Сын за отца не отвечает» ( или все же отвечает)? 2 страница

Наконец, имеет смысл поставить вопрос о том, насколько анало­гичная модель применима при изучении национальностей Советско­го Союза. В Российской Империи существовали не только социальные. но и этнические, национальные сословия (например, башкиры или немецкие колонисты). Национальность, как и класс, была категори­ей, которая получила полное правовое признание только после рево­люции. В советское время, как могло показаться, создание этой кате­гории вначале шло совершенно иным путем, чем создание категории класса. В период сталинизма, однако, многое изменилось, особенно в случаях депортации целых национальностей в 40-е годы. В таком слу­чае у историка появляется интригующая возможность - проследить, как принцип сословности наложил свой отпечаток на процесс искус­ственного созидания не только социальной, но и национальной иден­тичности советских людей.

Пер. с англ. С.Каптерева

Примечания

1. См.: Sheila Fitzpatrick, Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921-1934 (Cambridge, 1979): idem, «Stalin and the Making of a New Elite, 1928-1939», Slavic Review 38 (1979). P.377-402; эта статья была перепечатана в моей книге The Cultural Front (Ithaca, N.Y., 1992). P.149-182.

2. В особенности это относится к тем марксистским концепциям образо­вания классов (например, к концепции Э.П.Томпсона), где делается упор на фактор сознания. К примеру, можно указать на характерные для начала со­ветского периода проблемы (пре)образования российского рабочего класса и выработки партией большевиков собственного варианта «пролетарского со­знания» - варианта, который сами промышленные рабочие полностью не при­няли. но от которого они полностью и не отказались.

3. Форма А, использовавшаяся в ходе переписи 1897 года, воспроизводит­ся в приложении 1 к книге: Пландовский Вл. Народная перепись. Спб., 1898. Респонденты должны были указать свое «сословие, состояние, или звание», а также ту отрасль экономики, в которой они работали (сельское хозяйство, промышленность, горная промышленность, торговля и т. д.).

4. Там же. С.339. Единственный приведенный там пример касался уча­ствовавших в переписи 1897 года крестьян, которые были не в состоянии указать статус своих семей при крепостном праве, до 1861 года. Речь здесь шла де о «сословии», а о «разряде»; опрашиваемые должны были ответить, явля­лись ли они в то время помещичьими крепостными, государственными крес­тьянами и т.д.

5. Дискуссию по наиболее кардинальным вопросам, связанным с сослов­ной проблематикой, можно проследить по следующим работам: Gregory L. Freeze, «The Soslovie (Estate) Paradigm and Russian Social History». American Historical Review 91 (1986). P.I 1-36 [на русском языке опубл. как: Фриз Грего­ри Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период. Са­мара, 2000. С.121-162.-Прим. ред.]; Leopold Н. Haimson, «The Problem of Social Identities in Early Twentieth Century Russia», Slavic Review 47 (1988). P. 1-20; Alfred J. Rieber. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia (Chapel Hill, N.С., 1982). P.XIX-XXVI, idem, «The Sedimentary Society», Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia, ed. Edith W. Clowes, Samuel D. K-assow and James L. West (Princeton, N.J., 1991); Abbott Gleason, «The Terms of Russian Social History», ibid. P. 23-27.

6. Ключевский В.О. История сословий в России:Курс, читанный в Мос­ковском Университете в 1886 г. Спб., 1913.

7. Интеллигенция выделилась из рядов дворянства в серединеXIX столе­тия как особая группа образованных россиян, не состоявших (или состояв­ших без особой охоты) на государственной службе. Ее представители, не при­надлежавшие к дворянству, многие из которых были сыновьями духовных лиц, иногда числились в особой сословной категории: «разночинцы». С воз­растанием к концу XIX века общественного значения юридической и меди­цинской профессий государство проявило склонность рассматривать эти про­фессии как новые сословия; но российские интеллектуалы, чьи умы уже все­цело занимала проблема образования классов в марксистском смысле слова как необходимых элементов «современного» общества, практически не обра­тили внимания на этот процесс. Быстрый рост городского промышленного рабочего класса был результатом беспорядочной индустриализации России, осуществлявшейся под руководством графа Витте с 90-х годов XIX столетия. Большинство промышленных рабочих были недавними (более или менее) переселенцами из деревень и юридически состояли в крестьянском сословии.

