Будущее демократического процесса: от экспансии к консолидации

Широкое распространение демократии в мире, — несомненно, наи­более важный политический феномен последних трех десятилетий XX в. Получившая начальные импульсы в Южной Европе — в Испании, Португалии, Греции, — волна демократизации прокатилась по Латин­ской Америке, затронув там все страны, за исключением Кубы. Затем она переместилась в Азию, где на Филиппинах, Тайване, в Южной Корее, Пакистане и Бангладеш на смену авторитарным режимам при­шли демократически избранные правительства. В 1989 г. эта демокра­тическая волна накрыла Восточную Европу, а еще через два года — Советский Союз. Выборные лидеры заменили коммунистических на­значенцев почти во всех республиках бывшего СССР. Демократизация заявила о себе усилением роли электорального процесса и в странах Ближнего Востока, таких, как Йемен и Иордания. В Африке многие диктаторы были отстранены от власти благодаря демократической про­цедуре; в ряде африканских стран состоялись общенациональные кон­ференции и круглые столы политических сил; и, что особенно важно, на путь демократии прочно встала Южная Африка. Демократические веяния дали о себе знать даже в странах, от которых этого меньше всего ожидали. Кто бы мог еще несколько лет тому назад помыслить, что в начале 90-х гг., демократически избранные правительства придут к власти в Албании, Монголии, Непале и Бенине? Повсюду в мире воен­ные хунты, личные диктатуры и однопартийные системы были потеснены демократическими правительствами. Организация «Фридом хаус», ба­зирующаяся в Нью-Йорке, ежегодно публикует подробный анализ со­стояния свободы в мире. В 1972 г. она аттестовала как свободные 42 страны; в 1991 г., согласно ее подсчетам, их число возросло до 75.

Наблюдая впечатляющее территориальное расширение демокра­тии, следует иметь в виду два важных момента.

Во-первых, демократия не обязательно решает проблемы неравен­ства, коррупции, неэффективности, несправедливости и некомпетент­ного принятия решений. Но она обеспечивает институциональные ус­ловия, позволяющие гарантировать свободу индивида, защитить его от массовых нарушений прав человека и попрания его человеческого до­стоинства. Демократия — это средство против тирании, и как таковое она дает людям шанс решить и другие социальные проблемы.

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 693



Во-вторых, распространение демократии в мире снижает вероят­ность войн между государствами. Один из фундаментальных фактов новой истории состоит в том, что со времени установления современ­ной демократии в США в начале XIX в. войны между демократическими странами, за малым исключением, не велись. Этому есть объяснение. Если признать справедливость данного тезиса, то по мере роста в мире числа демократических правительств почва для возникновения войн должна сужаться.

Расширение демократии после 1974 г. вызвало к жизни представ­ление о том, что мы переживаем всеохватывающую глобальную демо­кратическую революцию. Демократия наступает, полагали многие, и скоро она победит повсюду в мире. Этот взгляд особенно укоренился после краха коммунизма в Восточной Европе. «Демократия победи­ла», — провозгласили одни наблюдатели. Другие объявили ее «волной будущего» и праздновали «глобализацию демократии». В часто цити­руемой статье Фрэнк Фукуяма возвестил о конце истории и об «уни­версализации западной либеральной демократии в качестве конечной формы политического устройства человечества». Падение же под на­пором всепобеждающей волны демократизации последних оплотов деспотизма, будь то на Кубе, в Бирме, Северной Корее или любой дру­гой стране, — это только вопрос времени.

Оправдан ли такой оптимизм? Продолжится ли победное шествие демократии в текущем десятилетии теми же темпами, что и в последние 20 лет? Я в этом сомневаюсь. Правда, должен признаться, что склонен к пессимизму. Большое преимущество пессимистических прогнозов за­ключается в том, что ты оказываешься либо прав, либо приятно удив­лен. Десять лет тому назад я предсказывал, что демократия вряд ли уко­ренится где-либо за пределами западного мира, разве что в Латинской Америке. События последних десяти лет показали, что я ошибался, и я этому рад. Возможно, ход событий докажет, что и теперь я не прав. На­деюсь, что так оно и будет. Однако имеется много оснований полагать, что нынешняя волна демократизации теряет силу и что скоро она или достигнет своего апогея, или даже произойдет ее некоторый откат. Пос­ледняя волна демократизации, которая зародилась на Иберийском полуострове в середине 70-х и затем захватила почти 40 стран, перехо­дит теперь из фазы экспансии в фазу консолидации. Эта идея — глав­ное из того, о чем я хочу сказать в статье.

