Распределение различных видов власти политического корпуса

Определить с точностью границы этих различных видов власти — наиболее важный предмет деятельности законодателя. От него зависит общественная свобода. Если в этой области будет допущена ошибка, государю, чтобы уничтожить общественную свободу, останется лишь просто обратить против нее самой недостатки конституции и, захватывая постепенно различные отрасли управления, в конце концов объединить их все в своих руках.

О ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Если народ в его совокупности является подлинным сувереном, то именно ему должно быть подчинено все.

Если он сам не может осуществлять свою суверенную власть, он осуществляет ее при посредстве своих представителей.

Власть эта состоит из двух отличающихся друг от друга, но нераздельных отраслей: создания законов и их утверждения; необходимо, следовательно, чтобы в государстве существовал Национальный сенат, носитель законодательной власти, средоточие власти, откуда все берет свое начало и где все находит свой конец.

Безусловная и неограниченная суверенная власть может всегда принадлежать только совокупности всего народа, поскольку она является результатом общей воли и поскольку народ в его целом никогда не может желать себе зла и не в состоянии ни продавать, ни предавать себя. Что касается его представителей, то их власть должна всегда быть ограниченной; иначе, став безусловными властителями государства, они смогут по своему произволу лишить граждан их прав, подорвать основные законы государства, ниспровергнуть конституцию и привести народ к рабству. ...

Хотя власть представителей народа точно ограничена, ничто не должно мешать их деятельности; поэтому порядок работы Собрания должен зависеть исключительно от них самих, равно как и способ предложения, разработки и обнародования законов.

Важно, чтобы народ мог доверять честности своих представителей; поэтому он должен стремиться удостовериться в их добродетели.

Чтобы добиться этого, важно суметь закрыть их сердца для любви к золоту, стремления к высоким постам и званиям и раскрыть их для любви к славе. ...

ОБ ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Недостаточно еще, чтобы в государстве имелось собрание депутатов (corps), вырабатывающее законы; необходимо также, чтобы существовало учреждение, призванное приводить их в исполнение. Необходимо также иметь и учреждение, призванное бдительно блюсти безопасность государства и заботиться о его защите. Из этих трех учреждений первое является головой, а последнее — руками государства (политического общества).

Виды власти, блюстителями которых они являются, никогда не должны находиться в одних руках, ибо в тот самый миг, когда одно из этих учреждений объединит их, оно, будучи в состоянии подкрепить свою волю силой оружия, сможет начать издавать тиранические законы и тиранически принуждать исполнять их. В этом случае скоро исчезла бы всякая свобода. Это именно и случилось в Риме, Венеции, Англии, Испании, Франции и в большинстве других государств земного шара. ...

О СУДЕБНОЙ ВЛАСТИ

Она никогда не будет осуществляться иначе, как только судами, установленными представителями нации, и правосудие будет ими отправляться только именем суверена.

На судебную власть возлагаются две весьма различные обязанности: расследовать дела, связанные с нарушением законов, поддерживающих безопасность и спокойствие общества, или судить виновных; расследовать дела, связанные с нарушением законов, упорядочивающих частные отношения между гражданами, или разрешать их споры.

Различие этих обязанностей требует, чтобы исполнение их поручали различным судам, из которых одни будут заниматься уголовными делами, другие — гражданскими. ...

Максимільєн Робесп'єр

О принципах революционного правительства (1793)[86]

Граждане народные представители, успехи усыпляют слабые души; они поощряют души сильные. ...

Защитники Республики придерживаются правила Цезаря; они считают: не сделано ничего, пока остается еще что-то сделать. Нам остается еще достаточно опасностей, чтобы напрячь все наше усердие. ...

Функция правительства состоит в том, чтобы направлять моральные и физические силы нации к поставленной цели.

Цель конституционного правительства — сохранить Республику; цель революционного правительства — основать ее.

Революция — это война свободы против ее врагов; Конституция — это режим победоносной и мирной свободы.

Революционное правительство нуждается в чрезвычайной деятельности именно потому, что оно находится в состоянии войны. Оно подчинено менее единообразным и строгим правилам потому, что обстоятельства, окружающие его, бурны и изменчивы, и особенно потому, что оно вынуждено беспрестанно прибегать к новым и быстродействующим средствам для устранения новых и серьезных опасностей.