8. О таких представлениях образованного общества см.: Фриз Грегори Л. Сословная парадигма и социальная история России. С. 123-124. Однако, как Указывает Леопольд Хаймсон, «если понятие "сословия" отражало представ­ления государства об обществе, то марксистское понятие "класса" по сути своей было "альтернативным представлением" квазидиссидентской интелли­генции, сформулированным на основе реалий западного, а не российского общества». - Leopold Haimson, «The Problem of Social Identities in Early 'Twentieth Century Russia». P.3-4.

9. Уильям Розенберг отмечал, что «по крайней мере на протяжении короткого исторического отрезка доминирующая идентичность позволяла четко очертить линии социального противостояния» (William G. Rosenberg, «Identities, Power, and Social Interactions in Revolutionary Russia», Slavic Review 47 (1988). P.27); сведения о том, как российские либералы воспринимали клас­совую поляризацию, приводятся в его работе: William G. Rosenberg, Liberals in the Russian Revolution (Princeton, N.J., 1974). P.209-212.

10. О демографических процессах того времени см.: Diane P. Koenker. «Urbanization and Deurbanization in the Russian Revolution and Civil War». Journal of Modem History 57 (1985). P.424-450; об их политическом значении см.: Sheila Fitzpatrick, «The Bolsheviks' Dilemma: Class, Culture and Politics in the Early Soviet Years», Slavic Review 47 (1988). P.599-613; последняя работа вошла также в книгу: Sheila Fitzpatrick, The Cultural Front. P. 16-36.

11. XI съезд РКП(б). Март-апрель 1922 г. Стенографический отчет. М., 1961. С.103-104.

12. Это оскорбление было особенно действенным потому, что в лексиконе русской интеллигенции слово «буржуазный» имело такой же презрительный оттенок, как и в большевистском дискурсе.

13. В октябре 1917 года рабочие составляли примерно 60% членов партии, но в ходе гражданской войны этот показатель снизился приблизительно до 40% (частично в результате наплыва в партию крестьян-красноармейцев); более того, в партийном руководстве преобладали выходцы из интеллиген­ции. В 20-е годы предпринимались энергичные усилия по привлечению в ряды партии большего числа рабочих. При этом наряду с процессом «вербовки» представителей рабочего класса шел не менее интенсивный процесс «выдви­жения» рабочих на уровень кадровых специалистов и на административные должности. Связанные с этим практические и концептуальные проблемы об­суждаются в работе: Sheila Fitzpatrick, The Bolsheviks' Dilemma.

14. Правда, 20 апреля 1936 г. C.I.

15. Об уничтожении сословий и гражданских чинов. Декрет ЦИК и Со­внаркома от 11 [24] ноября 1917 г. [за подписью Я.М.Свердлова и В.И.Лени­на] // Декреты советской власти. М., 1957. T.I. С.72.

16. См., напр., детальное описание деления советского общества на клас­сы, основанное на результатах переписи населения: Статистический справоч­ник СССР за 1928 г. М., 1929. С.42,

17. Впрочем, при проведении серьезного социально-статистического ана­лиза священников и других «служителей культа» включали в категорию «лиц свободных профессий».

18. Конституция (Основной закон) РСФСР, принятая Пятым Всероссийс­ким съездом Советов (10 июля 1918 г.) // Собрание узаконений и распоряже­ний рабочего и крестьянского правительства. 1918. № 51. Ст. 582. Раздел 4 (глава 13) конституции посвящен избирательному праву.

19. Детальный анализ данного вопроса содержится в работе: Elise Kimerling, «Civil Rights and Social Policy in Soviet Russia, 1918-1936», Russian Review 41 (1982). P.24-46.

20. Формы документации, принятые в 1926-1927 годах для регистрации бра­косочетания, рождения ребенка, развода и смерти, воспроизведены в следую­щей работе: Дробижев В.З. У истоков советской демографии. М., 1987. С.208-215. В графе «социальное положение» были предусмотрены следующие вари­

анты: «работник-тница, служащий-ая, хозяин-ка, помогающий член семьи [в семейном, например, крестьянском хозяйстве], свободной профессии» и т. д.

21. Советская юстиция. 1932. № 1. С.20 (курсив мой.-Ш.Ф.).

