Терапевтический процесс

Гантрип (Guntrip, 1969) полагал, что процесс вмешательства проходит в три этапа: раппорт, перенос и рост, или созревание. Предполагается, что на этапе раппорта пациент нуждается в «родительской фигуре как защитнике от выраженной тревоги» (р. 336). Перенос, второй этап, «включает анализ всех способов, посредством которых... [функционирование пациента] нарушается за счет приверженности старым неадекватным взаимоотношениям с реальными родителями и в семейной группе» (там же, р. 336). На третьем этапе

«пациент начинает... ощущать, что в действительности испытывает потребность в неэротической любви со стороны стабильного родителя, через которую ребенок обретает собственную индивидуальность, силу зрелой личности, через которую он становится самостоятельным, не чувствуя себя «отрезанным», а исходные взаимоотношения с родителями развиваются во взрослую дружбу» (Guntrip, 1969, р. 336).

Давайте обсудим эти три этапа, раппорт, перенос и созревание, более подробно.

Раппорт.За единственным исключением роджеровской клиент-центрированной терапии (см. главу 13), теоретики объектных отношений уделяют терапевтическим отношениям гораздо больше внимания, чем представители любого другого подхода из рассмотренных в данной книге. Эта тема отражена в работах Фэйрберна, Винникота и Гантрипа. Техника считается вторичной, сама по себе без взаимоотношений психоаналитик—пациент она не имеет ни малейшего смысла. Взаимоотношения и есть вмешательство. Только через взаимоотношения происходит исцеление.

«Трудности, с которыми сталкивается пациент, отражают влияние неудовлетворительных и не приносящих удовлетворение объектных отношений, пережитых в ранней жизни и проявляющихся в преувеличенном виде во внутренней реальности; в этом случае, если такая точка зрения верна, действительные взаимоотношения между пациентом и психоаналитиком как людьми должны считаться важнейшим терапевтическим фактором. Наличие подобных личных взаимоотношений во внешней реальности не только выполняет функцию средства коррекции искаженных взаимоотношений, превалирующих во внутренней реальности, и влияет на реакцию пациента на внешние объекты, но и дает пациенту возможность, которой он был лишен в детстве, пройти процесс эмоционального развития в условиях реальных взаимоотношений с надежной и благожелательной родительской фигурой» (Fairbairn, 1958, р. 377).

И вновь замещение плохих объектов хорошими возможно только через психоаналитические взаимоотношения.

Гантрип (Guntrip, 1953) в своей интересной статье «Терапевтический фактор в психотерапии» (Therapeutic Factor in Psychotherapy)определяет взаимоотношения — хорошие объектные отношения психоаналитика и пациента — как «терапевтический, или "спасительный" фактор в психотерапии» (р. 125). Терапевтические отношения считаются наиболее действенной средой: «Только то знание, которое приходит в форме живого инсайта, которое ощущается, переживается в среде хороших личных взаимоотношений, имеет терапевтическое значение» (там же, р. 125). Гантрип продолжает: «Важным является тот факт, что... терапевтические изменения возможны лишь при условии и как прямой результат хороших объектных отношений»(р. 125).

Эта точка зрения на взаимоотношения психоаналитик—пациент находит отражение в работах Фэйрберна. «По моему мнению, решающим фактором являются взаимоотношения пациента с психоаналитиком, именно от этих взаимоотношений зависит не только эффективность, но и само существование всех других факторов, о которых упоминал Гайтлсон, [катарсис, инсайт, восстановление инфантильных воспоминаний]» (Fairbairn, 1958, р. 379).

В своей более ранней работе «Наблюдения в защиту теории объектных отношений личности» (Observations in Defence of the Object-Relations Theory of Personality)Фэйрберн отметил:

«Лично я убежден, что взаимоотношения пациента с психоаналитиком опосредуют «целительный», или «спасительный» эффект психотерапии. Если речь идет о длительном психоаналитическом вмешательстве, «целительный», или «спасительный» процесс зависит от развития отношений пациента с аналитиком, через фазу повторения ранних патогенных отношений под влиянием переноса, в новый вид взаимоотношений, которые одновременно приносят удовлетворение и адаптированы к обстоятельствам внешней реальности» (Fairbairn, 1955, р. 156).

