Стихи, опубликованные под псевдонимом «н. юртин»
ВНЕ КРУГА
Замкнуть свой круг я не могу;
Ведь, в замкнутом кругу — неволя!
Я в недрах сердца сберегу
И ненависть мою к врагу,
И луч моей любви и боли.
Замкнуть свой круг я не хочу!
Зачем безгранному границы?
Вверяя жизнь свою мечу,
Встречая смерть — я промолчу
Перед тобой, судьба царица!
Боюсь, что в замкнутом кругу
Я истомлюсь, как в клетке птица…
Ведь, не иду я, а бегу!
Я ждать и медлить не могу, —
Душа навстречу жизни мчится!
Люблю сейчас я и любим,
В глаза смотрю сегодня чьи-то…
Но завтра буду жить иным,
И будет прошлое, как дым, —
Развеяно и позабыто…
Быть может, завтра будет бой…
И, вот, солдат, влюбленный в шашку,
Прощаясь мысленно с тобой
(Сраженный пулей и судьбой),
Я уроню мою фуражку…
Под сводом голубых небес
Мне станет вдруг темно и скверно?
Вдруг черт покажет край чудес?
Но не смутит меня и бес,
А беса я смущу, наверно!
Замкнуть свой круг я не хочу
Я не привык к тискам неволи
И если с жизнью я шучу —
За шутки смертью заплачу!
Скажите, плохо это, что ли?!
«Рубеж». 1929. № 41
РУБИКОН
Вот и близко, а как будто вдалеке?
Все друзья, а мне все чудится — враги?
Говорят на непонятном языке,
Вместо лиц у них — белесые круги.
Кто-то спрашивал: «ты, что не узнаешь?
Я знаком с тобой давно, уж пятый год.
Отвернулась? Стал я видно не хорош?»
Кто-то руку по-приятельски мне жмет.
Моя новость всех новее новостей,
Потому-то я о ней и промолчу…
И никто из окружающих гостей
Не поймет, чего так жадно я хочу…
Говорю и пью вино я не спеша.
Дрогнул, звякнул мой надтреснутый бокал!
Ах, страшней всего, когда кричит душа!
Это знает только тот, кто испытал…
Что же делать, если молодость бледна?
Что же делать, если молодость, как сон?
И недаром, эта песня — «пей до дна»!
С губ прикушенных срывается как стон…
Песня, ночью вместе с нами плачешь ты,
Ты мне снилась в невеселых моих снах.
Мне казалось, — плачут звезды и цветы,
Потому что наша молодость в слезах…
Так смешай же вместе слезы и вино,
Терпкий Вермут будет чуть солоноват.
Ты страдаешь? А кому-то все равно,
В нашем горе кто-то третий виноват…
Как тоскливо! Чем ты это объяснишь?
Мне мешает рассмотреть тебя туман.
Ты как маленькая, серенькая мышь
Неожиданно попавшая в капкан.
Только выручить тебя я не могу,
А советую смириться и терпеть.
Пусть и я свою мечту не сберегу,
Но с достоинством сумею умереть!
Твое платье, твое платье цвета беж,
Жемчуг крупный, камни — слезы-перезвон!
Берегись, быть может это не рубеж;
Берегись, быть может это… Рубикон!
Ты не каждую черту перешагнешь,
Ах, запуталась душа твоя в шелку!
За наряды свою гордость продаешь
И за жемчуг — полюбовную тоску…
Но бессильна твоя тонкая рука;
Посмотри-ка, мои пальцы словно сталь!
Я не знаю, почему ты мне близка,
Я не знаю, почему тебя мне жаль?
Этой ночью плачут звезды и цветы…
Потому что наша молодость, как сон…
Мы с тобою возле горестной черты.
Возле речки, чье названье — Ру-би-кон!
«Рубеж». 1929. № 19
САД САТАНЫ
У ворот сатанинского сада
Ядовитая никнет трава.
Заостренные колья ограды, —
И на каждом колу… голова.
И нигде никому не расскажут, —
Потому что никто никогда —
Сатанинского странного стража
Из живущих еще не видал.
Честным словом заверить не смею, —
Не поверит ни враг и ни друг:
Страж — с изящной головкой камеи, —
Многолапый огромный паук.
Сад чернее самой преисподней, —
Грешных душ золотая страна!
В ночь Голгофы печалью Господней
Проклят он, как и сам сатана…
Расцветают гигантские розы, —
Грешной кровью полны лепестки.