Почему события развиваются так, а не иначе?

694 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

Во-первых, нужно отметить, что демократизации благоприятствуют определенные экономические и культурные условия. В их числе срав­нительно высокий уровень экономического развития и преобладание того, что можно назвать западной культурой с ее ценностями, включая западное христианство. В настоящее время практически все страны с высоким или средневысоким (upper middle) уровнем дохода (по класси­фикации МБРР), за исключением Сингапура, являются демократиями. Точно так же все западные государства или испытавшие на себе силь­ное влияние Запада, кроме Кубы и немногих других, имеют демократи­ческое устройство. Демократизации не произошло как раз там, где ука­занные предпосылки слабы. Это либо бедные, либо незападные по своей культуре общества. В перечне «Фридом хаус» из 75 стран, зна­чащихся в рубрике «свободные», только пять приходится на Азию (Япония, Южная Корея, Монголия, Непал, Бангладеш), всего две — на мусульманский мир (Бангладеш и Турецкая республика Северного Кипра) и лишь три принадлежат к восточной ветви христианства (Гре­ция, Болгария, Республика Кипр). Помимо стран Балтии, ни одно из государств, возникших на развалинах Советского Союза, не классифи­цировано как «свободное». Таким образом, в настоящее время демо­кратия доминирует в Западной и Центральной Европе, Северной и Южной Америке, а также на окраинах Азии. Ее нет в преобладающей части бывшего Советского Союза, Китае, на обширных территориях Южной Азии, в арабском мире, Иране и большинстве африканских стран. Распространится ли демократия на эти регионы? Все будет за­висеть от совокупности экономических и культурных факторов.

Если взять, к примеру, бывшие советские республики, то с обосно­ванным оптимизмом можно говорить о будущем демократии в эконо­мически более продвинутых протестантско-католических странах Бал­тии. В бедных же закавказских и исламизированных центрально-азиатских государствах перспективы демократии скорее безрадостны. В от­ношении тех республик, культурную традицию которых определяет православие, а экономическое положение можно охарактеризовать как промежуточное, преобладает неопределенность. [...] Ельцинская Рос­сия может стать, а может и не стать демократической. То что происхо­дит в России, будет иметь огромное влияние на политическое развитие других постсоветских республик, Монголии и Восточной Европы. Поэ­тому наиболее важная внешнеполитическая задача США и Запада в целом способствовать развитию и консолидации демократии в России.

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 695



За последнее десятилетие в Китае наблюдался исключительно бы­стрый экономический рост. В стране, особенно в южной ее части, вырос могущественный частный сектор, а вместе с ним значительный слой буржуазии, начал зарождаться средний класс. В будущем эти группы смогут придать импульс продвижению к большей политической откры­тости, плюрализму и, возможно, даже демократии. Шаги в этом на­правлении не будут, однако, быстрыми и легкими. Крестьяне все еще составляют преобладающую часть китайского населения; конфуциан­ские ценности и практика по-прежнему сохраняют сильные позиции, а политическое руководство Китая, демонстрируя открытое пренебреже­ние к принципам западной демократии и правам человека, не намерено отказываться от авторитарной политической системы. Тем не менее, если заглянуть несколько дальше, экономический рост при условии, что он будет продолжен, способен сломать культурные и политические пре­пятствия, стоящие на пути демократизации. Итак, будущее демократии в России не ясно как в близкой, так и дальней перспективе. Виды же на демократию в Китае неблагоприятны в близкой и могут оказаться бла­гоприятными в далекой перспективе. Примерно то же самое, что о Китае, можно сказать и о других недемократических странах Азии.