Конституционное правительство заботится главным образом о гражданской свободе; революционное же правительство — о свободе общественной. При конституционном строе почти достаточно защищать отдельных лиц от злоупотреблений общественной власти; при строе революционном сама общественная власть вынуждена защищаться от всех фракций, которые на нее нападают.

Революционное правительство должно оказывать добрым гражданам всю полноту национальной защиты; врагам народа оно должно приносить лишь смерть.

Этих понятий достаточно для объяснения происхождения и природы законов, которые мы называем революционными.

Если революционное правительство должно быть более энергично и свободно в своих действиях, чем обычное правительство, то разве оно становится от этого менее справедливым и законным? Нет. Оно опирается на самый священный из всех законов — спасение народа; на самое неоспоримое из всех прав — необходимость.

У него также есть свои правила, заимствованные у справедливости и общественного порядка. У него нет ничего общего с анархией или беспорядком; напротив, его целью является подавить их для того, чтобы установить и упрочить царство законов. У него нет ничего общего с произволом. Оно должно руководствоваться не страстями отдельных лиц, а общественной пользой. Революционное правительство должно придерживаться обычных и общих принципов во всех тех случаях, когда они могут быть строго применены без нарушения общественной свободы. Мерилом его силы должна быть дерзость или вероломство заговорщиков. Чем грознее революционное правительство по отношению к злым, тем благосклоннее оно должно быть по отношению к добрым. Чем больше необходимых строгостей требуют от него окружающие обстоятельства, тем больше оно должно воздерживаться от применения тех мер, которые бесполезно стесняют свободу и нарушают частные интересы без всякой пользы для общества.

Оно должно лавировать между двумя подводными камнями— слабостью и безрассудной отвагой, модерантизмом и эксцессами: тем модерантизмом, который походит на умеренность, как бессилие на целомудрие, и теми эксцессами, которые походят на энергию, как водянка на здоровье. ...

О принципах политической морали (1794)[87]

... Какова цель, к которой мы стремимся? Мирное пользование свободой и равенством, царство той вечной справедливости, законы которой были запечатлены не на мраморе и камне, но в сердцах всех людей, даже в сердце забывающего их раба и отрицающего их тирана.

Мы хотим такого порядка вещей, при котором все низкие и жестокие страсти были бы сдержанны, а все благотворные и благородные страсти пробуждались бы законами; такого порядка, при котором честолюбием было бы желание заслужить славу и послужить отечеству; при котором отличия возникают лишь из самого равенства, при котором гражданин подчинен должностному лицу, должностное лицо — народу, а народ — справедливости; при котором отечество обеспечивает благосостояние каждой личности, а каждая личность с гордостью наслаждается процветанием и славой отечества; при котором все души возвышаются от постоянного наплыва республиканских чувств и от потребности заслужить уважение великого народа; при котором искусства были бы украшением облагораживающей их свободы, торговля — источником общественного богатства, а не только чудовищным изобилием нескольких семей.

Какое же правительство может осуществить все эти чудеса? Только демократическое или республиканское правительство: оба эти слова являются синонимами, несмотря на разницу в их обычном употреблении, ибо аристократия является не более республикой, чем монархия. Демократия — это не такое государство, где постоянно собранный народ самостоятельно регулирует все общественные дела; еще менее это государство, где сто тысяч народных фракций решали бы судьбу целого общества при помощи отдельных поспешных и противоречивых мер. Подобное правительство никогда не существовало, и оно могло бы существовать лишь для того, чтобы снова привести народ к деспотизму.

Демократия — это такое государство, где суверенный народ, руководимый им же самим созданными законами, делает сам все то, что возможно, и при помощи своих представителей — все то, что он не может делать сам.

В принципах же демократического правительства вы должны искать правила вашего политического поведения.

Но для того чтобы создать и упрочить среди нас демократию, чтобы достигнуть мирного господства конституционных законов, нужно покончить с войной свободы против тирании и благополучно пройти сквозь бури революции — такова цель революционной системы, которую вы установили. Вы должны еще, следовательно, соразмерить ваше поведение с теми бурными событиями, которые происходят в республике, и план вашего управления должен вытекать из духа революционного правительства в соединении с общими принципами демократии.

