Глава 39. площадь тяньаньмынь 3 страница

Цу Вейчен спросил, что следовало предпринимать правительству по отношению к попыткам изменить порядки в стране, поощряемым зарубежными странами. Я сказал, что проблема состояла не столько в прямом вмешательстве иностранцев в нашу внутреннюю политику, сколько в том косвенном и подспудном влиянии, которое зарубежные средства массовой информации и личные контакты с иностранцами оказывали на поведение наших людей и их отношение к жизни. С развитием технологии спутникового радио– и телевещания контролировать это влияние будет все сложнее. Мы могли только смягчить наносимый им вред, воспитывая и усиливая традиционные ценности наших людей. Я считаю, что семья вносит основной вклад в формирование личности ребенка на протяжении первых 12–15 лет его жизни. Если разумные ценности укоренятся в начальный период жизни человека, то позже он сможет сопротивляться отрицательному влиянию и давлению извне. К примеру, если католические священники воспитывают ребенка на протяжении первых 12 лет его жизни, то они обычно добиваются того, что он на всю жизнь остается католиком.

Когда делегация вернулась в Китай, ее отчет распространялся в качестве «Рекомендаций» (Reference News), который изучался членами партии. В брошюре, выпущенной в качестве отчета о поездке в Сингапур, Цу Вейчен изложил свое понимание моего подхода: «Чтобы хорошо управлять страной и изменить отсталые привычки населения, требуются продолжительные усилия. В самом начале необходим некоторый административный нажим, но наиболее важную роль играет образование». Год спустя, во время моего визита в Пекин, Ли Рийхуан (Li Ruihuan), член Политбюро ЦК КПК, отвечавший за вопросы идеологии, сказал мне, что это он организовал поездку делегации в Сингапур. Сам он посетил город в бытность свою мэром Тяньцзиня (Tianjin) и считал, что наш опыт стоило изучать.

Другой сферой, которая интересовала китайцев, была наша юридическая система. Сяо Ши (Qiao Shi), председатель Постоянного комитета Всекитайского Собрания Народных Представителей, занимавший третью по важности должность в китайской иерархии, также отвечал за разработку и принятие законодательства, необходимого для обеспечения верховенства закона в стране. Он посетил Сингапур в июле 1993 года с целью изучения наших законов. Он сказал, что, когда 1 октября 1949 года китайские коммунистические лидеры провозгласили Китайскую Народную Республику, они отменили все действовавшие тогда законы. После этого управление страной осуществлялось с помощью указов, законом стала политика партии. Только после провозглашения Дэн Сяопином политики «открытых дверей» китайские руководители осознали необходимость принятия законов для регулирования отношений в сфере коммерции. Сяо Ши сказал, что никто не станет сотрудничать с Китаем, если страна будет нестабильной и раздробленной. Для поддержания стабильности в долгосрочной перспективе Китай нуждался в соблюдении принципа верховенства закона. Я сказал, что Китай, вероятно, сможет создать систему законодательства в течение 20–30 лет, но потребуется намного больше времени, чтобы люди в массе своей осознали принцип верховенства закона и стали вести себя соответственно. Он ответил, что было необязательно, чтобы каждый понимал это, – как только высшее руководство страны начнет поступать в соответствии с законом, верховенство закона будет обеспечено. Он произвел на меня впечатление серьезного человека, тщательно продумывавшего стоявшие перед ним проблемы.

Китай в эпоху Дэн Сяопина был куда более открытой и желавшей учиться у окружающего мира страной, чем это было на протяжении предшествующих столетий. Дэн Сяопин был достаточно мужественным человеком, занимавшим достаточно сильные позиции в партии и государстве, чтобы открыто признать, что Китай потерял многие годы в поисках революционной утопии. Это было освежающее время открытого мышления, энтузиазма и прогресса, что было радикальной переменой по сравнению с годами катастрофических кампаний и диких лозунгов. Дэн начал фундаментальные изменения, которые заложили фундамент для того, чтобы Китай смог догнать другие страны.

