Проблема реформ в конце 1801 г.

УКАЗ 12 ДЕКАБРЯ 1801 г.

Во время сентябрьских торжеств крестьянский вопрос разрешен не был, но его не сняли, а лишь отложили на неопределенное время, И, как только коронационные праздники закончились, он вновь стал на повестку дня. Его выдвинули из среды вчерашних заговорщиков, группировавшихся вокруг клана Зубовых. На этот раз инициатива исходила от адмирала Н. С. Мордвинова. (В августе 1801 г. по про­текции П. А. Зубова (РА. 1899. I. 143) он был поставлен по главе Адмиралтейств-коллегий, заменив Г. Г. Кушелева и в Государствен­ном совете). А. Б. Фок, человек, теснейшим образом связанный с Л. Л. Бенигсеном, а через него с П. А. Паленом и Зубовыми,' подготовил «Записку о праве приобретения земли» (AM. III. 142— 152).² В ней речь шла о том, чтобы отступить от важнейшей монопо­лии дворянства — исключительного права земельной собственности.

Поземельные отношения представляли собой наиболее устойчи­вый элемент феодальной системы. Характернейшими чертами фео­дальной собственности на землю являлись ее сословность и моно­польное владение господствующего класса. То и другое затрудняло свободное распоряжение землей и консервировало устои феодализма. Однако развитие товарного производства разъедало натуральную систему хозяйства и влекло за собой превращение земли в товар, что знаменовало начало разложения феодальной собственности на землю. Благодаря купле-продаже, различным кредитным операциям, закладу земель создавалась новая купеческая и крестьянская собственность. Расшатывание феодальной собственности шло одно­временно по двум направлениям: разрушалась дворянская монопо­лия на землю и подрывалось крестьянское надельное землепользо­вание. На рубеже XVIII и XIX вв. этот процесс носил скрытый характер и протекал еще в искаженных юридических формах, но он зашел уже так далеко, что правительству страны стало необхо­димо определить свое отношение к нему: либо препятствовать ему, стараясь повернуть его вспять, либо пойти навстречу такому явлению, легализировать его, снять правовые рогатки для его свободного развития. Конечно, государственная власть, обремененная внутрен­ними и внешними долгами, была заинтересована в поднятии платеже­способности податного населения, в развитии производительных сил,

на основе которых правительство надеялось поправить финансовые дела. Но это надо было сделать так, чтобы не ущемлять интересов первенствующего сословия. Господствующий класс — дворянство — занимал в этом вопросе двойственную позицию. С одной стороны, дворяне не собирались ни на йоту отступать от своих привилегий и стремились, по крайней мере юридически, остаться единственными владельцами земельной собственности. С другой стороны, сами дво­ряне давно уже пошли на нарушение своей привилегии, так как ни одна фиктивная сделка на землю не могла бы осуществиться без ведома помещиков. Поэтому часть дворян, уже втянувшихся в рыночные отношения, была даже заинтересована в том, чтобы процесс мобилизации земли, участниками которого они стали в силу объективных обстоятельств, получил легальный характер и не сдерживался юридическими нормами, взломанными самой жизнью.

В записке Фок указал на большое количество казенных и дворян­ских земель, еще не пущенных в хозяйственный оборот. Для того чтобы они не оставались необработанными, автор предложил разре­шить покупать землю не только дворянам, но и другим сословиям, кроме помещичьих крестьян. Фок считал целесообразным ввиду недо­статка капиталов у возможных покупателей разделить продаваемую землю на небольшие участки — от 3 до 20 десятин. Это приведет к повышению цены на землю, что будет выгодно и дворянству, и казне. Кроме того, Фок предлагал обложить покупаемую землю поземельной податью в 25 коп. с десятины. Все это не только будет способствовать усовершенствованию земледелия, но и благотворно повлияет на развитие торговли и промышленности, станет содейство­вать распространению наемного труда, приведет к понижению цен на продовольствие и в конечном итоге к увеличению народонаселения.

Мордвинов не только поддержал основные положения записки, но и сделал на полях ряд примечаний, которые развивали ее. Он особо отметил, что общинное землевладение казенных крестьян сдерживает развитие земледелия, тогда как частная крестьянская собственность способствует его прогрессу. Мордвинов полагал, что право покупки земли, предоставлявшее возможность крестьянину стать собственником, побуждало бы крепостных выкупаться на волю. Адмирал считал необходимым предоставить право земельной собственности также и иностранцам. Осуществление своих предполо­жений он связывал с финансовым состоянием страны, верно полагая, что это помогло бы расплатиться с государственными долгами, сдерживающими развитие страны. Мордвинов также предлагал учредить трудопоощрительный банк (AM. III. 143, 145, 147).³

Характерно, что и Мордвинов, и Фок исходили прежде всего из экономических соображений, преследуя главную цель — создать более благоприятные условия для развития производительных сил страны. Но политическая сторона дела, а именно то, как дворянство отнесется к ущемлению одной из самых важных своих привилегий, не рассматривалась авторами вовсе.

