Раздел 3. Геополитика XXI в.

И если менеджеры XXI в. будут «продавцами идей», и то, судя по массовой интеллектуальной деградации, этот товар будет очень доро­го стоить. Духовное производство развивается по своим парадоксаль­ным законам: «не продается вдохновенье». «Интеллектуалы всех стран, соединяйтесь!» — вот лозунг информационного общества, ко­торый способен положить конец американской панидее глобализа­ции наиболее эффективным и совершенно бескровным образом. Впрочем, это особенность не только информационного общества — в мировой геополитике в любую эпоху в конечном счете побеждали лю­ди, а не техника: «И сказал им Пилат: се, Человек!»

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.Почему панидеи обладают высоким геополитическим потенциалом в условиях информационного общества?

2.Каков эвристический потенциал американской панидеи глобализации?

3.В чем сила идеи панисламизма в современной геополитике?

4.Каковы основные приоритеты панкитайской идеи?

5.Какие геополитические сценарии наиболее вероятны в рамках реализа­ции идеи панъевразийства в XXI в.?

ГЛАВА 3

Борьба с терроризмом как геополитическая технология

Контроля над пространством

В новых условиях информационной революции американские геопо­литики первыми начали эффективно использовать информационные технологии для контроля над пространством. Основная идея новых технологий состоит в том, чтобы с помощью информационного фан­тома — «раскрученной» и предельно мифологизированной идеи — со­здавать в информационном пространстве атмосферу всеобщего на­пряжения и ожидания нового «мирового хаоса», и тем самым объяснить «возможность и необходимость» мировой гегемонии США в нестабильном, разбалансированном мире как единственно рацио­нальную модель глобального управления.

В начале XXI в. такой информационный фантом постепенно, методом «проб и ошибок» был найден, и мощная информационная машина Пентагона работает над его внедрением в СМИ всего мира. Наиболее точно новую геополитическую парадигму можно охаракте­ризовать как модель «управляемого хаоса», а официальное название пропагандистского мифа Пентагона знают сегодня все — «борьба с международным терроризмом». Интересно и весьма важно просле­дить, каким образом эта модель была найдена и апробирована, чтобы понять и разоблачить все внутренние пружины ее действия в совре­менных условиях.

С самого начала было очевидно, что однополярный мир по самой своей внутренней сущности является нестабильной геополитической системой. В политике, как и в природе, стабильность обеспечивается минимум двумя точками опоры, поэтому, если центр силы один, необходимы дополнительные меры для придания равновесия и устой­чивости системе. Нельзя не отметить, что дополнительные факторы устойчивости закладывались в «новый мировой порядок» его архитек­торами изначально, и именно этим современная Pax Americana отли­чается от стихийно сложившихся империй прошлого.

Обратим внимание на то, как описывает «новый мировой поря­док» один из его главных стратегов — 3. Бжезинский: «...гегемония влечет за собой комплексную структуру взаимозависимых институтов и процедур, предназначенных для выработки консенсуса и незамет­ной асимметрии в сфере власти и влияния. Американское глобальное превосходство, таким образом, подкрепляется сложной системой со­юзов и коалиций, которая буквально опоясывает весь мир... Ее основ­ные моменты включают:

•систему коллективной безопасности, в том числе объединенное командование и вооруженные силы, например НАТО, американско - японский договор безопасности и т.д.;

• региональное экономическое сотрудничество, например АРЕС, NAFTA, и специализированные глобальные организации сотрудни­чества, например Всемирный банк, МВФ, ВТО;

• процедуры, которые уделяют особое внимание совместному при­нятию решений, даже при доминировании США;

• предпочтение демократическому членству в ключевых союзах;
•рудиментарную глобальную конституционную и юридическую структуру (от Международного суда до специального трибунала по рассмотрению военных преступлений в Боснии)»¹.

Особенно важен главный вывод Бжезинского: в отличие от импе­рий прошлого американская глобальная система не является иерархической пирамидой.

¹ Бжезинский 3.Великая шахматная доска. М., 1998. С. 39—40.

Напротив, Америка стоит в центре взаимозави­симой вселенной, такой, в которой власть осуществляется через по­стоянное маневрирование, диалог, диффузию и стремление к фор­мальному консенсусу, хотя эта власть происходит в конце концов из одного источника — Вашингтона.