В сентябре 1992 года в сопровождении заместителя премьер‑министра Сингапура Он Тен Чиона я посетил Сучжоу (Suzhou) – «китайскую Венецию». Город был обветшалым, а его каналы – грязными, но у нас родилась идея перестроить Сучжоу, сделать его прекрасным городом и построить рядом с ним новую промышленную и коммерческую зону. В городе имелись прекрасные сады в китайском стиле, разбитые вокруг вилл таким образом, что из каждого окна и каждой веранды открывался вид на сад камней, водоем или растения. Следы былого великолепия все еще были заметны в некоторых восстановленных особняках.

Однажды после обеда мэр Сучжоу Чжан Циншен (Zhiang Xinsheng) отвел меня в сторону и сказал: «Валютные резервы Сингапура составляют пятьдесят миллиардов долларов». Я спросил его: «Кто Вам сказал об этом?» Он ответил, что прочитал об этом в отчете Мирового банка. Он добавил: «Почему бы вам не инвестировать 10 % от этой суммы в Сучжоу и провести в городе индустриализацию по образу и подобию Сингапура? Я гарантирую обеспечить особое отношение к инвесторам, так что все ваши инвестиционные проекты будут успешными». Я ответил: «Способные и энергичные мэры быстро уходят на повышение, а что же будет потом?» Он помедлил и ответил: «Пожалуй, у Вас могут быть сложности с моим преемником, но, спустя некоторое время, у него просто не будет другого выбора, кроме как следовать по проложенному мною пути. Население Сучжоу хочет, чтобы в городе было все то, что есть в Сингапуре, все, что они видели по телевизору, о чем читали: работа, жилье и город‑сад». Я отвечал: «У Вас нет власти, чтобы выделить нам место, на котором мы могли бы построить Сингапур в миниатюре. Для этого Вам необходимы полномочия центрального правительства».

Я больше не размышлял об этом предложением, но в декабре того же года мэр Сучжоу появился в моем кабинете, чтобы сообщить, что он обратился с этим предложением в канцелярию Дэн Сяопина. Имелись хорошие шансы на то, что предложение будет одобрено, поэтому он попросил нас оформить его в виде плана. Он был тесно связан с сыном Дэн Сяопина – Дэн Пуфаном (Deng Pufang). Он Тен Чион задействовал нескольких архитекторов, чтобы подготовить проект того, как могли бы выглядеть отреставрированный старый Сучжоу и построенный рядом с ним современный промышленный город. Через несколько месяцев, во время визита Дэн Пуфана в Сингапур, я показал ему наброски плана реконструированного города вместе с новым близлежащим промышленным пригородом. Он отнесся к проекту с энтузиазмом, с его помощью удалось протолкнуть проект через канцелярию Дэн Сяопина. Когда премьер‑министр Сингапура Го Чок Тонг посетил Пекин в апреле, он обсудил это предложение с премьер‑министром Ли Пэном и Цзян Цзэминем.

В мае 1993 года я встретился в Шанхае с вице‑премьером Чжу Чжунцзи, которому я уже писал до того о проекте развития Сучжоу, и разъяснил ему свое предложение о сотрудничестве. Я предлагал заключить межправительственное соглашение о технической помощи для передачи наших знаний и опыта (мы называли их «программным обеспечением» (software)) в сфере привлечения инвестиций с целью создания в Сучжоу промышленной зоны, деловых центров и строительства жилья на пустовавшей площадке общей площадью около 100 квадратных километров. Поддержка проекта осуществлялась бы консорциумом сингапурских и зарубежных компаний, которые создали бы совместные предприятия с правительством Сучжоу. Осуществление проекта заняло бы более 20 лет, и мы неизбежно столкнулись бы с трудностями, применяя наши методы в условиях Китая.

Сначала Чжу Чжунцзи подумал, что мое предложение было еще одной идеей, позволяющей нашим инвесторам подзаработать в Китае. Я объяснил, что мое предложение родилось в результате визитов многочисленных китайских делегаций, приезжавших в Сингапур, чтобы изучать наш опыт по кусочкам, но никогда не получавших представления о том, как работает наша система в целом. А если бы сингапурские и китайские руководители работали бок о бок, то мы смогли бы передать им наши методы, наш опыт и нашу систему работы в целом. Чжу Чжунцзи согласился, что попробовать стоило. Он указал, что Сучжоу имел выход к реке Янцзы и находился в 90 километрах (примерно 56 милях) к западу от Шанхая – крупнейшего международного центра Китая.

