Социальная защита населения – основное направление социальной политики государства

Как соотносятся социальная защита и социальная политика, социальная защита и уровень экономического развития? Социальная защита в широком смысле может пониматься как комплекс мер, осуществляемых центральным правительством и местными администрациями для поддержки доходов домохозяйств. Мы разовьем это положение в контексте современной российской ситуации. В этом разделе также будут рассмотрены основные вехи развития института социальной защиты в России. Вниманию читателей будет представлен обзор и анализ основных понятий и определений, которые необходимы для изучения социальной защиты.

Социальная политика и социальная защита. В одной из первых глав нашего учебника мы обращались к рассмотрению проблемы бедности как ключевой социальной проблемы, над решением которой задумывались многие социальные мыслители, экономисты, социологи, политики, деятели церкви и другие.

Однако, очевидно, что бедность и сопутствующие ей социальные беды не исчерпывают проблемного поля современной социальной политики, оно значительно шире.

Тем не менее, бедность, нищета, нуждаемость, болезни и физические страдания людей – это и многое другое представляет собой один из основных сегментов проблемного поля социальной политики, возможно, важнейший, поскольку именно с бедностью и ее последствиями связаны многие причины и источники нарушения социальной стабильности. Несовершенство политики в сфере занятости также создает благодатную почву для распространения и роста субкультуры бедности. В любом случае – преодоление страданий и нужны людей – важнейшее направление деятельности государства и институтов гражданского общества. У этого направления есть название – социальная защита населения.

Социальная защита – неотъемлемый институт социальной политики как в России, так и за рубежом. В этой главе учебника мы рассмотрим основные понятия, основные направления, программы и механизмы современной социальной защиты. При этом основное внимание мы будем уделять современным российским реалиям в этой сфере.

Как отмечается в литературе по социальной политике и социальной защите населения, политические и социально-экономические процессы последнего десятилетия ХХ века в постсоциалистических государствах сопровождались не только ростом масштабов негативных социальных явлений, корнями уходящих в предшествующие годы, но и появлением некоторых новых – массовой бедности, явной безработицы. В отдельных странах, в том числе и России, появилась детская беспризорность, возникла вынужденная миграция, соответственно, выросла численность населения, нуждающегося в социальной поддержке. В тоже время существенно сузилась сфера реализации социальных функций работодателей и профсоюзов, снизилась их ответственность за выполнение таких функций. Вследствие всех этих процессов резко возросло значение деятельности государства в области социальной защиты населения. В ответ на этот «вызов» стало интенсивно совершенствоваться социальное законодательство. Так, в России были приняты законы и другие нормативные акты как на федеральном, так и на региональном уровнях, предусматривающие увеличение числа категорий населения, признаваемых социально уязвимыми, расширился перечень предоставляемых им социальных выплат, льгот, компенсаций, услуг (социальной помощи). Возникла и стала расширяться система органов, учреждений и предприятий, выполняющих данные функции. Как следствие значительно возросли расходы на эти цели из бюджетов всех уровней, внебюджетных социальных фондов (пенсионного, социального и обязательного медицинского страхования и пр.), призванных обеспечить предоставление населению социальных выплат. Стали проявляться и иные негативные последствия, требующие изучения, кардинальной перестройки и совершенствования всей системы социальной защиты – одного из важнейших социальных институтов как социальной политики, так и современного общества в целом.

Из истории социальной защиты в России. Социальная защита в России имеет давние традиции. Первые попытки призрения бедных предпринимались еще в XIV-XV вв., нуждающихся поддерживали прежде всего церкви и монастыри[164]. В XVII в. начали формироваться основы государственной социальной политики: в соответствии с царскими указами за счет казны создавались дома призрения и богадельни для детей бедняков, где они могли получить знания и обучиться ремеслам; ассигновались средства на выдачу пособий, пенсий, земельных наделов нуждающимся. В 1682 г. был принят «Приговор», или решение церковного Собора о призрении больных и нищих.

