Престижная экономика и возникновение помогодатного, заёмнодоминантного и доминантного образов эксплуатации.

Развитие престижной экономики на определённом этапе с неизбежностью привело к возникновению первой формы эксплуатации человека человеком — редистрибутивного метода эксплуатации. В дальнейшем начали зарождаться и иные её формы.

Как уже отмечалось, стремление к престижу не имеет предела. Людям, занимавшим ключевые позиции в системе престижно‑экономических отношений, требовалось всё больше и больше продукта как для дароторжеств, так и для даропредставлений. Возможности редистрибутивной формы эксплуатации были в этом отношении довольно ограниченными. Она была только методом, но не способом и даже не образом эксплуатации. Под ней не было достаточно прочной основы в виде оформившейся частной собственности. Эксплуататоры‑редистрибуторы не располагали достаточными средствами для тог, чтобы заставлять эксплуатируемых давать им всё больше и больше продукта.

В результате развитие пошло, с одной стороны, по линии превращения редистрибутивного метода эксплуатации в очень своеобразный образ производства, основанный на столь же своеобразной форме частной собственности, а с другой, по пути возникновения всё новых и новых образов, а затем и способов эксплуатации.

Образ эксплуатации, возникший на основе редистрибутивного метода эксплуатации, будет детально рассмотрен в следующем разделе. Его нельзя понять, не приведя достаточного фактического материала. Другие ранние образы эксплуатации более просты. Их первоначально можно рассмотреть и в чисто теоретическом плане.

Становление распределения по труду необходимо предполагало постепенное утверждение отдельной и обособленной собственности и столь же постепенное превращение связей между членами общины из отношений распределения в отношения обмена. Этот процесс, как мы уже видели, шёл далеко не по прямой линии. Он прежде всего нашёл своё выражение в раздвоении экономики. Принцип эквивалентного возмещения, утвердившийся в сфере престижной экономики в отношениях между членами разных общин, начал постепенно проникать и в отношения между членами общины, вначале в области престижной, а затем и жизнеобеспечивающей экономики.

Ранее уже говорилось, что с переходом к фазе позднепервобытного общества в общине возникло несколько делёжных кругов. Дальнейшее развитие в общем и целом шло по линии сужения делёжных кругов и возрастания их числа. Кроме того, появились люди, исключённые из делёжных кругов. Члены одного делёжного круга были связаны разделоделёжными, дачеделёжными и помогодатными отношениями. Между людьми, принадлежащими к одной общине, но разным делёжным кругам, складывались различного рода отношения обмена.

Как уже отмечалось, делёжные круги в позднепервобытном обществе носили относительный характер. В силу этого между одними и теми же людьми могли одновременно существовать как делёжные и помогодатные отношения, так и отношения обмена. Отношения распределения и обмена могли переплетаться самым причудливым образом.

Вопреки довольно широко распространённому представлению, отношения экономического обмена далеко не сводятся к товарообмену. Последний представляет собой всего лишь один из видов экономического обмена, причём такой, который проникает в общину на довольно позднем этапе развития. Довольно поздно проникает в общину и дарообмен, причём дарами становятся прежде всего престижные ценности. Зато почти с самого начала в позднепервобытной общине возникает и получает развитие такая форма обмена как услугоплатёж.

Что же касается дачеобмена, то он довольно скоро уступает место более широкой форме обмена — обмену помощью или помогообмену. Если дачеобмен происходит всегда, когда одна из сторон что‑то добыла, то помогообмен — только тогда, когда человек, испытывающий нужду в чём‑либо, обращается к другому с просьбой помочь. Если дачеобмен был ограничен охотничьей добычей, то в качестве помощи могло выступить давание не только пищи, но и различного рода вещей, а также помощь трудом была одной из важнейших форм помощи.

С понятием помощи мы уже сталкивались при рассмотрении помогодачи. И при помогодаче, и при помогообмене в равной степени оказывается помощь. Но при этом между помогодачей и помогообменом существует качественное различие. Помогодача, как и дачеделёж, носит круго‑линейный характер, в то время как помогообмен, как скажем и дачеобмен, является линейным и только линейным.