Четыре дня спустя я встретился в Пекине с вице‑премьером Ли Ланьцинем, который незадолго до того получил повышение. Он родился в провинции Цзянсу (Jiangsu), в городе, расположенном неподалеку от Сучжоу. Он всецело поддержал проект, потому что считал, что в Сучжоу было достаточно интеллектуалов, способных перенять и применить на практике опыт Сингапура. Ли Ланьцинь сказал, что общность культуры, традиций и языка представляет собой преимущество для развития сотрудничества между Китаем и Сингапуром. Будучи прагматиком, он признал, что проект должен был быть экономически выгодным и обеспечивать разумный уровень отдачи на вложенный капитал. В его бытность заместителем мэра Тяньцзиня основным принципом сотрудничества был принцип «равенства и взаимной выгоды».

В октябре 1993 года из Пекина в Сингапур были отправлены две делегации для изучения работы нашей системы управления: одна из Госсовета КНР, а другая – из провинции Цзянсу. Только когда китайцы удостоверились, что основные части нашей системы подходят для китайских условий, они согласились с тем, чтобы начать передачу «программного обеспечения».

В феврале 1994 года в Пекине, в присутствии премьер‑министра Китая Ли Пэна и премьер‑министра Сингапура Го Чок Тонга, вице‑премьер КНР Ли Ланьцинь и я подписали соглашение об осуществление проекта в Сучжоу. Я встретился с Цзян Цзэминем и подтвердил, что работы по осуществлению проекта могли начаться довольно скоро. Тем не менее, потребовалось бы не менее 10 лет, чтобы достичь значительного уровня развития промышленной зоны, – ведь создание промышленного района Джуронг в Сингапуре площадью всего 60 квадратных километров заняло у нас 30 лет.

Работы по созданию Индустриального парка Сучжоу (ИПС – Suzhou Industrial Park) начались с большим энтузиазмом, но вскоре мы столкнулись с трудностями. Существовало расхождение между целями, которые преследовало центральное правительство в Пекине и местные власти в Сучжоу. Высшее руководство в Пекине понимало, что суть проекта была в том, чтобы перенять сингапурский опыт планирования, строительства и управления комплексным промышленным, коммерческим и жилым районом, что могло бы привлечь первоклассных зарубежных инвесторов. А для местных официальных лиц в Сучжоу узкие местные интересы отодвинули основную цель проекта на второй план. Мы хотели продемонстрировать им как вести дело по‑сингапурски, хотели передать им наше «программное обеспечение»: жесткую финансовую дисциплину; долгосрочное планирование; постоянную заботу о нуждах инвесторов. Их же интересовало «железо» (hardware): инфраструктура, дома, дороги, которые мы могли построить, и инвестиции в высокотехнологичные предприятия, которые мы могли привлечь, используя свою репутацию и связи с инвесторами по всему миру. Они не концентрировали свое внимание на изучении того, как создать благоприятный климат для бизнеса, не занимались отбором наиболее перспективных должностных лиц, которых следовало подготовить к тому, чтобы передать им дела в будущем. «Железо» принесло прямую и мгновенную выгоду городу Сучжоу, и его руководители поставили это себе в заслугу. Руководители в Пекине, в свою очередь, стремились перенять «программное обеспечение», чтобы извлечь выгоду от его распространения в других городах, используя сингапурский опыт создания благоприятных условий для развития бизнеса.

Вместо того, чтобы безраздельно уделять внимание развитию ИПС и сотрудничать с нами в осуществлении проекта, как было обещано, власти Сучжоу использовали связи с Сингапуром, чтобы развивать свою собственную промышленную зону – Новый район Сучжоу (НРС – Suzhou New District). Они ущемляли ИПР в плане выделения земельных участков и затрат на развитие инфраструктуры, которые они контролировали. Это делало ИПР менее привлекательным для инвесторов, чем НРС. К счастью, многие крупные МНК оценили наше участие в проекте и сделали выбор в пользу ИПС, несмотря на более высокую стоимость земли. Поэтому, несмотря на все трудности, мы добились существенного прогресса в развитии ИПС. В течение трех лет удалось привлечь инвесторов к осуществлению более 100 инвестиционных проектов общей стоимостью почти три миллиарда долларов. Средний объем инвестиций, приходившийся в Сучжоу на один инвестиционный проект, был самым высоким в Китае. Осуществление этих проектов привело бы к созданию более 20,000 рабочих мест, 35 % которых требовали специального образования. Председатель управления Специальной экономической зоны заявил, что «в течение всего лишь трех лет ИПС стал первоклассным, по китайским меркам, проектом как с точки зрения темпов развития, так и с точки зрения стандартов, достигнутых в осуществлении проекта».

