Мальтус. «опыт о законе народонаселения»

XIII
О необходимости установить общие принципы в вопросе об улучшении участи бедных

Юм заметил, что в политике, более чем в какой-либо иной науке, внешние признаки являются наиболее обманчивыми. Это в особенности справедливо относительно той части политики, которая занимается улучшением участи низших классов населения.
Нам прожужжали уши пустыми обвинениями против теорий и их авторов. Люди, ратующие против теорий, кичатся своей приверженностью к практике и опыту. Необходимо согласиться, что плохая теория - очень нехорошая вещь и что авторы таких теорий не только не приносят пользы, но нередко даже причиняют обществу вред. Тем не менее крайние защитники практических методов не замечают, что сами попадают в ловушку, от которой стараются предостеречь других и большинство их может быть причислено к авторам самых зловредных теорий. Когда человек передает то, что он имел случай наблюдать, он тем самым увеличивает общую массу сведений и приносит пользу обществу. Но когда он делает общие выводы или строит теорию на основании ограниченного наблюдения над фактами, имевшими место на его ферме или в его мастерской, то он оказывается тем более опасным теоретиком, что опирается на наблюдение, так как в таких случаях часто упускается из виду, что разумная теория должна основываться на общих, а не на частных фактах.
Быть может, мало найдется вопросов, над разрешением которых так много трудились, как над вопросом о средствах для улучшения участи бедных, и наверное не найдется ни/одного, решение которого было бы столь же неудачно. Разногласие между теоретиками, именующими себя практиками, и истинными теоретиками заключается в следующих вопросах: для успешного разрешения нашей задачи должно ли ограничиться мелочным надзором за рабочими домами, наблюдением за приходскими властями, строгим взысканием за их нерадение, увеличением числа раздаваемых порций похлебки и картофеля? Или следует обратиться к общим принципам, которые указали бы нам причины, почему все наши попытки до сих пор оказывались безуспешными, и убедили бы нас, что вся принятая нами система в самом своем основании ложна. Нет другого вопроса, к которому бы также редко прилагались общие принципы, а между тем сомнительно, чтобы нашелся другой, в котором было бы опаснее упустить их из виду.
Мое мнение основывается на том, что нередко частное и непосредственное следствие какой-нибудь благотворительной меры находится в противоречии с общим и постоянным ее действием.
В нескольких отдельных округах сельские работники владеют небольшими участками земли и имеют обыкновение держать коров; замечено было, что во время последних неурожаев некоторые из этих работников обошлись без приходских вспомоществований, а другие получили их в меньшем размере, чем это нужно было ожидать. Согласно установившемуся обыкновению рассматривать такие вопросы с узкой точки зрения, из этого частного факта выведено было общее заключение, что, если поставить всех работников в такие же условия, они будут также благоденствовать и обойдутся без помощи со стороны своих приходов. Но такое заключение неправильно. Выгода, которую доставляют теперь нескольким работникам содержание коров, зависит главным образом именно от того, что этот обычай установился лишь в некоторых округах, а как только он распространился бы повсюду, так тотчас же исчезла бы обусловленная им выгода.
Положим, что фермер или землевладелец имеет на своем участке несколько домов для рабочих. Если это человек добрый, любящий видеть вокруг себя счастливых людей, он отведет для каждого дома клочок земли, достаточный для содержания одной или двух коров, и станет платить своим работникам высокую заработную плату. Вследствие этого его работники будут жить в довольстве и получать возможность воспитывать многочисленные семейства. Но может случиться, что участок этого землевладельца не требует столь значительного количества работников. Если бы этот великодушный человек даже находил удовольствие в том, чтобы щедро вознаграждать своих работников, тем не менее он, вероятно, остерегся бы содержать большее число их, против того, сколько ему необходимо. Поэтому он не построил бы домов для нового поколения рабочих, которые вынуждены были бы оставить ферму и поселиться в другом месте. Пока это будет касаться лишь нескольких семейств, они легко найдут себе работу на стороне, а оставшиеся на ферме работники будут находиться в таком завидном положении, в котором каждый желал бы видеть все население страны. Но слишком очевидно, что положение это не могло бы сохранить своих выгодных сторон, если бы оно стало всеобщим, ибо в таком случае выселившиеся дети этих благоденствующих работников нигде не нашли бы себе приюта. Население, очевидно, возросло бы свыше того количества, которое требуется городами и фабриками, а заработная плата всюду понизилась бы. Необходимо обратить внимание еще на одно обстоятельство, содействующее благосостоянию тех работников, которые теперь содержат коров; это - выгоды, приобретаемые ими продажей остающегося от собственного потребления молока. Ясно, что эти выгоды значительно сократятся, если у всех работников будут свои коровы.