22. Этот вопрос был поставлен перед народным комиссаром просвещения А.В.Луначарским на конференции преподавателей в 1929 году (Луначарский посоветовал учителям положиться на добрую волю приемных комиссий, а не испытывать судьбу, требуя изменить законодательный порядок). - Государ­ственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5462, on. 11, д. 12, л. 37.

23. То, что перепись населения 1897 года не предоставляла такой инфор­мации, крайне расстраивало Ленина еще при написании им работы «Разви­тие капитализма в России». Перепись была проведена должным образом в 1920 году, на последней стадии гражданской войны, но из-за социального хаоса и неразберихи того периода полученная в результате переписи информация о занятиях населения обладала небольшой ценностью. - Массовые источники по социально-экономической истории советского общества. М., 1979. С.24; Дробижев В.З. У истоков советской демографии. С.47-48, 53.

24. За исключением наемных сельскохозяйственных рабочих.

25. См.: Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. Краткие свод­ки. Вып. 10. Население Союза ССР по положению в занятии и отраслям на­родного хозяйства. М., 1929.

26. По вопросу об использовании статистики в целях социального строи­тельства и контроля см.: lan Hacking, The Taming of Chance (Cambridge, 1990); Joan Scott, «Statistical Representation of Work: The Politics of the Chamber of Commerce's "Statistique de 1'Industrie a Paris, 1847-48"», Joan Scott, Gender and the Politics of History (New York, 1988).

27. Более подробно эта проблема рассмотрена в моей работе: Sheila Fitzpatrick, «The Problem of Class Identity in NEP Society», Russia in the Era of NEP: Explorations in Soviet Society and Culture, ed. Sheila Fitzpatrick, Alexander Rabinowitch and Richard Stites (Bloomington, Ind., 1991). P. 12-33.

28. Как правило, в отношении рабочего класса коммунисты не применяли «генеалогический» подход. Рабочие, которые родились в крестьянских семь­ях (а таких было большинство), все равно считались «пролетариями».

29. Две соответствующие графы носили следующие заголовки: «по социальному положению» и «по занятию». См. анкету партийной переписи 1927 года, воспроизведенную в издании: Всесоюзная партийная перепись 1927 г. Вып. 3. М.:

Статистический отдел ЦК ВКП (б), 1927. С.179-180. Что касается вопроса «генеа­логии», то статистики Центрального Комитета партии считали, что классовый статус родителей «в меньшей степени характеризует партийца», чем его непосред­ственный классовый опыт и профессиональная история, и что он «накладывает менее яркий отпечаток на весь его духовный облик». См.: Социальный и нацио­нальный состав ВКП(б). Итоги Всесоюзной переписи 1927 года. М., 1928. С.26.

30. О раскулачивании см.: R.W.Davies, The Socialist Offensive: The Collectivisation of Soviet Agriculture, 1929-1930 (Cambridge, Mass., 1980). Chaps. 4-5.

31. Kendall E. Bailes, Technology and Society under Lenin and Stalin (Princeton, N.J., 1978). Chaps. 3-5.

32. О понимании «культурной революции» как классовой борьбы, харак­терном для периода 1928-1931 гг., см: Cultural Revolution in Russia, 1928-1931, ed. Sheila Fitzpatrick (Bloomington, Ind., 1978).

33. О восстановлении в правах кулаков и их детей см.: О порядке восста­новления в избирательных правах детей кулаков // Собрание законов и рас­поряжений рабоче-крестьянского правительства СССР. 1933. №21. Ст.117;

О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков // Там же. 1934. № 33. Ст. 257. О приеме в высшие учебные заведения см.: Sheila Fitzpatrick, Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921-1934. О правилах при­ема в партию см.: Т.Н. Rigby, Communist Party Membership in the U.S.S.R., 1917-1967 (Princeton.N.J.. 1968). P.221-226. Об изменениях основ приема в ком­сомол см. речь секретаря Центрального Комитета Андреева на Х съезде ком­сомола: Правда, 21 апреля 1936 г. С.2.

34. Речь В.М.Молотова о предстоящих изменениях в Советской Консти­туции, произнесенную 6 февраля 1935 г. на VII съезде Советов, см.: Комсо­мольская правда, 8 февраля 1935 г. С.2.

35. Советская юстиция. 1936. № 22.С.15.