Таким образом, для Фэйрберна, как и для Гантрипа, «целительным», «спасительным», или терапевтическим фактором являются собственно взаимоотношения в процессе терапии.

Модель отношений психоаналитик—пациент заимствована из взаимодействия между матерью и ребенком. Это следует из следующей цитаты Винникота (Winnicott, 1965a).

«В своей терапевтической работе мы снова и снова становимся включенными в пациента; мы проходим этап собственной уязвимости (подобно матери) в силу своего участия; мы идентифицируем себя с ребенком, который временно пребывает в состоянии чрезмерной зависимости от нас; мы наблюдаем проявления ложного «Я» ребенка; мы видим зарождение его истинного «Я», истинного «Я» с сильным Эго, потому что нам, подобно матери, удалось поддержать Эго пациента-«ребенка»; если все идет хорошо, мы наблюдаем рождение ребенка, Эго которого способно самостоятельно организовать свою защиту... В результате наших действий рождается «новое» существо, настоящий человек, способный жить независимой жизнью. Как мне кажется, во время терапии мы пытаемся имитировать естественные процессы, характеризующие поведение матери в отношении собственного ребенка. Если я прав, пара мать—ребенок может научить нас основным принципам, на которых следует строить нашу терапевтическую работу» (р. 15).

Концептуализация терапевтических отношений, согласно Гантрипу (Guntrip, 1969), помогает приспособиться как к работе с «тяжело больными», так и с «менее больными» пациентами. В основе модели психотерапевтических отношений типа мать—ребенок лежит следующее соображение: подобно отношениям мать—ребенок, которые меняются в зависимости от потребностей растущего ребенка, претерпевают изменения взаимоотношения психоаналитик—пациент, которые в каждый момент времени отражают меняющиеся потребности и рост пациента.

Некоторые характеристики психоаналитика, благотворно влияющие на терапевтические взаимоотношения, включают сопереживание, готовность прийти на помощь, открытость, гибкость (Gitelson, 1952). Важными представляются также искренность и эмпатия:

«Я... представляю психотерапию как... проявление... искреннего, надежного понимания и уважения, заботливых личных отношений, в который человек с разрушенным истинным «Я»... может, наконец, осознать собственные истинные чувства, начать мыслить спонтанно и ощутить реальность своего существования» (Guntrip, 1973, р. 182).

Другой важной характеристикой взаимоотношений является их непрерывность: психоаналитик должен постоянно находиться с пациентом. «Именно непрерывность отношений с психоаналитиком на эмоциональном уровне позволяет пациенту справиться с материалом, попадающим в сознание»(Guntrip, 1953, р. 124).

Таким образом, вмешательство не ориентировано на технику (хотя технике отводится определенное место). Техника вторична и обретает смысл только в контексте взаимоотношений психоаналитик-пациент. Эта установка четко отражена в статье Гантрипа (Guntrip, 1953), посвященной «терапевтическому фактору»: «Психоаналитик не становится хорошим объектом лишь потому, что хорошо владеет техническими приемами.Техника психоанализа как таковаяне обладает целительным действием» (р. 124). «Техника позволяет выявить проблемы, сделать их доступными для вмешательства. Именно взаимоотношения с психотерапевтом позволяют решить проблему» (р. 127).

Двадцать лет спустя, в своей работе Psychoanalytic Theory, Therapy and the Self, Гантрип (Guntrip, 1973) подчеркнул: «Я не представляю себя психотерапию как технику» (р. 182). «Такие термины как "анализ" и "техника" слишком безличны. Они напоминают мне скорее инженерное дело, чем отношения между людьми» (р. 183). «Невозможно практиковать стереотипную технику: можно только быть реальным человеком для пациента и с пациентом» (р. 185). Фэйрберн (Fairbairn, 1958), подобно Гантрипу, также высказывался против стереотипного проведения психоанализа, попыток заставить пациентов приспосабливаться к "священному" методу, вместо того, чтобы подгонять метод под пациентов.