Возникнув на стадии позднепервобытной общины, помогобмен получил широкое распространение в пракрестьянской общине предклассового общества и достиг наивысшего развития в крестьянской общине классового общества. Поэтому лучше всего рассмотреть помогообмен в той его классической форме, которую он принял в крестьянском мире и которая была детально проанализирована в целом ряде работ (420а; 278а; 181). Это даст ключ к пониманию роли помогообмена и в более ранних обществах.

Любой человек мог находиться в отношениях помогообмена не с одним лицом, а с несколькими. Каждый из его партнёров тоже в свою очередь мог состоять в таких отношениях с несколькими людьми, причём лица, с которыми он был связан, совершенно необязательно совпадали с теми, с которыми был связан первый человек. Результатом было существование необычайно сложной системы отношений, в которую были вовлечены если не все жители деревни, то по крайней мере главы всех домохозяйств.

Самым элементарным звеном в системе этих связей было отношение между двумя лицами, которые не обязаны были делиться и выступали по отношению друг к другу как отдельные или обособленные собственники. Человек (А), испытывавший нужду в пище, вещах или дополнительном труде, обращался к другому (Б) за помощью. Последний, если имел возможность, выполнял просьбу. Никакого формально договора при этом не заключалось. Дающий помощь даже устно не ставил никаких условий перед получателем. Не оговаривался срок возврата. И даже более того — возврата вообще не требовалось. Ни вещи, ни труд не считались взятыми взаймы. Получение помощи накладывало на А лишь одно обязательство — отозваться на призыв Б, когда последний в свою очередь будет испытывать нужду в чём‑либо. И вполне понятно, что объём и характер того, что должен был А дать в этом случае, определялся не столько характером и размером помощи, которую он получил ранее от Б, сколько нуждами последнего. Поэтому он мог дать и меньше и больше, чем ранее получил от Б.

В первом случае его обязанность помогать Б сохранялась, во втором аналогичное обязательство по отношению к нему возникало у Б. Но в любом случае отношения между А и Б на этом не прекращались. Обмен помощью между ними продолжался. Он носил не разовый, как, например, при товарообмене, а длящийся, как при дарообмене, характер. Поэтому исследователи, описывающие элементарное отношение помогобмена, квалифицируют его как "парное обменное партнёрство" (278а) или как "парный контакт" (420а).

Важная особенность описываемых связей заключалась в том, что обе стороны находились в равных отношениях друг к другу. Но одна сторона не отдавала, не отплачивала, не возвращала. Каждая давала и только давала, причём одно и то же, а именно — помощь. Ни одна из них не требовала возмещения, возврата данного. Каждая обращалась к другой за одним и тем же, а именно — за помощью.

Б обращался к А вовсе не потому, что желал вернуть то, что ранее ему дал, а потому, что он, как ранее А, испытывал нужду в чём‑либо, нуждался в помощи. То обстоятельство, что он ранее помог А, играла лишь одну роль — гарантировало ему, что его просьба о помощи не будет отвергнута.

Это, конечно, в определённой степени ставило стороны в неравное положение: одна имела право на помощь, другая — была обязана помогать. Но так как отношения имели длящийся характер, то каждая сторона попеременно оказывалась то в одноам положении, то в другом. В результате отношения, будучи ассиметричными, в каждый данный момент в целом имели симметрический характер.

Каждой из сторон было выгодно быть в положении оказывавшей помощь, но ещё не получившей её. Это гарантировало ей получение помощи в случае нужды. С этим связано отрицательное отношение к возврату в точном смысле слова, отркытому простому возмещению, ибо это лишало права на помощь. Человека, который старался по возможности быстрее вернуть, осуждали, ибо видели в этом желание расторгнуть отношения.

То обстоятельство, что данная связь была отношением не дачи и отдачи, а взаимной дачи помощи, исключала возможность прямого расчёта. Однако открытый учёт данного и полученного в помощь вёлся каждой из сторон. Он мог быть как приблизительным так и более точным. Учёт того, что было дано партнёру, и того, что было от него получено, вёлся с целью не допустить чрезмерной диспропорции между тем и другим. При обращении за помощью к партнёру человек исходил не только из собственных нужд. Он принимал также во внимание и существующее соотношение между данным и полученным. Учитывал его и тот, к кому обращались за помощью. Идеалом была эквивалентность между данным и полученным, которая однако реализовывалась лишь в общем и целом и то только на протяжении длительного времени.