На мусульманском Ближнем и Среднем Востоке скромными плода­ми демократизации воспользовались фундаменталистские группы, что привело к возобновлению репрессивной политики в Алжире, Тунисе и Египте. Нынешние лидеры этих стран вряд ли согласятся на какую-либо форму демократии, если это будет означать приход к власти фундаменталистских сил, хотя выборы 1993г. в Иордании показывают, что участие в электоральном процессе может умерить напор таких групп и понизить их привлекательность в глазах избирателей, особенно если им придется взять на себя ответственность за руководство страной. (Кста­ти, индусская фундаменталистская партия также потеряла поддержку избирателей в тех индийских штатах, где она оказалась у власти.) На­конец, демократизация только затронула Африку — в большинстве стран этого континента все еще правят жесткие диктатуры, военные клики и/или режимы, опирающиеся на узкую племенную базу. Движение в сторону демократии будет здесь функцией экономического разви­тия, которое пока не обнадеживает, и христианизации, порой прини­мающей драматические формы. Перспективы демократии наиболее радужны в Южной Африке с ее сравнительно высоко развитой экономи­кой, с ее белым меньшинством, которое когда-то проповедовало апар­теид, а ныне поддерживает западные либерально-демократические

696 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

ценности, и с ее политически умудренным руководством Африканского национального конгресса.

Все эти доводы не означают, что демократия может процветать толь­ко в западных странах. Конечно, это не так, но ее развитие в незападных обществах, за малыми исключениями вроде Турции, явилось в большой мере следствием западного влияния, западного колониализма или воен­ной оккупации все теми же западными державами. Современная демо­кратия возникла как продукт протестантской культуры. С большим опозданием она пришла в католические страны, и именно их в 70-е и 80-е гг. в первую очередь захватила нынешняя волна демократизации. В значительной мере переход этих стран к демократии явился результа­том сдвигов в позиции католической церкви и успехов экономического развития в 50-е и 60-е гг., которые произвели определенные изменения в господствующей культуре. Наверное, нигде это не видно так ясно, как в Испании. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что в 1950 г. испанская культура все еще была в основном традиционной, корпоративистской, авторитарной, этатистской и антилиберальной. В 60-е гг. Лауреано Лопес Родо предсказал, что Испания станет демократической, когда ВНП на душу населения достигнет в ней 2 тыс. долл. И это произошло: к 1975 г. экономическое развитие — индустриализация, урбанизация, подъем среднего класса, интеграция в мировую экономику — произвело фундаментальный сдвиг в испанской культуре, сделав ее похожей на ту, что существует в западноевропейских демократиях.

Экономическое развитие, следовательно, может изменить культуру страны таким образом, чтобы она благоприятствовала демократии. Если этот тезис справедлив, то прогресс экономики должен оказать воздействие и на мусульманские, буддийские, православные и конфу­цианские общества. Но за исключением Восточной Азии экономика не­западного мира отстает в своем развитии, да и в более благополучных с этой точки зрения дальневосточных странах культурные изменения скорее всего растянутся на многие годы. Недавняя волна демократиза­ции выполнила исторически важную задачу распространения демокра­тических норм на экономически более развитые страны и почти на все общества с преобладанием западной культуры. Попытки дальнейшего продвижения демократии столкнуться с существенно большими пре­пятствиями экономического и/или культурного характера.

Другая причина, питающая скептицизм относительно продолжения экспансии демократии, — это диалектическая природа истории. Любое значительное движение в каком-то направлении теряете конце концов

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 697



свою энергию и порождает контртенденцию. Это справедливо и по от­ношению к демократизации. Нынешняя ее волна, восходящая к 1974 г., — третья в мировой истории. Первая зародилась в США в на­чале XIX в. и достигла своей кульминации после Первой мировой войны, когда в мире образовалось около 32 демократических государств. Марш Муссолини на Рим в 1922 г. знаменовал собой начало возвратной волны, и к 1942 г. в мире осталось всего 12 демократических стран. Вторая волна демократизации пришлась на период после Второй мировой войны и продолжалась до 60-х гг. Ее сменило попятное движение, в ре­зультате которого к 1973 г. в мире стало меньше демократических пра­вительств (30), чем десять лет назад( 36). Следуя этой логике, в ближай­шие годы можно ожидать третью возвратную волну. Есть даже основа­ния утверждать, что ее время уже наступило. Судан, Нигерия, Гаити, Перу пришли было к демократии, но вскоре снова вернулись к диктаторским режимам. В 1992 г. впервые за более чем десять лет «Фридом хаус» не смог сообщить об увеличении в мире числа свободных стран. Его отчет за 1993 г. озаглавлен: «Свобода отступает». Согласно оценкам этой организации, количество людей, живущих в «свободных» общест­вах, возросло на 300 млн., а живущих в «несвободных» обществах уве­личилось на 531 млн. В 42 странах уровень свободы упал, и лишь в 19— вырос. Ныне только 19% населения мира проживает в «свободных» об­ществах. Это самая низкая цифра начиная с 1976 г.

