Действительно ли ислам Совместим С Демократией? 1 страница

“Я брошу террор в сердца тех, кто не поверил. Поэтому исключите их головы и исключите каждый кончик пальца их.” - Коран, 8.12 [1]

“Апостол Аллаха сказал, ‘Я был сделан победным с террором (бросок в сердцах врага)’” - хадис Bukhari [2], Том 4, Книга 52, Номер 220

“Он, кто ударяет террор в других, находится самостоятельно в непрерывном страхе.” - Claudian, римский поэт

Иногда я раздражаюсь по факту, что я вынужден потратить существенное количество своего Ислама опровержения времени, идеологии, которая испорчена к ядру и должна быть полностью не важной в 21-ом столетии. Но тогда я пытаюсь видеть это от положительного угла: хорошая часть о нашей конфронтации с Исламом - то, что это вынуждает нас иметь дело с недостатками в нашей собственной цивилизации. Это уже выставило массивный отказ в нашей системе образования и наших СМИ, оба наполненные антизападными чувствами и идеологической ерундой. Эти наследства от Западной Культурной революции [3] из 1960-ых и 70-ых оставили нас неспособными признать исламскую угрозу тому, каково это. Таким образом, когда нам противостоят теперь с вопросом того, совместим ли Ислам с демократией, мы также должны спросить, при каких условиях демократическая система в состоянии функционировать.

Каковы достоинства и недостатки демократической системы? Какова "свобода" и "свобода", и универсальное избирательное право автоматически равняется свободе? Демократия могла кратко быть определена как способность людей государственной или политической единицы, чтобы действительно влиять на политику их правительства ненасильственными средствами. Однако, это абстрактно; мы нуждаемся в более подробном определении, чтобы придавить действительность. В Афинском городе-государстве древней Греции избирательные права включали всех граждан, возможно одна десятая населения города. Описание Платона демократии в республике близко к анархии. Он справедливо указывает на некоторые врожденные слабости в демократической модели; без сомнения под влиянием судьбы его учителя Сократа. Сократ сделал много врагов, критикуя тех Афинян кто, посредством дешевой риторики, используемая демократия, чтобы получить власть. Его храбрость в выступлении привела к его испытанию, в котором его обвинители утверждали, что он развращал молодёжь. Признанный виновный, Сократ был приговорен к питью яда. Этот опыт принудил Платона приходить к заключению, что демократия Афин была несправедливой формой правительства.

Платон предполагал справедливое правительство как тот, которым управляли образованные философы или философом-королем. В его известном “Мифе Пещеры,” люди прикованы цепью в пещере с огнем позади них. Когда другие проходят перед огнем, они могут видеть тени на стене пещеры, и ложно полагать, что эти тени представляют действительность. Согласно Платону, цель правителя должна состоять в том, чтобы просветить массы и показать им правду позади этих темных изображений.

В Политике [4], Аристотель, также, был критически настроен по отношению к демократической системе. Он описал различные модели управления таким образом:

“Форм правительства, в котором управляет, мы называем это, которое расценивает общие интересы, монархию; это то, в который больше чем один, но не многие, правило, аристократия (и это так называемо, или потому что правители - шаферы, или потому что у них есть в глубине души интересы государства и граждан). Но когда граждане в целом управляют государством для общих интересов, правительство называют государством. И есть причина этого использования языка.

“Вышеупомянутых форм извращения следующие: из монархии, тирании; из аристократии, олигархии; из государства, демократии. Поскольку тирания - своего рода монархия, у которой есть в поле зрения интерес монарха только; у олигархии есть в поле зрения интерес богача; демократия, нуждающегося: ни один из них общественная польза всех. Тирания, как я говорил, является монархией, осуществляющей правление владельца по политическому обществу; олигархия - то, когда у собственников есть правительство в их руках; демократия, противоположность, когда нищее, а не собственники, является правителями.”

