятельности в целом; возникающее же при этом пере­ходе изменение общего строения деятельности живот­ных в свою очередь создает необходимость дальнейшей эволюции отдельных органов и функций, которая те­перь идет как бы уже в новом направлении. Это изме­нение как бы самого направления развития отдельных функций при переходе к новому строению деятельности

и новой форме отражения действительности обнаружи­вается очень ясно.

Так, например, та стадии элементарной сенсорной психики функция памяти формируется, с одной сторо­ны, в направлении закрепления связей отдельных воз­действующих свойств, с другой — как функция закреп­ления простейших двигательных связей. Эта же функ­ция мозга на стадии перцептивной психики развивает­ся в форме памяти на вещи, а с другой стороны, в форме развития способности к образованию двигательных навыков. Наконец, на стадии интеллекта ее эво­люция идет еще в одном, новом направлении — в на­правлении развития памяти на сложные соотношения, на ситуации. Подобные же качественные изменения наблюдаются и в развитии других отдельных функций.

Рассматривая развитие психики животных, мы под­черкивали прежде всего те различия, которые сущест­вуют между ее формами. Теперь нам необходимо вы­делить то общее, что характеризует эти различные фор­мы и что делает деятельность животных и их психику качественно отличными от человеческой деятельности и от человеческого сознания.

Первое отличие всякой деятельности животных от деятельности человека состоит в том, что она является деятельностью инстинктивно-биологической²¹. Иначе говоря, деятельность животного может осуществляться лишь по отношению к предмету жизненной, биологиче­ской потребности или по отношению к воздействующим свойствам, вещам и их соотношениям (ситуациям), ко­торые для животного приобретают смысл того, с чем свя­зано удовлетворение определенной биологической по­требности. Поэтому всякое изменение деятельности животного выражает собой изменение фактического воз­действия, побуждающего данную деятельность, а не са­мого жизненного отношения, которое ею осуществляет­ся. Так, например, в обычных опытах с образованием условного рефлекса у животного, конечно, не возни­кает никакого нового отношения; у него не появляется никакой новой потребности, и если оно отвечает теперь на условный сигнал, то лишь в силу того, что теперь

²¹ Здесь и ниже термин «инстинктивный» употребляется нами в самом широком его значении —как непосредственно природный.

этот сигнал действует на него так же, как безусловный раздражитель. Если вообще проанализировать любую из многообразных деятельностей животного, то всегда можно установить определенное (биологическое отноше­ние, которое она осуществляет, и, следовательно, найти лежащую в ее основе биологическую потребность.

Итак, деятельность животных всегда остается в пре­делах их инстинктивных, биологических отношений к природе. Это общий закон деятельности животных.

В связи с этим и возможности психического отраже­ния животными окружающей их действительности так-

же являются принципиально ограниченными. В силу того что животное вступает во взаимодействие с много­образными, воздействующими на него предметами сре­ды, перенося на них свои биологические отношения, они отражаются им лишь теми своими сторонами и свой­ствами, которые связаны с осуществлением этих отно­шений.

Так, если в сознании человека, например, фигура треугольника выступает безотносительно к наличному отношению к ней и характеризуется прежде всего объ­ективно— количеством углов и т. д., то для животного, способного различать формы, эта фигура выделяется лишь в меру биологического смысла, который она име­ет. При этом форма, выделившаяся для животного из ряда других, будет отражаться им неотделимо от соот­ветствующего биологического его отношения. Поэтому если у животного не существует инстинктивного отно­шения к данной вещи или к данному воздействующему свойству и данная вещь не стоит в связи с осуществле­нием этого отношения, то в этом случае и сама вещь как бы не существует для животного. Оно обнаружи­вает в своей деятельности безразличие к данным воз­действиям, которые хотя и могут быть предметом его восприятия, однако никогда при этих условиях не ста­новятся им.

Именно этим объясняется ограниченность восприни­маемого животными мира узкими рамками их инстинк­тивных отношений. Таким образом, в противополож­ность человеку у животных не существует устойчивого объективно-предметного отражения действительности.

Поясним это примером (см. рис. 29). Так, если у рака-отшельника отобрать актинию, которую он обыч­но носит на своей раковине, то при встрече с актинией он водружает ее на раковину (верхняя пара рисунков). Если же он лишился своей раковины, то он восприни­мает актинию как возможную защиту абдоменальной части своего тела, лишенной, как известно, панциря, и пытается влезть в нее (средняя пара рисунков). Нако­нец, если рак голоден, то актиния еще раз меняет для него свой биологический смысл, и он попросту съедает ее (нижние рисунки) ²².