Демократическую экспансию после 1974 г. можно представить в виде военной кампании, в ходе которой демократические силы осво­бождали одну страну за другой. Но любой генерал знает, что атакующие могут продвинуться слишком далеко вперед. В этом случае боевые по­строения растянутся и станут уязвимы для контратак. Даже во время таких эффективных операций, как наступление союзников во Франции в 1944 г., войскам приходилось давать передышку, чтобы перегруппи­роваться и закрепиться на захваченных территориях. Представляется, что третья волна демократизации достигла как раз этой фазы.

За исключением Южной Европы будущее демократии в новых де­мократических странах неопределенно. Завершая свой обширный обзор ситуации в Латинской Америке, д-р Ларри Даймонд делает вывод, что«регион в целом достиг точки застоя в продвижении к де­мократии, когда отступления уравновешивают и даже превосходят достижения». В докладе за 1993 г. «Фридом хаус» квалифицирует только шесть латиноамериканских стран в качестве «свободных»: Куба и Гаити названы «несвободными», а оставшиеся двенадцать — «час-

698 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

тично свободными». В большинстве стран последней группы прави­тельства пришли к власти посредством демократической процедуры, но либо честность выборов сомнительна, либо правительства допускают, а то и сами совершают серьезные нарушения прав человека. К тому же в Перу, Венесуэле, Гватемале и на Гаити имели место попытки пере­воротов. Во многих странах — от Бразилии и Чили до Гватемалы и Сальвадора — военные остаются влиятельной силой, стоящей за ку­лисами политической сцены. Коррупция на континенте приобрела уг­рожающие размеры, свидетельством чему служит импичмент, выне­сенный президентам Бразилии и Венесуэлы, а также серьезные обви­нения в коррупции в адрес аргентинского президента.

Отступление с пути демократии тем более вероятно, что представ­ление людей о главном зле в их жизни меняется с изменением обстоя­тельств. Когда люди страдают от жестокой, репрессивной диктатуры, их первейшая цель — положить конец такому режиму. Но как только это свершилось, приоритеты меняются. Экономическое благосостоя­ние, законность и порядок приходят на смену свободе и правам челове­ка в качестве первоочередных задач. Остается неясным, способна ли демократия выполнить эти задачи лучше, чем диктатура. Альберто Фухимори приостановил действие демократии в Перу, но вслед за этим сделал важные шаги к восстановлению законности и порядка, подавив «Сендеро Луминосо», и начал проводить экономические реформы. В 1993 г. перуанская экономика продемонстрировала 7%-ный рост — самый высокий показатель в Южной Америке. В Аргентине президент Карлос Менем достиг аналогичных результатов в области экономики, используя лишь немногим менее явный авторитарный подход. Благода­ря этому и Фухимори и Менем имеют исключительно высокий рейтинг в общественном мнении. Короче говоря, похоже на то, что как только в стране торжествуют свобода и демократия, люди начинают в первую очередь заботиться об экономических благах и своей безопасности, а эти задачи по плечу скорее искушенным авторитарным лидерам.