Хотя потенциал для злоупотребления властью и тирании находится действительно там в демократической модели, этот потенциал существует в других формах правительства, также. То, что Платон был не в состоянии видеть, было то, что могло быть возможно установить ограничения на демократию, которая ограничит некоторые из ее потенциальных нижних сторон, хотя не устраняют их полностью. Американские Отцы-основатели, также, скептически относились к "демократии" в значении добровольной непосредственной демократии, которую они, как Платон, воспринятый, могли быстро разложить в правило толпы. Они обрисовывали в общих чертах конституционную республику с косвенной, представительной демократией, определенной конституцией. Гражданами управляло бы верховенство закона, таким образом защищая меньшинство от злоупотребления и потенциальной тирании большинства. Джон Адамс определил это как “правительство законов, а не мужчин.”

Конституция Соединенных Штатов была вдохновлена французским мыслителем Просвещения Монтескье, известным его теорией разделения полномочий в отделения: руководитель, законодательный орган, и судебная власть, со сдержками и противовесами среди них. У США есть сильное разделение полномочий, тогда как у многих европейских стран как правило есть парламентарные демократии с более слабым разделением, так как исполнительная власть, правительство, зависит от законодательного органа. Демократия, усиленная такими ограничениями и частными правами, работала разумно хорошо, но как все другие человеческие изобретения это не прекрасно. У системы все еще есть свои критики. В том, Как Запад был Потерян [5], автор Александр Бут обрисовывает в общих чертах то, что он думает, беспокоит современный Запад. Это - провокационная книга. Я не соглашаюсь с частью его критики цивилизации постпросвещения вообще, но Ботинок членоразделен и оригинален; некоторые из его пунктов о природе современного государства стоят рассматривать.

Например, он говорит, “У слова 'демократия' и в Греции и в Риме никого не было, укомплектовывают значения голосования, и Платон использовал это в значении ‘правила толпы.’ Американские отцы-основатели никогда не использовали это вообще, и ни один не сделал Линкольна. (…) свободно голосующий французский гражданин или Британский подданный сегодня имеет каждый аспект его жизни, которой управляют, или по крайней мере проверенный, центральным правительством, в действиях которого он высказывается. Он кротко передает половину его дохода, зная, что единственным результатом этой передачи будет увеличение власти государства вымогать даже больше. (...) Он открывает свою статью, чтобы найти все снова и снова, что 'демократическое' государство нанесло удар ему, быть тем из разрушения его детского образования, подъема его налогов, разрушительных армия, которая защищает его, закрывая его местную больницу или позволяя убийцам выйти на свободу. Короче говоря, если Вы определяете свободу как условие, которое лучше всего позволяет человеку осуществить свою свободу выбора, тогда демократия универсального избирательного права небрежна в этом отношении.”

Ботинок также предупреждает против увеличивающейся распространенности Политкорректной цензуры через речевые законы о ненависти: “Законы против расизма поэтому даже не предназначены, чтобы наказать преступления. Они находятся на книгах, чтобы подтвердить власть государства управлять не только действиями граждан, но и, что более важно, их мыслями и словами, которые они используют, чтобы объяснить их. (…) государство, способное к преследованию по суду одного человека для его мыслей, одинаково способно к преследованию по суду тысяч, и очевидно сделает так, когда это объединило свою власть достаточно, чтобы сойти с рук любой произвол. (…) относительно безопасно предсказать, что за следующие десять лет все больше людей в Западной Европе и Северной Америке посадят в тюрьму не за что-то, что они сделали, а за что-то, что они сказали.”

Ли Харрис [6], автор Самоубийства Причины, чудеса, что было необходимыми условиями для роста современной причины. Это было вопросом, поднятым Йоханом Гердером:

“Какая культура была необходима, чтобы произвести критически настроенного мыслителя как Иммануэль Кант непосредственно? Когда Кант, в его Критическом анализе Чистой Причины, систематически уничтожал все традиционные доказательства для существования Бога, почему не был он оторванная конечность от конечности на улицах Königsburg оскорбленными сторонниками?”