²² Y. Uexkull, G. Kriszat. Streifzug durch die Umwelten von Tieren und Menchen. Berlin, 1934, S. 55.

С другой стороны, если для животного всякий пред­мет окружающей действительности всегда выступает неотделимо от его инстинктивной потребности, то по­нятно, что и само отношение к нему животного никогда не существует для него как таковое, само по себе, в отделенности от предмета. Это также составляет про­тивоположность тому, что характеризует сознание че­ловека. Когда человек вступает в то или иное отношение к вещи, то он отличает, с одной стороны, объектив­ный предмет своего отношения, а с другой — само свое отношение к нему. Такого именно разделения и не существует у животных. «...Животное, — говорит Маркс, — не «относится» ни к чему и вообще не «отно­сится»» ²³.

Наконец, мы должны отметить и еще одну сущест­венную черту психики животных, качественно отли­чающую ее от человеческого сознания. Эта черта со­стоит в том, что отношения животных к себе подобным принципиально таковы же, как и их отношения к дру­гим внешним объектам, т. е. тоже принадлежат исклю­чительно к кругу их инстинктивных биологических от­ношений. Это стоит в связи с тем фактом, что у живот­ных не существует общества. Мы можем наблюдать деятельность нескольких, иногда многих животных вме­сте, то мы никогда не наблюдаем у них деятельности совместной, совместной в том значении этого слова, в каком мы употребляем его, говоря о деятельности лю­дей. Например, специальные наблюдения над муравья­ми, перетаскивающими вместе относительно крупный предмет — какую-нибудь веточку или большое насеко­мое, показывают, что общий конечный путь, который проделывает их ноша, является не результатом совместных организованных действий этих животных, но представляет собой результат механического сложения усилий отдельных муравьев, из которых каждый дей­ствует так, как если бы он нес данный предмет само­стоятельно. Столь же ясно это видно и у наиболее высокоорганизованных животных, а именно у человеко­образных обезьян. Если сразу перед несколькими обезьянами поставить задачу, требующую положить ящик на ящик, для того чтобы влезть на них и этим

²³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 29.

способом достать высоко подвешенный банан, то, как показывает наблюдение, каждое из животных дейст­вует, не считаясь с другими. Поэтому при таком «со­вместном» действии нередко возникает борьба за ящи­ки, столкновения и драки между животными, так что в результате «постройка» так и остается невозведенной, несмотря на то что каждая обезьяна в отдельно­сти умеет, хотя и не очень ловко, нагромождать один ящик на другой и взбираться по ним вверх.

Вопреки этим фактам некоторые авторы считают, что у ряда животных якобы, существует разделение труда. При этом указывают обычно на общеизвестные примеры из жизни пчел, муравьев и других «общест­венных» животных. В действительности, однако, во всех этих случаях никакого настоящего разделения труда, конечно, не существует, как не существует и самого труда — процесса по самой природе своей обществен­ного.

Хотя у некоторых животных отдельные особи и вы­полняют в сообществе разные функции, но в основе этого различия функций лежат непосредственно биоло­гические факторы. Последнее доказывается и строго определенным, фиксированным, характером самих функ­ций (например, «рабочие» пчелы строят соты и прочее, матка откладывает в них яички) и столь же фиксиро­ванным характером их смены (например, последова­тельная смена функций у «рабочих» пчел). Более слож­ный характер имеет разделение функций в сообществах высших животных, например в стаде обезьян, но и в этом случае оно определяется непосредственно биоло­гическими причинами, а отнюдь не теми объективными условиями, которые складываются в развитии самой деятельности данного животного сообщества.

Особенности взаимоотношений животных друг с другом определяют собой и особенности их «речи». Как известно, общение животных выражается нередко в том, что одно животное воздействует на других с помощью звуков голоса. Это и дало основание гово­рить о речи животных. Указывают, например, на сигналы, подаваемые сторожевыми птицами другим пти­цам стаи.

Имеем ли мы, однако, в этом случае процесс, похо­жий на речевое общение человека? Некоторое внеш-

9*

нее сходство между ними, несомненно, существует. Внутренне же эти процессы в корне различны. Человек выражает в своей речи некоторое объективное содер­жание и отвечает на обращенную к нему речь не про-

сто как на звук, устойчиво связанный с определенным явлением, .но именно на отраженную в речи реальность. Совсем другое мы имеем в случае голосового общения животных. Легко показать, что животное, реагирующее на голос другого животного, отвечает не на то, что

объективно отражает данный голосовой сигнал, но от­вечает на самый этот сигнал, который приобрел для него определенный биологический смысл.