Однако, несмотря на все перечисленные выше дополнительные факторы по приданию устойчивости американской гегемонии, Бжезинский с самого начала был преисполнен пессимизма по поводу судьбы одинокой сверхдержавы. Он первый среди теоретиков атлантизма произнес эти роковые слов, и они сразу же стали популярным афоризмом среди геополитиков: «После последней мировой сверх­державы»¹.

Так было положено начало дискуссии о том, как продлить век аме­риканского могущества. В рамках этой дискуссии был дан точный и ясный анализ главных факторов, дестабилизирующих американскую гегемонию. Исследование этих факторов и привели стратегов Пента­гона к формированию концепции «управляемого хаоса». Что же дестабилизирует империю?

Во-первых, имперской мобилизации Pax Americana мешает де­мократия. Нигде и никогда в истории популистская демократия не достигала мирового господства. Погоня за абсолютной властью несовместима с демократическими устремлениями. Об этом свиде­тельствуют и опросы общественного мнения: только 13% американ­цев поддерживают тех, кто считает, что «как единственная оставша­яся сверхдержава США должны оставаться единственным мировым лидером в решении международных проблем». Подавляющее же большинство американцев (74%) предпочитают, чтобы «США в равной мере с другими государствами решали международные про­блемы»².

Во-вторых, по мере того как США все больше становятся общест­вом, объединяющим многие культуры, им труднее добиться консен­суса по внешнеполитическим вопросам, кроме вопроса о возникнове­нии ситуации общей внешней угрозы национальным интересам. Такой консенсус существовал в США во время Второй мировой вой­ны и даже в годы «холодной войны». Но в начале XXI в. настоящей проблемой для достижения общенационального консенсуса стало от­сутствие реального вызова извне.

¹ Бжезинский 3. Великая шахматная доска. С. 248.

² An Emerging Consensus — a Study of American Public. Attitudes on America's Role in
the World//College Park. 1996.

В-третьих, доминирующая в США массовая культура тяготеет к развлечениям и гедонизму, что привело к явному падению патриоти­ческих чувств. СМИ играют здесь очень важную роль, формируя у лю­дей сильное отвращение к применению силы, если оно влечет за со­бой даже незначительные потери.

Вывод напрашивается сам собой: для того чтобы Pax Americana не развалилась под тяжестью трех этих дестабилизирующих факторов, необходимо срочно нивелировать их новой геополитической стратеги­ей Вашингтона. Бжезинский написал об этом более обтекаемо, но каждый вдумчивый читатель может обнаружить его глубокое внутрен­нее беспокойство между строк: «необходимо создать геополитическую структуру, которая будет способна смягчить неизбежные потрясения и напряженность, вызванные социально-политическими переменами, в то же время формируя геополитическую сердцевину взаимной ответ­ственности за управление миром без войн»¹.

В поиски новой американской геополитической стратегии вклю­чились все «мозговые центры» Пентагона, и постепенно обозначи­лось несколько основных моделей решения проблемы. Все они так или иначе были апробированы в американской внешней политике последнего десятилетия:

• достижение геополитического равновесия с помощью стратегии поддержки гегемоном в каждом из международных центров силы вто­рой по значимости страны против регионального лидера (Великобри­тании — против Германии, Украины — против России, Аргентины — против Бразилии, Пакистана — против Индии, Японии — против Китая);

•создание в центральном геополитическом балансе сил преобла­дающих коалиций по «правилу Бисмарка»: «постарайся быть среди трех в мире, где правит баланс пяти»;

•политическое и экономическое объединение Западного полуша­рия — Северной и Южной Америки — под эгидой США (начало это­му процессу положил «саммит двух Америк» в апреле 1998 г.);

• концепция «нового изоляционизма» США: гегемон должен прежде всего заботиться о сохранении своих ресурсов и энергии, поскольку все империи прошлого погибли от «перенапряжения сил»;

• создание внутри западной цивилизации более сплоченной «коа­лиции англосаксов» — тесного круга подлинных союзников, которые разделяют американские ценности (Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Ирландия, островные страны Карибского и Тихоокеанского бассейнов)

¹ Бжезинский 3, Великая шахматная доска. С. 254.

Основной принцип коалиции: единый язык — единые ценности — единое пространство¹;

•усиление оборонной мощи: создание «оборонительного щита над Америкой» — ПРО стратегического масштаба, которая могла бы «закрыть» не только США, но и всю Западную Европу, Персидский залив и Восточную Азию.