Однако, даже приблизительная эквивалентность была возможна только между людьми, хозяйственные возможности которых были примерно одинаковы. В противном случае было неизбежно нарастание диспропорции между данным и полученным, и обмен помощью между данными людьми либо совсем прекращался, либо перерождался в отношения совершенно иного типа.

Беднейшая сторона (А) всегда была обязана помогать, более состоятельная (Б) всегда имела право на помощь со стороны другой. Но само собой разумеется, что А, не имея права на помощь со стороны Б, в то же время всё время нуждалась в помощи от этой стороны, причём в тем большей степени, чем более бедной она являлась. И помощь ей оказывалась, но только в форме помощи‑милости. Сторона А внешне выступала в роли благодетельствуемой, сторона Б — в роли благодетельствующей. В результате взаимная зависимость, которая характерна для помогообмена, заменялась односторонней зависимостью беднейшей стороны от более состоятельной. Это давала последней возможность диктовать свои условия, определять, в частности, форму помощи‑милости, которая оказывалась, как правило, лишь в виде пищи и вещей, но не труда. В ответ же на милость она требовала и получала возможность использовать рабочую силу беднейшей стороны. Это совпадало с желанием последней, ибо она не располагала ничем иным.

Чисто внешне всё обстояло так, как если юы одна из сторон оказывала другой милость, которая лишь частично возмещалась трудом. На деле же имело место прямо противоположное: одна сторона использовала труд другой, лишь частично возмещая его пищей и вещами. Иными словами, имело место безвозмездное присвоение труда, т.е. эксплуатация. Перед нами не метод, а определённый образ эксплуатации, который можно было бы назвать помогодоминатным.

Представители беднейшей стороны работали не только в своём собственном, но и чужом хозяйстве, куда были обязаны являться по первому требованию. Конечно, внешне это требование выступало как просьба о помощи. Поэтому в принципе беднейшая сторона могла и отказаться. Но в таком случае она навсегда бы лишилась милости, без которой уже не могла обходиться. Поэтому представители беднейшей стороны в самую горячую пору вынуждены были работать на полях благодетеля, забыв о своих собственных.

Когда в общине выделялись самостоятельные домохозяйства, между ними в силу самых различных причин должно было возникнуть известное имущественное неравенство. Однако, в крестьянской общине оно не было ни слишком большим, ни постоянным. Возникновение рассмотренных выше отношений не только закрепило, но и углубило независимое от них возникшее неравенство. Эти отношения вели к накоплению богатства на одном полюсе и бедности на другом.

В процессе развития помогодоминатных отношений человек в конце концов мог лишиться собственного хозяйства и целиком перейти в хозяйство своего "благодетеля". Он мог работать на него за одно лишь содержание (пищу, одежду, кров). Такого работника можно назвать приживалом или приживальщиком. Здесь мы сталкиваемся с ещё одной формой эксплуатации — приживальчеством. Но стать приживальщиком мог и любой человек, тем или иным способом лишившийся хозяйства или никогда его не имевшим. Так обстояло дело в крестьянской общине классового общества.

Как мы уже видели, в позднем первобытном обществе с необходимостью зародилось имущественное неравенство, имевшее свою основу прежде всего в престижной экономике, хотя и не только в ней. В таких условиях наряду с помогообменными рано или поздно должны были зародиться помогодоминатные отношения. Последние складывались прежде всего между "богачами" и бедняками. Однако подобный характер могли приобрести также и отношения между "богачами" и рядовыми членами общин. Последние, нуждаясь в престижных ценностях для великодарений и дароплатежей, могли обращаться за ними к "богачам". Не имея возможности ответить им тем же, они вынуждены были возмещать полученные ценности прежде всего трудом.

Помогодоминатно зависимые могли не только работать в хозяйствах "благодетелей", но и оказывать им иные услуги. В частности, в земледельческо‑животноводческих обществах они могли выращивать для своих "благодетелей" животных, которые использовались в качестве престижных ценностей, например, свиней.