Этот прогресс был достигнут в условиях нараставших трудностей. Конкуренция между НРС и ИПС смущала потенциальных инвесторов и отвлекала внимание официальных лиц Сучжоу от главной цели проекта – передачи опыта. События достигли кульминации в середине 1997 года, когда вице‑мэр Сучжоу, который управлял НРС, заявил на встрече с немецкими инвесторами в Гамбурге, что президент Цзян Цзэминь не поддерживал развитие ИПС, что немецким инвесторам будут рады в НРС, а потому Сингапур им был не нужен. Это делало наше положение ненадежным, – мы тратили впустую слишком много времени, энергии и ресурсов, преодолевая сопротивление местных властей.

Я поднял эту проблему с президентом Цзян Цзэминем в декабре 1997 года. Он заверил меня, что развитие ИПС было его главным приоритетом, и что проблемы на местном уровне будут решены. Несмотря на заверения, полученные на самом верху, местные власти не прекратили поддерживать НРС в конкуренции с ИПС. У нас были основания полагать, что они залезли в долги так глубоко, что, прекрати они активную поддержку НРС, это привело бы к серьезным финансовым трудностям. В июне 1999 года, после многочисленных переговоров, мы пришли к соглашению о перераспределении обязанностей в рамках совместного предприятия, созданного сингапурским консорциумом и властями Сучжоу. Сингапурский консорциум согласился сохранить за собой контрольный пакет акций, и контроль над реализацией проекта, и обязался к концу 2000 года завершить работы по осуществлению первой стадии проекта на площади 8 квадратных километров. После этого контроль над осуществлением проекта должен был перейти к властям Сучжоу, которые обязались завершить создание индустриального парка на площади 70 квадратных километров, используя первый участок освоения площадью 8 квадратных километров в качестве модели. Сингапурский консорциум обязался продолжать участвовать в проекте на правах младшего партнера на протяжении, как минимум, еще трех лет, до 2003 года, а также помочь китайским руководителям проекта организовать обслуживание инвесторов в ИПС.

Это был болезненный опыт. Обе стороны полагали, что явное сходство языка и культуры поможет уменьшить число проблем в отношениях между сторонами, каждая из которых ожидала, что поведение другой стороны будет похожим. К сожалению, хотя мы и не испытывали языковых проблем, наша культура ведения бизнеса полностью отличалась от китайской. Сингапурцы свято соблюдают контракты, – это нечто само собой разумеющееся, если мы подписываем соглашение, то делаем это окончательно и бесповоротно. Любые разногласия по поводу того, что означают те или иные подписанные документы, должны разрешаться судом или арбитражем. Мы уделяем большое внимание составлению документов на английском и китайском языках, причем обе версии имеют одинаковую силу. А для властей Сучжоу подписанный договор является выражением серьезных и искренних намерений, но отнюдь не всеобъемлющим обязательством, – его можно изменить или интерпретировать по‑другому, в связи с изменившимися обстоятельствами. Мы полагались на законы и систему в работе; китайцы же руководствовались официальными директивами, которые часто не публиковались, а их интерпретация зависела от понимания официальными лицами на местах.