Важное значения для становления государственной системы социальной защиты имели указы Петра I «Об определении в домовыя Святейшего Патриарха богадельни нищих, боль­ных и престарелых» (1701 г.) и «Об учреждении во всех Губерниях гошпиталей» (1712 г.), в котором, в частности, предписывалось «по всем губерниям учинить гошпитали для самых увечных, таких, которые ничем работать не смогут, ни стеречь, также и зело престарелым; также прием незазрительной и прокормление младенцам, которые не от законных жен рож­дены».

Особую роль в укреплении системы социальной поддержки сыграла Екатерина II. При ней были созданы дома призрения для бедных в Гатчине, богадельни для питомцев Воспита­тельного дома, повивальный институт с родильным отделением для неимущих женщин с присвоением им статуса государственных. В 1764 г. было создано одно из первых благотво­рительных обществ в России – Общество воспитания благородных девиц. В 1775 г. впервые в истории России законодательным путем устанавливалась система общественного призрения «для всех гражданских сословий». На губернские органы управления возлагалась обязан­ность организовывать и содержать народные школы, сиротские дома, больницы, аптеки, бо­гадельни, дома для неизлечимых больных, дома для умалишенных, работные смирительные дома. Поначалу эти учреждения финансировались из государственной казны. Позднее было принято решение об отчислении на их содержание части средств из доходов городов. Горо­да, селения, общества и частные лица наделялись правом устраивать по своей инициативе дома призрения на общее благо.

В 1797 г. Павел I подписал Указ о назначении своей супруги, Марии Федоровны, руко­водителем всех социальных учреждений. С ее именем связан важный этап в развитии отече­ственного благотворения.

Середина XIX в. отмечена поисками нетрадиционных для нашей страны подходов к ор­ганизации социальной помощи. Так, общество посещения бедных в Санкт-Петербурге, соз­данное в 1846 г. по инициативе князя В.Ф. Одоевского, привлекало людей к помощи нуж­дающимся, с одной стороны, на трудовых началах, с другой – обращаясь к чувству общест­венного долга. Вторая половина 1960-х годов связана с расширением меценатства и благотво­рительности. Возникающие благотворительные общества и фонды пытались объединить во­круг себя людей, не согласных с существующим распределением материальных ценностей и социальным расслоением. Стали появляться организации, объединявшие людей по месту жительства, уровню образования, виду трудовой деятельности (Общество женского труда, Общество дешевых квартир и др.). Особое развитие получили воскресные народные школы, где обучение было бесплатным, а труд учителей – безвозмездным. Основной причиной бед­ности их организаторы считали невежество, неграмотность масс, поэтому социальную по­мощь ограничивали рамками просвещения. Однако их усилия не могли радикально изменить социальное самочувствие широких масс.

До 1912 г. государственное пенсионное обеспечение в России охватывало только воен­нослужащих и чиновников. С принятием же страхового закона оно распространилось и на 2,5 млн. рабочих и служащих, занятых в фабрично- заводской и горной промышленности.

1917 г. открыл новый этап развития социальной помощи в России: определяющим субъектом в разработке социальной политики стало государство, взявшее на себя заботу о больных, инвалидах и престарелых, женщинах и детях. Элементом социальной политики го­сударства стала система разнообразных пособий и выплат, призванных обеспечить социаль­ное равенство в стране.

В октябре 1917 г. был учрежден Наркомат государственного призрения России, пере­именованный в апреле 1918 г. в Наркомат социального обеспечения Российской Федерации. Однако не всегда провозглашенные государством цели и задачи соответствовали его матери­альным возможностям. В октябре 1918 г. был издан Закон, предусматривающий материаль­ное обеспечение трудящихся при временной нетрудоспособности, инвалидности, безработи­це, сиротстве и вдовстве. Однако в структуре расходов государственного бюджета доля за­трат на социальное обеспечение и страхование составляла лишь 2,5%.