Циники утверждали бы, что они просто не понимали его тезис на восемьсот страниц, который не является точно легким чтением как те, кто попытался переварить его письма, может свидетельствовать. Хотя у Канта была свобода сделать это в 18-ом столетии Европа, он будет, вероятно, убит, имел, он делал попытку той же самой вещи в исламском мире, который является одной из причин, почему Научное и Промышленные революции имели место на Западе, а не под Исламом.

Так, как мы рассматриваем вольнодумцев, задающих чувствительные вопросы в 21-ом столетии Запад? В моей собственной стране Ombud для Равенства полов недавно стал Равенством и Борьбой с дискриминацией Ombud. Его обязанности включают сражающуюся “дискриминационную речь” и отрицательные заявления о других культурах и религиях. Если обвиняющийся в такой дискриминации, нужно установить доказательство невиновности. В действительности это учреждение - светское или Относящееся к разным культурам Расследование: отказ от правды в пользу идеологической лжи. Галилео Галилеи столкнулся с тем же самым выбором во время Расследования четырьмястами годами ранее. Относящееся к разным культурам Расследование, возможно, не угрожает убить Вас, но оно действительно угрожает убить Вашу карьеру, и это имеет большое значение в достижении того же самого результата, утверждает ли Ваше преступление, что земля перемещает солнце или что не все культуры равны.

Свобода возвратилась в течение прошлых двухсот лет? Как было возможно, что Иммануэль Кант, который жил в немецком государстве без либеральной демократии, мог раскритиковать основные аспекты религии в 18-ом столетии, в то время как на Западе 21-ого столетия есть социальные и юридические последствия для того, чтобы раскритиковать другие религии и культуры? Это - ошибка предположить, что свобода (в значении свободы слова и совести) происходит по необходимости из демократии универсального избирательного права. Мы нуждаемся в новом Просвещении, чтобы заполнить вакуум, сформированный падением Политкорректности?

Я составил список предложенных условий для функционирующей демократической системы:

· Должен быть народ. Таким образом, должна быть группа людей с общей предварительной верностью политическим идеалам. Это взаимопонимание включало бы взаимную идентификацию и доверие между лидерами, которые осуществляют политику и широкую публику. Должны быть санкции в месте, чтобы позволить народу считать ответственным или удалять некомпетентный или коррумпированные чиновники. Рост наднациональных учреждений ослабил связи между членами элиты и национальных государств, которым они, как предполагается, служат. Народ был уменьшен и мультикультурализмом и массовой иммиграцией.

· В народе должна быть истинная свобода слова. Должны быть подлинные дебаты о важнейших проблемах. Для комбинации причин этот процесс теперь строго сокращен во многих странах Запада. Активисты на левом требовании формальная и неофициальная цензура щекотливых тем. Тем временем, СМИ не функционирует как противовес политическим элитам, потому что это часто находится в жестко регламентированном с этими элитами.

· В народе не должно быть никакого существенного мусульманского присутствия. Ислам ядовит демократическому обществу по нескольким причинам, которые я исследую позже. Каждый - возможность физического нападения на любого, кто критикует исламскую повестку дня. Страх, таким образом порожденный, разрушает любую возможность свободной, гражданской общественной беседы. Другой - негодование, произведенное мусульманскими требованиями об отдельных законах и “специальном режиме,” требования, которые стимулирует врожденный смысл права. Наконец, есть преследование немусульман, даже те, кто не критикует Ислам. Это агрессивное поведение всегда - неотъемлемая часть джихада.

· Территориальное юридическое лицо, где жизни народа должны управлять его собственными границами. Страна, которая не в состоянии различить между гражданами и негражданами между участниками и лицами, не являющимися членом какой-либо организации народа, прекратит функционировать.

