Экономика на путях экстенсивного развития
В литературе достаточно распространена та точка зрения, что в годы восьмой пятилетки (1966-1970 гг.) были достигнуты значительные результаты. Но если брать количественную сторону дела, казалось бы все так. В годы восьмой пятилетки вступило в строй около 2000 крупных промышленных предприятий, например, начала действовать Красноярская ГЭС, Западно-Сибирский и Карагандинский металлургические комбинаты, был введен в строй Тюменский нефтегазодобывающий комплекс, начал выпускать автомобили завод Тольятти, появляются первые советские научно-производственные объединения (появляется советский знак качества). Но количественная сторона дела еще не все объясняет. Такие авторы как Силюнин и Хавин в своей статье «Лукавая цифра», которая появилась в 1987 году проанализировали под критическим углом данные Госкомстата и показали, что в годы восьмой пятилетки реального повышения эффективности производства не было. С их точки зрения в эти годы производительность труда увеличилась только на 17% против 19% предшествующего пятилетия (1961-1965 гг.). Вообще авторы, которые стремились подчеркнуть успешность 8й пятилетки связывали эту успешность с реформой 1965 года, которая касалась промышленности. Согласно этой реформы расширялись права предприятий, создавались на предприятиях фонды экономического стимулирования, развития производства. Важно иметь в виду следующее, определенные позитивные сдвиги можно констатировать, но эти сдвиги относятся к первым годам 8й пятилетки, когда реформа еще только набирала обороты. Если судить о происходившем с высоты сегодняшнего дня, можно сделать следующий вывод. Эти позитивные сдвиги были связаны с определенного рода «междуцарствием». Это «междуцарствие» представляло собой ситуацию, когда предприятия получили определенную самостоятельность, а вновь создаваемые министерства еще не набрали силу. А дело в том, что вместо совнархозов вновь создавались министерства. Предприятия воспользовались этой определенной свободой. Кстати, хочу отметить, что в те годы улучшилась ситуация на рынке товаров широкого потребления, резко возросло производство бытовых холодильников (в 2,5 раза), одежды, обуви, но, как только министерства стали укреплять свои позиции и обретать силу они очень быстро свели на нет самостоятельность предприятий. В той мере, в каком это определялось реформой 1965 года. Что это означало? Если предприятие хорошо работает, то там может быть больший фонд экономического стимулирования и выше уровень оплаты труда. Так министерства стали устанавливать для предприятий лимиты. Допустим, предприятие хорошо работает, и может увеличить размер своего фонда, но сверху спускался лимит и оставшиеся средства (т.е. прибыль) забиралась министерством в качестве свободного остатка. Такая же ситуация сложилась с фондом развития производства. Министерства стали включать средства этих фондов в централизованных план распределения капиталовложений. От самостоятельности предприятий мало что осталось.
Главное, что в годы 8й пятилетки экономика не сошла с рельсов экстенсивного развития (развития в ширь, упора на количественные показатели, упор на количество а не на эффективность).
Весной 1971 года состоялся 24й съезд КПСС. С его трибуны выдавалось немало правильных заявлений, например, тем же Брежневым было заявлено, что «пришло время для смены приоритетов в экономической политике». А именно, пришло время для перенесения центра тяжести с количественных показателей на качественные, с административных методов руководства на экономические. Брежнев заявлял, что необходимо существенное повышение эффективности производства. Необходимо делать акцент на экономических методах руководства, использовать рычаги товарно-денежных отношений. А именно, прибыль, кредит, хозрасчет, материальное стимулирование. С этим и не стоит спорить. Брежнев также отмечал, что необходимо (выдвигая это в качестве стратегической задачи) соединение достижений научно-технической революции с преимуществами социализма – искать свои, присущие социализму, формы соединения науки и производства. Надо сказать, что 24й съезд КПСС был первым, в документах которого появился раздел о научно-технической революции, об использовании ее достижений, соединении науки и производства. Это тоже можно признать корректной оценкой, т.е. эту расстановку приоритетов признать корректной. На 24м съезде заявлялось, что ускорение научно-технического прогресса, повышение технического уровня производства, являются важнейшей задачей партийных, советских, хозяйственных органов.
Прошло 5 лет. В 1976 году проходил очередной 25й съезд КПСС. На этом съезде Брежнев, выступая с отчетным докладом, заявил: «Упор на эффективность и об этом нужно говорить вновь и вновь – является важнейшей составной частью нашей экономической стратегии». Чтоб ни у кого не было сомнений на этот счет, 10я пятилетка (очередная, 1976-1980 гг.) была объявлена Пятилеткой эффективности и качества.