Очевидно, что все перечисленные выше модели не оригинальны, были использованы в прошлом разными «империалистами» от рим­ских цезарей до Бисмарка и Гитлера, но нигде и никогда не привели к подлинному укреплению и процветанию империй. И что самое глав­ное, все эти стратегии оставляли без изменений разрушительное дей­ствие трех дестабилизирующих факторов, подрывающих основы аме­риканского имперского могущества — расслабляющий климат популистской демократии, всеобщее стремление к удовольствиям и гедонистической расслабленности и убежденность в отсутствии ре­альных внешних врагов у США.

И тогда геополитики обратили внимание на данные институтов по изучению общественного мнения американцев относительно того, откуда исходит внешняя угроза:

•международный терроризм — 80%;

•применение химического и биологического оружия — 75%;

•возникновение новых ядерных держав — 73%;

•эпидемии — 71 %;

•превращение Китая в мировую державу — 57%;

•поток иммигрантов в США — 55%;

•конкуренция Японии — 45%;

•исламский фундаментализм — 38%;

•военная мощь России — 35%².

Хочется подчеркнуть, что приведенные выше данные относятся к весне 1999 г. В конце 2002 г. угрозу международного терроризма как первую по значимости называют уже свыше 90% американцев: зара­ботала пропагандистская машина, и результаты не заставили себя ждать. Так была «найдена» и актуализирована в общественном созна­нии с помощью СМИ реальная угроза извне, которая могла бы стать основой для достижения американцами национального консенсуса по международным проблемам.

¹ Black С: Britain's Atlantic Option and America's Stake // The National Interest. Spring
1999. P. 19-21.

² Foreign Policy. Spring 1999. P. 104.

Терроризм оказался также силой, способной стать реальным про­тивоядием от гедонистической расслабленности и мобилизовать на­цию, без лишнего шума переведя управление страной на режим воен­ного или, точнее, предвоенного времени.

11 сентября 2001 г. — день, о котором сегодня помнят все или почти все в мире, — стал не только днем скорби Америки о жертвах терро­ра, но и символом сплочения нации перед национальной и глобальной угрозой международного терроризма. В этот день под обломками двух небоскребов погибло около 4 тысяч граждан более 20 государств мира. Оставим на суд историков вопрос о том, кто в действительности про­извел эти теракты 11 сентября. Гораздо существеннее для понимания новой геополитической картины мира тот факт, что именно в этот день Вашингтон начал глобальную информационную операцию по борьбе с международным терроризмом, ставшую важнейшей частью его но­вой геополитической стратегии — стратегии «управляемого хаоса», с помощью которой сегодня происходит новый геополитический пере­дел мира.

Успех этой стратегии очевиден. Впервые солидарность с США вы­разили не только все союзники, но и страны, никогда прежде не раз­делявшие приоритеты американской международной политики. Под риторику о необходимости укрепления национальной безопасности перед угрозой терроризма США мягко, без особого скандала вышли из американо-российского договора по противоракетной обороне, объясняя это тем, что нужны новые нетрадиционные средства защи­ты нации и ракеты здесь уже не помогут. Началась ускоренная модер­низация американских вооруженных сил, на которую отпущены зна­чительные средства. Специалисты по «связям с общественностью» так обработали общественное мнение, что на некоторое ограничение гражданских свобод и усиление полицейского контроля в США никто не обратил внимание — наоборот, все приветствовали идею внутрен­ней мобилизации нации.

Но подлинный успех новая информационная стратегия принесла Вашингтону во время военной операции в Афганистане. Если опера­ция в Югославии не нашла поддержки международного обществен­ного мнения и военные акции американцев осуждались даже в стане союзников, то военные действия в Афганистане получили всеобщее одобрение.

Сегодня хорошо известно, что информационное сопровождение составляло важнейшую часть американской операции по разгрому антиталибских сил. Накануне Министерство обороны США провело ряд конференций и симпозиумов, посвященных стратегии и тактике информационной войны.

Стратегия базировалась на массированном пропагандистском ударе с использованием всех видов СМИ при од­новременной блокаде любой разоблачающей информации с места бо­евых действий. Основные электронные СМИ США фактически ввели жесткую самоцензуру. Ожесточенной критике и «опале» подвергались все журналисты, допускавшие «отклонения» от основной линии. Те­атр боевых действий можно было описывать только двумя краска­ми — белой и черной — в виде сражения Добра и Зла, и исход этой битвы был предопределен.