Возьмем, к примеру, проблему снабжения электроэнергией. Несмотря на то, что провинциальное правительство Сучжоу заключило с нами письменный договор, включавший обязательство снабжать ИПС электроэнергией в определенных объемах, оно не смогло добиться от соответствующих инстанций выполнения этого обещания. Чтобы решить эту проблему, мы получили разрешение от властей Сучжоу построить дизельную электростанцию. После того как электростанция была построена, нам заявили, что строительство дизельных электростанций не поощрялось ведомством, отвечавшим за снабжение энергией, поэтому пользоваться ею запрещено. Официальные лица муниципалитета объяснили, что они не обладали каким‑либо контролем над энергетическим ведомством, но ведь когда они согласились с нашими планами строительства электростанции, они уже знали, что энергетическое ведомство обладает всей полнотой власти в этой сфере, и не сказали нам, что мы должны были параллельно получить одобрение последнего. Потребовались месяцы переговоров, весь индустриальный парк оказался под угрозой закрытия, – только тогда вопрос был решен. Пять лет работы в Сучжоу дали нам хорошее понимание «гибкой» китайской деловой культуры и познакомили с запутанной, многоуровневой системой китайской администрации. Мы научились тонко разбираться в китайской системе управления и обходить препятствия и тупики, что позволило нам добиться того, что завершение нашего проекта не обернулось полным провалом, а увенчалось частичным успехом.

Система управления Китаем отличается исключительной сложностью. После двух столетий упадка, начавшегося с правления династии Цин, китайские руководители столкнулись ныне с задачей огромной сложности – необходимостью создания современной системы управления и изменения образа мышления и привычек официальных лиц, усвоивших традиции имперского чиновничества.

Китай все еще является бедной страной с множеством отсталых провинций. Для разрешения внутренних проблем страны необходим устойчивый экономический рост. По мере того как развитие Китая подходит к тому рубежу, когда страна будет обладать достаточным весом, чтобы навязывать свое влияние в регионе, Китаю необходимо будет определиться в судьбоносном вопросе: быть ли ему гегемоном и использовать свой вес, чтобы создать сферу влияния в регионе для обслуживания собственных экономических и политических интересов; или продолжать развитие в качестве добропорядочного члена международного сообщества, ибо, соблюдая правила игры на международной арене, Китай сможет добиться более высоких темпов экономического роста.

Китай неоднократно заявлял, что он никогда не станет гегемоном. Интересы всех и каждого требуют, чтобы к моменту выбора Китаю были представлены все необходимые стимулы для того, чтобы избрать путь международного сотрудничества, что позволило бы направлять энергию страны на протяжении последующих 50 – 100 лет в созидательное русло. Это означает, что Китай должен располагать экономическими возможностями, развиваться мирно, не нуждаясь в том, чтобы силой прокладывать себе доступ к источникам сырья или рынкам сбыта товаров и услуг. Такие многосторонние международные организации как ВТО создали систему справедливых и одинаковых для всех правил, позволяющих осуществлять свободный обмен товарами и услугами. В результате, любая страна может оставаться в пределах своих границ и повышать благосостояние своего народа путем развития торговли, инвестиций и иных форм обмена с другими странами. Следуя этим путем, немцы и японцы смогли восстановить свои страны после Второй мировой войны, несмотря на то, что территория этих стран сократилась, и им пришлось разместить соотечественников, высланных из бывших колоний и оккупированных территорий. Несмотря на сократившиеся размеры территории и уменьшившийся объем природных ресурсов, обе страны, получив доступ к международным рынкам через МВФ и ГАТТ, процветали как никогда ранее. Если у Китая не будет возможности пойти тем же путем, то миру придется смириться с существованием агрессивного Китая. В этом случае США будут не одиноки в своем беспокойстве относительно того, что предпримет Китай, когда он окажется способным бросить вызов современному мировому порядку, установленному Америкой и ее партнерами в Европе.

Коммунистическая партия Китая сталкивается с серьезными трудностями. Коммунизм потерпел неудачу в мировом масштабе, и китайский народ знает об этом. Но КПК не потерпела неудачу, ибо она освободила Китай, объединила его и позволила людям накормить и одеть себя. Несмотря на катастрофу, пережитую в период «большого скачка» (1958 год) и «культурной революции» (1966–1976 годы), китайцы гордятся тем, что иностранцы больше не могут безнаказанно нарушать суверенитет Китая, как это было в те времена, когда они пользовались правом экстерриториальности в рамках иностранных концессий.