Ситуация в Восточной Европе и бывшем Советском Союзе столь же ненадежна. Этническое большинство здесь ограничивает, а иногда и попирает права меньшинств. Более заметными становятся антисеми­тизм и преследование цыган. В нескольких странах коммунистический аппарат по-прежнему сохраняет значительное влияние. Много случаев ограничения свободы прессы. Телевидение и радиовещание строго кон­тролируются правительством, есть случае убийства редакторов и давления на средства массовой информации. Все более заметной становится

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 699



ностальгия людей по законности и порядку былых авторитарных времен. Согласно социологическим опросам, в Румынии и других стра­нах большинство населения считает, что ему лучше жилось в годы ком­мунизма, даже при Чаушеску. По меньшей мере один демократический лидер— Гамсахурдия в Грузии — оказался жестоким тираном, а дру­гие, в том числе Борис Ельцин, явно имеют авторитарные наклонности.

Как в Латинской Америке, так и в Восточной Европе новые демо­кратические правительства все еще бьются над сложной проблемой, какую избрать линию по отношению к преступлениям, совершенным официальными лицами предшествующих авторитарных режимов. По­литические партии здесь, как правило, слабы и мало что значат, если не персонифицированы фигурой яркого лидера. В обоих регионах боль­шинство правительств стоит перед необходимостью масштабных эко­номических реформ, которые приходится проводить в условиях эконо­мической стагнации. В некоторых случаях, как в Аргентине и Польше, на этом пути были достигнуты и кое-какие успехи, но в других странах реформы замедляются, экономические трудности нарастают, а инфля­ция, безработица и бедность становятся всеобщим явлением.

Итак, бросаются в глаза два факта. Во-первых, наибольшие препят­ствия на пути к демократии присущи незападным и небогатым странам. Во-вторых, труднейшие проблемы, если не сказать кризисы, характер­ны для большинства тех стран, куда демократия пришла лишь недавно. Исходя из этих фактов и следует формулировать приоритеты тем, кто заинтересован в развитии демократии. Первоочередной целью должна стать постоянная поддержка перехода к демократии в ключевых госу­дарствах, где этот процесс еще не завершен. Среди них наиболее важны Россия, а также Южная Африка и Мексика. Но не менее настоятельна и необходимость упрочения демократии во многих странах Латинской Америки, Восточной Европы и Восточной Азии, в которых она укоре­нилась в последние двадцать лет. Напротив, вложение средств и ресур­сов, предназначенное принести демократию в те общества конфуциан­ского, исламского и африканского ареалов, где она, судя по всему, на­талкивается на серьезные культурные и/или экономические барьеры, представляется малопродуктивным. Консолидация, а не экспансия де­мократии стоит сегодня в повестке дня.

Консолидация новых демократий требует действий в разных направ­лениях, включая воспитание терпимости и обеспечение главенства за­конов, уменьшение власти военных и бывших коммунистических бюро­кратий, а также определение того, что делать с руководителями прежних

700 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

них авторитарных режимов, виновными в грубых нарушениях прав че­ловека. Я здесь сосредоточу свое внимание только на двух основных об­ластях, в которых судя по недавнему и не такому уж недавнему опыту, заложены возможности сделать новые демократии менее хрупкими, уп­рочить их.

Прежде всего, крайне необходимо укрепить политические институ­ты. Система политических институтов должна быть сконструирована таким образом, чтобы уменьшить фрагментацию и вероятность тупи­ковых ситуаций, обеспечить эффективное и ответственное принятие, решений и предотвратить чрезмерную концентрацию полномочий у, какой-либо одной ветви власти. Эти требования порой противоречат, друг другу, и их нужное сочетание меняется в зависимости от конкрет­ных условий общества. Не существует универсальных рецептов инсти­туционального устройства, но существуют универсальные типовые ошибки, которых следует всячески избегать. Опыт последних десяти­летий позволяет дать некоторые рекомендации составителям конститу­ций и творцам институтов.

Во-первых, желательно избегать крайних форм пропорционального представительства. Они создают избыточную фрагментацию, как было в Польше с ее 29 партиями, представленными в законодательном ор­гане, при том, что ни одна из них не располагала более чем 13% мест. Когда поляки реформировали эту систему по немецкому образцу и ввели 5%-ный барьер для представительства в парламенте, число пар­тий в нем сократилось до 6.

