F.8.5 Как насчет отсутствия огораживаний в Новом Свете?

Движение огораживаний было частью широкого процесса государственного вмешательства в создании капитализма. Более того, это только один способ создания «земельной монополии», которая обеспечила создание рабочего класса. Обстоятельства, стоящие перед правящим классом в обоих Америках были отчетливо отличны от обстоятельств в Старом Свете и поэтому «земельная монополия» приняла там другую форму.

В Америках, огораживания были неважны, так как традиционные права на землю на самом деле не существовали (по крайней мере с тех пор, как коренные американцы были уничтожены насилием). Здесь проблема была в том, что (после того как первоначальные пользователи земли были устранены) там были большие пространства земли, доступные людям для использования. Другие формы государственного вмешательства были похожи к тому, что было применено при меркантилизме в Европе (такие как тарифы, государственные траты, использование подневольного труда и государственное подавление рабочих и их организаций и так далее). Все это имело одну цель, обогатить и дать власть хозяевам и лишить актуальных производителей средств к существованию (земли и средств производства).

Неудивительно, из-за обилия земли, существовало движение за независимое фермерство в ранние годы американских колоний и последующей Республики и это подняло цены на труд из-за сокращения предложения. Капиталисты были в затруднении найти рабочих, желающих работать на них за зарплаты, достаточно низкие, чтобы обеспечить их достаточными доходами. Из-за трудности в нахождении достаточно дешевого труда капиталисты в Америке обратились к рабству.

При равных условиях, наемный труд более продуктивен чем рабство, но в ранней Америке условия были не равны. Имея доступ к дешевой (на самом деле, бесплатной) земле, работающие люди имели выбор, и немногие хотели стать зарплатными рабами и поэтому капиталисты обратились к рабству на Юге и «земельной монополии» на Севере.

Это происходило потому что, по словам Мауриса Добба, «людям, которые хотят воспроизвести капиталистические производственные отношения в новой стране, стало ясно, что главным основанием их проекта должно стать ограничение владения землей меньшинством и исключение большинства из любой доли (продуктивной) собственности». [Studies in Capitalist Development, с. 221-222] Как сказал один радикальный историк, «когда земля «бесплатная» или «дешевая», как это было в разных регионах США до 1830-ых, не было необходимости заставлять фермеров применять трудосберегающие технологии. В результате, независимое домашнее производство… затрудняло развитие капитализма… позволяя большим массам населения избегать наемного труда». [Charlie Post, "The 'Agricultural Revolution' in the United States", pp. 216-228, Science and Society, vol. 61, no. 2, p. 221]

Эта была в точности та опция (т. е. независимое производство), которая должна быть разрушена, чтобы капиталистическая индустрия развивалась. Государство должно было нарушить святые законы «спроса и предложения», контролируя доступ к земле, чтобы обеспечить нормальную работа «спроса и предложения» в рынке труда (т. е. более выгодную переговорную позицию работодателя по сравнению с работником). Когда эта ситуация стала типичной (т. е. когда опция самозанятости была эффективно устранена) стал применяться более (основанный на протекционизме) "laissez-faire" подход, с государственным действием, используемым не напрямую, чтобы давать преимущества капиталистам и лендлордам (и всегда доступное, чтобы защищать частную собственность от действий обездоленных).

Как была достигнута эта трансформация владением земли?

Вместо того, чтобы позволить жителям владеть своими фермами, как это было до 1830-ых, государство вмешалось, когда армия избавилась (обычно геноцидом) от первоначальных владельцев. Его первая главная роль была в обеспечении законных прав собственности на неиспользуемую землю. Земля, украденная у коренных американцев, была продана на аукционе предлагавшим самую высокую цену, а именно спекулянтам, которые потом продавали ее фермерам. Этот процесс начался «после революции, когда большие участки земли были куплены богатыми спекулянтами» и их требования поддерживались законом. [Howard Zinn, A People's History of the United States, p. 125]

Таким образом земля, которая должна была быть бесплатной, была продана нуждающимся в земле фермерам и немногие обогатились за счет многих. Это не только увеличило неравенство в обществе, это также поощрило развитие наемного труда – обязанность платить за землю обеспечила, что многие иммигранты оставались на Восточном Берегу до тех пор, пока у них не появлялось достаточно денег.

Этот резерв людей, у которых не было выбора, кроме продавать свой труд увеличился из-за государственной защиты незанятой земли. То, что земля в конечном счете оказывалась в руках фермеров не отменяло (не могло отменить) сдвиг классовых сил, которая эта политика создала.