Хотя во время последних неурожаев владельцы коров могли бороться с нуждой при меньшем пособии со стороны своих соседей, так как их средства пропитания не зависели от урожая хлеба, но нет основания думать, что при всеобщем распространении подобной системы неурожай кормовых средств для скота или эпизотия [в настоящее время, если бедный поселянин потеряет корову, ему стараются помочь путем подписки в его пользу, а так как потеря для него весьма чувствительна, то подписка, обыкновенно, сопровождается успехом. Но если обладание коровой станет повсеместным явлением, то такого рода потери будут происходить столь часто, что их уже нельзя будет вознаградить через подписку и многие достаточные семейства будут впадать в бедность. Прим. автора.] не привели бы их в такое же бедственное положение, какое испытали их соседи от неурожая хлеба. Это показывает, с какой осторожностью необходимо относиться к подобного рода внешним условиям и как нужно избегать в подобных вопросах общих заключений из частных наблюдений.
Существует общество, имеющее целью вспомоществование бедным и улучшение их положения. Принятый в основание его деятельности принцип, несомненно, превосходен. Пробуждать стремление к улучшению своего положения (стремление, которое является главным стимулом промышленности) - это бесспорно вернейший путь для улучшения участи низших классов населения. Нельзя не согласиться с Бернардом, доказывающим, что все, что создает и укрепляет среди бедных привычку к трудолюбию, благоразумию, предусмотрительности, добродетели, чистоплотности, полезно как для них самих, так и для всей страны, и, наоборот, все, что ослабляет эти склонности, одинаково вредно как для общества, так и для частного лица.
Бернард вообще, кажется, вполне сознает затруднения, которые общество призвано победить, и, однако же, он, по-видимому, не мог остеречься от общей опасности и сделал общий вывод из частных и недостаточных наблюдений. Я не буду останавливаться на рассмотрении различных проектов, в которых предложены были продажа по дешевым ценам съестных припасов, устройство приходских магазинов, учреждение мастерских. Успех подобных предприятий обусловливается тем, что они являются частными явлениями, круг действий которых ограничивается несколькими семьями или несколькими приходами. Но как только эти предприятия получили бы всеобщее распространение, так тотчас же доставляемые ими выгоды исчезли бы, так как они вызвали бы понижение заработной платы. Я ограничусь одним только замечанием, имеющим более широкое значение. На основании опыта утверждают, что наиболее верное средство улучшить положение бедных - это доставить им помощь на дому и взять от родителей детей, чтобы как можно ранее отдать их в обучение или вообще доставить им какое-нибудь подходящее занятие. Я думаю, что это, действительно, лучшая мера и вернейшее средство оказать помощь, надлежащую и согласную с требованиями обстоятельств. Но нетрудно заметить, что эта мера требует особенного благоразумия, которое не может быть общим правилом и не может служить основанием всякой деятельности. Кроме того, она вызывает то же возражение, какое мы сделали по поводу системы снабжения коровами и постановления 43-го года царствования Елизаветы, предписывающего приходам доставлять занятие детям бедных и заботиться об их нуждах. Отдельный приход, в котором все дети будут взяты от родителей и устроены подходящим для их возраста образом, воспользуется благосостоянием; но если бы подобная мера стала всеобщей и все бедные получили бы право рассчитывать на нее, то вскоре все роды деятельности были бы заняты детьми и осаждались бы вновь пришедшими. Нет надобности указывать неизбежные последствия такого порядка вещей.