Во-вторых, комбинация избираемого прямым голосованием прези­дента и законодательного собрания, формируемого на основе пропор­ционального представительства, порождает институциональный тупик и паралич власти. Главное исполнительное лицо государства и законо­датели приходят к власти на основе разных избирательных принципов и за ними могут стоять разные секторы электората, отсутствует стимул к формированию сильных политических партий, а в результате возникают патовая ситуация и институциональный конфликт. Это может привести к смещению главы государства, как произошло в Бразилии и Венесуэле, к удачному либо неудачному перевороту, инициируемому главой испол­нительной власти, как это было в Перу и Гватемале, или же к президент­ской власти, игнорирующей парламент и правящей посредством декре­тов, как в Аргентине. Чтобы избежать всего этого, проф. Хуан Линц и другие рекомендуют латиноамериканским странам принять модель пар­ламентской республики. Альтернативный путь — переход от пропорционального

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 701



представительства к мажоритарной системе (a single member district system). Это не только понизит уровень разногласий между ис­полнительной и законодательной ветвями власти, но и будет стимулиро­вать возникновение двухпартийной системы.

В-третьих, система с двумя сильными политическими партиями в большей степени благоприятствует эффективному принятию решений и формированию ответственного правительства, чем другие типы пар­тийных систем. Так, доминантная система, когда лишь одна из партий постоянно формирует и контролирует правительство, может создать почву для массовой коррупции, как случилось в Италии, Японии и Индии. Многопартийная система с парламентским правительством ; часто затрудняет политические перемены, поскольку каждая партия Капеллирует к «своим» избирательным округам, выборы не вносят больших изменений в распределение голосов между партиями, а сменяющие друг друга правительства создаются путем перетасовки коалиций партийных лидеров. Система двух сильных партий, с другой стороны, предполагает, что одна партия правит, а вторая — создает ответственную оппозицию и альтернативное правительство, ожидающее своего часа. Электорат может либо оставить власть в руках правящей партии, либо доверить ее оппозиции и дать ей возможность сформировать правительство. Динамика электорального соперничества вынуждает обе партии сдвигаться к центру политического спектра, побуждая лидеров каждой из них сдерживать экстремистов в собственных рядах. Кроме того, в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств ли­деры двух главных партий могут сравнительно легко выработать общую программу и, возможно, даже сформировать «большую коалицию», чтобы справиться с опасной ситуацией.

Наконец, обычные формы правления большинства не работают в обществах, жестко разделенных по расовым, этническим, религиозным или региональным линиям. Ни одна общинная группа не смирится с по­ложением вечного меньшинства, не допускаемого к власти. Необходи­мы какие-то формулы участия в государственном управлении общин­ных групп в соответствии с их характером и численностью по образцу, скажем, Южной Африки. Это может вылиться также в форму консоциативной демократии (consociational democracy), которая хорошо себя зарекомендовала в малых странах Европы, в Малайзии и на про­тяжении 30 лет в Ливане. Другой путь — принятие таких электораль­ных установлении, которые поощряли бы партии и кандидатов апелли­ровать не к одной, а к разным общинам, как это имеет место в альтернативной

702 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

избирательной системе Шри-Ланки или же как практикова­лось во Второй Нигерийской республике.

Пришло время конституционных нововведений и институциональ­ных экспериментов. Есть много такого, чему новые демократии могут поучиться друг у друга, а также и у более старых демократий, некоторые из которых в лице Италии, Израиля и Японии также переживают пе­риод преобразования институциональных структур.

Другая важнейшая задача новых демократий — проведение эконо­мических реформ, снижение роли государства в экономике и стимули­ровании рыночных отношений. Это относится как к административно-командной экономике бывших коммунистических стран, так и к этатистской экономике, преобладавшей в Латинской Америке и во многих других местах. Экономическая реформа намного сложней и обремени­тельней, чем политическая демократизация. Значительно труднее ор­ганизовать рынки, чем выборы. Экономическая реформа часто сопро­вождается жестокими тяготами для широких слоев населения. Но что особенно важно, в мире не было исторических прецедентов экономи­ческой либерализации со времен заката меркантилизма в начале XIX в. Новые и старые демократии вынуждены двигаться по этому пути мето­дом проб и ошибок. Но некоторые уроки можно извлечь из совсем не­давнего опыта.