В 1927 г. в СССР впервые было введено пенсионное обеспечение по старости. В 1946 г. образовано Министерство социального обеспечения РСФСР[165].

В современной России социальная защита различных категорий граждан осуществляется Министерством труда и социального развития Российской Федерации, отвечающим за выплаты различных видов социальных трансфертов, обеспечиваемых федеральным бюджетом (например, пособий по безработице), а также органами социальной защиты в регионах страны. Последние, в частности, осуществляют адресную социальную поддержку семей с недостаточным уровнем доходов.

Основные понятия и определения. Сегодня как в специальной литературе, так и в нормативных правовых актах, отечественных и международных, используется весьма обширный перечень понятий и их определений, относящихся к социальной защите населения. Используются такие термины, как «социальная зашита», «социальное обеспечение», «социальная помощь», «социальная компенсация», «социальная выплата», «социальное пособие», «социальная субсидия» и другие[166]. Множественность определений перечисленных понятий, зачастую содержательно пересекающихся, говорит о том, что данная область социальной политики в России еще далека от окончательного становления, находится в процессе формирования.

Вместе с тем понятия, сопровождающие разрабатываемую в России систему социальной защиты, становятся все более привычными, употребляемыми, и в данном разделе учебника постараемся представить читателю основные тенденции в развитии понятийного аппарата социальной защиты как направления социальной политики.

Итак, словарь «Социальная политика, уровень и качество жизни» (2001) предлагает следующее определение: «Социальная защита – неотъемлемая часть социальной политики государства, система мер, направленных на соблюдение социальных прав человека, удовлетворение его социальных потребностей. Социальная защита проявляется в системе приоритетов и механизмов по реализации законодательно закрепленных социальных, правовых и экономических гарантий граждан, обеспечивающих определенный уровень социальной защищенности, достижение социально-приемлемого уровня жизни населения в соответствии с конкретными условиями общественного развития. К социальной защите относятся меры по преодолению безработицы, установлению минимального уровня оплаты труда, пенсии и стипендии, введению федеральных пособий на детей, поддержке многодетных семей и т.д. Социальная защита осуществляется в организационно-правовых формах. Основная форма – обязательное социальное страхование работающих лиц»[167].

Следующее определение предлагает глоссарий, подготовленный группой исследователей Института социально-экономических проблем народонаселения РАН (2002): «Социальная защита – комплекс программ, осуществляемых с целью удовлетворения основных потребностей и реализации основных прав граждан, гарантированных конституцией РФ: возможность получения средств к существованию, наличие работы, образование, жилье, медицинские услуги, т. е. обеспечение социально-приемлемого уровня жизни населения. В более узком значении этот термин часто употребляется как синоним социального обеспечения»[168].

В учебнике «Социальная политика в постсоветском обществе» (2001) социальная защита определяется как «функция общества по обеспечению социального положения человека, сложившегося вследствие воздействия социальных рисков, соответствующего условиям, вытекающим из его неотъемлемых и общепризнанных социальных прав. Риски несоциального характера, связанные с природными катастрофами, промышленными авариями и иными явлениями, защищаются иными средствами (например, путем имущественного страхования и пр.).

Социальная защита населения базируется на международном и национальном законодательстве, финансовых ресурсах и социальной инфраструктуре, обеспечивающих возможность ее практического осуществления. Субъектами социальной защиты … является не только государство в лице органов государственной власти всех ветвей и уровней (законодательной, исполнительной, судебной), органов местного самоуправления, но также работодатели/предприниматели, институты гражданского общества и сами люди.

Законодательство определяет совокупность условий и инструментов, методов, образующих систему социальной защиты населения. Важнейшими элементами практической деятельности системы социальной защиты населения являются подсистемы социального страхования и социального обеспечения»[169].

Авторы данного определения (хотя это, не столько определение, а, скорее, краткий обзор сферы действия социальной защиты) связывают социальную защиту с проблемой социальных рисков. Это важно. В этом мы видим ключевую идею понимания социальной защиты как социального института и сферы деятельности и взаимодействия государства, гражданского общества и индивида. Социальная защита выступает как социальный институт, отвечающий на социальные риски, которые порождаются современным обществом и которым подвергается человек в этом обществе.