Взаимоотношения психоаналитика с пациентом описываются в терминах зрелой взрослой родительской любви — агапэ(Fairbairn, 1954; Guntrip, 1953). Это не любовь в эротическом или сексуальном смысле. Это глубокая, устойчивая забота о пациенте — неэротическая родительская любовь, связанная с заботой о личностном росте пациента, его отделении, обретении идентичности и независимости. «Этот род родительской любви... агапэ...это род любви, которую психоаналитик-психотерапевт должен дать пациенту, потому что тот не получил ее в достаточном количестве и в удовлетворительной форме от своих родителей» (Guntrip, 1953, р. 125). Именно агапэ,или неэротическая родительская любовь является «реальным условием для проявления способности ребенка [и пациента] к росту»(р. 119). (Интересный факт: ключевой конструкт терапевтических взаимоотношений по Адлеру (см. главу 3) — социальный интерес — также сравнивали с агапэ; Watts, 1992.)

Перенос.Терапевтическая регрессия и анализ переноса считаются Фэйрберном, Винникотом и Гантрипом критическими факторами в процессе вмешательства. «Анализ переноса — это медленное и болезненное очищение от остатков прошлых переживаний, возникающих в процессе переноса и контрпереноса, чтобы психотерапевт и пациент могли, в конце концов, встретиться "лицом к лицу в психическом смысле", чтобы узнать друг друга как двое людей» (Guntrip, 1969, р. 353). С помощью регрессии, то есть возврата к ранним способам мышления, поведения и отношений с людьми, можно работать с дисфункциональными проявлениями прошлого, чтобы разрешить их через взаимоотношения психоаналитик—пациент. Это так называемый процесс «проработки» переноса.

«Представления Фэйрберна о психотерапии «объектных отношений» состоят в том, что это процесс переноса взаимоотношений как позитивных, так и негативных, которые прорабатываются до тех пор, пока не станут возможными хорошие реалистичные взаимоотношения между психотерапевтом и пациентом» (Guntrip, 1969, р. 331).

В процессе проработки переноса происходит трансформация (если использовать терминологию Юнга). Вместе с тем этот процесс никак нельзя назвать скорым, легким, напротив, как уже говорилось выше, он скорее медленный и болезненный.

По мнению Фэйрберна, большинство действий пациента направлено на вовлечение психоаналитика во внутреннюю, замкнутую систему, изолированную от других людей и внешнего мира. В то же время задача психоаналитика состоит в том, чтобы проложить путь в эту систему и открыть ее внешней реальности.

«Таким образом, в известном смысле психоаналитическое вмешательство заключается в борьбе пациента, который пытается перевести свои взаимоотношения с психоаналитиком в замкнутую систему внутреннего мира посредством переноса, с психоаналитиком, полным решимости пробить брешь в этой замкнутой системе и создать условия, при которых в обстановке терапевтических отношений пациент сможет принять открытую систему внешней реальности» (Fairbairn, 1958, р. 385).

Важным моментом здесь является то, что перенос может состояться только при наличии хороших, заботливых, нестереотипных, гибких (то есть не связанных условностями «оглупляющей» фрейдовской обстановки вмешательства) взаимоотношений «психоаналитик—пациент» (Fairbairn, 1958). Именно эти взаимоотношения в сочетании с переносом делают исцеление возможным. Еще раз напомним слова самого Фэйрберна (Fairbairn, 1955, р. 156):

«Если речь идет о длительном психоаналитическом лечении, «целительный», или «спасительный» процесс зависит от развития отношений пациента с аналитиком, через фазу повторения ранних патогенных отношений под влиянием переноса, в новый вид взаимоотношений, которые одновременно приносят удовлетворение и адаптированы к обстоятельствам внешней реальности.»

Через перенос «плохие» объекты пациента высвобождаются, «прорабатываются» и замещаются «хорошими» объектами. «"Плохие" объекты могут успешно высвобождаться, при условии, однако, что психоаналитик стал для пациента достаточно "хорошим" объектом» (Fairbairn, 1954, р. 70). Итак, чтобы плохое заместилось хорошим, психоаналитику следует, прежде всего, стать для пациента «достаточно хорошим» объектом, чтобы пациент ощущал себя в достаточной безопасности, достаточно «удерживаемым»; только в этом случае возможны высвобождение и замещение. Таким образом, «по сути своей, психотерапия есть заместительная терапия, предоставляющая пациенту то, чего не смогла дать мать в начале его жизни» (Guntrip, 1973, р. 191).