Борьба с терроризмом оказалась удобным информационным при­крытием для проведения геополитических операций.

Многие ведущие американские аналитики не могли скрыть тайно­го ликования и гордости. В. Сокор, ведущий аналитик Джеймстаун Фаундейшн, писал: «Высадка возглавляемых США западных сил в Центральной Азии несет в себе скрытый смысл и означает геополити­ческую революцию глобального значения»'.

Сокор не скрывает, что истинная цель американской операции в Афганистане — лишить главные континентальные страны, Китай и Россию, их стратегического тыла — оборонного плацдарма в Цент­ральной Азии: «Доступная раньше лишь силам континентальных им­перий Центральная Азия находилась в глубокой изоляции от западно­го мира. Эта изоляция означала также бесценную стратегическую глубину евразийских соперников Запада от Чингисхана до царей и ко­миссаров»².

Результаты афганской операции на геополитической карте Цен­тральной Азии выглядят более чем впечатляюще: США закрепи­лись на военных базах в Узбекистане, Киргизии, Таджикистане и создали стратегические укрепления в самом Афганистане, им уда­лось также упрочить военный союз с Пакистаном. По существу, американцы уже окружили Китай кольцом военно-воздушных баз, и поступают сообщения о том, что США планируют развернуть на юге Афганистана элементы ПРО для перехвата китайских баллис­тических ракет³.

Под предлогом борьбы с терроризмом США усилили свое военное присутствие на Южном Кавказе. Было объявлено о снятии ограниче­ний в военной помощи Грузии, Азербайджану и Армении. В этих странах появились американские военные специалисты, США под писали двусторонние договоры о военном сотрудничестве со всеми тремя странами Южного Кавказа: началась модернизация азербайд­жанских ВВС и обучение азербайджанских офицеров в Военной ака­демии США, в Армении запланирована организация Центра по раз­минированию, в Грузии достигнуто соглашение о принятии участия США в военных операциях на севере страны.

¹ International Herald Tribune. 2002. 5—6.10. P. 7.

² Там же.

³ Frontier Post. 11.12.2001.

Со времени начала информационной операции Вашингтона по борьбе с терроризмом прошло четыре года, но за это время американ­ское военное присутствие во всех стратегически важных регионах пост­советского пространства усилилось в несколько раз — неплохие страте­гические результаты, причем достигнуты они в большинстве случаев без единого выстрела. Однако особого внимания заслуживает анализ новой военной доктрины США. Прежде всего она принципиально по-иному определяет противника в условиях актуализации «нетрадицион­ных» угроз. Международный терроризм вездесущ и официально не институционализирован, что позволяет бороться как с известными, так и неизвестными источниками угрозы, которые могут находиться в раз­ных районах мира. Причем военная доктрина США оставляет за Пен­тагоном право определять эти районы.

Под предлогом борьбы с терроризмом традиционные ядерные во­оружения не планируется усиливать: только сохранять в существую­щем объеме (межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования, стратегические бомбардировщики, баллистические ракеты на подводных лодках). Главное значение отводится так назы­ваемой «малой стратегической триаде», которая состоит из наступа­тельной, оборонительной частей и инфраструктуры. Вашингтон предполагает, что в инфраструктуре главную роль будут играть «ин­формационные операции»¹.

Итак, стратегия «управляемого хаоса» уже вполне определена. В информационном обществе борьба за пространство будет развора­чиваться в информационном поле — именно здесь передовой край ге­ополитики. Но если в традиционных пространствах — наземном, вод­ном, воздушном — границы и правила цивилизованного поведения давно определены и контролируются Советом Безопасности ООН, международными документами и соглашениями, то в информацион­ном пространстве сегодня царит полный беспредел.

Военные эксперты США определяют информационно-психологи­ческое оружие как «нелетательное оружие массового поражения», способное обеспечить решающие стратегическое преимущество над потенциальным противником.

¹ Joint Vision 2010 Office of Primary Responsibility: Chhairman of the Joint Chiefs of Staff. Washington, 2000.

Его главное преимущество над осталь­ными средствами поражения состоит в том, что оно не подпадает под принятое международными нормами понятие агрессии.