7.2. Современное общество и социальные риски

Данный раздел учебника представляет собой попытку теоретического обоснования возникновения социальной защиты в ответ на обостряющиеся и увеличивающиеся социальные риски. Мы рассмотрим основные социологические теории и их выводы, которые легли в основу современной теории социальных рисков.

От изучения рисков к концепции общества риска[170]. В течение последних 100 лет столетия социология проделала путь от изучения множества отдельных рисков и рискогенных ситуаций к пониманию того, что само общество является генератором рисков. Через разнообразие методов и подходов к анализу рисков красной нитью проходила заинтересованность социологов «рискогенностью» различных составляющих социальной ткани – от межличностных процессов и сетей до социальных институтов и структур, от первичных групп и символических интеракций до социальных движений и крупномасштабных организаций и систем[171].

Но дело заключалось не только в разнообразии рисков, их масштаба и направленности. Исторически широко известная и вполне тривиальная мысль о двойственности, двузначности всякого орудия, социального действия, организации наконец получила научный статус. В самом деле, дубина, нож, автомат – одновременно инструмент креативной и разрушительной деятельности, защиты и нападения. «Освободители» на поверку часто оказываются завоевателями, защитники – агрессорами или оккупантами. Безопасность для одних превращается в опасность, риск для других. Сегодня существуют тысячи орудий, веществ, групп, официально имеющих статус «двойного назначения». То же можно сказать и о социальных институтах, организациях, сообществах. Все или почти все может быть использовано как во благо, так и во вред. Более того, благое дело совсем не обязательно отзывается тем же. Напротив, оно зачастую порождает желание превратить даруемое благо в риск, в моральные или физические потери для благодетеля. Не зря родилась поговорка: «Ни одно доброе дело не остается без наказания».

Дальнейшая сосредоточение исследований на отдельных аспектах социальной ткани затемняло общий интерес и могло привести к пренебрежению проблематикой, которая впоследствии стала одной из основных в современной социологии. Нужна была некоторая объемлющая концепция. В течение двух последних десятилетий прошлого века Н. Луман, Э. Гидденс и У. Бек и создали такие генерализующие концепции.

Социологическая теории риска Н. Лумана напрямую связана с критикой рациональности современного общества. Социология, пишет Луман, должна поставить вопрос о том, «как общество объясняет и выправляет отклонение от нормы, неудачу или непредвиденную случайность. Эта темная сторона жизни, этот груз разочарования, когда ожидания ни к чему не приводят, должна быть стать более очевидной, чем сильнее наша надежда на нормальный ход событий». И далее: «объяснение нарушения не может быть оставлено на волю случая: необходимо показать, что это нарушение имеет свой собственный порядок, так сказать вторичную нормальность. Таким образом, вопрос, как объясняются и как обходятся несчастья, содержит значительный критический потенциал – критический не в смысле призыва к отрицанию общества, подверженного несчастьям, а критического в смысле обострения обычно неочевидной способности проводить отличия. Дело заключается скорее в том, что мы можем познать нормальные процессы нашего общества, изучая как общество пытается осмыслить свои неудачи в форме риска». Риск является обратной стороной нормальной формы и «только при обращении к обратной стороне нормальной формы мы и можем распознать ее как форму»[172]. Нетрудно заметить, что Луман фактически повторяет основной тезис Ч. Перроу о нормальности отклонения.

Если мы сохраняем дихотомию нормального/отклоняющегося как инструмент для наблюдения за современным обществом, продолжает Луман, то уместен вопрос о том, как мы понимаем «рациональное общество», если рациональность в просветительски-идеологическом смысле утратила свое былое значение. Или более фундаментально: «как мы понимаем наше общество, если превращаем понятие риска – бывшего когда-то актуальным лишь для некоторых групп, подвергавших себя особой опасности, – в универсальную проблему, неизбежную и неподдающуюся решению? Что теперь становится необходимым?… Как общество при нормальном ходе выполнения своих операций справляется с будущим, в котором не вырисовывается ничего определенного, а только более или менее вероятное или невероятное?»[173].