Очевидно, что при содействии денег и великодушных усилий со стороны богатых можно достигнуть существенного улучшения положения всех семей прихода, даже отдельного округа. Но стоит вдуматься, чтобы убедиться, что средство это окажется бессильным, когда мы захотим приложить его ко всей стране, если при этом не будет учреждено правильное выселение избытка населения или если не рассчитывать встретить среди бедных особую добродетель, которая обыкновенно уничтожается именно такими пособиями. О технической предприимчивости и ловкости можно сказать почти то же, что и о деньгах. Человек, обладающий этими качествами в большей степени, чем окружающие его люди, обеспечен в средствах существования; но если бы все развили эти качества в такой же степени, как он, то его преимущество утратилось бы, и он уже не был бы предохранен от нужды. Юм впадает в крупную ошибку, утверждая, что "почти все физические и нравственные бедствия человеческой жизни порождаются леностью" и что для облегчения этих бедствий было бы достаточно, если бы все люди были одарены той степенью технического мастерства, которая приобретена некоторыми из них путем упражнения и размышления. [Dialogues on natural religion. XI. P. 212.] Такая высокая степень мастерства и предприимчивости, если бы она была уделом всего человеческого рода, но не была бы соединена с другой добродетелью, о которой Юм и не упоминает, не могла бы освободить общество от гнетущей его бедности и тягостного чувства нужды. В числе всех физических и нравственных бедствий едва ли отыскалось бы хоть одно, которое могло бы быть отстранено тем новым даром, который Юм желал бы присвоить людям.
Я понимаю, что против моих рассуждений можно привести возражение, подкупающее своей кажущейся справедливостью. Мне могут сказать, что подобные рассуждения являются нападком вообще на все виды благотворительности, ибо, по самой сущности вещей, нельзя оказать частного вспомоществования нескольким неимущим, не изменяя в то же время их относительного положения в обществе, т.е. не унижая настолько же других. Мне могут сказать, далее, что наибольшую бедность совершенно естественно можно встретить среди людей, обремененных семейством; а так как мы должны помогать не богатым, а находящимся в нужде людям, то, желая исполнить обязанности милосердия, мы естественно будем помогать людям, обремененным семействами, и тем самым станем поощрять браки и размножение населения.
Я уже имел случай заметить и вынужден вновь повторить, что в такого рода вопросах общие принципы не должны вести за пределы, указываемые благоразумием, хотя эти пределы никогда не следует упускать из виду. Нередко может случиться, что польза, проистекающая от достигнутого нами облегчения положения бедного, превышает то зло, которое может быть вызвано впоследствии нашим поступком. Сюда, очевидно, относится и тот случай, когда бедствия, испытываемые человеком, которому мы оказываем помощь, произошли не вследствие его лености или непредусмотрительности. Вообще существует один только вид благотворительности, относительно которого необходимо сказать, что он до такой степени нарушает общие принципы, что вызываемые им последствия приносят еще больший вред, чем частное зло, устранение которого имелось в виду. Такую искаженную благотворительность, несомненно, представляют вспомоществования, выдаваемые систематически и в определенных размерах, на которые всякий бедный, каково бы ни было его поведение, имеет право рассчитывать.
Я уже имел случай упоминать, что помимо благотворного влияния неожиданного, благоразумного вспомоществования, можно принести значительную помощь введением системы общего образования; я особенно настаиваю на этой мысли и намерен постоянно подтверждать ее, ибо все, что будет сделано в этом направлении, принесет громадную пользу. Образование принадлежит к числу тех благ, которыми может пользоваться каждый, не только не причиняя этим вреда другим, но, наоборот, доставляя им пользу. Я полагаю, что путем образования человек приобретает ту благородную гордость, тот здравый смысл и честный образ мыслей, которые способны удержать его от обременения общества семьей, если нет средств для ее прокормления; поведение такого человека служит примером для всех окружающих и содействует улучшению их положения, насколько это достижимо при посредстве индивидуального воздействия. Противоположное поведение, обусловливаемое дурным воспитанием и невежеством, оказывает обратное действие.
Возвращаясь к рассмотрению различных проектов, предложенных с целью улучшения участи бедных, я не могу представить себе, чтобы можно было этого достигнуть путем заведения для неимущих особых помещений или коттеджей. Во всяком случае желательно, чтобы эти помещения не превышали по своим размерам потребностей одной лишь семьи, а по числу - требующегося в данный момент количества работников. Одно из благодетельных и менее всего вредных препятствий к заключению ранних браков в Англии состоит в затруднениях приобрести себе коттедж, а также в похвальной привычке работников воздерживаться несколько лет от браков и ожидать, пока не освободится такой коттедж, вместо того, чтобы удовлетворяться грязной землянкой, как это делают ирландцы. [Опасения прихода, как бы не увеличилось число его бедных, нередко мешают работникам свободно выбирать себе местожительство. Таким образом, английские законы о бедных различными способами стараются ослабить свое собственное стремление к поощрению размножения населения. Приведенное обстоятельство служит наглядным примером. Несомненно, только такими стеснительными условиями можно объяснить продолжительное существование английского законодательства о бедных и меньшее, чем это можно было ожидать, количество причиняемых им бедствий.]
