Случайность и понимание

В этой книге не предполагается развивать теорию разумного поведения. Но так как все же нужно решить вопрос, способны ли шимпанзе вообще к разумному поведению, сначала следует под­вергнуть разбору и обсуждению по крайней мере такие толкова­ния, приняв которые, мы тем самым отняли бы у наших наблюде­ний всякую ценность и значение для данного вопроса.

Приведенное ранее толкование гласит: если животное разре­шает задачу в общей форме «обходного пути», которую оно не унаследовало как прочную реакцию для каждого случая вместе с другими задатками своего рода, само собой разумеется, что оно, приобретает этот новый сложный образ действия. Единственная, возможность возникновения такой реакции заключается в образо­вании ее из отдельных элементов и частей процесса, которые, взятые в отдельности, и без того свойственны животному. Такие «естественные» импульсы имеются во множестве; случай произво­дит известный отбор среди них и объединяет их в общую цепь, которая и представляет наблюдаемый нами в действительности процесс решения. Практический успех или соответствующее ему чувство удовольствия обладают необъяснимой пока способностью влиять в благоприятном смысле на возможность воспроизведения в дальнейших аналогичных случаях тех же самых действий. Таким образом, вместе с разгадкой того, как возникает подобный образ действия, объясняется и возможность его повторения в даль­нейшем.

Как большинство подобных общих теорий, и эта, несомненно, дает нечто для объяснения некоторых случаев в зоопсихологии.

Задача заключается в том, чтобы изложить содержание данной теории в такой форме, которая позволила бы установить с наибольшей ясностью ее отношение к описанным здесь исследованиям интеллекта.

Обозначим отдельные моменты процесса «решения» той или иной задачи, которые животное согласно теории производит «естественным образом» и пользуясь случаем, а, б, ,с, d, е; кроме этих и между ними (а также и без них) проявляются любые дру­гие: F, V, К, /?, D и т. д., не имеющие никакой последовательной связи между собой.

Первый вопрос: выполняется ли а в расчете на то, что b, с, d, е последуют за ним,что все они вместе составляют кривую пове­дения животного, которая соответствует объективной структуре ситуации? Ни в каком случае, потому что, как только возникает а, оно имеет также мало общего с 6, с, d, е, как и с F, V, К и т. д., которые могут также следовать за а в любом порядке; в данном случае последовательность является столь же случайной, как и счастливые номера при игре в рулетку.

То, что имеет силу для а, применимо и ко всем остальным эле­ментам естественного поведения животного: если воспользоваться выражением, которое является более чем простой аналогией, и приводит всю проблему в связь со вторым принципом термодина­мики, можно оказать, что все они совершенно независимы и носят характер «молекулярного беспорядка» в увеличенном порядке. Если мы изменим это хоть на йоту, весь смысл этой теории будет нарушен.

Второй вопрос: в том случае, когда животное уже привыкло выполнять задачу в порядке а, b, с, d, е, то, начав с а, станет ли оно затем производить следующие за ним действия в силу того, что они в данной последовательности как целое соответствуют объективной структуре ситуации? Вне всякого сомнения, нет. Жи­вотное переходит от а к b и т. д. в силу того лишь, что к таким последовательным переходам от а к b, от b к с и т. д. его толкают условия его прежней жизни.

Поэтому единственный способ, которым согласно этой теории реальная ситуация и ее структура влияют на возникновение но­вой формы поведения, есть чисто внешнее совпадение объективных обстоятельств и случайных движений животного; ситуация дей­ствует, грубо говоря, как решето, которое пропускает только не­многое из того, что в него бросают. Если отбросить это действие объективных моментов ситуации, не представляющих особого интереса для нас, то получится следующее: ничто в поведении животного не вытекает здесь из объективного взаимоотношения частей ситуации, структура этой ситуации сама, по себе не в со­стоянии прямо вызывать соответствующий ей образ действия.

Я показал уже в самом начале, как в случае опытов с обход­ным путем процесс, который внешним образом суммируется из слу­чайных составных частей и приводит к успеху, резко отличается для наблюдения от «настоящих решений». Для последних, как правило, в высшей степени характерен направленный, замкнутый в себе процесс, резко отделенный от всего того, что ему предше­ствует, благодаря внезапному возникновению. Вместе с тем этот процесс как целое соответствует структуре ситуации, объективному отношению ее частей.