Мордвинов прочитал записку царю. Как же к этим предложениям отнесся Александр?

Соображения Мордвинова—Фока шли в том же направлении, в котором работала мысль Александра, когда он составлял про­грамму решения крестьянского вопроса. Предложения адмирала были близки второму пункту этой программы, но немного не «дотяги­вали» до Него. Александр предполагал вслед за запрещением про­дажи крепостных без земли разрешить покупать населенные земли недворянам с тем только условием, чтобы живущие на этих землях крепостные перестали бы быть таковыми и несли в пользу новых владельцев повинности на землю, размеры которых устанавлива­лись бы законом. Таким образом, предложения Мордвинова—Фока были только первым шагом к реализации второго пункта александ­ровской программы.

Как только Александр вернулся из Москвы, Негласный комитет возобновил свои заседания. Он начал их с обсуждения крестьянского вопроса. 4 ноября 1801 г. Александр сообщил «молодым друзьям» о предложениях Мордвинова и, одобрительно отозвавшись о них, впервые очень осторожно приоткрыл свои будущие планы. К удивле­нию Строганова, «император превзошел Мордвинова», разрешив недворянам «покупать также и крестьян». Хотя «молодые друзья» в принципе были не против легализации покупки земли недворянами, но дальнейшие планы Александра казались им «слишком большим нововведением». Кроме того, «молодые друзья» прибегли и к чисто экономическим аргументам, чтобы провалить эту меру. Они заявили, что новые владельцы земель, населенных некрепостными, не смогут извлекать из них тех же выгод, что и помещики, власть которых остается неограниченной. Поэтому желающих купить такие земли будет немного, продавцы же населенных имений станут стараться продать их за более высокую цену дворянам. Все это сделало бы предложенную меру иллюзорной. Кроме того, новые владельцы использовали бы купленные таким образом земли для развития промышленности, а не земледелия, что повлекло бы за собой еще большее увеличение цен на землю. «Молодые друзья» не знали, что у Александра уже была продумана следующая мера, которая парализовала бы все эти неудобства, — разрешить продажу земли между дворянами только на таких ограничительных условиях. Но царь не открыл своих дальнейших планов, предвидя, что они вызовут еще большее сопротивление. Александр вновь предложил вернуться к первому пункту своей программы — запретить «варвар­ский обычай» продажи крестьян без земли — и еще раз прочитал прежний проект П. А. Зубова. «Молодые друзья» опять выдвинули старый аргумент Н. Н. Новосильцева: выкуп дворовых сильно стес­нит казну. Вместе с тем они нашли, что запись дворовых в цехи не соответствовала «духу народа» — дворовые получили бы пре­вратные представления о повиновении своим господам, сочли бы себя ничем не обязанными собственным владельцам. Со стороны дворовых это могло бы вызвать опасные эксцессы, а среди помещиков — сильное недовольство. Аргументы «молодых друзей» подействовали на царя не сразу. Он высказался за запрещение продажи крестьян без земли и разрешение приобретать ненаселенные земли лицам

12 М. М. Сафонов

недворянских сословий. Царь приказал набросать указ «в соот­ветствии с основными принципами зубовского проекта», исключив из него все то, что будет сочтено неудобным.⁴

Взгляды «молодых друзей» несколько отличались от позиции Александра. В. П. Кочубей в письме к С. Р. Воронцову от 9 ноября 1801 г. находил необходимым разрешить покупку земель также и помещичьим крестьянам с тем, однако, условием, чтобы крепостные приобретали такие земли всем миром, а дворяне не имели права отчуждать их. Одобряя запрещение продавать крепостных без земли, Кочубей находил нужным запретить перевод крестьян в дворовые, но считал целесообразным оставить последних пока в прежнем положении, чтобы не вызывать недовольства дворян (АВ. XVIII. 254—255).