Я столкнулся с интересным примером быстрых перемен, происходящих в Китае, когда в сентябре 1994 года я прибыл в аэропорт Чжэнчжоу (Zhengzhou) во внутренней провинции Хэнань (Henan). В аэропорту поджидала очередь старых китайских лимузинов «Красное знамя». Я знал, что Хэнань не принадлежала к числу процветающих прибрежных провинций, но не ожидал, что они все еще пользовались лимузинами «Красное знамя». К моему удивлению, секретарь КПК Ли Чанчун (Li Changchun) и я были приглашены проследовать к новому «Мерседесу‑600». Меня заинтересовало то, насколько фамильярно водитель и партийный секретарь разговаривали между собой. Позже, когда я остался наедине с водителем, я спросил, сколько он зарабатывает, работая шофером. Он ответил, что он, вообще‑то, – владелец машины. Партийный секретарь Ли Чанчун хотел одолжить машину для обслуживания моего визита, и он решил сам поехать за рулем, чтобы встретиться со мной. Шесть лет назад он работал мастером на фабрике, но, после того как Дэн Сяопин провозгласил, что «быть богатым в Китае – почетно», он ушел в бизнес. Теперь у него – три фабрики, на которых занято примерно 5,000 рабочих, собирающих электронные изделия, а также три автомобиля, включая этот «Мерседес – 600».

Китай меняется быстро и бесповоротно. Правительство и КПК тоже меняются, но не так быстро, как экономика и общество в целом. Чтобы продемонстрировать народную поддержку, КПК разрешила проведение выборов в деревнях и районах. При избрании высших должностных лиц в провинциях членам партии, которые не были выдвинуты партийной организацией, разрешено выставлять свои кандидатуры, конкурируя с официальными кандидатами. В 1994 году губернатором провинции Чжэцзян (Zhejiang) стал кандидат, который победил на выборах выдвиженца компартии. Легитимность власти КПК основывается сегодня на тех благах, которые принесли рабочим и крестьянам реформы, начатые Дэн Сяопином в 1978 году. К числу этих благ принадлежит улучшение питания, жилищных условий, снабжения одеждой и потребительскими товарами, – в целом, более высокий уровень жизни, чем тот, что китайцы когда‑либо имели на протяжении своей истории. Тем не менее, китайцы знают, что китайцы на Тайване, в Гонконге и Макао живут лучше, чем они, потому что их экономика основывается на принципах свободного рынка. До тех пор, пока КПК сможет добиваться результатов и улучшать условия жизни людей, никто не будет оспаривать легитимность ее власти. Так может продолжаться на протяжении жизни еще одного поколения китайцев. Политика КПК заключается в том, чтобы привлечь в партию самых лучших и наиболее способных людей. Многие из членов партии вступили в нее, чтобы избежать неудобств, связанных с отсутствием членства в партии, но к изучению теории марксизма‑ленинизма‑маоизма они относятся с прохладцей.

На протяжении следующих 50 лет китайцам необходимо добиться перемен в трех областях. Во‑первых, в преобразовании плановой экономики в свободную рыночную экономику. Во‑вторых, в превращении преимущественно деревенской страны в городскую. В‑третьих, в трансформации общества, жестко контролируемого коммунистами, в гражданское общество. По ряду причин Китай может сбиться с нынешнего курса и не догнать развитые индустриальные страны. Первой и наиболее важной из этих причин являются отношения с Тайванем. Если китайские лидеры почувствуют, что Тайвань собирается провозгласить независимость и может быть потерян для Китая, они не станут предаваться отвлеченным расчетам, и могут предпринять действия, грозящие непредсказуемыми последствиями. Другой причиной является то, что на сегодняшний день 30 %‑35 % из 1,300 миллионов китайцев проживают в небольших городках и городах. К 2050 году горожане будут составлять 80 % населения, они будут хорошо информированы и способны пользоваться средствами коммуникаций для организации массовых акций. Им это будет сделать проще, чем тем членам секты «Фалуньгун» (Falungong), которые, используя Интернет, организовали встречу 10,000 своих последователей в Пекине в апреле 1999 года, устроив сидячую демонстрацию вокруг резиденции лидеров КПК Чжуннаньхай. Политические структуры Китая должны позволить гражданам страны принимать более широкое участие в жизни общества и самим решать свою судьбу, иначе со стороны людей будет усиливаться давление, которое может дестабилизировать общество, особенно в период экономического спада.