Против системы наделения бедных коровами в сущности нельзя было бы ничего возразить, если бы она применялась в ограниченных размерах. Но если ею желают заменить налог в пользу бедных, если хотят, чтобы каждый работник пользовался правом на получение такого количества земли и коров, которое соответствовало бы численности его семейства, или если намереваются при помощи этой системы отклонить население от потребления пшеницы и заставить его заменить этот продукт молоком и картофелем, то я нахожу, что эта система противоречит цели, для которой она предназначается. Если бы она имела в виду ограниченную цель - улучшить положение наиболее трудолюбивых и честных работников или удовлетворить такие неотложные требования неимущих, как снабжение детей молоком, то она могла бы оказать несомненную пользу и явиться могущественным средством для поощрения трудолюбия, бережливости и благоразумия. Но для достижения столь благотворной цели подобное вспомоществование должно применяться лишь к определенному числу бедных, избранных из различных приходов, причем самый выбор должен производиться соответственно доброму поведению, а не исключительно во внимание к бедственному положению или большому числу детей. Кроме того, желательно установить правило, по которому бережливый работник, сумевший приобрести корову на собственные средства, пользовался бы преимуществами перед тем, который получил ее безвозмездно от прихода.
Желание обладать участком земли представляется таким побуждением к трудолюбию и бережливости, что мы были бы неправы, если бы не воспользовались им, насколько это возможно. Но не следует при этом забывать, что полезное действие этого побуждения зависит главным образом от усилий, употребленных для приобретения и сохранения подобной собственности. При отсутствии усилий и самое действие уже не столь благотворно. Если бы всякий ленивый, обремененный семьей человек был уверен, что по первому требованию получит корову и участок земли, то я уверен, что к подобной собственности относились бы с крайним пренебрежением.
Утверждают, что сельские работники, имеющие коров, более трудолюбивы и ведут более правильную жизнь, чем те, которые не имеют их. Это весьма вероятно и соответствует справедливым ожиданиям. Но делаемое из этого заключение, что наделение работников коровами является лучшим средством сделать их трудолюбивыми, далеко не обладает той же вероятностью. Большинство работников, владеющих в настоящее время коровами, приобрело их ценой своего трудолюбия. Справедливее поэтому сказать, что трудолюбие доставило им коров, чем утверждать обратное - что коровы развили в них стремление к трудолюбию. Впрочем, делая это замечание, я вовсе не желаю отрицать того обстоятельства, что внезапное наделение земельной собственностью способно иногда пробудить наклонности к трудолюбию.
Благотворные результаты усвоенной некоторыми работниками привычки держать коров в действительности вызваны ограниченным распространением этой привычки. Даже в тех округах, где больше всего таких работников, число их все же незначительно сравнительно с общим населением каждого прихода. Чаще всего это - лучшие работники, имевшие возможность приобрести коров на собственные деньги. К тому же выгоды их положения скорее относительны, чем положительны. Поэтому замеченное среди них трудолюбие и некоторое довольство не даст еще оснований для поспешного вывода, что мы можем внушить такое же трудолюбие и довольство всему населению путем наделения его коровами. Ничто так не способствует распространению заблуждений, как привычка смешивать относительное с безусловным или принимать следствие за причину.
Быть может, мне возразят, что всякая мера, направленная к улучшению положения бедных сельских работников, всякая попытка поставить их в возможность держать коров не замедлит дать им средства для содержания большего числа детей и что, следовательно, эти меры окажут поощрение размножению населения или, иными словами, нарушат тот самый принцип, который мы старались установить.