Характерной чертой постсовременного общества, по Луману, является не столько потребность создания условий стабильного существования, сколько интерес к крайним, даже невероятным альтернативам, которые разрушают условия для общественного консенсуса и подрывают основы коммуникации. Поведение, ориентированное на такие случайности и принятие таких альтернатив, является противоречивым. «Все усилия основать решения на рациональном подсчете не только остаются безуспешными, но в конечном счете также подрывают требования метода и процедур рациональности»[174].

Луман утверждает что, «современное рисковое поведение вообще не вписывается в схему рационального/иррационального» [Luhmann 1993, p. 18]. Принимаемые решения всегда связаны с рисковыми последствиями, по поводу которых принимаются последующие решения, также порождающие риски. Возникает серия разветвленных решений или «дерево решений», накапливающее риски. В процессах накопления эффектов принятия решений, в долговременных последствиях решений, не поддающихся сегодня вычислению, в сверхсложных и посему не просматриваемых причинных связях, существуют условия, которые могут содержать значительные потери или опасности и без привязки к конкретным решениям[175]. Таким образом, потенциальная опасность таится в трансформации цепи безличных решений в некоторый безличный, безответственный и опасный продукт.

Луман предлагает подойти к понятию риска через понятие порога бедствия. Результаты подсчета риска можно принимать, если вообще можно, только не переступая порог, за которым риск мог бы трактоваться как бедствие. Причем необходимо принимать в расчет, что порог бедствия будет расположен на самых разных уровнях, в зависимости от характера вовлеченности в риск: в качестве субъекта принятия решения или в качестве объекта, вынужденного выполнять рисковые решения[176].

Восприятие риска и его «принятие» являются не психологическими, но социальными проблемами: человек поступает в соответствии с ожиданиями, предъявляемыми к нему его постоянной референтной группой. В современном обществе на первый план выдвигаются вопросы о том, кто решает, и должен или нет (и в каком материальном и временном контексте) риск приниматься в расчет. Таким образом, к дискуссии о восприятии риска и его оценке добавляется проблема выбора рисков, которая контролируется социальными факторами[177].

Социология теперь получает новую возможность выполнять свою традиционную функцию: предупреждение общества. Даже если социолог знает, что риски выбираются, то почему и как он сам это делает? «При достаточной теоретической рефлексии, мы должны признать, по меньшей мере, «аутологический» компонент, который всегда вклинивается, когда наблюдатели наблюдают наблюдателей... Из всех наблюдателей социология должна первой осознать этот факт. Но и другие делают то же самое. То, что выходит за пределы этих действий, это теория выбора всех социетальных операций, включая наблюдение за этими операциями, и даже включая структуры, определяющие эти операции. Для социологии тема риска должна быть, следовательно, подчинена теории современного общества. Но такой теории нет... Нет и определения риска, которое могло бы удовлетворить научным требованиям...»[178].

В современном обществе нет поведения, свободного от риска. Для дихотомии риск/безопасность это означает, что нет абсолютной надежности или безопасности, тогда как для дихотомии риск/опасность это означает, что нельзя избежать риска, принимая какие-либо решения. Другими словами, надо оставить надежду, что новое знание увеличивает вероятность перехода от риска к безопасности. Напротив, чем лучше мы знаем то, что мы не знаем, тем более глубоким становится наше осознание риска. Чем более рациональными и детальными становятся наши вычисления, тем больше аспектов, включающих неопределенность по поводу будущего и, следовательно, риска, попадает в поле нашего зрения. «Современное риск-ориентированное общество это продукт не только осознания последствий научных и технологических достижений. Его семена содержатся в расширении исследовательских возможностей и самого знания»[179].