36. Комсомольская правда, 2 декабря 1935 г. С.2. Вышеупомянутый деле­гат, башкирский комбайнер А.Г.Тильба, заявил, что местные партийные дея­тели пытались помешать его присутствию на совещании, несмотря на его зас­луги как стахановца, и что он смог прибыть на него только после вмешатель­ства главы сельскохозяйственного отдела ЦК партии.

37. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик (1936)// История советской Конституции (в документах). 1917-1956. М., 1957. С.726.

38. Например, его использует А.Т.Твардовский в своей поэме «По праву памяти», ходившей по рукам в советском «самиздате» в 60-е годы. Родители и братья Твардовского подверглись депортации как кулаки в то же самое время, когда он в Смоленске начинал успешную карьеру народного поэта.

39. В то время как большинство газет попросту не среагировало на эту фра­зу, «Комсомолка» неделей позже выступила с передовой статьей, где призыва­ла к повышению революционной бдительности по отношению к классовым врагам; призыв этот прозвучал как косвенное опровержение того, что было напечатано в ней ранее. См.: Комсомольская правда, 28 декабря 1935 г. C.I.

40. О правом уклоне в ВКП(б) // Сталин И.В. Сочинения. Т.12. М., 1952. С.34-39,

41. Из речи наркома юстиции РСФСР Николая Крыленко (который якобы перефразировал неопубликованное сталинское высказывание) перед работни­ками юстиции в Уфе в марте 1934 г. - Советская юстиция. 1934. № 9. С.2.

42. Краткое содержание фильма (возможно, не совсем точно изложенное) приводится в восторженной рецензии, опубликованной в газете «Магнито­горский рабочий» от 5 мая 1936 г. С.З.

43. Второй всесоюзный съезд колхозников-ударников. 11-17 февраля 1935 г. Стенографический отчет. М., 1935. С.60, 81, 130.

44.См. сообщение о процессе в Сычевке - одном из многочисленных про­винциальных показательных процессов 1937 года, где сельским партийным руководителям были предъявлены обвинения в оскорбительном поведении, произволе и самоуправстве по отношению к местному крестьянскому населе­нию. - Рабочий путь. 16 октября 1937 г. С.2.

45. См. Sheila Fitzpatrick, «The Great Departure: Rural-Urban Migration, 1929-33», Social Dimensions of Soviet Industrialization, eds. William G. Rosenberg and Lewis Siegelbaum (Bloomington. Ind., 1993). P.15-40.

46. За индустриализацию. 20 марта 1935 г. С.2.

47. Заковский Л.М. О некоторых коварных приемах и методах врагов, пробравшихся в комсомол // Комсомольская правда, 5 октября 1937 г. С.2.

48. Значительное число жертв этой чистки было восстановлено в рядах комсомола в 1938 году, после того, как они подали апелляции, оспаривая не­справедливое исключение. Материалы слушаний о их реабилитации находятся в трофейном Архиве Смоленской области, находящемся в США, ВКП 416.

49. Данные, содержащиеся в архивах местного НКВД, приводятся в ста­тье: Ижбулдин Г. Назвать все имена // Огонек. 1989. № 7. С.30.

50. Эти наблюдения основаны на чтении архивных дел, содержащих жа­лобы. написанные крестьянами в 1937 году. Дела эти, хранящиеся в Российс­ком государственном архиве экономики (РГАЭ), ф. 396, on. 10. подробно рас­сматриваются в работе: Sheila Fitzpatrick, Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization (New York and Oxford, 1994);

см. в особенности приложение «Библиография и источники» (арр. «On Bibliography and Sources»).

51. РГАЭ, ф. 396. on. 10, д. 121, л.1.

52. Данные эти взяты из статьи: Дугин Н. Открывая архивы // На боевом посту, 27 декабря 1989 г. С.З; они основаны на архивных данных НКВД, где заключенных классифицировали на основе статей Уголовного кодекса, по которым они были осуждены.

53. Основными координатами личностной идентификации в паспортах 30-х годов были возраст, пол, социальное положение и национальность; см.:Об установлении единой паспортной системы вСССР. Постановление ЦИК и Совнаркома СССР от 27 декабря 1932 г. // Правда, 28 декабря 1932 г. C.I. Графа «социальное положение» сохранялась в советских паспортах до 1974 года.