Но если мне удалось разъяснить моим читателям главную цель этого сочинения, они без труда поймут, что, советуя не рожать большего числа детей, чем какое может быть прокормлено страной, я желаю достигнуть именно того, чтобы все рождающиеся дети были накормлены и воспитаны. По самой сущности вещей невозможно оказать бедным какое бы то ни было вспомоществование, не поставив их тем самым в возможность сохранить лучше своих детей в большее их число довести до зрелого возраста. Но это-то именно и желательно более всего, как для всего общества, так и для отдельных людей. Потеря ребенка вследствие нищеты неизбежно сопровождается глубокими страданиями родителей. Рассматривая же вопрос с точки зрения общественного интереса, необходимо признать, что всякий ребенок, умирающий ранее десятилетнего возраста, причиняет обществу потерю всего потребленного им продовольствия. Поэтому наша главная цель во всяком случае должна заключаться в уменьшении смертности во всех возрастах, а достижение подобной цели невозможно без увеличения населения путем доведения до зрелого возраста тех детей, которые прежде погибали, не достигнув его. С этой целью мы прежде всего должны глубоко запечатлеть в памяти нарождающегося поколения следующее правило: если оно желает воспользоваться теми же удобствами, которыми пользовались его родители, оно обязано отложить время своего вступления в брак до той поры, пока не приобретет возможность содержать семью. Если же нам не удается достигнуть этого, то нужно сознаться, что всякие другие усилия наши в этом направлении будут напрасной потерей времени. Было бы противно законам природы, если бы происходило общее и непрерывное улучшение положения бедных, без того, чтобы предупредительные препятствия для размножения населения не приобрели большей против прежнего силы. До тех пор, пока это препятствие не станет действовать с большей силой, все наши великодушные усилия в пользу бедных не будут в состоянии принести им ничего иного, кроме частного и временного облегчения. Уменьшение смертности в данную минуту будет искуплено возрастанием смертности в будущем; улучшение положения бедных в одном месте будет сопровождаться соответственным ухудшением в другом. Эта важная, но плохо усвоенная истина требует беспрестанного повторения.
Доктор Палей, говоря в своей "Нравственной Философии" о народонаселении и продовольствии, замечает, что самое благоприятное условие для размножения населения страны и в то же время для увеличения его благосостояния состоит в том, "чтобы бережливый и трудолюбивый народ посвящал свою деятельность на удовлетворение требований богатого и пристрастного к роскоши народа". [Некоторые места "Естественной Теологии", изданной позднее тем же автором, указывают на то, что последующие размышления, по-видимому, побудили его изменить свои первоначальные воззрения. В этом сочинении он весьма основательно замечает, что человеческий род всюду размножается до той поры, пока не дойдет до известной степени нужды. Но, приняв такое положение, необходимо заключить, что наибольшим счастьем пользуется та страна, в которой менее всего чувствуется эта нужда. Таким образом, если роскошь, распространяясь и ускоряя действие препятствия, вызывает некоторое уменьшение нужды, то она с этой точки зрения оказывается полезной. Прим. автора.] Такое положение народа, нужно сознаться, не представляет ничего привлекательного. Если существует подобный порядок вещей, то только безусловная необходимость может принудить переносить его. Десять миллионов людей, обреченных на безустанный труд и лишение всего, что переходит предел крайней необходимости, ради доставления миллиону других людей всех излишеств роскоши - какая поистине печальная картина совершенствования, которого может достигнуть человеческое общество! К счастью, такая будущность ему не предназначена. Нет никакой необходимости в том, чтобы богатые предавались чрезмерной роскоши для поддержания фабрик и чтобы бедные лишали себя всяких удобств для поддержания населения. Наиболее полезные во всех отношениях фабрики - это те, которые служат для удовлетворения потребностей всей массы населения. Наоборот, те, которые удовлетворяют потребности богатых, не только имеют меньшее значение вследствие ограниченного спроса их изделий, но представляют еще то неудобство, что часто обусловливают большие бедствия благодаря изменчивости моды, которой они управляются. Умеренная роскошь, равномерно распространенная между всеми классами общества, а не чрезмерная роскошь небольшой группы людей, необходима для счастья и благоденствия народа. То, что доктор Палей принимает за настоящее зло, порождаемое роскошью, за действительную опасность, которой она грозит, то именно я считаю доставляемым роскошью благом и особенными, связанными с ней выгодами. Если согласиться, что во всяком обществе, не находящемся в положении новой колонии, население неизбежно должно сдерживаться каким-нибудь могущественным препятствием; если, с другой стороны, наблюдение нам показало, что стремление к довольству и жизненным удобствам удерживает многих людей от брака из опасения лишиться этих удобств, то необходимо признать, что повсеместное распространение такого стремления к жизненным удобствам является менее всего предосудительным для счастья и добродетели препятствием к заключению браков. Поэтому всеобщее распространение умеренной роскоши весьма желательно как лучшее средство для ограничения бедствий и нищеты, о которых упоминалось ранее.