Луман указывает на то, что современная коммуникация предполагает выбор между альтернативами, что само по себе является рисковым. Но несмотря на подрыв основ традиционной рациональности, коммуникация, и ничто иное, остается тем средством, которым общество как система производит и воспроизводит себя. Именно коммуникация обеспечивает социальное сцепление. Луман ищет решение проблемы «нормализации» общества в «аутопойэтическом» типе коммуникации. Этот термин означает, что формирование и структурирование системы не есть следствие воздействия внешних факторов. Протест не импортируется в систему из внешней среды; это конструкт самой социальной системы. Система познает себя в процессе, посредством которого все факты, ей доступные, прессуются в форму протеста и воспроизводятся с помощью этой формы. Система, таким образом, «открыта по отношению к теме и случайному событию, но закрыта в отношении логики формирования протеста». И далее очень важное замечание, перекликающееся с активистской парадигмой А. Турэна: «Общество, таким образом, осмысливает себя в форме протеста против себя самого»[180]. Современное общество рискогенно, хотим мы этого или нет; даже бездействие чревато риском. Анализируя собственно механику производства рисков, другой современный социолог – Э. Гидденс подчеркивал, что современный мир структурируется главным образом рисками, созданными человеком. Эти риски имеют ряд отличительных признаков. Во-первых, современные риски обусловлены глобализацией в смысле их «дальнодействия» (ядерная война). Во-вторых, глобализация рисков является в свою очередь функцией возрастающего числа взаимозависимых событий (например, международного разделения труда). В-третьих, современный мир – это мир «институционализированных сред рисков», например, рынка инвестиций, от состояния которого зависит благополучие миллионов людей. Производство рисков динамично: осведомленность о риске есть риск, поскольку «разрывы» в познавательных процессах не могут быть, как прежде, конвертированы в «надежность» религиозного или магического знания. В-четвертых, современное общество перенасыщено знаниями о рисках, что уже само по себе является проблемой. В-пятых, Гидденс (также как Бек и Луман) указывал на ограниченность экспертного знания как инструмент элиминирования рисков в социетальных системах[181].

Наиболее завершенная концепция общества риска принадлежит У. Беку. Согласно Беку, риск – это не исключительный случай, не «последствие» и не «побочный продукт» процессов общественной жизни. Риски постоянно производятся обществом, причем это производство легитимное, осуществляемое во всех сферах жизнедеятельности общества – экономической, политической, социальной[182].

Риск, полагает Бек, может быть определен как систематическое взаимодействие общества с угрозами и опасностями, индуцируемыми и производимыми процессом модернизации как таковым. Риски, в отличие от опасностей прошлых эпох, суть следствия угрожающей мощи модернизации и порождаемых ею чувств неуверенности и страха[183]. «Общество риска» – это фактически новая парадигма общественного развития. Ее суть в том, что господствовавшая в индустриальном обществе «позитивная» логика общественного производства, заключавшаяся в накоплении и распределении богатства, все более перекрывается (вытесняется) «негативной» логикой производства и распространения рисков. В конечном счете, расширяющееся производство рисков подрывает сам принцип рыночного хозяйства и частной собственности, поскольку происходит систематическое обесценение и экспроприация произведенного общественного богатства. Расширяющееся производство рисков угрожает также фундаментальным основам рационального поведения общества и индивида – науке и демократии.

Не менее важно, что одни страны, общности или социальные группы, согласно данной теории, только извлекают прибыль из производства рисков и пользуются производимыми благами, другие же – подвергаются воздействию рисков.

Однако, замечает Бек, производство рисков весьма «демократично»: оно порождает эффект бумеранга, в конечном счете настигая и поражая тех, кто наживался на производстве рисков или же считал себя от них застрахованным. Отсюда другой вывод: производство рисков – мощный фактор изменения социальной структуры общества, перестройки его по критерию степени подверженности рискам. Это, в свою очередь, означает, что в обществе складывается новая расстановка политических сил, в основе которой лежит борьба за определение, что рискогенно (опасно) и что – нет.