54. См. статью о паспортах: McGraw Hill Encyclopedia of Russia and the Soviet Union, ed. Michael T. Florinsky (New York, 1961). s.v. «passports», p.412; информация, полученная в рамках Гарвардского проекта по интервьюирова­нию беженцев (Harvard Refugee Interview Project), приводится в работе: Alex Inkeles and Raymond A. Bauer, The Soviet Citizen: Daily Life in a Totalitarian Society (New York. 1968). P.73-74.

55. Обозначение «колхозник» следует рассматривать как особую катего­рию, поскольку колхозник, имевший паспорт, по определению не был постоянно занят в колхозном сельском хозяйстве. Это мог быть недавний крестьянин, который, как и при царизме, на практике превратился в городского рабочего но пока еще не получил возможности сменить свой юридический статус.

56. Правда, 16 февраля 1941 г. С.З.

57. ГАРФ. ф. 5457, on. 22, д. 48, лл. 80-81 (личный листок по учету кадров П.М.Григорьева, члена профсоюза прядильщиков, 1935 г.).

58. См., например, материалы профсоюзной переписи 1932-1933 годов, где особое внимание уделялось членам профсоюзов, прибывшим из деревень, и их прошлому социальному статусу (Профсоюзная перепись 1932-1933 г. М., 1934); проводившейся в 1935 году переписи работников государственной и коопера­тивной торговли, где особое внимание уделялось трудоустройству бывших нэп­манов и работников частного сектора (Итоги торговой переписи 1935 г. Ч. 2: Кадры советской торговли. М., 1936); и проводившейся в 1933 году переписи советской административной и профессиональной элиты (итоги этой переписи были опубликованы в 1936 году), где были особо выделены не только кадры с пролетарским происхождением, но и те, кто был «рабочим у станка» в 1928 году (Состав руководящих работников и специалистов СоюзаССР. М., 1936).

59. См. анкеты, использовавшиеся в переписях 1937 и 1939 годов и опублико­ванные ЦУНХУ при Госплане СССР: Всесоюзная перепись населения 1939 г. // Переписи населения. Альбом наглядных пособий. М., 1938. С.25-26. Результа­ты переписи 1937 года были изъяты и никогда не были опубликованы, поскольку выявленная тогда численность населения была недопустимо низкой.

60. Вместо него был введен совершенно новый термин: «общественная группа».

61. О проекте Конституции Союза ССР (25 ноября 1936 г.) // Сталин И.В. Сочинения, ed. Robert H. McNeal (Stanford, California: Hoover Institution, 1967). Vol. 1 (XIV). P.142-146. [В Советском Союзе было опубликовано только 13 то­мов «Сочинений» И.В.Сталина - в хрущевские времена издание завершено не было. Три последних тома (которые должны были быть соответственно 14-м, 15-м и 16-м) были позже опубликованы в США, в издательстве Гуверовского института. Поэтому в нашем издании сноска типа: Сталин И.В. Сочинения. Т.2 (XV) означает, что имеется в виду второй том Гуверовского издания, который, если бы не начался процесс «десталинизации», должен был бы стать 15-м то­мом советского издания работ Сталина. Прим. ред. - Майкл Дэвид-Фокс].

62. Ibid. P. 169.

63. Ibid. P. 142. Ортодоксально следуя марксистской доктрине, Сталин на­звал две первые группы «классами», а третью (поскольку ее положение не определялось отношением к средствам производства) - «прослойкой». Иног­да эту формулу непочтительно именовали «два с половиной».

64. Екатерина II предлагала выделять четыре сословия: дворянство, духо­венство, горожан и крестьянство.

65. Неколхозные крестьяне (или крестьянские хозяйства) обладали индивиду­альным правом на пользование землей, но только на территории своей деревни.

66. Реализация этого права была ограничена специально отведенным для этого пространством - расположенными в городах «колхозными рынками», куда крестьяне-единоличники и колхозы привозили излишки продукции.

67. Заметим, что, несмотря на сталинскую формулу «два с половиной», на прак­тике в 30-е годы «служащих» по-прежнему воспринимали как отдельное сословие.

68. См. письмо донских, кубанских и терских казаков с клятвой верности новому режиму, опубликованное в газете «Правда» от 18 марта 1936 г. (с.1), и определившее их новый статус постановление Центрального Исполнитель­ного Комитета Съезда СоветовСССР от 20 апреля 1936 г., которое упомина­ется в статье «Казачество» во 2-м издании «Большой советской энциклопе­дии» (Т. 19. М.. 1953. С.363). Возможно, что новое казачье сословие получило также высоко ценившуюся в 30-е годы привилегию - право владеть лошадь­ми, но пока я не смогла точно этого установить.