Также основную роль сыграли различные «Акты о Гомстэдинге» и, в общем, «Федеральный закон о земле в 19 веке предоставил на продажу большую часть общественной земли на публичном аукционе предложившему самую высокую цену… Настоящих поселенцев заставили покупать землю у спекулянтов, по ценам гораздо выше федеральной минимальной цены». (Что немногие люди могли себе позволить в любом случае). [Charlie Post, Op. Cit., с. 222]

Это подтверждается Говардом Зином, который замечает, что Акт о Гомстэдинге 1862 года «давал 160 акров западной земли, незанятой и в публичном владении, любому, кто культивировал бы ее в течение 5 лет… Немногие простые люди имели 200 долларов, чтобы сделать это; спекулянты приехали и выкупили большинство земли. Земля гомстэдинга добавила до 50 миллионов акров. Но во время Гражданской Войны, более 100 миллионов акров было выдано Конгрессом и президентом различным железным дорогам, бесплатно». [Op. Cit., с. 233] Неудивительно, что индивидуальные анархисты поддерживали «использование и владение» систему владения землей как ключевой способ остановить капиталистов и лендлордов от ростовщичества и также остановить развитие самого капитализма.

Это изменение в апроприации земель имело важный эффект на сельское хозяйство и желательности занятия фермерством для иммигрантов. Как замечает Пост: «Когда социальные условия для получения и содержания земель изменились, как в Среднем Западе между 1830 годом и 1840 годом, преследуя цель сохранения (владения и контроля семьи)… привели к очень разным результатам. Чтобы платить растущую ипотеку, долги и налоги, семейные фермеры были вынуждены специализироваться на товарных культурах и продавать все и больше своего урожая». [Op. Cit., с. 221-2]

Так, чтобы заплатить за землю, которая раньше была бесплатной, фермеры залезали в долги и все больше обращались к рынку, чтобы расплатиться с долгами. Таким образом, «Федеральная земельная система, трансформировав землю в товар и стимулируя спекуляции землей, сделали среднезападных фермеров зависимыми от рынков для продолжительного владения своими фермами». Оказавшись на рынке, фермеры должны были инвестировать в новое оборудование и это также ввергало их в долги. Перед лицом плохого урожая или перенасыщения рынка, они не могли выплатить свои долги и их фермы должны были быть проданы за долги.

К 1880 году, 25% ферм было арендовано арендаторами, и это число росло. В дополнение, «трансформация общественных отношений собственности в северном сельском хозяйстве подготовило почву для «агрикультурной революции» 1840-ых и 1850-ых… Повышение долгов и налогов заставило среднезападных семейных фермеров соревноваться как производителей товаров, чтобы сохранить свои земли… Трансформация… была центральным предварительным условием для развития индустриального капитализма в США». [Charlie Post, Op. Cit., p. 223 and p. 226]

Нужно отметить, что феодальное владение землей было приведено в силу во многих областях колоний и ранней Республики.

Собственность лендлордов была защищена государством и их потребность в ренте имела полную защиту государства. Это приводило к многим анти-арендным конфликтам. [Howard Zinn, A People's History of the United States, p. 84 and pp. 206-11]

Такая борьба помогала закончить с таким положение вещей, лендлорды поощрялись позволить фермера купить землю, которая по праву была их. Богатство, полученное от фермеров в форме ренты и цены земли могла потом быть инвестирована в индустрию, таким образом трансформируя феодальные отношения на земле в капиталистические отношения в индустрии (и, в конце концов, обратно на землю, когда фермеры стали жертвами давления капиталистического рынка и долгов, которые заставляли их продавать).

Это значит, что комментарий Мюррея Ротбарда о том, что «когда земля выкуплена жителем, несправедливость исчезает» это бессмыслица – несправедливость была перенесена в другие части общества и это, широкое наследие начальной несправедливости, продолжалось и помогло трансформировать общество в капиталистическое. В дополнение, с его комментарием о «установлении в Северной Америке по-настоящему либертарианской земельной системы» индивидуальные анархисты того времени бы серьезно поспорили! [The Ethics of Liberty, p. 73] Ротбард, временами, кажется смутно знакомым с важностью земли как базиса для свободы в ранней Америке. Например, он мимолетно замечает, что «изобилие плодородной нетронутой земли на большой территории позволило индивидуализму полностью расцвести во многих областях». [Conceived in Liberty, vol. 2, p. 186] Но он не обдумывал трансформацию в социальных отношениях, которая появилась бы, когда земля исчезла.

На самом деле, он был безразличен к этому. «Если прибывшие позже были в худшем положении,» высказал мнение он, «тогда это их надлежащее принятие риска в этом свободном и неопределенном мире. Больше не существует огромного фронтира в США, и нет смысла оплакивать этот факт». [The Ethics of Liberty, p. 240]

Неудивительно, мы также обнаруживаем Мюррея Ротбарда комментирующего, что коренные американцы «жили при коллективистском режиме, который, по распределению земли, был едва ли более справедлив, чем английский правительственный захват земли». [Conceived in Liberty, vol. 1, p. 187] То, что такой режим был сделан для повышения индивидуальной свободы и что это в точности была независимость от лендлордов и боссов, что сделало огораживания и государственный захват земли таким привлекательным для правящего класса, было непонято им.

В отличие от капиталистических экономистов, политиков и боссов того времени, Ротбард кажется не знал, что этот «огромный фронтир» (как общинная земля) рассматривался как большая проблема для сохранения трудовой дисциплины и было принято подходящее государственное действие, чтобы уменьшить его, ограничив свободный доступ к земле, чтобы обеспечить зависимость рабочих от наемного труда. Многие ранние экономисты знали это и поддерживали такие действия.