Представления Винникота о переносе сходны с таковыми Фэйрберна и Гантрипа. Через регрессию и перенос, как он считал, «оттаивает» истинное «Я», которое получает возможность расти и развиваться.

Созревание.Вданном случае применимо практически все, что уже говорилось на тему зрелой зависимости — стадии III личностного развития по Фэйрберну. Индивид в результате анализа начинает дифференцироваться, обретает способность вступать «в отношения сотрудничества с дифференцированными объектами» (Fairbairn, 1954, р. 145). В идеале возникает дифференцированное, консолидированное «Я»; параллельно развивается способность к зрелым взаимоотношениям, взрослой любви, агапэ.Индивид обретает чувство целостности и интеграции. На фоне таких изменений меняется и сам характер вмешательства.

«По мере прогресса пациент все ближе подходит к собственно психоанализу, лечение перерастает в нечто большее, чем просто сотрудничество в рамках инфантильной зависимости; когда ребенок-пациент дорастает до уровня родителя-психоаналитика, возникают отношения партнерства двух равноправных взрослых людей. Психоанализ отныне не воспринимается, как психический террор с риском быть разорванным в клочья, а скорее как дружеское участие и проникновение в суть вещей человека, с которым у пациента наладились стабильные реалистичные взаимоотношения» (Guntrip, 1961, р. 413).

Эта метафора ребенка-пациента и родителя-психоаналитика распространяется также на завершение анализа, неизбежное при достижении пациентом достаточной зрелости: пациент, подобно подростку или молодому взрослому, покидающему родительский дом, теперь готов начать самостоятельную жизнь.

«Взаимоотношения между зрелым пациентом и психоаналитиком после завершения вмешательства,... позволяют провести аналогию с ребенком, который вырастает, развивается в самостоятельную личность, уходит из родительского дома, чтобы создать собственную семью и жить своей жизнью; на взрослом уровне сохраняются его любовь к родителям, уважение их опыта и хороших качеств, благодарность за их интерес и доброе расположение» (Guntrip, 1953, р. 131).

Техники

Расспрос.«Цель расспроса — получить определенные сведения, не только для повышения собственной информированности, но и для углубления и расширения представлений пациента о себе» (Horner, 1991, pp. 137-138). Это может быть предложение разъяснить или уточнить сказанное пациентами; привести примеры. Таким образом, расспрос служит для прояснения, конкретизации сообщений пациента.

Наблюдение.«Психотерапевт ведет наблюдение за тем, что, по его мнению, представляет клинический интерес, своевременно и полезно, с учетом способности пациента воспользоваться результатами этих наблюдений» (Horner, 1991, р. 139). Наблюдения психотерапевта могут принимать форму сопоставления различных данных, полученных в процессе лечения, с просьбой к пациенту выявить между ними связь; в других случаях психотерапевт может «вслух поинтересоваться» возможной взаимосвязью сопоставляемых данных (например, «Интересно, нет ли...»). Хорнер (Horner, 1991) приводит следующий пример: «Интересно, нет ли связи между вашим ощущением отвержения и вашей отстраненностью. Складывается впечатление, что они сопутствуют друг другу» (р. 139).

Интерпретация.Опять же интерпретация, как и в фрейдовском, юнгианском или адлерианском психоанализе, играет важную роль в анализе объектных отношений. Вместе с тем как и многое другое в терапии объектных отношений, интерпретация приобретает смысл только в случае заботливых терапевтических взаимоотношений. Например, Гантрип (Guntrip, 1975) как-то сказал о Фэйрберне: «Он не считал психоаналитическую интерпретацию терапевтической по своей природе, но лишь при условии личных взаимоотношений, основанных на искреннем понимании» (р. 145). Сравните со следующей цитатой:

«Практическая значимость для психотерапии... состоит в том, что интерпретация феноменов переноса в условиях аналитической ситуации сама по себе недостаточна для возникновения у пациента удовлетворительных изменений. Чтобы эти изменения произошли, необходимо, чтобы взаимоотношения пациента с психоаналитиком прошли процесс развития, то есть отношения, основанные на переносе, заместились бы реалистичными взаимоотношениями между двумя индивидами во внешнем мире» (Fairbairn, 1958, р. 381).