Словно туча, — над садом, угрозой, —
Тень от черной хозяйской руки.
Сладострастие огненных лилий
И бесстыдство чудовищных роз
Взмахом черных тяжелых воскрылий
Затхлый ветер из сада принес.
Меж корнями гниющего дуба,
Тело в круглые кольца свия,
Человечьи пунцовые губы
К поцелуям готовит змея.
Чей-то вскрик приглушенный и слабый…
Кто-то пал к сатанинским ногам…
Желтой лапой огромная жаба
Бьет Иуду по бледным щекам.
А в пруду — стоаршинные спруты
С хищной страстью прекраснейших лиц
Ласки ищут земной на минуту
У непуганых насмерть блудниц…
Там — камыш шелестящий и гибкий…
А цветы сатанинской страны
Расцветают от злобной улыбки
Властелина судеб — сатаны.
И кричит сатана гулким криком,
Зажигая над садом звезду:
«Я — мудрейший, великий в великом,
Ни к кому на поклон не пойду!
Ни цветистый Коран Магомета,
Ни блаженная мудрость Будды,
Ни рожденный в стенах Назарета —
Не потушат горящей звезды!»
А звезда над деревьями сада
Брызжет кровью, сверкает огнем!
У властителя черного ада
Черный сад, черный день, черный дом…
………………………………………………………………………..
В алый час наступленных страданий
Знаю, что в сатанинском саду
После долгих бездельных скитаний
Свою горькую пристань найду!..
«Рубеж». 1929. № 31
ДЖИОКОНДА
Поведай, неулыбчивая, кто ты?
Откуда ты, печальная, пришла?
Морщинка горечи, упорства и заботы
Между бровей сурово залегла…
Скажи, неразговорчивая, где ты
Искала то, что в жизни не найти?
А впереди как будто нет просвета,
А впереди — избитые пути…
Не скажешь ты! Я знаю, ты не скажешь!
А много накопилось горьких слов…
Ты мне в ответ не улыбнешься даже,
В твою печаль влюбиться я готов!
Твое молчанье сберегу я свято.
И я молчу. Но ты меня поймешь.
Во мне найдешь потерянного брата,
Не встреченного милого найдешь…
Ах, может быть, таких как ты, немало,
Ах, может быть, таких и вовсе нет?
Ты в жизни много радости теряла?
И вновь молчанье жуткое в ответ.
Спою тебе я песню удалую
О тех, кто жизнь любить не перестал!
Заплаканные очи поцелую,
И поцелую скорбные уста.
И я надеюсь, снова ты поверишь,
Что мы с тобой на свете не одни.
Не все перед тобой закрыты двери,
Не все еще потушены огни.
А жизнь… Я знаю, что это такое!
Я знаю, для живого нет границ!
И будущего книгу мы откроем,
Где много непрочитанных страниц…
Скажи, неразговорчивая, где ты,
Не спрашивая, научилась знать?
Я думал раньше, — только мы, поэты,
Чужую душу можем разгадать.
И вот за то, за то, что ты такая,
За то, что разгадать тебя нельзя,
Загадку Джиокондой нарекая,
Я засмотрелся в странные глаза…
………………………………………………………………………..
Уйду от всех! Уйду в страну такую
Где звезды отражаются в воде.
Поймите, я мучительно тоскую
О женщине… не встреченной нигде!..
«Рубеж». 1929. № 13
ЛЮБОВЬ БРОДЯГИ
Мог бы девушку украсть я,
Нет предела злой отваге!
Но зачем бродяге счастье,
Но зачем жена бродяге?
Я давно брожу по свету,
Много видел, много знаю…
Но рассказывать об этом
Не могу и не желаю.
Правда, не был я пиратом,
Не убил и не ограбил.
Что я делал? Это — свято!
Не узнать об этом бабе:
Волос долог, ум короток…
А душа с наперсток, что ли?
Чтобы стал я тих и кроток?
Чтоб забыл о дикой воле?
Чтоб любовной цепи звенья
Пели вечно аллилуйя?
Чтоб исканья и волненья
Я сменял на поцелуи?
Нет, уж этого не будет!
До свиданья, дорогая!
Пусть меня осудят люди,
Что с позиций отступаю.
Лучше уж концерты волчьи
Буду слушать ночью в поле,
Буду жить, как раньше, молча,
Но по-своему, на воле.