То, что является тревожащим об этом списке, - то, что на Западе - особенно Западной Европе - немногие из этих условий остаются. Мы больше не граждане; мы - предметы, простые зрители другим судеб выбрали для нас. Мы - граждане, только если мы имеем подлинное влияние по тому, как наши налоговые деньги потрачены. Мы - предметы, когда мы только платим налоги, в то время как другие решают, что сделать с этими деньгами.

Контроль границ и суверенитет национальных государств связаны со списком выше. Демократические решения бессмысленны, если они могут быть отвергнуты внешней властью. Этому понятию суверенитета бросают вызов на всем протяжении Западного мира и через Организацию Объединенных Наций и через господство международного права. Суверенитет ясно не существует в большой части Европы, где семьдесят процентов или больше всех законов прошли, федеральные законы ЕС. Демократически избранные национальные парламенты были уменьшены до незначительности. Таким образом возможно утверждать, что западноевропейские страны больше не отличные демократические государства, ни, они отделяются "Свободного мира" в любом значащем смысле. У европейцев таким образом есть универсальное избирательное право, но у нас нет подлинной демократии, и у нас, конечно, нет истинной свободы.

Почему Европейский союз не демократичен? Один элемент - свой чистый размер; другой - массивная бюрократия, которая выросла вокруг этого. Как F.A. Хайек пишет в Дороге к Крепостничеству [7]:

“Меньше всего будем мы сохранять демократию или способствовать ее росту, если вся власть и большинство решений будут лежать на организации, слишком крупной для обыкновенного человека, чтобы рассмотреть или постигать. Нигде не имеет демократию, когда-либо работал хорошо без большой меры местного самоуправления, предоставляя школе политического обучения людям в целом столько, сколько для их будущих лидеров. Это - только там, где ответственность может быть изучена и осуществлена в делах, с которыми большинство людей знакомо, где это - понимание соседа, а не некоторые теоретические знания потребностей других людей, которые ведут действие, что обычный человек может принять реальное участие в связях с общественностью, потому что они касаются мира, который он знает. Где область политических мер становится настолько большой, что необходимое знание почти исключительно находится в собственности бюрократией, творческие импульсы частного человека должны сигнализировать.”

Это не может все быть о размере, так как система работала несколько лучше в Соединенных Штатах. Самая важная причина этого демократического дефицита в Европе - нехватка любых формальных ограничений на власть ведущих органов ЕС. В 2006 [8], в течение двенадцатого года подряд Европейский суд Аудиторов, официального финансового сторожевого пса ЕС, отказался утвердить бюджет ЕС, потому что это было настолько полно мошенничества и ошибок [9]. Половина проектных бюджетов, утвержденных Европейской комиссией, была неверно проверена.

Эта история мошенничества была в значительной степени проигнорирована СМИ Европы. Влиятельная Европейская комиссия - "правительство" ЕС, и таким образом правительство почти пятисот миллионов человек от Венгрии до Великобритании и от Финляндии до Испании, все же это может освободить счета с массивными недостатками больше десятилетия прямо. Такая нехватка оплошности была бы невероятна в США. Комиссия ЕС выходит сухим из воды, потому что это в значительной степени необъяснимо любому и было преднамеренно структурировано, чтобы управлять этим путем во-первых. Точно так же как Политбюро прежнего Советского Союза Комиссия ЕС не подвергается любым реальным сдержкам и противовесам.

Очевидно, легче установить демократию в маленьком и прозрачном национальном государстве чем в большем. Однако, Швеция - Западная страна, где люди платят самые высокие налоговые ставки - является также возможно наиболее политически подавляемой страной и имеет наименее реальную свободу слова. Шведская проблема не свой географический размер, но вздутый государственный аппарат. Возможно, ограничения на бюрократию, правительственное влияние и вторжение крайне важны для функционирующей демократии, также. В традиционном предсовременном государстве правитель, возможно, не всегда управлял с Вашим согласием, но он в значительной степени оставлял Вас в покое, пока Вы заплатили свои налоги. Не так в наших современных демократических государствах. Наши школы все более и более переполнены курсами, осуждающими наше собственное местное культурное наследие, в то время как они хвалят исламскую "терпимость". Нам запрещают воспитать наших собственных детей и привить им наши ценности. Эта свобода?