Вообще замечено, что среднее положение в обществе наиболее благоприятно для развития добродетели, промышленности и всякого рода дарований. Но, очевидно, все люди не могут принадлежать к среднему классу. Высшие и низшие классы неизбежны и притом весьма полезны. Если бы в обществе не было надежды на повышение и опасения понизиться, если бы за трудолюбием не следовало вознаграждение, а за леностью - наказание, то не было бы той деятельности и усердия, которые побуждают каждого человека к улучшению своего положения и которые являются главным двигателем общественного благополучия. Но, рассматривая положение европейских государств, мы найдем в них значительное различие в относительной численности высших, средних и низших классов общества; а если судить по последствиям, вытекающим из этого различия, то мы увидим, что благосостояние их усиливается по мере увеличения численности среднего класса. Если бы низшие классы населения приобрели привычку соразмерять количество труда, предлагаемого ими в то время, когда заработная плата остается неподвижной или даже понижается, не вызывая, как теперь, увеличения нищеты и смертности, то можно было бы надеяться, что в будущем технические усовершенствования, послужившие к сбережению труда и уже сделавшие такие быстрые успехи, могли бы удовлетворить потребностям самого благоденствующего общества, и притом при меньших усилиях личного труда, чем какие необходимы в настоящее время для достижения той же цели; и если работник не будет и тогда вполне освобожден от тяжелого труда, на который он обречен теперь, то, по крайней мере, число людей, обремененных таким трудом, будет меньше. При таком замещении низших классов средними всякий работник имел бы право надеяться на улучшение своего положения собственными силами и прилежанием. Трудолюбие и добродетель чаще получали бы вознаграждение. В громадной общественной лотерее оказалось бы больше выигрышей и меньше пустых билетов. Словом, общая сумма счастья, очевидно, возросла бы.
Однако же для того, чтобы надежды эти не оказались напрасными, чтобы бедствия, обыкновенно сопровождающие неподвижный или уменьшающийся спрос на труд, не разбили наших ожиданий, необходимо, чтобы бедный обладал благоразумием, которое удерживало бы его от вступления в брак до той поры, пока заработная плата вместе с его сбережениями не даст ему возможности содержать жену и шестерых детей, не прибегая для этого к вспомоществованиям. Такое благоразумие оказалось бы во всех отношениях благотворным и самым поразительным образом улучшило бы положение низших классов народа.
Мне могут возразить, что все это благоразумие может оказаться бесполезным, так как вступающий в брак не может предвидеть, сколько у него будет детей и не будет ли их больше шести. Это справедливо и в таком случае, я полагаю, не было бы никакого неудобства в том, чтобы выдавать пособие на каждого ребенка сверх этого числа, но не в виде вознаграждения за многочисленное семейство, а для облегчения бремени, которое он не мог предвидеть при своем вступлении в брак. Следовательно, и размер пособия должен быть таков, чтобы поставить его в одинаковое положение с тем, который имеет шесть человек детей. По поводу указа Людовика XIV, предоставлявшего некоторые преимущества тем, у кого будет десять или двенадцать детей, Монтескье замечает, что подобные постановления бессильны поощрить возрастание населения, Та самая причина, которая заставляет его порицать закон Людовика XIV, побуждает меня утверждать, что его можно было бы принять без всякой опасности. Вероятно, этот закон помог нескольким лицам, заслуживающим поддержки, но и в то же время, несомненно, что он никоим образом не мог поощрить браки.
Если в отдаленном будущем бедные приобретут привычку благоразумно относиться к вопросу о браке, что оказывается единственным средством для общего и непрерывного улучшения их участи, я не думаю, чтобы даже самый ограниченный политик нашел повод бить тревогу о том, что, благодаря высокой заработной плате, наши соперники будут производить товары дешевле нас и могут вытеснить нас с заграничных рынков. Четыре обстоятельства предупредили бы или уравновесили бы такое последствие: 1) более низкая и равномерная цена продовольствия, спрос на которое реже превышал бы предложение; 2) уничтожение налога в пользу бедных освободило бы земледелие от бремени, а заработную плату от бесполезной прибавки; 3) общество сберегло бы громадные суммы, бесполезно расходуемые на детей, умирающих преждевременно смертью от нищеты, и 4) всеобщее распространение привычки к труду и бережливости, в особенности между холостыми людьми, предупредило бы леность, пьянство и расточительность, которые в настоящее время нередко являются последствием высокой заработной платы.