Эдвард Уэйкфилд был типичным, когда он жаловался на то, что ««Где земля очень дешева и все люди свободны, где каждый может по своему желанию получить участок земли для самого себя, там труд не только очень дорог, если принять во внимание долю, получаемую рабочим из его продукта, но там и вообще трудно получить комбинированный труд за какую бы то ни было цену».

Это привело к ситуации, где немногие «могут собрать большую массу богатства», потому что рабочие «прекращают… быть наемными работниками; они… становятся независимыми владельцами земли, если не конкурентами с их бывшими хозяевами на рынке труда». Неудивительно, Уэйкфилд призывал к государственному вмешательству, чтобы уменьшить этот выбор и обеспечить, чтобы труд стал дешевым, потому что у рабочих не было выбора, кроме искать хозяина. Ключевым способом для государства было захватить землю и потом продавать ее населению. Это бы обеспечило, что «ни один трудящийся не смог бы купить землю, если бы не работал за деньги» и это «произведет капитал для найма большего количества работников». [quoted by Marx, Op. Cit., , с. 935, с. 936 и с. 939] Это в точности то, что произошло.

Одновременно с исключением рабочего класса из владения нетронутой землей, государство дарило большие участки земли привилегированным классам: земельным спекулянтам, лесозаготовительным и горнодобывающим компаниям, плантаторам, железным дорогам и та далее. В дополнение к конфискации земли и распределения ее таким образом, чтобы принести пользу капиталистической индустрии, «государство сыграло роль в помощи банкирам и нанесении вреда фермерам; оно сохраняло количество денег — основанное на золотом стандарте — постоянным, в то время как население росло, поэтому было все меньше и меньше денег в обращении. Фермеры должны были расплачиваться со своими долгами в долларах, которые было труднее достать. Банкиры, получая долг обратно, получали доллары, стоящие больше, чем когда они выдавали долг — своего рода процент на проценте. Поэтому в фермерских движениях так много говорилось о выпуске большего количества денег в обращение». [Zinn, Op. Cit., p. 278] Также обстояло дело с индивидуальным анархизмом, мы должны добавить.

В общем и целом, поэтому, государственное вмешательство обеспечило трансформацию Америки из общества независимых работников в капиталистическое общество. Создав и приведя в силу «земельную монополию» (где самым важным было государственное владение незанятой земли и приведение в силу прав лендлордов) государство обеспечило баланс классовых сил, склоненных в пользу капиталистического класса. Убрав опцию фермерствовать на своей земле, правительство США создало свою собственную форму огораживаний и создало безземельную рабочую силу, с небольшим выбором, кроме как продавать свою свободу на «свободном рынке». В этом не было ничего «естественного». Неудивительно, что индивидуальный анархист Дж. К. Ингаллс атаковал «земельную монополию» следующими словами:

«Земля, с ее огромными ресурсами полезных ископаемых, ее спонтанные творения и ее плодородная почва, дар Божий и общее достояние человечества, долгие века находилась в руках группы угнетателей по прааву завоевания или открытия; и сейчас она принадлежит другим, по праву покупки от них. Все естественные владения человека… были названы собственностью; сам человек не избежал ненасытных челюстей жадности. Вторжение его прав и владений привело к… облечению собственности властью, чтобы накапливать прибыль». [quoted by James Martin, Men Against the State, p. 142]

Маркс, правильно утверждал, что «капиталистический способ производства и накопления, а следовательно, и капиталистическая частная собственность предполагают уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде, т. е. предполагают экспроприацию работника”. [Capital, Vol. 1, p. 940] Он отмечает, что чтобы достичь этого, государство использовало:

«Однако каким же образом излечить колонии от антикапиталистической язвы? … Необходимо, чтобы правительство дало девственной земле искусственную цену, независимую от закона спроса и предложения: она заставит поселенца сравнительно долгое время работать в качестве наёмного рабочего, пока он не заработает такого количества денег, которое позволит ему купить участок земли и превратиться в независимого крестьянина». [Op. Cit., с. 938]

Более того, тарифы были представлены с «целью искусственного производства капиталистов», потому что «Система протекционизма была искусственным средством фабриковать фабрикантов, экспроприировать независимых работников, капитализировать национальные средства производства и жизненные средства, насильственно ускорять переход от старого способа производства к современному,» к капитализму. [Op. Cit., с. 932 и с. 921-2]

Так меркантилизм, государственная помощь и капиталистическое развитие также были видны в Соединенных Штатах Америки. Как указывает Эдвард Херман, «уровень государственного участия в бизнесе в США с позднего 18 века до настоящего времени следовал паттерну в форме буквы U: Была широкая государственная интервенция до Гражданской Войны (большие субсидии, совместные предприятия с активным государственным участием и прямым государственным производством), потом квази laissez faire период между Гражданской Войной и концом 19 века (период, отмеченный «агрессивным использованием тарифной защиты» и государственной поддержкой строительства железных дорог, ключевой фактор в капиталистической экспансии США), за ним последовал постепенный подъем государственного вмешательства в двадцатом веке, что ускорилось после 1930 года». [Corporate Control, Corporate Power, с. 162]