И здесь развитие помогодоминатных отношений могло привести к появлению приживальщиков. Очень часто ими становились люди, исключённые из делёжных кругов. В земледельческо‑животноводческих обществах особую ценность представлял женский труд. Именно женщины занимались выкармливанием свиней, которые во многих таких обществах являлись одной из самых важных, если не самой важной престижной ценностью. Потребность в такого рода рабочих руках вполне могла быть удовлетворена путём заключения брака с возможно большим числом женщин. Возникновение престижной экономики способствовало развитию полигинии.

Формально, конечно, все эти женщины были жёнами "богачей". Но по существу, если не все они, то по крайней мере значительная часть их, представляла собой своеобразный вариант приживальщиков. Перед нами, таким образом, не что иное, как своеобразная скрытая форма эксплуатации человека человеком, которую можно назвать бракоприживальчеством. Вполне понятно, что и на данной ступени развития приживальщицами были не все вообще жёны, а только те, чьим трудом создавался избыточный продукт, становившийся в руках мужа прибавочным.

Чем большим количеством жён располагали "богачи", тем соответственно большим было число мужчин, не имеющих возможности вступить в брак. И дело не только в нехватке свободных женщин. Во многих обществах, чтобы вступить в брак, нужно было совершить большие по размерам дароплатежи. Не все мужчины располагали необходимыми средствами. Поэтому некоторая их часть была обречена на вечное холостячество. Но вести хозяйство без жены в этих обществах было не возможно. В результате значительная часть холостяков становилась приживалами.

С переходом к позднепервобытному обществу рано или поздно возникла такая своеобразная форма экономических отношений как заёмные или заёмно‑долговые. Понятие займа необходимо предполагает существование понятия долга и понятия возврата долга. Если существует заимодавец, должен существовать и должник. Но если понятие займа не существует без понятий долга и возврата, то два последних понятия не предполагают с необходимостью бытие понятия займа.

Понятия долга и возврата зародились раньше понятия займа. С первым из них мы сталкиваемся при анализе дарообмена. Человек, получивший дар, находился в своеобразном долгу перед дарителем. Он был обязан раньше или позднее сделать отдар. Здесь действует понятие возмещения, причём более или менее эквивалентного, но нет понятия возврата. Отношения дарообмена, как уже указывалось, долгое время существовали только между членами различных общин.

Если обратиться к отношениям внутри общины, то с переходом к стадии позднепервобытного общества на базе делёжных отношений возникает такая форма циркуляции вещей, как даровозврат. Здесь существует понятие возврата вещи, но нет понятия займа. При подлинных дачевозвратных отношениях, носивших круговой характер, не могло быть и речи о плате за использование вещи. И когда такая плата возникает, то это свидетельствует о качественном изменении природы связей.Они перестают быть круговыми. Внешне эти новые отношения выступают как обычный услугоплатёж. Один человек оказывает другому услугу, давая ему в пользование вещь. З аэту услугу он получает плату.

Однако при обычном услугоплатеже оплачивается труд давателя, который может выступать как в своём природном виде, так и в овеществлённой форме, или вообще какой‑либо форме деятельности, не обязательно находящей материальное воплощение (услуги певца, танцора, шамана и т.п.). Человек получает плату как труженик или вообще деятель. В целом мы здесь имеем дело с распределением по труду.

В рассмотренном же случае человек получает плату в качестве не деятеля, а собственника. Перед нами — распределение не по труду, а по собственности. Иначе говоря, мы здесь сталкиваемся со своеобразной формой присвоения прибавочного труда, своеобразным методом эксплуатации, который можно назвать услугоплатёжным.

Понятие долга в неявной форме присутствует в помогообмене. На получившем помощь лежит обязанность помочь тому, кто её дал. Но понятие возврата здесь отсутствует. Конечно, бывало, что помощь заключалась в предоставлении другому человеку во временное пользование какой‑либо вещи. Эта вещь по миновании нужды возвращалась владельцу. Но этот возврат был явлением чисто физическим, а не экономическим. Возврат взятой в пользование вещи ни в коей мере не был возвратом помощи.

По мере дальнейшего утверждения принципа эквивалентного возмещения на основе отношений помогообмена возникли новые — помогозаёмные (181. С. 59‑62) отношения. Эти отношения, зародившись на стадии позднепервобытного общества, продолжали существовать в предклассовом и классовом обществах. В последнем они достигли наивысшего развития.