Следовательно, говорит Бек, «политический потенциал общества риска должен быть проанализирован социологической теорией в терминах производства и распространения знаний о рисках».

Еще три положения теории Бека представляются нам важными. Во-первых, это пересмотр основополагающей нормативной модели общества. Если нормативным идеалом прошлых эпох было равенство, то нормативный идеал общества риска – безопасность. Социальный проект общества приобретает отчетливо негативный и защитный характер. Не достижение «хорошего», как ранее, а предотвращение «наихудшего». Иными словами, система ценностей «неравноправного общества» замещается системой ценностей «небезопасного общества», а ориентация на удовлетворения новых потребностей – ориентацией на их самоограничение»[184].

Во-вторых, в обществе риска возникают новые социальные силы, разрушающие старые социальные перегородки. Бек полагает, что это будут общности «жертв рисков», а их солидарность на почве беспокойства и страха может порождать мощные политические силы. В-третьих, общество риска политически нестабильно. Постоянное напряжение и боязнь опасностей раскачивают политический маятник от всеобщей опасности и цинизма до непредсказуемых политических действий.

Определение понятий. Итак, с позиции теории социальных рисков социальная защита может быть определена как защита от социальных рисков путем комплексного содействия человеку со стороны государства, институтов гражданского общества в решении различных проблем на протяжении всей его жизни.

Соответственно содержание социальной защиты как направления социальной политики и связанные с нею проблемы раскрываются рядом понятий и показателей, определяемых с позиций современной рискологии.

Определения

Социальный риск – это мера ожидаемого последствия определенного явления, наступление которого содержит вероятность потери или ограничения экономической самостоятельности и социального благополучия человека.

Оценка риска – определение вероятности причинения вреда, тяжести последствий – производится путём выявления факторов риска, их интен­сивности, величины ущерба. Под фактором риска понимается ис­точник опасности, потери или ограни­чения экономической самостоятельности и со­циального благополучия человека. Схема оценки факторов риска вклю­чает их ранжирование на основе каче­ственных и количественных сопо­ставлений, для чего необходимы как минимум натуральные показатели, ха­рактеризующие опасность.

Интен­сивность риска – это вероят­ность (частота) реализации опасности для заданного промежутка времени, т. е. число рассматриваемых случаев (например, гибели, заболеваний) в еди­ницу времени, отнесённое к числен­ности когорты. Величина ущер­ба характеризуется перечнем резуль­тирующих показателей, которые можно сгруппировать как социальные и эко­номические.

Социальные пока­затели ущерба – это показатели смертности либо последствий, вызы­вающих ограничения жизнедеятель­ности человека, приводящие к полной или частичной потере возможности осуществлять самообслуживание, обу­чение, трудовую деятельность, пере­движение, ориентацию, общение, кон­троль за своим поведением по состоя­нию здоровья и (или) социально-экономическим обстоятельствам.

Экономические показатели ущерба – это вынужденные затраты человека, семьи, обще­ства на компенсацию последствий реа­лизации опасности, обусловленной со­циальным риском. Социальные показатели помогают оценить уровень социальной защи­щенности людей, а экономические – позволяют сопоставить уровни и зна­чимость риска, возможности миними­зации ущерба от него[185].

7.3. Нуждаемость как социальная проблема

Этот параграф учебника посвящен проблеме нуждаемости. Кого сегодня можно отнести к числу нуждающихся? Какие виды нуждаемости существуют? Как соотносятся нуждаемость и такая острая социальная проблема, как бедность?

Понятие нуждаемости. Его социальная значимость. Очевидно, что в условиях экономического спада всеобщая социальная защита населения от снижения уровня жизни невозможна. Правильнее, говорить о социальной поддержке отдельных слоев и групп населения наиболее в ней нуждающихся.