Какой же основной принцип демократического или народного правительства, то есть главнейшая пружина, которая поддерживает его и приводит в движение? Это — добродетель; я говорю об общественной добродетели, которая произвела столько чудес в Греции и Риме и которая должна произвести еще более удивительные чудеса в республиканской Франции; я говорю о той добродетели, которая является не чем иным, как любовью к отечеству и к его законам. Но так как сущность республики или демократии — равенство, то из этого следует, что любовь к отечеству необходимо включает в себя и любовь к равенству.

Добродетель — не только душа демократии, но и существовать она может лишь при этой форме правления. При монархии я знаю только одну личность, которая может любить отечество и которая для этого даже не нуждается в добродетели. Это — монарх. Происходит это оттого, что из всех жителей своих государств монарх один имеет отечество. Разве он не суверен, по крайней мере, фактический? Разве он не занимает места народа? А что такое отечество, если не страна, где человек является гражданином и членом суверена?

Вследствие того же принципа в аристократических государствах слово «отечество» имеет какое-то значение лишь для патрицианских семей, захвативших суверенитет.

Если в мирное время орудием народного правления является добродетель, то во время революции орудием его является и добродетель, и террор одновременно: добродетель, без которой террор гибелен, террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть не что иное, как быстрая, строгая, непреклонная справедливость, следовательно, он является проявлением добродетели, он — не столько особый принцип, сколько вывод из общего принципа демократии, применяемого отечеством в крайней нужде.

Здесь говорили, что террор — это орудие деспотического правления. Следовательно, ваше правление похоже на деспотизм? Да, как меч, сверкающий в руках героев свободы, походит на меч, которым вооружены приверженцы тирании. Когда деспот управляет своими отупевшими подданными при помощи террора, как деспот, он прав; укрощайте террором врагов свободы, и как основатели Республики, вы будете правы. Революционное правление — это деспотизм свободы против тирании. Разве сила создана для того, чтобы защищать преступление, а не для того, чтобы разить надменные головы? ...

Общественная защита предназначена лишь для мирных граждан; в Республике нет граждан, кроме республиканцев. Роялисты, заговорщики являются для нее лишь иноземцами или скорее врагами. Разве не едина ужасная война, которую выдерживает свобода против тирании? ...

Когда речь идет о спасении отечества, то доказательство, основанное на свидетельских показаниях, не может заменить свидетельства вселенной, а доказательство, основанное на документе, — самую очевидность.

Медленность в рассмотрении судебных дел равносильна безнаказанности; неуверенность в наказании поощряет всех виновных. ...

Наказать угнетателей человечества — это милосердие, простить их — это варварство. Жестокость тиранов вытекает только из жестокости, жестокость же республиканского правительства вызывается стремлением к добру.

Гракх Бабеф

Манифест плебеев (1795)[88]

...Пора народу, попираемому и истребляемому, выразить более величественно, более торжественно и более общо, чем когда-либо ранее, свою волю, чтобы были уничтожены не только пятна, не только побочные стороны нищеты, но и само ее существование.

Пусть народ провозгласит свой Манифест2. Пусть он даст в нем определение демократии, такой, какую он хотел бы иметь, такой, какая она должна быть, исходя из строгих принципов. Пусть он в нем докажет, что для тех, кто обладает избытком, демократия означает обязанность восполнить то, чего не хватает людям, не имеющим достатка; что весь дефицит у этих последних происходит только от того, что те, другие, их обокрали. Обокрали на законном основании, если угодно; т. е. с помощью разбойничьих законов, которые при последних режимах, как и при более древних, допускали всякие плутни; с помощью законов, подобных всем действующим поныне; с помощью законов, по которым я, чтобы жить, вынужден постоянно продавать что-нибудь из предметов обихода и нести мои последние тряпки ко всем ворам, которых эти законы защищают! Пусть народ объявит, что он требует возвращения всего украденного, всех этих позорных конфискаций, которым богачи подвергли бедных. Такое возвращение будет, конечно, столь же законно, как и возвращение имущества эмигрантам. Путем восстановления демократии мы хотим, во-первых, вернуть себе свои лохмотья и старую мебель и, во-вторых, добиться того, чтобы те, кто их у нас отобрал, были бы впредь лишены возможности возобновить подобные злодеяния. Затем мы хотим посредством демократии добиться того, к чему, как мы показали, стремились все, кто способен постигнуть какую-либо правильную идею.