Помогозаёмные отношения отличает от помогообменных наличие открытого взаимного расчёта. Если при помогообмене мы имеем дело с взаимной дачей, то здесь с дачей и отдачей. Возврат, возмещение полученного — основной признак этих новых отношений. Все особенности помогозаёмных отношений наиболее рельефно выступают, когда объектами дачи, а тем самым и отдачи являются не труд, а вещи разового пользования.

И здесь, как и при помогообмене, одна сторона даёт другой вещи, в которой последняя испытывает нужду. Но при этом в отличие от помогообмена даваемые вещи выступают в форме не помощи, а займа. Как правило, определяется срок возврата займа, т.е. уплаты долга. При данных отношениях понятие возврата и понятие долга сливаются в одно — возврата долга, равнозначное понятию возврата займа. Но к одному лишь займу и возврату займа данные отношения не сводятся.

Каждый конкретный акт помощи всегда является единством двух неразрывно связанных моментов, первый из которых — давание помощи, а второй — данное в помощь. При анализе помогообмена различие этих моментов не имело смысла, ибо помощью в равной степени являлось как давание, так и данное. Иначе обстоит дело с рассматриваемыми отношениями. То, что давалось, превратилось из помощи в заем. Помощью осталось лишь давание. Человек помог другому, дав ему взаймы вещи, в которых другой испытывал нужду.

И вследствие того, что мы в данном случае имеем дело не только с займом, но и помощью, возврат займа не означает прекращение отношений. Ведь возвращён только заем, но не помощь. На человеке, получившем заем, и после его возврата лежала обязанность помочь бывшему кредитору, а именно дать последнему в свою очередь заем, когда у него возникнет нужда в нём. Этот обмен помощью мог приобрести длящейся характер. Втаком случае каждая из сторон будет попеременно выступать в роли то кредитора, то должника, и отношения в целом приобретут симметрический характер, столь свойственный помогообмену. Однако может восторжествовать принцип отдачи. В таком случае возврат бывшим кредиторам долга своему бывшему должнику будет означать разрыв отношений между ними.

Вполне понятно, что помогозаёмные отношения ещё в большей степени, чем помогообменные, возможны только между людьми, равными по экономическому положению. Обмениваться займами могут только люди, которые в одинаковой степени в них нуждаются и в одинаковой степени способны их давать.

Между людьми с различным имущественным положением помогозаёмные отношения существовать не могут. Между ними возможны лишь заёмно‑долговые отношения, хотя внешне последние могут принять форму помогозаёмных. Для заёмно‑долговых отношений характерно, что одна сторона выступает в них только в роли кредитора, а другая — только в роли должника. Не имея возможности оказать кредитору аналогичную услугу, должник должен ему чем‑то отплатить. Когда должник находится только в экономической зависимости от кредитора, плата приобретает форму уплаты процентов. Перед нами ростовщический метод эксплуатации.

Если зависимость должника от кредитора приобретает и личный характер, мы сталкиваемся с явлением, которое принято именовать кабалой. Когда отношения становятся кабальными, кредитор нередко вынуждает должника работать в своём хозяйстве. Должник, таки образом, трудится не только в своём, но и чужом хозяйстве. Здесь перед нами уже не метод, а определённый образ эксплуатации, который можно назвать заёмнодоминатным. Также как и в случае с помогодоминатными отношениями заёмнодоминатные имели свои следствием рост экономического могущества одной стороны и обеднение другой.

В процессе развития заёмнодоминатных отношений человек мог оказаться полностью втянутым в чужое хозяйство. В случае займа под залог личности с момента заключения договора сам дожник или один из членов его семьи целиком переходил в хозяйство кредитора и начинал работать в нём. В случае неуплаты долга в срок заложник мог быть продан в рабство. Стать зависимым работником в хозяйстве кредитора или быть проданным в рабство мог быть также несостоятельный должник или член его семьи. Работников, которые оказались в составе чужого хозяйства в качестве заложников или несостоятельных должников, можно назвать кабальниками, а саму форму эксплуатации кабальничеством.