В сложившейся практике социально уязвимыми считаются семьи с низким денежным доходом на члена семьи (чаще всего это многодетные семьи), семьи, потерявшие кормильца, матери воспитывающие детей в одиночку, инвалиды, престарелые, пенсионеры получающие недостаточное пособие, студенты живущие на стипендию, безработные, лица, пострадавшие от стихийных бедствий, политических и социальных конфликтов, незаконного преследования. В ряде случаев к социально уязвимым слоям относят детей. Все эти люди нуждаются в социальной поддержке со стороны общества, властей правительства.

Социальная поддержка может проявляться в самых разнообразных формах: в виде денежной помощи, предоставления материальных благ, бесплатного питания приюта, крова, оказания медицинской, юридической психологической помощи, покровительства, опекунства, усыновления.

Не существует людей, свободных от потребностей, желаний. Любой человек нуждается в чем-то, в тех или иных благах или услугах. И естественно далеко не все свои потребности человек может удовлетворить, учитывая как материальные, так и социальные, психологические факторы.

Например, потребность в денежном кредите на покупку оборудования для предприятия, средствах на приобретение нового автомобиля, отдыхе в высококлассном международном отеле, наконец, в дополнительном образовании и пр. И в этом контексте такого человека следует относить к разряду нуждающихся. Можно говорить об абсолютной нуждаемости, об относительной и о субъективной нуждаемости. Причем нуждаемость в широком смысле слова принимать и нематериальные формы, точнее относиться к нематериальным сферам жизни общества. Человек может испытывать потребности на уровне нереализованности своих творческих возможностей, карьерного роста, устройства личной жизни, семьи и ощущать себя в этих сферах нуждающимся.

В этом более широком смысле любой член общества, любой гражданин может быть отнесен к какой-либо группе нуждающихся, определен как нуждающийся. Однако в контексте социальной защиты как направления социальной политики, особенно политика государства, прежде всего должны решаться задачи преодоления различных вариантов материальной нуждаемости, недостаточности, удовлетворения таких потребностей человека (в пище, одежде, ночлеге, лечении), которые непосредственно связаны с перспективами его существования. Именно это входит в первоочередные, непосредственные задачи социальной защиты. Что же касается нуждаемости в широком понимании этого слова как удовлетворении потребностей человека во всем их масштабе, то решение этой задачи во многом ложится на плечи самого индивида, что впрочем не снижает зависимости от уровня экономического развития государства в целом, Т.е. это комплексная задача, требующая участия как самого человека, так и всего общества в целом. Так идея построения государства всеобщего благосостояния (подробно рассмотренная нами в предыдущих главах) ставила перед собой цель удовлетворения потребностей членов общества на достаточно высоком уровне. Поэтому, безусловно, в рамках разработки социальной политики не следует отказываться от решения более масштабных задач, сводя их к насущным проблемам преодоления черты бедности. Однако любая социальная программа должна соотноситься с реальной социально-экономической ситуацией, социальными и экономическими реалиями, в которых живет страна и ее население

Вопрос о том, кому, в каких видах и формах, в каком объеме оказывать социальную поддержку, относится к числу труднейших в социальной экономике. Так как всем желающим получить помощь и нуждающимся в ней просто помочь невозможно, то ряд экономистов и социологов советуют такой рецепт: «Помогать только тем, кто не может помочь себе сам». Конечно, не легко выявить, кто способен и кто не способен помочь себе сам, но рецепт заслуживает внимания. В период перехода к рыночной экономике наиболее остро проявляется проблема социальной защиты населения от роста цен (инфляции) и безработицы. Для того, чтобы рост цен на товары и услуги не приводил к катастрофическому снижению потребления и жизненного уровня, частично применяется индексация доходов. Это означает, что заработная плата, пенсии, стипендии, другие виды доходов увеличиваются по мере роста розничных цен. К сожалению, при спаде производства ни правительство, ни предприятия не имеют возможности повысить доходы, ровно во столько раз, во сколько повышаются цены. Так как количество товаров уменьшается, то выплата чрезмерного количества де