Надлежит ли для восстановления прав рода человеческого и прекращения всех наших бед совершить уход на СВЯЩЕННУЮ ГОРУ, или создать ПЛЕБЕЙСКУЮ ВАНДЕЮ? Пусть все Друзья Равенства подготовятся и считают себя предупрежденными! ... Под прикрытием сотен тысяч наших копий и наших пушек мы провозгласим первый подлинный Свод законов природы, который никогда не следовало нарушать.

Мы дадим ясное объяснение того, что такое всеобщее счастье, эта цель общества.

Мы докажем, что удел каждого человека не должен ухудшиться с переходом от естественного состояния к общественному. Мы дадим определение собственности.

Мы докажем, что земля ничья, что она принадлежит всем.

Мы докажем, что все, что отдельный человек захватывает сверх необходимого для его пропитания, является воровством у общества.

Мы докажем, что пресловутое право отчуждения есть гнусное, человекоубийственное преступление.

Мы докажем, что наследование по семейному праву является не меньшим злодеянием; что оно изолирует друг от друга членов общества и превращает каждую семью в маленькую республику, неизбежно интригующую против большой Республики, и это ведет к утверждению неравенства.

Мы докажем, что, когда имущество члена общества недостаточно для удовлетворения всех его повседневных потребностей, это есть результат похищения его природной личной собственности захватчиками общих благ.

По этой же причине все, что член общества имеет свыше необходимого для удовлетворения его повседневных потребностей, является результатом ограбления им других сочленов по обществу и неизбежно лишает этих сочленов их доли в общих благах.

Что самые тонкие рассуждения бессильны противостоять этим непреложным истинам.

Что превосходство таланта и предприимчивости является лишь химерой и благовидным обманом, который всегда служил заговорщикам в их кознях против равенства.

Что различия в оценке и значений произведений человеческого труда покоятся лишь на представлениях о них некоторых людей, сумевших навязать эти представления другим.

Что совершенно ошибочно на основе этих представлений рабочий день того, кто делает часы, оценивается в 20 раз выше рабочего дня того, кто пашет землю.

Что, однако, вследствие этой ложной оценки заработок рабочего-часовщика дает ему возможность приобрести достояние 20 работников плуга, которых он, таким образом, экспроприирует.

Что все пролетарии стали таковыми лишь в результате установления, в различных вариантах, подобного соотношения во всех других отраслях; причем повсюду оно основывалось исключительно на той разнице в оценке, которая возникла в силу общественного предрассудка.

Что нелепо и несправедливо притязать на большое вознаграждение тому, чья работа требует более высокого уровня умственного развития, большего прилежания и напряжения ума; что оно нисколько не увеличивает вместимости его желудка.

Что нет никаких оснований притязать на вознаграждение, превышающее удовлетворение личных потребностей.

Что только общественный предрассудок придает особую ценность умственному развитию; нужно еще, возможно, выяснить, не заслуживает ли ее в той же мере природная сила, физический труд. ...

Что именно таким образом в общественном состоянии было разрушено, опрокинуто имущественное равновесие, ибо убедительно доказано наше великое положение: добиться обладания излишком можно, только сделав так, чтобы у других не было достатка.

Что все наши общественные установления, все наши взаимоотношения являются лишь актами непрестанного разбоя, освящаемого абсурдными и варварскими законами, под сенью которых мы заняты только тем, что обираем друг друга. ...

Что никто не должен испытывать недостатка в том, что природа дает всем, производит для всех; если этот недостаток является неизбежным следствием природных бедствий, то эти лишения в равной мере должны переносить все.

Что произведения мастерства и умения становятся, таким образом, общей собственностью, достоянием всего общества с того момента, как изобретатели и труженики их создали; потому что они основаны на предшествующих достижениях мастерства и умения, которыми пользовались новые изобретатели и труженики при своих новых открытиях.

Что, поскольку приобретенные знания являются общим достоянием, они должны в одинаковой мере распределяться между всеми.

Что только в силу злонамеренности, предрассудков или по недомыслию можно оспоривать истину, что такое равное распределение знаний между всеми сделало бы всех людей почти равными по способностям и даже по талантам.

Что образование противоестественно, когда оно основано на неравенстве и является исключительным достоянием только части общества; ибо тогда оно становится в руках этой части машиной, оружием, с помощью которого она сражается против другой части, безоружной, и, следовательно, без труда усмиряет ее, обманывает ее, грабит ее, порабощает ее самым позорным образом.