Экономическую реформу лучше начинать сразу же после достаточно убедительной победы на выборах. При этом вовсе не обязательно, чтобы тот, кто инициирует преобразования, был идеологическим поборником реформ. В ряде случаев — на Ямайке, в Венесуэле и Аргентине — ре­формы начинали лидеры, пришедшие к власти благодаря популистской риторике. Для реформ почти всегда требуется сильный глава исполни­тельной власти, поэтому в условиях новых демократий предпочтитель­нее президентские или полупрезидентские формы правления. За пос­ледние несколько лет много спорили о том, следует ли проводить рефор­мы разом, методом «шоковой терапии», или же постепенно, одну за дру­гой. Какая-то последовательность, конечно же, необходима, и здравый смысл подсказывает, что начинать нужно с экономической стабилиза­ции и только затем уже переходить к развитию рынка, освобождению цен и обменных курсов, и, наконец, к приватизации. И все же успеха добиваются скорее те правительства, которые осуществляют все ре­формы как можно быстрее и притом одновременно. «Шоковая терапия » принесла желаемые результаты в Боливии, Польше, Аргентине и даже в России. В странах же, которые выбрали более медленный и постепенный

Глава 15. ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И МОДЕРНИЗАЦИЯ 703



темп реформ, дела обстояли хуже. Группы, особенно болезненно затронутые реформами, неизбежно попытаются замедлить их или даже повернуть вспять; поэтому, если стартовый рывок достаточно мощен, у правительства больше возможностей для достижения компромиссов без принесения в жертву сути реформ.

Помощь извне также почти всегда необходима для успеха реформи­рования, и зарубежные агентства могут оказывать дисциплинирующее воздействие на правительства, обусловливая предоставление помощи соблюдением режима жесткой экономии, либерализацией цен и обу­зданием инфляции. Бесспорно, однако, что самой лучшей помощью со стороны демократий было бы доведение ими до конца своих собствен­ных реформ и понижение барьеров на пути импорта из новодемократи­ческих стран. Так, соглашение о Североамериканской ассоциации сво­бодной торговли (НАФТА) способно послужить колоссальным стиму­лом для экономической реформы, экономического развития и демокра­тизации в Мексике. Аналогичным образом наиболее эффективный спо­соб, каким Западная Европа может посодействовать укреплению демо­кратии в странах Восточной Европы, — это отмена или же резкое сни­жение ограничений в торговле с ними.

США и Европейское сообщество активно помогали распростране­нию демократии в 70-е и 80-е гг. Способны ли они теперь оказать по­мощь в консолидации демократии? Они наверняка готовы к этому лучше, чем к продвижению демократии в новые страны, где она до сих пор отсутствовала. За исключением Африки это, главным образом, ре­гионы, в которых западное влияние ограничено и часто вызывает него­дование как проявление западного высокомерия и «империализма прав человека». Между тем США и Европейский союз располагают всем не­обходимым, чтобы поддержать консолидацию демократии там, где они помогли ей утвердиться: в Латинской Америке, Восточной Европе и на периферии Восточной Азии. Содействие становлению демократии в этих регионах должно стать высшим приоритетом внешней политики Запада, а в Соединенных Штатах оно уже стало таковым. [...]

Более 150 лет тому назад Алексис де Токвиль писал: «Вокруг нас происходит великая демократическая революция... это самая общая, самая древняя и самая постоянная тенденция истории. Она универсаль­на, она постоянно ускользает от человеческого вмешательства, и все события, так же как и все люди, вносят свой вклада ее прогресс». Ток­виль в свое время был чрезмерно оптимистичен. То же самое можно сказать и о наших современниках, провозгласивших глобальную победу

704 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

демократической революции. В данный исторический момент демокра­тия будет продвигаться вперед не по пути распространения ее на обще­ства, социальные и экономические условия в которых неблагоприятны для нее, а по сути ее укрепления и углубления там, куда она уже была принесена. Демократия полностью укоренилась лишь в немногих из почти сорока недемократических стран. Во всех остальных из них ее бу­дущее под большим сомнением, а то и в опасности. Если в начале сле­дующего столетия эта опасность будет устранена, сомнения рассеются, а демократия стабилизируется и упрочится в большинстве из упомяну­тых сорока стран, то можно считать, что нынешнее поколение побор­ников демократии хорошо поработало. Консолидация не означает ко­лебаний или отступлений. Она означает усиление демократических ин­ститутов и демократической практики в каждой из стран, а также ук­репление межгосударственных связей в сообществе демократических наций. Успешное завершение третьей волны демократизации заложит основы для ее четвертой волны, которая принесет демократию в неза­падные и более бедные регионы мира, т.е. туда, где ее пока еще нет. [...]