Эиштайн Дджупедаль [10], бывший Министр просвещения и Исследование в Социалистической Левой партии Норвегии, заявил публично что: “Я думаю, что это - просто ошибочное представление воспитания детей, чтобы полагать, что родители являются лучшими воспитать детей. Дети нуждаются в деревне, сказала Хиллари Клинтон. Но у нас нет этого. Деревня нашего времени - детский сад.” После общественных реакций он позже отрекался от этого заявления. Критики утверждали бы, что правительство рассматривает всю страну как детский сад. Министерство просвещения и Исследование в Норвегии ответственны за детское образование, основное и более низкое среднее образование, средства по уходу за детьми для школьников, верхнего среднего образования и учреждений высшего образования, таких как университеты. Другими словами одна бюрократия управляет всем, что норвежцы изучают от детского сада до докторского уровня.

Есть решающая причина, почему Европейский союз не демократичен: нет никакого европейского народа. Большинство людей в Европе идентифицирует себя как итальянский, испанский, нидерландский или польский язык. Понятие того, чтобы быть европейцем является в лучшем случае очень отдаленной секундой. Напротив, граждане Соединенных Штатов считают себя американцами, хотя мультикультурализм поощряет двойные тождества, в которых люди - афроамериканцы, азиатско-американцы и т.д. Этот tribalisation представляет критический долгосрочный вызов длительному качеству американской демократии. Возможно, что обратная реакция могла заставить страну разваливаться, если белое большинство, также, решает рассмотреть себя как племенную группу европейских американцев. Г-н Карл I. Хаген [11] из правой Стороны Продвижения раскритиковал выбор иностранного гражданина возглавить службу иммиграции Норвегии. Ева Джоли, норвежец родившийся французский судья, известный во Франции ее крестовым походом против коррупции, не согласилась с Хагеном:“ Предполагать, что национальность или гражданство имеют какое-либо отношение к тому, чтобы быть подходящим [для работы], - очень старомодный образ мыслей. Мы больше не думаем в национальных сроках, но в европейских или глобальных условиях. Это - обязанность нанять людей из других стран,” сказал Джоли. Ее предоставили и норвежское и французское гражданство, но считает себя европейцем.

Когда мы выбираем людей в важные положения, мы хотим, чтобы они заботились о наших интересах, не эфемерных “глобальных интересах.” Как мы можем положиться на людей, порученных, чтобы работать на нас, если они открыто заявляют, что не чувствуют лояльности к нашей стране? Согласно британскому философу Роджеру Скрутону, члены нашей либеральной элиты могут быть неуязвимыми к ксенофобии, но есть равная ошибка, которую они показывают в изобилии, который является oikophobia, отказом и страхом перед домом.

В его книге Запад и остальные: Глобализация и Террористическая Угроза, Скрутон полагает, что то, что характеризует Запад, является нашей идеей личного государства [12]:

“Личное государство характеризуется конституцией согласно верховенству закона, и согласно вращению государственных служащих. Его решения все вместе достигнуты процессом, который, возможно, не совершенно демократичен, но который однако включает каждого гражданина и обеспечивает средства, посредством чего каждый гражданин может принять результат как свое собственное. У личных государств есть врожденное предпочтение переговорам по принуждению и миру по войне. [Личное государство] является соответствующим его гражданам, и его решения могут быть оценочными им не в последнюю очередь, потому что они, как граждане, участвуют в политическом процессе.”