Что нет более важной истины, чем та, которую мы уже однажды приводили и которую провозгласил; один философ -.рассуждайте сколько вам угодно о лучшей фирме правления; вы ничего не добьетесь, пока не уничтожите основы алчности и честолюбия.

Что, следовательно, общественные учреждения должны вести к этой цели, они должны навсегда отнять у каждого надежду стать более богатым, более влиятельным, превосходящим своими знаниями кого-либо из своих сограждан.

Что, точнее говоря, надлежит обуздать судьбу; сделать каждого из членов общества независимым от удачи, от счастливого или неблагоприятного стечения обстоятельств; обеспечить каждому человеку и его потомству, сколь бы многочисленно оно ни было, достаток и ничего, кроме достатка; и навсегда уничтожить все возможности для того, чтобы кто-либо мог получить свыше положенной ему доли в произведениях природы и труда.

Что единственный способ достигнуть этой цели состоит в том, чтобы установить общее управление; уничтожить частную собственность, прикрепить каждого человека, соответственно его дарованию, к мастерству, которое он знает; обязать его сдавать в натуре плоды своего труда на общий склад и создать простую администрацию распределения, администрацию продовольствия, которая, ведя учет всех сограждан и всех изделий, распределит последние на основе строжайшего равенства и распорядится доставить их по месту жительства каждого гражданина.

Что такое правление, осуществимость которого доказана на опыте, поскольку оно применяется к 1 млн. 200 тыс. человек в наших 12 армиях (что возможно в малых размерах, возможно и в больших), что такое правление есть единственное, которое может обеспечить счастье для всех, неизменное, безоблачное, всеобщее счастье, цель общества.

Что при таком правлении исчезнут межевые столбы, изгороди, стены, замки на дверях, ябеды, тяжбы, кражи, убийства — все преступления; суды, тюрьмы, виселицы, наказания, отчаяние, вызываемое всеми этими бедствиями; зависть, ревность, ненасытность, спесь, обман, двуличие, наконец, все пороки; не будет больше (и это, конечно, самое важное) червя постоянно грызущей каждого из нас тревоги относительно того, что ждет нас завтра, через месяц, через год, в старости, что ждет наших детей и внуков.

Таково сжатое изложение того страшного Манифеста, который мы предложим угнетенному большинству французского народа; мы даем ему первый набросок этого Манифеста, чтобы народ мог его заранее постичь. Народ! Пробудись к надежде, стряхни с себя оцепенение... Развеселись при виде того, как грядет счастливое будущее! (...)

Да будет это произведение сигналом, да будет оно молнией, которая оживит и возродит всех, преисполненных некогда пылом и мужеством! Всех, кто горел когда-то пламенем во имя общественного блага и полной независимости. Пусть народ почерпнет оттуда подлинную идею РАВЕНСТВА! Пусть эти слова: равенство, равные, плебейская доктрина станут кличем объединения всех друзей народа. Пусть народ подвергнет обсуждению все эти великие принципы; пусть развернется борьба вокруг знаменитого вопроса о подлинном равенстве и вокруг вопроса о СОБСТВЕННОСТИ! Пусть он вкусит на сей раз его мораль, пусть оно зажжет в нем огонь, который будет гореть до полного завершения его дела! Пусть он низвергнет все эти старые варварские учреждения и пусть заменит их учреждениями, продиктованными природой и вечной справедливостью. О, да, все страдания народа достигли предела; хуже уже быть не может! Только полный переворот может избавить от них! Пусть же эта жестокая война между богатым и бедным примет наконец менее подлый характер! Пусть она не будет более отмечена постоянной дерзостью одной стороны и постоянной трусостью другой. Пусть бедняки ответят наконец своим обидчикам! ...Воспользуемся тем, что они нас довели до крайности. Двинемся вперед без лишних слов как люди, обладающие сознанием своей силы. Пойдем смело к РАВЕНСТВУ. Пусть будет нам видна цель общества, пусть будет видно общее счастье. (...)

Повторим еще раз: все страдания достигли предела; хуже быть не может; только полный переворот может исправить положение!!! Итак, пусть все смешается!.. Пусть все стихии спутаются, смешаются и столкнутся между собою!.. Пусть все ввергнется в хаос, и пусть из хаоса изыдет мир новый и возрожденный!

«После тысячи лет давайте изменим эти грубые законы».

Париж, 9 фримера IV года Республики[89]

Г. Бабеф, трибун народа.