Так, например, если поймать цыпленка и насильно удерживать его, то он начинает биться и пищать; его писк привлекает к себе наседку, которая устремляется по направлению к этому звуку и отвечает на него свое­образным квохтанием. Такое голосовое поведение цып­ленка и курицы внешне похоже на речевое общение. Однако на самом деле этот процесс имеет совершенно другую природу. Крик цыпленка является врожденной, инстинктивной (безусловнорефлекторной) реакцией, принадлежащей к числу так называемых выразитель­ных движений, которые не указывают и не означают никакого определенного предмета, действия или явле­ния; они связаны только с известным состоянием животного, вызываемым воздействием внешних или внут­ренних раздражителей. В свою очередь и поведение курицы является простым инстинктивным ответом на крик цыпленка, который действует на нее как таковой— как раздражитель, вызывающий определенную инстинк­тивную реакцию, а не как означающий что-то, т. е. от­ражающий то или иное явление объективной действи­тельности. В этом можно легко убедиться с помощью следующего эксперимента: если привязанного цыплен­ка, который продолжает пищать, мы закроем толстым стеклянным колпаком, заглушающим звуки, то насед­ка, отчетливо видя цыпленка, но уже не слыша более его криков, перестает обнаруживать по отношению к тему какую бы то ни было активность; сам по себе вид бьющегося цыпленка оставляет ее безучастной. Таким образом, курица реагирует не на то, что объективно значит крик цыпленка, в данном случае на опасность, угрожающую цыпленку, но реагирует на звук крика (рис. 30).

Принципиально таким же по своему характеру остается и голосовое поведение даже у наиболее высо­коразвитых животных, например у человекообразных обезьян. Как показывают, например, данные Иеркса и Лернедта, научить человекообразных обезьян -настоя­щей речи невозможно²⁴.

²⁴ R. M. Yerkes, B.M. Learned. Chimpanzee Intelligence and its expression. Baltimore, 1925.

Из того факта, что голосовое поведение животных является инстинктивным, однако, не следует, что оно вовсе не связано с психическим отражением ими внеш­ней объективной действительности. Однако, как мы уже говорили, для животных предметы окружающей их действительности неотделимы от самого отношения их к этим предметам. Поэтому и выразительное поведение животного никогда не относится к самому объективно­му предмету. Это ясно видно из того, что та же самая голосовая реакция животного повторяется им не при одинаковом характере воздействующих предметов, но при одинаковом биологическом смысле данных воздей­ствий для животного, хотя бы воздействующие объек­тивные предметы были при этом совершенно различны. Так, например, у птиц, живущих стаями, существуют специфические крики, предупреждающие стаю об опас­ности. Эти крики воспроизводятся птицей всякий раз, когда она чем-нибудь напугана. При этом, однако, совершенно безразлично, что именно воздействует в данном случае на птицу: один и тот же крик сигнали­зирует и о появлении человека, и о появлении хищного животного, и просто о. каком-нибудь необычном шуме. Следовательно, эти крики связаны с теми или иными явлениями действительности ее по их объективно сход­ным признакам, но лишь по сходству инстинктивного отношения к ним животного. Они относятся не к самим предметам действительности, но связаны с теми субъ­ективными состояниями животного, которые возникают в связи с этими предметами. Иначе говоря, упомянутые нами крики животных лишены устойчивого объектив­ного предметного значения.

Итак, общение животных и по своему содержанию, и по характеру осуществляющих его конкретных про­цессов также полностью остается в пределах их ин­стинктивной деятельности.

Совсем иную форму психики, характеризующуюся совершенно другими чертами, представляет собой пси­хика человека — человеческое сознание.

Переход к человеческому сознанию, в основе кото­рого лежит переход к человеческим формам жизни, к человеческой общественной по своей природе трудовой деятельности, связан не только с изменением принци­пиального строения деятельности и возникновением но-

вой формы отражения действительности; психика чело­века не только освобождается от тех черт, которые общи всем рассмотренным нами стадиям психического развития животных, и не только приобретает качест­венно новые черты. Главное состоит в том, что с пере­ходом к человеку меняются и сами законы, управляю­щие развитием 'психики. Если на всем протяжении животного мира теми общими законами, которым под­чинялись законы развития психики, были законы био­логической эволюции, то с переходом к человеку раз­витие психики начинает подчиняться законам общест­венно-исторического развития.