Рассказ Анатолия Николаевича: «Земли минувшая судьба»

По столу в Центральной библиотеке им. Короленко, что на улице Фаворского, разбросаны карточки с видами села Павлово, которые когда-то схематично зарисовал сам Короленко.

- Короленко бывал в Павлове четыре раза[7], – рассказывает мне заведующая отделом обслуживания Алла Олеговна Милицкая. – На Троицкой горе он делал зарисовки, там церковь у нас была Троицкая. Считается, что Павлово стоит на семи холмах: Семёнова гора, Троицкая, Спасская… Валентина Петровна, где мы записывали, какие у нас горы-то?

Искренне удивляюсь тому, что павловчане с ходу могут назвать хотя бы несколько своих гор. Москва также стоит на семи холмах, но попробуй остановить прохожего на улице и спросить их названия! Вспомнятся, разве что, Воробьёвы горы, да редкому гуманитарию на ум придёт Швивая горка. О существовании остальных многие даже и не задумываются.

Рассматривая рисунки Короленко, я слышу голос пожилого мужчины. Это Анатолий Николаевич, его личный фотоархив павловской жизни сейчас размещён на выставке «Земли моей минувшая судьба» на одном из стендов библиотеки. Анатолий Николаевич – невысокий, поджарый, собранный мужчина чуть старше 80-ти лет.

- Здесь лишь часть моих фотографий, а остальные – фотокопии местных произведений, например, нижегородского фотографа Дмитриева[8] знаменитого, а что-то из исторического музея. Это вот, в рынке, значит, церковь Никольская была жива, и там вот – магазин «Касумов» все его звали. Касум хозяин был, это армянин какой-то там. И торговал он вином. И вот на всю округу – не только в Павлово! – «Пойдём в магазин…» – не в магазин, вернее, а – «Зайдём к Касуму…». И вот там налить можно, всё такое, и я заходил... Но я не поэтому! Я был совершенно, вот как ты, молодой.

- Это вот лично я фотографировал. У нас летом загорелся наш павловский рынок, где сейчас памятник лимону недалеко. Горел рынок очень здорово, сильно. Я сейчас не помню, в каком это году было, это надо у меня там пошеверяться. Где-то в шестьдесят с чем-то году было, но это уже при мне, это я из фотоаппарата «Зоркий» щёлкал.

Анатолий Николаевич выделяет в своей речи букву «о» и лишь намекает на мягкий знак на конце глаголов вроде «пришлось».

- Вот это мне когда-то давно удалось у кого-то добыть, переснять. Вот у нас фабрика. И кружевное производство у нас было, сейчас нет уже, разве что единично, дома кто-то плетёт. В древнее время в нашем городе на дому кустари занимались производством разных изделий.

Эпитет «древний» Анатолий Николаевич ввернул не для красного словца: многие павловчане действительно времена противостояния «кустарной массы» и «скупщического пресса» считают «древними». Я задумываюсь, насколько далёк от меня 1890-й год, когда Короленко посетил Павлово и опубликовал свои очерки.

Итак, с одной стороны, в этом году умирают Винсент Ван Гог и Генрих Шлиман, а также уходит в отставку Отто фон Бисмарк – до этих людей, кажется, целая пропасть. С другой стороны, в этом году родились Борис Леонидович Пастернак, Говвард Филлипс Лавкрафт, Агата Кристи, Дуайт Дэвид Эйзенахуэр и Шарль де Голль, – а они воспринимаются чуть ли не современниками! По крайней мере, современниками моих бабушек.

Загадка: почему то, что для москвичей – не столь отдалённое время жизни прабабушек и прадедушек, для павловчан – «древность»? Возможно потому, что из села в город Павлово превратился совсем недавно – в марте 1918 года[9]. Сегодня Павлово – полноценный город, административный центр. Несмотря на то, что здесь очень много домов с наличниками, а сам город называют «сокровищницей деревянной орнаменталистики»[10], назвать Павлово «селом» ну никак не получается.

2. По улице моей который год…

Анатолий Николаевич продолжает:

- А сейчас ни у нас, ни в Ворсме[11] кустарей, наверное, не осталось. Так, самодеи всякие – кто, ну, по-русски скажем, калымят каким-то образом, дома. У нас в старое время, в позапрошлом веке – где-то надо заработать? Получилось, что земельных наделов у нас при домах не было. Микроскопические земельные наделы! Потому что город на горах, и заняться при доме сельским хозяйством было негде. И люди, жители, занимались производством на дому разных товаров. Замки, в основном, всевозможные ножи. А рядом канатное производство расцветало, различные верёвочные материалы производили. Ну как-то старались выжить.

Память о канатном производстве до сих пор закреплена в городе – топонимически. Неподалёку от центра пробегает улица Конопляная, а примыкает к ней Конопляный переулок. Здесь когда-то жили канатопрядильщики, и не было для их ремесла лучшего материала, чем конопляная пенька. Вот в честь "народной помощницы и кормилицы" улицу-то и назвали.[12]

Производство кручёных изделий продолжается, правда, в городе Горбатове Павловского района, в 30-40 километрах от Павлова. Верёвки и канаты производит фабрика «Митра», но коноплю больше не используют – пеньку теперь изготовляют из льна. Однако не всё с тех пор минуло. «Способ производства кручёных изделий не меняется с петровских времён, да и ничего лучше пока не придумано», – уверен Альберт Леонидович Степанов, генеральный директор фабрики[13].

Не только Конопляная, но и многие другие павловские улицы так или иначе связаны с профессиональной деятельностью жителей: Кузнечная, Красный Металлист, Заводская, Артельная и, наконец, Трудовая улица длиной в 3,5 километра.

Многие улочки в Павлове романтично посвящены людям, оставившим свой след в литературе: Ломоносову, Пушкину, Гоголю, Белинскому, Лермонтову, Тургеневу, Некрасову, Островскому, Чернышевскому, Толстому, Чехову, Маяковскому, Есенину. И, конечно, почти два километра отдано улице Короленко. Мне, как москвичке, удивительно: несмотря на то, что Островский провёл всю жизнь в Москве, а Белинский – 10 лет, улиц, названных в их честь, в столице нет. А в Павлове – есть, при том, что Островский и Белинский никак не связаны с этим городом.

Также может показаться, что поэт Игорь Шаферан написал текст песни «На улице Каштановой» на музыку Юрия Антонова, прогуливаясь по окраине Павлова. Здесь и сегодня можно «свернуть» на Виноградную, «постоять в тени» на улице Тенистой, пройтись по Высокой и как будто попасть «в детство дальнее» на Вишнёвой, Луговой и Зелёной.

Тем временем Анатолий Николаевич продолжает свой рассказ.

- Прекратилось кустарное производство, во-первых, не скоро. Труд такой был тяжёлый. Люди столько занимались, работали, что только им хватало поспать несколько часов, а остальное – с раннего-раннего утра и до глубоких сумерек – не сидеть. И потом одному – хозяину семьи, например – во многих-многих случаях нужно было нанимать ещё помощников. Ну нельзя одному сделать что-то по металлу! Надо кому-то, например, ковать что-то, надо нагреть в печи, потом держать на нáковаленях, кто-то там должен стукнуть молотком, ковать-ковать вот так. Поэтому были наёмные рабочие и кустари. И в девяностых годах[14] у нас организовали объединение этих кустарей, которое в дальнейшем преобразовалось в артель. Артель – это небольшой завод, теперь это завод Кирова.