Для этого демократического процесса, чтобы работать должна быть лояльность и идентичность, которая предшествует политической преданности. У нас должно быть сообщество, у которого есть основные общие интересы. У этого нет никакой настоящей копии в исламских странах, где идеал - глобальный Ummah и Халифат. У понятий, таких как национальное государство или территориальная целостность нет никакого эквивалента в исламской юриспруденции, которая помогает объяснить, почему демократию настолько трудно установить в мусульманских странах.

Скрутон отмечает, однако, что Западное личное государство теперь находится под давлением от двух указаний. Наднациональные учреждения разрушают смысл членства сверху, в то время как массивная иммиграция без ассимиляции разрушает это снизу. Европейский союз, среди других, “быстро разрушает территориальную юрисдикцию и национальные привязанности, которые, начиная с Просвещения, сформировали основание из европейской законности, не помещая новой формы членства в их месте.” И хотя имеет смысл для людей, путешествующих из Стран третьего мира обосновываться на Западе, они могут таким образом невольно внести в разрушение, из чего они прибыли, чтобы пользоваться преимуществами во-первых:

“Политические и экономические преимущества, которые принуждают людей просить политического убежища на Западе, являются результатом территориальной юрисдикции. Все же территориальная юрисдикция может выжить, только если границами управляют. Межнациональное законодательство, действуя вместе с культурой отказа, поэтому быстро подрывает условия, которые делают Западные свободы длительными.”

Скрутон комментирует, что впервые в Исламе столетий, кажется, “единственное религиозное движение, объединенное вокруг единственной цели,” и что “одним основным фактором в производстве этого не привыкшего единства является Западная цивилизация и процесс глобализации, которую это привело в движение.” Согласно ему, это - результат “Западного процветания, Западных правовых систем, Западных форм банковского дела, и Западных коммуникаций, которых человеческие инициативы теперь достигают так легко через границы, чтобы затронуть жизни и стремления людей во всем мире.”

Таким образом у нас есть ирония, в которой “Западная цивилизация зависит от идеи гражданства, которое не глобально вообще, но внедренный в территориальной юрисдикции и национальной лояльности.” В отличие от этого, Ислам, который был до недавнего времени отдален от Западного мира, основан на идеале, "который полностью глобален в его значении.” Глобализация, поэтому, “предлагает воинственный Ислам возможность, в которой это испытало недостаток начиная с Оттоманского отступления из центральной Европы.” Это принесло в существование “истинный исламский umma, который идентифицирует себя через границы с точки зрения глобальной формы законности, и который присоединяется как паразит к глобальным учреждениям и методам, которые являются побочными продуктами Западной демократии.”

Scruton поднимает некоторые трудные вопросы: глобализация облегчает для мусульман понимать идею глобального исламского сообщества, которое всегда было идеалом, но далекий от практической действительности? Это также оказывает давление на территориальную целостность последовательных национальных государств? Если так, глобализация усиливает Ислам, в то время как это ослабляет Западную демократию? Эти вопросы являются трудными думать о, но ради выживания мы должны спросить их и найти честный ответ.

Глобализация не обязательно означает, что Ислам победит. В конечном счете довольно возможно, что массовые коммуникации и подвергание критике разрушат Ислам, но это могло иронически сделать это более опасным в ближайшей перспективе.

Действительно ли ислам совместим с демократией? Министр юстиции Пит Хеин Доннер [13] категорически не согласен с просьбой о запрете на стороны, стремящиеся начать мусульманское право в Нидерландах. “Для меня это ясно: если две трети голландского населения должны хотеть ввести шариат завтра, то возможность должна существовать.”

Эта дилемма может быть решена, заявляя следующее: Наша цель не демократия сам по себе, означая выборы и одного человека одно голосование, но свобода совести и речи, уважения к правам собственности и меньшинствам, право служить в армии и самозащита, равенство перед законом и верховенством закона - и этим я имею в виду светский закон - в дополнение к таким принципам как формальные ограничения на власть правителей и согласие людей. Свободные выборы могут быть средством достигания этой цели, но это не самоцель. Мы не должны перепутать инструменты с основной целью.