Помогозаёмные отношения являются более поздней формой, чем помогообменные, но возникновение первых отнюдь не означает исчезновения последних. Эти две формы могли существовать бок о бок в одном и том же обществе, на протяжении длительного периода времени. Так обстояло дело в классовом обществе.

Помогозаёмные отношения, вероятно, зародились ещё в позднепервобытном обществе. Так как в нём существовало имущественное неравенство, то на определённом этапе в нём возникли и заёмно‑долговые отношения. Они завязались между "богачами" и бедняками, "богачами" и рядовыми членами общества. В последнем случае объектами займов чаще всего являлись престижные ценности, необходимые для великодарений и дароплатежей, особенно брачных. Всё это могло привести и приводило к появлению кабальничества и кабальников.

Число рабочих рук в хозяйстве "богачей" могло быть увеличено не только за счёт жён‑приживальщиц, приживальщиков и кабальников. Существовало ещё несколько способов рекрутирования рабочей силы. Один из них — использование в хозяйстве чужаков, захваченных в плен. Когда рабство получило развитие, рабов стали покупать. Возникла работорговля. Рабами становились и дети рабов.

Люди, лишившиеся хозяйства или не имевшие его, не обязательно должны были трудиться в хозяйстве состоятельного человека лишь за содержание. Они могли работать и за определённую плату. В таком случае перед нами — наёмные работники докапиталистического типа, наймиты. Эту форму эксплуатации можно назвать наймитством.

Конечно, можно было бы рассматривать приживальчество, брако‑приживальчество, кабальничество, рабство и наймитство как разные образы (способы) эксплуатации. Однако в действительности все пять категорий работников, когда они существуют вместе, столь тесно связаны и играют столь одинаковую роль в производстве, что по существу мы имеем дело не с пятью разными образами (спообами) производства, а с одним единым образом (способом) производства, который можно назвать доминатным (от лат. доминус — господин). Таким образом приживальчество, брако‑приживальчество, кабальничество, рабство, наймитство были одновременно и вариантами и составными частями (субобразами, субспособами) одного и того же образа (способа) производства (см. 184. С. 62‑63).

Это отнюдь не означает, что рабство, например, не может стать самостоятельным способом производства. Однако это происходит очень поздно, и рабство как особый способ производства существенно отличается от рабства как варианта и составной части доминатного образа (способа) производства. Качественное различие здесь не меньше, чем между наймитством и капиталистическим наёмным трудом. И это различие выражается в терминологии. В литературе доминатно‑рабовладельческие отношения принято именовать домашним или патриархальным рабством.

Из рассмотренных выше пяти вариантов доминатных социально‑экономических отношений четыре, а именно доминатно‑приживальческие, доминатно‑брако‑приживальческие, доминатно‑кабальные и доминатно‑рабовладельческие отношения появились и существовали уже на стадии раннего предклассового общества. Что же касается доминатно‑наймитских отношений, то хотя на этой ступени и встречались случаи работы одного человека в хозяйстве другого за определённую плату, однако подлинное наймитство на ней не появилось.

Доминантно‑наймитские отношения получили развитие лишь в позднем предклассовом обществе. К этой же стадии относится и появление магнатного образа (способа) производства. Последний существовал в трёх вариантах, которые были одновременно и его составными частями. Этими тремя субобразами (субспособами) являлись магнатно‑рабовладельческий, магнатно‑кабальный и магнатно‑арендный (см. 184. С. 63‑64).

Одним из самых важных является вопрос о том, где проходи грань между позднепервобытным и предклассовым обществом. Как уже отмечалось, первой формой эксплуатации была редистрибутивная. Она была неразрывно связана с имущественным неравенством. Имущественное неравенство породило редистрибутивную форму эксплуатации, а она, возникнув, в свою очередь способствовала его дальнейшему развитию. Имущественное неравенство выразилось в появлении "богатства" и соответственно его распорядителей — "богачей".