Хотел бы отметить, что на этом же 25м съезде Брежнев самокритично признал, что в предшествующее пятилетие вдвое возросло число новых видов машинооборотов, но во многих случаях это оборудование было новым только по дате выпуска, но не по своему техническому виду. Поэтому была поставлена новая задача превратить новую пятилетку в эффективную и качественную. Но таковой она не стала.
Прошло 5 лет. В 1981 году состоялся уже следующий, 26й съезд КПСС. В своем отчетном докладе Брежнев нарисовал широкую картину экономического развития страны в 70-е годы. Надо сказать, радужную картину. Правда при этом признал, что еще не полностью преодолены инерция, традиции, привычки, сложившиеся в тот период, когда на первый план выступало не столько качественная, сколько количественная сторона дела. Брежнев по сути признал тем самым, что экстенсивная направленность развития экономики не преодолена, и до желаемых показателей эффективности еще ой как далеко. Потому что по прежнему превалирует количественная, а не качественная сторона дела.
Кстати, в том же 1981 году, Брежнев выступал на партийном пленуме и характеризуя эконмомическую ситуацию отметил, что «у нас еще имеются отдельные недостатки». И под этими недостатками он имел в виду то, что мы еще не полностью избавились от таких показателей, которые толкают нас на расточительство. Опять же он признал, что никаких решительных изменений не произошло. Как была погоня за валом, так она и осталась.
А почему с высоких трибун звучали такие правильные слова, а экономические реалии с этими заявлениями диссонировали? Дело в том, что хозяйственные механизм оставался неизменным. Хозяйственные механизм продолжал сохранять свой сверхцентрализованный характер, продолжали доминировать командно-административные методы руководства и все это консервировало неэффективную структуру экономики, обуславливало ее дисбаланс, толкало на расточительство, обуславливало погоню за валом. Советская экономика ведь была плановой экономикой, важно понимать, что это было директивным планированием, которое опиралось на жесткие показатели, которые доводились до предприятий сверху, как императивы, которые должны были жестко выполняться. И опять же превалировали количественные показатели.
И если попытаться понять эти реалии, то приходишь к выходу, что не планирование существовало для экономики, не Госплан для народного хозяйства, а наоборот народное хозяйство – для Госплана, экономика для советского директивного планирования. В этом нет преувеличений, потому что от выполнения зависело отношение министерства к этому предприятию, т.е. его благополучие. Советское директивное планирование создавало иллюзию планирования, т.к. не было в состоянии контролировать не только долгосрочные, Но и текущие пропорции. Да и вообще, советские плановые органы, задавленные текучкой, были в состоянии отслеживать текущие задания или по крайней мере задания среднесрочной пятилетней перспективы, а долгосрочные приоритеты приносились в жертву текущим задачам. Существовавшую диспропорциональность, дисбалансированность экономики следует связывать с директивным планированием.
Давайте обратимся к картинкам из реальной жизни, которые помогут понять, как жила советская экономика в это время. В 1977 году Харьковский завод «Серп и Молот» выпускал 30киллограмовые детали, а для производства этих деталей использовались 200киллограмовые болванки. Возникает вопрос, не могли что ли понять, сколько металла уходит в трубу? Но это было не выгодно предприятию, было невыгодно снижать вес болванок. Потому что себестоимость этой болванки включалась в стоимость этой готовой продукции, а для предприятия ключевым показателем был – выпуск продукции в рублях или тоннах. Т.е. чем дороже продукция, тем выгодней. Тем быстрей будут выполнены плановые показатели. В данном случае нас интересует показатель валовой товарной продукции в рублях. Для того же предприятия могли планироваться показатели повышения качества продукции, но первый показатель отодвигал их на задний план. И эти пути накручивания планов были весьма разнообразными, каждое предприятие изыскивало свои способы.
Поэтому Брежнев в ноябре 1981 года не случайно признал, что у нас есть показатели, которые толкают нас на расточительство, но это не отдельные недостаток, а то, что пронизывало существовавший механизм, то, что обуславливало погоню за валом.
В 1982 году в МПС СССР появился на свет очень интересный Приказ «О порядке направления груженого вагонопотока». Подписал этот приказ замменистр по фамилии Шулер. Первый пункт этого приказа гласил: «Утвердить направление порядка движения вагонопотока кружностью». А в приложении к этому приказу определялись эти круги, по которым должны были двигаться эти составы для того, чтобы выйти на заданный объем тоннокилометров. Т.е. эта директивное планирование создавало только иллюзию планирования, а в очередной раз оборачивалось дисбалансом экономики.