Вот как определяет информационную войну директор информа­ционных сил Министерства обороны США: «Информационная вой­на состоит из действий, предпринимаемых для достижения информа­ционного превосходства в обеспечении национальной военной стратегии путем воздействия на информацию и информационные си­стемы противника с одновременной защитой и укреплением нашей собственной информации и информационных систем. Информаци­онная война представляет собой всеобъемлющую, целостную страте­гию, призванную отдать должное значимости и ценности информа­ции в вопросах командования и управления вооруженными силами и реализации национальной политики»¹.

В 1996 г. в США создана Президентская комиссия по защите кри­тической инфраструктуры, которая призвана разрабатывать наступа­тельные планы информационных войн. В ЦРУ появились группа критических технологий и отдел транснациональных проблем, где внимательно анализируется вся информация стратегического харак­тера, поступающая из-за рубежа. В Министерстве обороны США ор­ганизовано бюро стратегического влияния, в Задачу которого входит обеспечение «позитивного восприятия» во всем мире внешней поли­тики и военных операций США.

Традиционная геополитика сильно «отстала» в средствах своего на­учного и прикладного анализа от стремительного развития высоких технологий, которые сегодня определяют развитие любой науки и практики. Если раньше стратегическое значение имела военная развед­ка и контрразведка, то сегодня — анализ информационных потоков, среди которых важно своевременно выявлять и разоблачать агрессив­ные разрушительные информационные фантомы. Информационная революция давно перевела понятие «поле боя» в понятие «боевое про­странство», куда, помимо традиционных целей поражения, уже вклю­чены также эмоции, восприятие и психика противника.

Информационный фантом под названием «борьба с террориз­мом» — один из главных стратегических мифов США, с помощью ко­торого ведется геополитический передел мира. Не для кого не секрет, что сегодня главным оплотом терроризма объявлена Восточная Азия: здесь создаются новые военные базы и сосредоточиваются основные военные силы.

¹ Цит. по: Почепцов Г.Г.Информационные войны. Киев, 2000. С. 17.

Но что будет завтра? Найдется ли хотя бы одна страна, которая сможет гарантировать своим гражданам мирное будущее в ус­ловиях угрозы терроризма?

Давно пора закрепить в международных нормах понятие «информа­ционная агрессия» наряду с другими важными категориями информа­ционного общества. Сегодня уже очевидно, что одной из главных задач международных миротворческих организаций является проведение своевременных информационных акций, призванных разоблачать ин­формационную агрессию, если она способна привести к разжиганию любых конфликтов — конфессиональных, этнонациональных, терри­ториальных, культурных, военных.

В структуре Совета Безопасности ООН должны появиться и комис­сия по защите критической инфраструктуры мира, и группа критических контртехнологий, призванные обезопасить мировое информационное пространство от всех видов информационной агрессии. Совершенно очевидно, что защитить современного человека от информационной аг­рессии могут только современные информационные технологии.

Если дать точное правовое определение понятию «терроризм», то мы получим категорию, с помощью которой сможем достаточно точ­но определить всех акторов, которые подпадают под это определение. Итак, терроризм — это политическая борьба, осуществляемая путем применения незаконных насильственных мер, вплоть до физического уничтожения. Если эксперты ООН согласятся с таким определением, то тогда террористом окажется не только бен Ладен, но и все те, кто пытается его уничтожить с помощью применения незаконных на­сильственных действий.

Международному сообществу необходимо единое видение наибо­лее острых и взрывоопасных проблем современности. Иначе инфор­мационные войны способны разрушить самое главное достояние че­ловечества — его положительные эмоции, целостное восприятие и здоровую психику — Правду, Добро и Красоту. Мы сегодня как никог­да близко подошли к воплощению в жизнь оруэлловской антиутопии, в которой задачей Министерства Правды была пропаганда лозунга «Мир — это война».

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.Почему борьба с терроризмом стала удобным прикрытием для новых геополитических технологий контроля над пространством?

2.Каков механизм действия информационных фантомов в геополитических операциях?

3.Что такое информационная агрессия?

4.Какое операциональное определение терроризма можно предложить для конкретизации международных норм в этой области?

5.Какие геополитические сценарии наиболее вероятны в рамках борьбы с терроризмом в XXI в.?

ГЛАВА 4