Понятие богатства всегда является относительным. Оно имеет смысл только в сопоставлении со своей противоположностью — отсутствием богатства. О богатых можно говорить только в том случае, если им противостоят небогатые. Иначе сами слова "богатство", "богачи" теряют смысл. Богатство, в чём бы оно ни состояло, всегда является достоянием лишь части членов общества. И если оно является основой эксплуатации этой частью общества другой его части, то это даёт право характеризовать его как частную собственность. На стадии позднепервобытного общества богатство отличалось крайним своеобразием. Оно, как уже указывалось, было текучим. В силу этого приходится говорить не только о его владельцах, сколько о его распорядителях. Это текучее богатство и было одновременно частной собственностью и не было ею. Оно представляло собой зарождающуюся, формирующуюся частную собственность.

Бытие этого богатства существенно сказывалось на отношениях распределения и обмена и тем самым оказывало влияние, причём немалое, и на собственно производство. Однако оно ещё не подчинило себе последнее. Возникшая форма эксплуатации не была ни способом, ни даже образом производства. Она представляла собой всего лишь метод эксплуатации. Производство на данном этапе оставалось ещё первобытнообщинным. Никакого другого способа или даже образа производства, кроме первобытнообщинного в его позднепервобытной модификации на этой стадии не существовало. По‑прежнему все члены общества имели равный доступ ко всем необходимым средствам производства.

Поэтому, на наш взгляд, общество, в котором из всех форм эксплуатации существовал лишь один редистрибутивный её метод, нужно рассматривать не как предклассовое, а как всё ещё продолжающее оставаться позднепервобытным. Переход к предклассовому обществу связан, по нашему мнению, лишь с появлением основанных на частной собственности первых образов эксплуатации. Эта, уже более или менее оформившаяся частная собственность совершенно не обязательно должна была быть собственностью на средства производства. Она могла, например, представлять собой монополию части общества на престижные ценности.

В этом разделе уже были рассмотрены такие ранние образы производства и эксплуатации как помогодоминатный, заёмнодоминатный и доминатный, существовавший в пяти вариантах. Был упомянут и особый ранний образ эксплуатации, возникший на основе редистрибутивного метода эксплуатации. Появление хотя бы одного из них означало переход от позднепервобытного общества к предклассовому.

В конце предшествующего раздела указывалось, что рассматриваемая в нём схема эволюции редистрибутивных систем особенно наглядно реализуется в обществах, в которых существовала такая форма дароторжества как потлач. Некоторые из этих обществ из позднепервобытных превратились в предклассовые. Именно они и дают нам богатейший материал, позволяющий составить достаточно яркое представление о ранних образах эксплуатации, являющихся одновременно и образами производства.

4. Индейцы Северо‑Западного побережья Северной Америки: потлачи, знать, простолюдины, рабы

Классическим образцом потлача считается тот, который существовал у индейцев Северо‑Западного побережья Северной Америки: тлинкитов, хайда, цимшиан, квакиютлей, нутка, белла‑кула, береговых селишей. Основным их занятием было рыболовство. Существовали у них также охота и собирательство.

Об этих народах написано огромное количество работ. Прекрасные сводки материалов об их хозяйстве и общественной структуре существуют и на русском языке. Их автор — известный советский этнограф Ю.П. Аверкиева (1, 2). Но хотя литература об индейцах Северо‑Западного побережья обширна, наши знания о них не лишены изъянов.

Чтобы стало ясным, что мы имеем в виду, приведём несколько примеров. Существует фундаментальный труд об одной из групп тлинкитов — якутатах, принадлежащий перу Ф. де Лагуны (560). Исследовательница проводила полевую работу в 1949, 1952, 1953 и 1954 годах, когда от традиционной культуры якутатов почти ничего не сохранилось. Опираясь на данные информаторов, она реконструировала их прошлый общественный строй. Вполне понятно, что эта реконструкция не шла дальше начала XX в. Например, большинство потлачей, о которых рассказывали ей информаторы, относятся к 1905‑1916 годам, а контакты якутатов с европейцами начались ещё в 1741 г. Вполне понятно, что автор широко использует описания жизни якутатов, содержащиеся в трудах путешественников, администраторов, миссионеров. И всё‑таки перед нами прежде всего реконструкция.

Работа Г. Барнетта "Береговые селиши Британской Колумбии" (259) основана на полевых исследованиях, которые велись в 1935 г. К этому времени старая культура селишей была практически мертва. Картина, нарисованная автором, полностью представляет собой реконструкцию прошлого состояния.