До предприятий доводились жесткие плановые показатели, определявшие порядок формирования фондов заработной платы. К чему это приводило? В 70-е годы был достаточно известен д.э.н. Валовой. Он в 1976 году стал заместителем главного редактора газеты «Правда» и его материалы регулярно появлялись в центральном партийном печатном органе. В одном из материалов Валовой рассказывал о своем посещении одного предприятия, которое выпускало шины и другие резинотехнические изделия. Валового стали водить по цехам, и дошли до цеха, который директор предприятия назвал «подрывным». Имелось в виду то, что этот цех является подрывным для экономики завода. Речь шла о цехе, где выпускалась разная мелочевка. Директор стал объяснять Валовому, что «до нас доведен показатель, норматив. Фонд заработной платы у нас формируется так, что 10 коп. с каждого рубля валовой продукции направляется в фонд». Т.е. если на руб. валовой товарной продукции расходуется 10 коп. и меньше, то это хорошо. А если больше? Директор стал объяснять, что шины великолепная продукция, 2 шины дают 1000 рублей, а в фонд заработной платы – 10 рублей. Но у мелочевки ситуация другая. В фонд зп уходит не 10 копеек, а больше. Невыгодно это производить, но по мере экономии мы это производим. В итоге в СССР был вечный дефицит на эти изделия. Видимо, устав от хождений по предприятию, пошел Валовой в ресторан. Взяли меню, стали смотреть. Выясняется, что в меню указано многое, а в реальности много нет. Директора ресторана спросили, почему так? И затянул директор ту же самую тоскливую песню. И стал он Валовому объяснять, что у него есть норматив для формирования фонда зп – 9 копеек с рубля товарооборота. И как мне готовить цыплят табака, когда у меня в данном случае я расходую 30 коп. фонда зп на рубль товарооборота.
Еще одна иллюстрация об иллюзорности директивного планирования.
Как это ни удивительно, советские граждане не могли по собственному желанию в любое время купить бублики, сухари, баранки. Все упиралось в этот норматив формирования фонда заработной платы. Для этих хлебобулочных комбинатов фонд составлял 3-4 коп. с каждого рубля товарной продукции. На выпуск буханки хлеба уходило 3-4 коп, а если речь заходила о сухарях, расход фонда уже составляя 8-10 коп.
Это и объясняет неискоренимость дефицита. Проблемы уходили в существовавший хозяйственный механизм.
Советские предприятия были одними из крупнейших в мире и что важно отметить, были и самыми многопрофильными в мире. Возникает вопрос, а зачем директору предприятия, скажем машиностроительного, создавать ремонтный цех, транспортно-складской, литейный, инструментальный цеха? Пусть этим занимаются специализированные предприятия. Директор рассуждал, а как мне контактировать со смежниками, если они подчиняются другим министерствам? Может лишние фонды выбить у своего министерства? Получалось, что действительно проще выбить фонды у своего родного министерства. А в итоге советские машиностроительные предприятии обрастали непрофильными, часто кустарными, подразделениями. Оказывалось, что в США на машиностроительных заводах удельный вес ремонтников, инструментальщиков и т.п. – 11 %. А на советских – 38%, в силу многопрофильности предприятия. Спрашивается. Зачем директору создавать строительный цех? Ну надо тебе протянут коммуникацию, произвести ремонт, заключи договор со специализированной строительной организацией. Но дело в том, что строительные организации отчитывались по объему освоенных средств – чем больше средств, которые можно освоить, тем лучше (т.е. чем крупней объект). А директорам предприятий требовалась «мелочь» - покрасить стены, что невыгодно строителям. В итоге директорам предприятий приходилось как-то выходить из положения, создавая свои строительные подразделения. Поэтому еще раз хочу подчеркнуть иллюзию планирования, затратности, неэффективности советской экономики.
В итоге к концу 1985 года товарно-материальные запасы на госпредприятиях (точнее их стоимость) в отраслях материального производства составляла 460 миллиардов рублей. Что было равнозначно 80% национального дохода полученного в этом году. А если к этм 460 млрд прибавить еще запасы колхозов, Т.е. + 60 млрд рублей, то получится 90% национального дохода, полученного в этом году. Т.е. хочу отметить, на советскую экономику постоянно давил гораздо больший объем товарно-материальных ценностей, нежели на экономику западных стран в периоды экономических кризисов (например, 1980-1982 гг. кризис в США).
В 70-80 е гг. в развитых странах Запада происходил постепенный переход к информационному обществу, в котором в качестве главного богатства начинали рассматриваться информация и знания. В этом новом обществе центр тяжести переносился на ресурсосберегающие технологии, Наукоемкие производства. Тенденции экономического развития СССР резко контрастировали с тем, что происходило на Западе. В СССР сохранялась старая индустриальная структура. Да о чем можно говорить, если в 1987 году в СССР использовалось 100 000 ЭВМ, а в США ежегодный выпуск уже составлял 5-6 млн.