Печатается по: Хантингтон С. Будущее демократического процес­са: от экспансии к консолидации // Мировая экономика и международ­ные отношения. 1995. № 10.

Глава 16

ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ И КРИЗИСЫ

Р. ДАРЕНДОРФ

Общество и свобода

[...] В то время как общее объяснение структурной подоплеки всех социальных конфликтов невозможно, процесс развертывания кон­фликтов из определенных состояний структур, по всей вероятности, применим ко всем их различным формам. Путь от устойчивого состоя­ния социальной структуры к развертывающимся социальным конфлик­там, что означает, как правило, образование конфликтных групп, ана­литически проходит в три этапа (которые при наблюдении формы организации­

Глава 16. ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ И КРИЗИСЫ 705



начиная приблизительно с политических партий, различают­ся эмпирически, т.е. не всегда четко).

Само исходное состояние структуры, т.е. выявленный каузальный фон определенного конфликта, образует первый этап проявления конфликта. На основе существенных в каждом случае структурных при­знаков в данном социальном единстве можно выделить два агрегата со­циальных позиций, «обе стороны» фронта конфликта. [...] Эти агрегаты представителей социальных позиций не являются пока в точном смыс­ле социальной группой; они являются квазигруппой, т.е. одним только обнаруженным множеством представителей позиций, предполагаю­щим их сходство, которое не нуждается в осознании ими.

Но такие «предполагаемые» общности фактически имеют исключи­тельное значение. Применительно к структурным конфликтам мы долж­ны сказать, что принадлежность к агрегату в форме квазигруппы посто­янно предполагает ожидание защиты определенных интересов. [...] Латентные интересы принадлежат социальным позициям; они не обяза­тельно являются осознаваемыми и признаваемыми представителями этих позиций: предприниматель может отклоняться от своих латентных интересов и быть заодно с рабочими; немцы в 1914 г. могли вопреки своим ролевым ожиданиям осознавать симпатию к Франции. [...]

Второй этап развития конфликта состоит тогда в непосредствен­ной кристаллизации, т.е. осознании латентных интересов, организации квазигруппы в фактические группировки. Каждый социальный кон­фликт стремится к явному выражению вовне. Путь к манифестированию существующих латентных интересов не очень долог; квазигруппы явля­ются достижением порога организации групп интересов. При этом, ко­нечно, «организация» не означает одно и то же в случае «классового конфликта», «конфликта ролей» или конфликта в области международ­ных отношений. В первом случае речь идет об организации политичес­кой партии, союза, в последнем, напротив, более об экспликации, про­явлении конфликтов. При «ролевом конфликте» можно говорить об ор­ганизации участвующих элементов только в переносном смысле. Тем не менее конфликты всегда стремятся к кристаллизации и артикуляции.

Разумеется, кристаллизация происходит при наличии определенных, условий. По меньшей мере в случаях классовых конфликтов, конфлик­тов по поводу пропорционального представительства и конфликтов, связанных с меньшинствами, ими являются «условия организации». Чтобы конфликты проявились, должны быть выполнены определенные технические (личные, идеологические, материальные), социальные

706 Раздел VI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

(систематическое рекрутирование, коммуникация) и политические (свобода коалиций) условия. Если отсутствуют некоторые или все из этих условий, конфликты остаются латентными, пороговыми, не пере­ставая существовать. При известных условиях — прежде всего, если отсутствуют политические условия организации, — сама организация становится непосредственным предметом конфликта, который вследст­вие этого обостряется. Условия кристаллизации отношений конкурен­ции, международных и ролевых конфликтов должны изучаться отдельно.

Третий этап заключается в самих сформировавшихся конфликтах. По ме<

Наши рекомендации