Взгляды Винникота совпадают. Психоанализ «состоит не в том, чтобы интерпретировать подавленное бессознательное, [а]... в создании профессиональной обстановки для возникновения доверительных отношений» (Winnicott, 1987, pp. 114— 115). Для Винникота, интерпретация не ставится во главу угла; такого рода вмешательство проводится с осторожностью и в малых дозах. «Мои интерпретации экономичны... одной интерпретации за сессию вполне достаточно, если она относится к материалу, явившемуся результатом бессознательного сотрудничества пациента. Иногда я даю одну интерпретацию в два-три приема, предпочитаю избегать длинных предложений» (Winnicott, 1965b, p. 167).

Чем же отличается интерпретация объектных отношений от традиционных психоаналитических интерпретаций? Еще раз напомним слова Игла (Eagle, 1984): «В целом можно ожидать меньшего внимания к сексуальным и агрессивным желаниям и эдиповым комплексам и повышенного внимания к доэдиповым вопросам, взаимоотношениям с интернализованными объектами, а также к чувству отсутствия целостного ощущения своего «Я»» (р. 91).

Хорнер (Horner, 1991) говорит, что в психотерапии объектных отношений «лучшие интерпретации звучат в форме вопроса, что дает пациенту возможность самостоятельно судить об их истинности». Она приводит следующий пример: «Вы рассказывали мне о том, что ваша мать была обольстительной. Интересно, имеет ли это какое-либо отношение к тому, что вы теперь избегаете сексуальных отношений» (р. 140). (Вопросительный формат интерпретаций с использованием фраз типа «Хотелось бы знать...», «Интересно...» соответствует интерпретациям в адлерианской терапии; см. главу 3.)

Анализ сновидений.Анализ и интерпретация сновидений занимают важное место в психотерапии объектных отношений. Как и во фрейдовском психоанализе, сторонники объектных отношений считают сновидение «наиболее легким путем к бессознательному» (Padel, 1978, р. 134). Чем же отличается работа со сновидениями в терапии объектных отношений от классического психоанализа? «Вероятно, теперь мы лучше понимаем сновидения и лучше интерпретируем признаки текущих отношений переноса. Мы менее склонны к поискам желаний, лежащих в основе ассоциаций, и уделяем больше внимания попыткам справиться с плохими или угрожающими объектными отношениями, исправить прежние ошибки» (Padel, 1978, р. 134).

Интеграция.Этот тип вмешательства имеет целью интегрировать, или свести воедино, различные представления, к которым пришел пациент за время терапии; интеграция позволяет пациенту взглянуть на свои проблемы, устремления к росту со стороны, понять, как они соотносятся с его жизненным опытом. Рассмотрим следующий пример.

«Вам пришлось отрицать свою агрессию, чтобы защитить свой образ хорошего человека. Признав наличие у себя агрессивных побуждений, вам бы пришлось расстаться с чувством морального превосходства над своим отцом. В то же время, если бы вы смогли признать свою агрессию, вы бы не оказались в положении беспомощной жертвы, чей гнев принимает форму благородного негодования, но не помогает выйти из пассивного и беспомощного положения. Как только вам удалось признать те свои чувства и побуждения, которые, как вы опасались, делают вас плохим и заслуживающим отцовской суровости, вы стали лучше функционировать и меньше бояться окружающего мира» (Horner, 1991, р. 142).

Конфронтация.Речь идет о привлечении внимания пациента к тому, что он «хочет или не хочет видеть и знать» (Horner, 1991, р. 143). Например, это может быть установление границ отыгрывающего поведения. Можно даже потребовать от пациента тех или иных изменений (например, прекратить употреблять наркотики для достижения целей лечения; Хорнер называет это «героической конфронтацией»).