69. См. Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документации НКВД-МВД СССР) // Социологические исследования. 1990. № 11. С.3-17; а также (по поводу снятия законодательных ограничений с данной группы лиц в 50-е годы): Земсков В.Н. Массовое освобождение спецпоселенцев и ссыльных (1954-1960 гг.) // Социоло­гические исследования. 1991. № 1. С.10-12.

70. См.: Состав руководящих работников и специалистов Союза ССР.М., 1936; Из докладной записки ЦСУ СССР в Президиум Госплана СССР об ито­гах учета руководящих кадров и специалистов на 1 января 1941 г. // Индуст­риализация СССР 1938-1941 гг. Документы и материалы. М., 1973. С..269-276; результаты социологических обследований приводятся также в работе: Nicholas de Witt, Education and Professional Employment in the USSR (Washington, D. C., 1961). P.638-639. В промышленной статистике 30-х годов использовалась категория «ИТР» («инженерно-технические работники»): она включала в себя как административный персонал, так и профессиональных сотрудников, но в нее не входили канцелярские работники низшего звена, составлявшие отдельную категорию «служащих».

71. См.: Mervin Matthews, Privilege in the Soviet Union: A Study of Elite Life-Styles under Communism (London, 1978). Chap. 4.

72. См.: Leonard E. Hubbard, Soviet Trade and Distribution (London, 1938). P.38-39, 238-240.

73. О стахановском движении см.: Lewis H. Siegelbaum, Stakhanovism and the Politics of Productivity in the USSR, 1935-1941 (Cambridge, 1988).

74. См., к примеру, искреннее письмо неграмотной работницы льноткацкой промышленности Марии Каганович (письмо было написано ее грамот­ной дочерью) главе всесоюзного профсоюза работников ее отрасли. Работ­ница эта жаловалась на допущенную в ее отношении вопиющую несправед­ливость: ее лишили звания стахановки (и, таким образом, запретили сидеть в первом ряду в фабричном клубе) только потому, что ее здоровье ухудшилось, и она не могла больше работать так же хорошо, как и прежде. - ГАРФ, ф. 5457, on. 22, д. 48 (письмо от ноября 1935 года).

75. Сходная мысль содержится в работе: Robert С. Tucker, «Stalinism as Revolution from Above», Stalinism: Essays in Historical Interpretation, ed. Robert C. Tucker (New York, 1977). P.99-100.

Дэвид Джоравски

СТАЛИНИСТСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ И НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ[4]

Слово «менталитет» - образ мыслей - стало модным терми­ном среди сегодняшних историков; его считают нейтраль­ным по тону обозначением совокупности свода убеждений, характерных для конкретной группы людей. Кажется, что понятие «менталитет» помогает удачно избежать и метафизической таинствен­ности таких выражений, как «дух России», и гневных марксистских обертонов, звучащих в термине «идеология», ассоциирующемся с не­ким грандиозным обманом и своекорыстием, замаскированным под универсальную истину. Учитывая веяния моды и стремясь направить ход дискуссии в мирное русло, мы будем использовать слово «мента­литет», хотя новые слова не устраняют старые трудности.

Основные трудности здесь создает широко распространенное убеж­дение, что идеология и прагматизм в основе своей противоположны друг другу, и что конфликт между ними и определяет формирующий­ся при коммунистических режимах менталитет. Наш же очерк по со­ветской истории построен на ином предположении, а именно, что праг­матизм как таковой уже является идеологизированным понятием, которое поддается осмыслению лишь в конкретно-историческом кон­тексте. Было бы иллюзией полагать, что сущность прагматизма мож­но определить посредством ссылки на «технику» - на некую автоном­ную силу, сближающую все общества и превращающую их в единый муравейник. Эта технологическая фантазия разрушила грандиозные идеологические теории предыдущих столетий; она постепенно подта­чивает даже академические теоретические построения о природе че­ловека. Идеологи превращаются в безропотных функционеров - «экс­пертов по связям с общественностью», как говорят у нас на Западе, а представители академического мира занимают теперь такое же мес­то, как и технические специалисты, или выполняют чисто декоратив­ные функции. Советская история представляет один из самых ярких примеров триумфа «прагматизма», столь характерного для двадца­того века. В известной степени, как я попытаюсь показать, подобный «прагматизм» является не более чем мифом, самообманом; способом избежать опасных тройственных конфликтов, возникающих между энергичным, прямолинейным стилем политического правления, иде­ологическими пророчествами и неистребимым ироничным скепсисом в сфере высшего образования.