Казалось бы, лучше обстоит дело с квакиготлями, которых Ф. Боас специально исследовал, начиная с 80‑х годов XIХ в. (296, 297). Но не нужно забывать, что начало контактов квакиютлей с европейцами относится ещё к ХVIII в. В 1849 г. на земле квакиютлей компанией Гудзонова залива был построен Форт‑Руперт. И связи с европейцами существенно сказались на обществе этих индейцев. Если к началу колонизации численность квакиютлей достигла 17300 человек, то в 1900 г. их было всего лишь 1500 (332. С. 1, 52).

В силу этого существуют такие стороны жизни индейцев Северо‑Западного побережья, о которых далеко не всё известно. Нередко при описании одних и тех же явлений не только разные, но даже одни и те же авторы противоречат друг другу и сами себе. В результате трудно установить истину. Но набросать общую картину общественного строя индейцев этого региона всё же возможно.

У всех у них уже существовало рабство. Тем не менее, у части этих народов сохранялись очень архаичные черты в общественном устройстве. У тлинкитов, хайда, цимшиан существовал материнский род. И в отличие от верховых танана он не просто существовал, но составлял основу первоначальной общины. Здесь мы сталкиваемся со вторым вариантом нормального развития первобытного общества. При нём, как уже указывалось, ядро общины составляли мужчины, принадлежавшие к одному материнскому роду.

Важнейшей ячейкой общества тлинкитов, хайда, цимшиан была группа, состоявшая из мужчин, принадлежавших к одному материнскому роду, их жён и детей. В исходной своей форме эта группа была родовой общиной. На стадии раннепервобытной общины деление родовой общины на две означало одновременно и образование двух вполне самостоятельных родов. Но на каком‑то более позднем этапе эволюции деление общины и деление родов перестало совпадать. Теперь с делением первоначальной общины на две дочерние ядра их продолжали считаться принадлежащими к одному материнскому роду. Вместо распада рода на два самостоятельных мы наблюдаем его подразделение на два подрода. В результате вновь возникшие общины, конечно, в случае, если они стали вполне самостоятельными, заслуживают название не родовых, а подродовых.

Трудно сказать одновременно с подразделением родов на подроды или несколько позднее наметилась тенденция к поселению нескольких подродовых общин разных родов в одной зимней деревне. С чисто формальной точки зрения, когда подродовые общины разных родов поселялись вместе, то они образовывали одну многородовую общину, а сами становились подобщинами.

Однако в реальности всё обстояло сложнее. И после поселения вместе бывшие ранее совершенно самостоятельными подродовые общины продолжали оставаться собственниками земель, угодий. Сохраняли они полную самостоятельность и во многих других отношениях. Поэтому может быть лучше всего было бы говорить о подродовых общинах, объединённых в надобщину.

Эту надобщину многие исследователи именуют племенем. Что касается составляющих её общин, то их называют по‑разному: "локальная группа", "локализованная родственная группа" (372. С. 46‑47, 50). Лучше всего было бы говорить о локально‑родственной группе. Локально‑родственные группы могли существовать как вполне самостоятельно, так и в составе более крупных объединений. Такая группа обычно жила в одном большом доме, в котором каждая элементарная семья имела своё место. Поэтому данные группы нередко называют домовой общиной или даже домохозяйством (1. С.20 ел.; 2. С. 151). При этом невольно возникает параллель с большой семьёй или семейной общиной типа задруги. На деле локально‑родственная группа большой семьёй или семейной общиной не была. Каждая элементарная семья, жившая в общем доме, обладала хозяйственной самостоятельностью. Она имела свои запасы пищи (2. С. 151, 214). Семьи, жившие в одном доме, были неравны в имущественном отношении. В общем жилище обитали богачи, люди со средним достатком и бедняки. Вместе с ними жили и рабы.

У якутатов в общем доме обитало 50‑60 человек, у цимшиан в конце XIX в. — 30‑40 человек, в более отдаленном прошлом до 200 человек (1. С. 97, 103; 560, 1. С. 294). Деревни якутатов до 1880‑1890 годов состояли из 3‑6 домов (560, 1. С. 294).

Таким образом в идеале у тлинкитов, хайда и цимшиа<