Мы умеем и у самих себя резко различать между поведением, которое с самого начала возникает из учета свойства ситуации, и другим, лишенным этого признака. Только в первом случае мы говорим о понимании, и только такое поведение животных необхо­димо кажется нам разумным, которое с самого начала в замкнутом гладком течении отвечает строению ситуации и общей струк­туре поля. Поэтому этот признак — возникновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля — должен быть принят как критерий разумного поведения. Этот признак является абсолютно противоположным вышеприведенной теории: если там «естественные части» являются не связанными между собой и со структурой ситуации, то здесь требуется полнейшая связь «кривой решения» в себе и с оптически данной общей ситуацией.

Совершенно нельзя допустить при таком большом числе опи­санных случаев «настоящих» решений, что это единое, адекватное решение как целое может возникнуть совершенно случайно.

Выше я указал, что общие принципы высшей психологии во многом имеют тенденцию скорее скрывать, чем разъяснять нам те вещи, о которых идет речь. Пример: если говорят, что объективно целесообразное употребление палки как орудия для доставания иначе недосягаемых предметов образовалось благодаря игре слу­чая и отбору под влиянием успеха, это звучит очень точно и удовлетворительно, однако отри ближайшем рассмотрении наша удовлетворительность этим общим принципом быстро исчезает, если мы действительно серьезно будем придерживаться условия «ни малейшего следа разума».

Допустим, например, что животное случайно схватило палку в то время, когда по соседству лежал плод, которого нельзя было достать иным способом. Так как для животного не существует никакой внутренней связи между целью и палкой, мы, следова­тельно, и дальше должны приписать исключительно случаю, что оно среди огромного множества других возможностей приближает палку ik цели, ибо мы совершенно не должны непосредственно до­пускать, что это движение совершается сразу как целое. Когда конец приблизился к цели, палка, которая для животного не имеет никакого отношения к цели, — ведь животное «ничего не знает» о том, что оно объективно несколько приблизилось к до­стижению цели,—может быть брошена, оттащена назад или про­тянута по всем радиусам шара, центром которого является жи­вотное, и случаю надо немало потрудиться над тем, чтобы из всех возможностей этого рода осуществилась одна, именно чтобы конец палки был поставлен позади цели. Это положение палки, однако, опять-таки ничего не говорит животному, лишенному разума; теперь, как и раньше, могут возникнуть различнейшие «импульсы», и случай должен исчерпать почти все свои возмож­ности, пока животное не сделает случайно именно то движение, ко­торое с помощью палки чуть-чуть приблизит цель. Но животное также совершенно не понимает этого как улучшение ситуации; оно ведь вообще ничего не понимает, и исчерпавший свои силы случай, который мог совершить все то, в чем отказывают самому животному, должен и дальше еще оберечь животное от того, что­бы оно теперь бросило палку, оттащило ее назад и т. п., должен содействовать тому, чтобы животное сохранило верное направление при движении и при дальнейших случайных импульсах.

Естественнонаучные положения, с которыми мы здесь всту­паем в конфликт, суть те же самые, которые привели Больцмана к самой широкой и до сих пор самой значительной формулировке второго принципа термодинамики. Согласно ему, в физике (и тео­ретической химии) считается невозможным, чтобы в области ее явлений из большого числа случайных (независимых друг от дру­га), неупорядоченных и одинаково возможных элементов движения в процессе комбинирования случайно возникло единое, направлен­ное, общее движение. Например, при броуновских молекулярных движениях не может случиться, чтобы отдельная частичка, кото­рая случайно и беспорядочно смещается туда и сюда, внезапно продвинулась бы на 1 дм в прямом направлении; если это произойдет, то это будет несомненно означать наличие «источника ошибки», т. е. вступление влияния, не вытекающего из законов случайности. Нет никакого принципиального различия в том, идет ли дело о броуновских молекулярных движениях или о выдвигае­мых этой теорией случайных импульсах шимпанзе, ибо основные положения второго принципа (по Больцману) отличаются столь общим характером и столь необходимо распространяются за пре­делы термодинамики на всю область случайных явлений, что они могут быть применены и к нашему (воображаемому) материалу, к «импульсам».