В период расцвета сталинизма - с 1930-х до начала 1950-х годов -блестящие научные достижения сосуществовали со скандальными политическими нападками на высшее образование. Этот парадокс часто упускают из вида, его заслонила легенда о том, что при Стали­не теория относительности и квантовая теория были объявлены «вне закона». Легенда эта неверно определяет сферу скандала, - он произо­шел в сфере философии физики, а не в самой физике - и наделяет не­заслуженным величием функционеров-идеологов и их политических хозяев. В своих взглядах на физику люди эти выполнили поразитель­ную серию стремительных кульбитов, выказав то пренебрежение к ин­теллектуальной последовательности, которое так часто встречается в сфере политической ментальности. Но, когда политические вожди санкционировали эти скандальные кульбиты, они в то же время фи­нансировали образование и исследования, в том числе и первокласс­ные, в области истинной физики. Несколько Нобелевских премий, присужденных советским физикам (за шестьдесят пять лет семеро со­ветских ученых получили четыре таких награды), являются призна­нием той работы, которая была проделана за два последних десятиле­тия сталинской эры, с начала 30-х до начала 50-х годов. В течение послесталинского тридцатилетия, когда на философской периферии физической науки воцарилось спокойствие, советские физики не смог­ли достичь ничего, что соответствовало бы нобелевским стандартам.

Рассмотрим данный процесс более внимательно. В 1929 году, пос­ле нескольких лет философских дебатов, официальную поддержку получила та точка зрения, что теория относительности и квантовая теория представляют собой триумф диалектико-материалистической философии независимо от того, отдают в этом физики себе отчет или нет. В 1930 году официальная позиция изменилась в противополож­ную сторону: стали считать, что современные физические теории не­сут на себе существенный отпечаток буржуазной идеологии их созда­телей. Советским ученым предписывалось доказать свою привержен­ность диалектическому материализму путем внесения соответствую­щих поправок в теорию физики. В 1933 году официальных идеологов «качнуло» обратно: они вновь были готовы благословить с диалекти-ко-материалистических позиций физику как она есть [I]. В 1936 году они опять вернулись к идеологическому анафемствованию, на этот раз с угрозами террора в адрес диссидентов, как в случае с Игорем Таммом, который высмеял рассуждения о «действии на расстоянии», сравнив их с рассуждениями о цвете меридиана. Один из хранителей идеологической чистоты ответил угрожающим контрвопросом: «Пра­вильно ли, что склонность к защите идеализма находится в связи с уклоном к реакционной политической линии, к «цвету меридиана», отличному от красного?» [2]. Другой «цепной пес» от идеологии, на­деленный меньшим воображением и большей жестокостью, отметил, что Тамм публично выступал в защиту своего старого друга Бориса Гессена, наиболее видного сторонника современной физики в комму­нистических рядах, попавшего в жернова террора, и далее указал, что и родной брат Тамма был разоблачен как «вредитель» [З]. Такого рода нападки временно прекратились в 1939 году, возобновились в конце 40-х и полностью сошли на нет в 50-е годы, когда Сталин призвал к свободному соревнованию идей в науке, а его смерть устранила глав­ное препятствие на пути к этой свободе [4].

Как показывает даже этот очень краткий обзор исторических фак­тов, популярная легенда о сталинистском запрете на современную физику искажает два ключевых момента реальных событий. Созна­ние советских идеологов изображается как интеллектуальный моно­лит, воздвигнутый на пути подводных течений «современной» или «буржуазной» мысли, в то время как в действительности оно было не монолитно, а флюгероподобно. Обюрократившиеся идеологи пово­рачивались в ту сторону, в которую дули политические ветры, когда верховные вожди склонялись то к одному, то к другому, противопо­ложному, восприятию интеллигенции - то к неистовому гневу, направ­ленному против чуждых веяний, то к ощущению своей неумолимой тявисимости от специалистов. Политические лидеры хотели добиться полного подчинения и, одновременно, творческой самостоятельнос­ти профессионалов - тех, кого в советском лексиконе называли «ин­теллигенцией».