Мог бы девушку украсть я,
Нет предела злой отваге!
Но, зачем бродяге счастье,
Но, зачем жена бродяге?
«Рубеж». 1929. № 22
ПАМЯТЬ
Жить мне недолго осталось, —
Я рассчитаться готов.
Богу — тоску и усталость,
Людям — книжонку стихов.
Память? Не надо, не стоит, —
Травы забвенья густы.
Кладбище — место покоя,
Знак мировой пустоты.
В вечность бездонную тонут
Странных людей имена…
Недолговечность картона,
Память, тебе суждена!
«Рубеж». 1929. № 50
НИЧТО
Не пожалею, что уйду я от земли
И встречу утро новое вдали.
И сказочные белые слоны
Пойдут к границе
Голубой страны.
А ты был этой бурной жизнью пьян,
Но не измерил Тихий океан…
Ты звезды в синем небе не считал,
Не плакал возле
Неприступных скал…
Ты не пойдешь со мною за мечтой?
Искать со мной чудесное «ничто»?
Безликое, безмолвное оно, —
Найти его
И мне не суждено.
Ни в этом и ни в будущем году
Его я не пойму и не найду.
Но слышу, как оно в душе поет:
«Иди вперед!»
«Рубеж». 1929. № 44
ГОРЯЩАЯ МОЛОДОСТЬ…
Чья-то молодость задорная, смеясь,
Шла с востока в блеске утренней зари.
Поскользнулась… и упала… прямо в грязь…
Встань скорее! Никому не говори!
Чья-то молодость тускнела в будний час…
Говорят, что жемчуг может умереть?
Говорят, что могут слезы грустных глаз
На ресницах бриллиантами гореть?
Говорят… ах, очень много говорят!
Ты же лучше, как убитая, молчи…
Только в сердце незакатно пусть горят
Потаенные любовные лучи.
Поскользнулась, и упала… ну, так что ж?
В сердце жалобно звенит-поет хрусталь.
В этом мире во спасение и ложь,
В этом мире никому тебя не жаль…
А, поэтому, сама себя жалей,
Будь сама себе понятна и близка,
Справедливость не ищи у королей,
Справедливость на земле нельзя искать.
Поскользнулась и упала… но молчи!
Твоя жалоба в пустыне прозвенит.
Береги в душе любовные лучи,
Путь на запад… скоро молодость сгорит…
«Рубеж». 1929. № 21
ГОСУДАРЫНЯ-ТОСКА
Услышат ли Урал, Эльбрус и Альпы,
О, горы гордые, как горем я горю…
Дарил Тоске я вражеские скальпы
И ей же песни злые подарю…
На дне души моей — жемчужный остров
И скалы алые коралловых стихов.
И вздох, как стон, мучительный и острый,
И взгляд, который говорит без слов…
Идет Тоска по лунным коридорам,
Без слез позорных взор ее — гроза!
Ее одежды из бесцветного простора
И из бесцветного стекла ее глаза…
Хочу за ней! Ищу ее дорогу,
У края борозды земной звезды следы.
Но надо пережить сначала очень много,
Чтобы попасть в тоскливые ряды.
Умеющий любить, умеет ненавидеть, —
Кто горя много видел на веку,
Тот, рано или поздно, но увидит
Ее Величество — Смертельную Тоску!
А я давно ее рукой отмечен, —
Тоскливой армии печальный рядовой,
Я в горы гордые иду грозе навстречу,
За скалы алые рискую головой!
«Рубеж». 1929. № 25
ГОЛОВА ЗАБУБЕННАЯ
Пусть безумен мой скорый бег,
За крылатой мечтой бегу!
Я ищу прошлогодний снег
И следы твои на снегу…
Замолчавший вечерний звон
Услыхать бы в ночной тиши,
Позабытый бы вспомнить сон
И запрятать на дно души.
И уйти бы в зеленый сад,
И в букет темно-красных роз
Уронить невзначай, подряд
Семь тяжелых жемчужных слез.
Эх! Пораздвину народ плечом,
Удержу потаенный вздох…
Разговор людской нипочем!
Все равно, что в стенку горох!
Сам себе скажу: ты не плачь,
Ты не вой над своей судьбой:
Ты над бездной злых неудач
Поиграй шальной головой
Рисковать тебе
Не впервой
Забубенной твоей
Головой!
Сквозь огонь пройду — закалюсь.
По воде плыву — доплыву.
Медных труб совсем не боюсь.