Третьим фактором будет увеличение разрыва в уровне доходов, темпов экономического роста и качестве жизни между зажиточными прибрежными провинциями и отсталыми внутренними районами. Какие бы усилия не предпринимало центральное правительство по строительству автомобильных и железных дорог, аэродромов и других объектов инфраструктуры с целью развития промышленности, торговли, инвестиций и туризма во внутренних районах, они все равно будут отставать. Это может усилить недовольство среди крестьян, вызывая серьезные трения и массовую миграцию. Кроме того, по мере заселения коренными китайцами (Han) пограничных районов страны: Тибетского и Синьцзян – Уйгурского автономных районов, провинции Цинхай (Tibet, Xinjiang, Qinghai), – могут возникнуть проблемы между ними и представителями национальных меньшинств.

Четвертым, и наиболее мощным фактором, будут изменения в мотивации и системе ценностей следующего поколения китайцев. Народ и правительство хотят построить современный, сильный и единый Китай, чего бы это ни стоило. Повышение уровня образования и расширение общения с внешним миром приведет к появлению людей, обладающих более обширными знаниями об окружающем мире, поддерживающих частые и многочисленные контакты с людьми из других стран. Они захотят, чтобы уровень и качество жизни, индивидуальные свободы людей в китайском обществе были такими же, как и в других развитых странах. Это стремление является мощной движущей силой, которую лидеры других государств используют, чтобы двигать нацию вперед. В частности, на образ мышления китайской интеллигенции будет оказывать большое влияние то, как будет осуществляться управление обществом на Тайване, в Японии, в Корее, – странах, культура и традиции которых сходны с китайскими.

Обострение некоторых проблем может привести к серьезным последствиям для Китая. Это кризис банковской системы и огромная безработица как результат реформирования государственных предприятий при отсутствии адекватной системы социального обеспечения. Это и старение населения, что приведет к тому, что поддержка престарелых родителей станет тяжелым бременем на плечах поколения людей, выросших в семьях с одним ребенком. Это, наконец, загрязнение окружающей среды.

Тем не менее, проблемой, грозящей наиболее пагубными последствиями, является коррупция. Коррупция стала частью китайской административной культуры, ее будет сложно уничтожить даже после проведения экономических реформ. Многие члены КПК и правительственные чиновники в провинциях, городах и районах коррумпированы. Еще хуже то, что коррумпированы многие официальные лица, которые по долгу службы должны заниматься поддержанием законности: сотрудники правоохранительных органов, прокуроры, судьи. Главной причиной этих проблем является разрушение моральных норм общества во время «культурной революции». Провозглашенная Дэн Сяопином в 1978 году политика «открытых дверей» расширила возможности для коррупции.

Руководство Китая хочет создать юридическую систему, включающую все необходимые для этого учреждения. Поскольку китайские лидеры понимают, что общественные институты, необходимые для соблюдения принципа верховенства закона в гражданском обществе не могут существовать в моральном вакууме, то они вновь и вновь подчеркивают важность учения Конфуция для воспитания населения. Власти также начали кампанию «трех лозунгов» («three stresses campaign»), пытаясь очистить ряды партии. Членам партии предлагается обсуждать проблемы учебы, политики, чести и достоинства. Тем не менее, до тех пор, пока официальным лицам платят нереально низкую заработную плату, подобные увещевания будут производить незначительный эффект, несмотря на то, что наказания за коррупцию являются очень суровыми, включая длительные сроки тюремного заключения и даже смертную казнь.

Тем не менее, начиная с 1978 года, прагматичным, решительным и способным руководителям Китая удалось провести государственный корабль между всеми этими рифами. Им подчиняются, им доверяют, они располагают готовыми преемниками, такими же компетентными, находчивыми и даже более образованными, чем они сами. Если будущие лидеры Китая будут сохранять прагматичный настрой, им удастся преодолеть эти трудности.

За два с половиной десятилетия, прошедшие со времени моего первого визита в Китай в 1976 году, я видел, как менялась страна. Наибольшее удивление у меня вызывали не новые дома, автострады, аэропорты, а изменения в отношении людей к делу, в их привычках и их растущее желание высказывать свои мысли. В стране пишутся и издаются книги, которые в 70‑ых – 80‑ых годах считались бы подрывной литературой. Свободный рынок и современные средства коммуникаций сделали общество более открытым и прозрачным. На протяжении следующих двух десятилетий они изменят Китай в той же степени, что и за два предшествующих.