Два центральных понятия в шариате - понятия "богохульства" и "измены", оба несения смертной казни. Эти законы несовместимы с древними Западными идеями свободы совести и речи. Таким образом шариат - анафема на цели демократии. Шариат является также враждебным к равенству перед законом, так как мусульманское право основано на фундаментальном неравенстве между мусульманами и немусульманами, мужчинами и женщинами, свободными мужчинами и рабами. Кроме того это не обеспечивает защиты для меньшинств, так как немусульмане, как предполагается, разоружены и их жизни и собственность, подвергающаяся прихотям мусульман в любой данный момент. Хотя Ислам действительно содержит неопределенное понятие Основанное на Коране shura, консультации, это никогда не формализовалось или конкретизировалось, что означает, что нет никаких формальных ограничений на власть правителя в соответствии с шариатом. Единственная вещь, которую, возможно, не делает исламский правитель, состоит в том, чтобы открыто отклонить Ислам.

Согласно Салиму Мансуру [14], адъюнкт-профессор политологии в университете Западного Онтарио, Канада, “Демократия находится в культурном смысле выражение либерального современного мира, который располагает человека как моральный центр политики и общество. (…) Это - идея неотъемлемых прав, расположенных в человеке, права, которые должны быть защищены, лелеяться, и позволены самое полное беспрепятственное выражение, которое делает демократию настолько нравственно отличительной от других культурных систем. С этой либеральной точки зрения распространенная ошибка о демократии состоит в том, чтобы рассмотреть это как систему большинства управления. В демократии, основанной на частных правах, напротив, это - защита прав меньшинств и диссидентов, которые отражают различную природу политики в пределах большего контекста демократической культуры.”

Это определение настроено против некультурной демократии, которая “подобна тому, о чем написал Сэмюэль Э. Финер, преподаватель политики и правительства, в Сравнительном правительстве как ‘демократия фасада,’ поклон головы к идее демократии крошечной элитой тех во власти как средство увеличить их законность и увековечить их власть.”

Одно большое препятствие установлению демократии в этом культурном смысле в мусульманских странах состоит в том, что мусульманам преподавали с рождения, что немусульмане, как могут ожидать, не будут наслаждаться тем же самым видом прав, как мусульмане делают.

Wall Street Journal управлял частью [15] названный “Ревивинг Мидеастерн Демокраци: Мы арабы Нуждаемся В помощи Запада, чтобы Возвестить Новый Либеральный Возраст.” Это было написано Саадом Эддином Ибрагимом, председателем комиссии по Центру Ибн Хальдуна Исследований развития в Каире, которая была заключена в тюрьму несколько раз за его работу продемократии в Египте. Г-н Ибрагим думает, что перспективы демократии на Ближнем Востоке удивительно хороши:

“В предыдущие десятилетия авторитетные голоса сказали, что Германия, Япония, славянские страны и даже католические общества никогда не будут, никогда не могла, быть демократичной. Я не говорю о популярных предубеждениях здесь, но о стипендии высокого уровня и опытном согласии. Батареи изученных голосующих против честно полагали, что было что-то о немецкой, японской или славянской культуре, или о католицизме, который был существенно и постоянно враждебный к демократии и демократическим ценностям....”

Но в словах знаменитого историка 14-ого столетия Ибн Хальдуна непосредственно: “в мусульманском сообществе священная война - религиозная обязанность, из-за универсализма мусульманской миссии и (обязательство перед) преобразовывают всех в Ислам или убеждением или силой.” В Исламе, говорит, что Ибн Хальдун, ответственное лицо религиозных дел обеспокоено “политикой власти,”, потому что Ислам “в соответствии с обязательством получить власть над другими странами” (Muqaddimah [16], сделка Розенталь, p. 183).