Никого к себе не зову.
Из раскрытых губ
Словно вздох:
И от медных труб
Не оглох…
Ослабев, поклонюсь ножу:
Выручай, полосни, родной!
И с насмешкой судьбе скажу:
Подавись напоследок мной!
«Рубеж». 1929. № 27
МУЗЫКА ВЕЧНОСТИ
Тропинкою болотистой и вязкой
Иду вперед, покорный вещим снам.
Я людям отдаю слова, улыбку, ласку,
Но музыку души я не отдам!
С морского дна жемчужные сонаты,
И звездный марш невидимых планет,
И все, что взято от земли когда-то,
Поглубже спрячь, непризнанный поэт…
Во мне душа борца и звездочета!
А в жилах кровь — венгерское вино!
И где-то даже есть родная кто-то…
Но встретиться мне с ней не суждено…
Не знаю, кто высокой светлой властью
Мне повелел быть схимником в миру?
Ждет чудище с отверстой жадной пастью,
Но окаянной смертью не умру!
Моцарт отравлен…Но в певучих звуках
Его душа и в наши дни живет!
Поймет ли кто мой бунт, восторг и муку —
В весеннем грохоте душевный ледоход?
Кисть Верещагина была, как меч разящий!
И в сердце Бальмонта шуршали камыши…
А я свой взгляд печальный и грозящий
Переложу на музыку души…
И буду петь о лунной королеве,
О принце солнечном в лиловых облаках,
И о бровях, сведенных в хмуром гневе,
И о мечте, пронзающей века!
Ведут вперед запутанные тропы…
Рубины дней в моей тоске горят!
И, может быть, услышит вся Европа, —
О чем вздыхает ночью азиат!
«Рубеж». 1929. № 6. с. 1
НЕВЕСТА НА ЛУНЕ
Есть на свете страны без названий?
Есть на свете люди без имен?..
Я рожден с мечтою о нирване
И — на пытку жизни осужден.
Без названья стран на свете нету.
Люди все имеют имена
И напрасно грустному поэту
Песенная пагуба дана.
По утрам, когда струями дыма
Трубы шлют приветы небесам,
Всем чужой и всеми нелюбимый
Я бываю злобен по утрам…
Утром я ищу на карте остров,
Где-нибудь подальше, в стороне.
Утром верю, у меня есть сестры
И невеста… где-то, — на луне.
Днем, когда все заняты делами,
Я люблю в бездельный тихий час
Помечтать о белокурой даме,
О которой грех мечтать сейчас.
Я привык с друзьями вечно спорить,
Непонятен я моим друзьям.
Только тем, кто в сердце носит горе, —
Песню и любовь мою отдам,
Слушает внимательно собака
Перепевы звончатой мечты.
Ей сознаюсь: не умею плакать
И боюсь смертельно темноты.
Ей бросаю королевским жестом
Искреннюю песенку мою:
На луне живет моя невеста,
Потому я ночью и пою…
………………………………………………………………………..
Кружево фантазии, бледнея,
Расплету сейчас, за нитью нить:
Выдумал невесту на луне я,
Чтобы здесь не скучно было жить!
«Рубеж». 1929. № 49
СТАРОСТЬ
Желтеют осенью цветы.
Седая птица рядом кружит.
Как жутко сознавать, что ты
Уж больше никому не нужен…
И зазвучит в ушах сильней
Твой звон последний, похоронный…
И станешь для живых людей
Ты просто… выжатым лимоном!
«Рубеж». 1929. № 51
СТУПЕНИ
Я становлюсь на колени,
Творческой Мысли молюсь.
Пусть я на нижней ступени,
Сердцем к вершине стремлюсь!
Белого мрамора плиты,
Нет ни пылинки на них.
Умерли люди… Забыты…
Ветер пропел и затих.
Шел по ступеням писатель —
Мысли могучей творец,
Пламенной правды искатель
И вдохновенный певец.
Шел он все выше и выше!
Сердце горящее нес…
Близко небесная крыша —
Вилла мерцающих грез…
Белого мрамора плиты…
Нет ни пылинки на них.
Двери таланту открыты,
Шаг его мерный затих.
Белые двери закрылись,
Он на вершину взошел!
Звезды о нем загрустили,
Хмурился гордый орел…
Только на лестнице белой
Мрамор окрашенным стал.
Розами кровь пламенела…
Алый закат погасал…
«Рубеж». 1929. № 6