К 11 ноября Новосильцев и Кочубей подготовили по проекту. Кочубей в преамбуле напоминал об обещании императора сделать что-либо в пользу крестьян (текст не обнаружен). Однако Ново­сильцев и Строганов считали недопустимым упоминать о чем-либо подобном, ибо такая идея могла породить недовольство, потому что она давала возможность ясно увидеть, что правительство начало заниматься крестьянством, «которое было всегда угнетаемо самым могущественным классом империи». Чтобы избежать ропота дво­рянства, Новосильцев предпочитал мотивировать провозглашаемые меры стремлением усовершенствовать земледелие. В его проект наряду с разрешением покупать земли всем недворянам, кроме крепостных, были включены запрещение продажи крестьян без земли, перепись дворовых и выкуп их казной. От себя Новосильцев добавил, что казенные палаты могут отсрочить на полгода выплату либо деньгами, либо рекрутскими квитанциями (текст не обнаружен). «Молодые друзья» опять запротестовали против выкупа в принципе. Теперь они выдвинули на первый план новый аргумент: выкупленные дворовые окажутся обреченными на верную гибель. Они не имеют профессии, останутся без средств к существованию и превратятся в нищих, государство не сможет ни устроить их, ни прокормить. Когда Новосильцев критиковал проект Зубова, он первым заявил, что выкуп потребует огромных сумм. Теперь же, когда сам выступал в роли автора проекта, включавшего отдельные зубовские положе­ния, он вопреки своим прежним заявлениям объявил (и это была правда), что средства для выкупа не будут столь уж значительными. Новосильцев резонно заметил, что раз уж дворян лишают права продавать людей без земли, то необходимо предоставить им компен­сацию в виде возможности продать дворовых казне. Разместить же этих людей не так уж трудно — казна испытывает недостаток рабо­чих рук. Но теперь против выкупа выступил и сам царь. Он заявил, что не следует даже думать о том, что потребует экстраординарных сумм. Новосильцев сразу же отказался от своего предложения'. Но Александр заколебался и относительно запрещения продажи крестьян без земли. Он спросил, не лучше ли будет разделить эти две меры, т. е. разрешение покупки земли недворянам и личной продажи крепостных, чтобы «уменьшить дозу» недовольства. «Молодые

друзья» были против. Они считали, что лучше вызвать недовольство один раз, чем дважды. Но царь упорно держался своего мнения. Было решено проконсультироваться с Мордвиновым и Лагарпом.⁵ На следующем заседании 18 ноября выяснилось, что они поддержи­вают позицию царя, считая целесообразным начать с разрешения покупки земли, а запрещение торговли крепостными отложить на неопределенное время, так как вторая мера может вызвать слиш­ком большой ропот, который затруднит реализацию первой. При этом Мордвинов необоснованно полагал, что все прочие меры, и прежде всего выкуп крепостных на волю, будут только естественным след­ствием разрешения покупки земель недворянам. Новосильцев под­держал царя и его старших советников. Вообще позиция Ново­сильцева отличалась неустойчивостью и менялась в зависимости от мнения императора. Так, в письме к С. Р. Воронцову от 30 ноября 1801 г. Новосильцев, осуждая продажу крепостных без земли как работорговлю, писал, что если в начале царствования он опасался крестьянских волнений, которые могло вызвать запрещение такой торговли, то теперь ничто «не может помешать положить конец этому злоупотреблению» (АВ. XVIII. 449—450). Однако на заседании Негласного комитета Новосильцев высказался по-иному. По его словам, следует опасаться дворянского «мятежа». Недовольные дворяне могут дойти до крайностей. Для того чтобы подавить их, потребуются очень строгие меры, «употреблять которые было бы крайне нежелательно». Особенно Новосильцев опасался уныния в дворянской среде. Запрещение продажи крестьян без земли поро­дило бы у дворян опасения, не будет ли эта мера предвестником свободы, которую вскоре дадут их крепостным. Этот слух имел хождение и, будучи подкреплен таким образом, мог бы стать опасным. «Известная репутация императора как человека, слишком склонного к свободе, дала бы всему этому еще большие основания». Поэтому лучше отложить запрещение продавать крестьян без земли. Тонкий царедворец, Новосильцев чутко улавливал настроение царя, его страх перед дворянской оппозицией и ловко использовал это для укрепления своего положения проницательного советника. И действи­тельно, Александр проникся такими доводами и стал заверять «молодых друзей», что не следует слишком сильно задевать общест­венное мнение, поэтому надо разделить две меры и постепенно идти к цели. Видимо, запаса решимости, с которой Александр взялся за решение крестьянского вопроса в мае 1801 г., хватило ненадолго. Аргументы, которые выдвинул тогда Государственный совет, обще­ственный резонанс того обсуждения сделали свое дело. Как только доходило до решительных шагов, мужество покидало императора. Полугодовой опыт управления дворянской империей убедил царя, как опасно задевать господствующий класс за живое. Страх перед дворянским возмущением был так велик, что он делал неосуществи­мыми даже самые робкие предположения. Возможно, Александр предпочел бы оставить все по-прежнему, но сделать это было бы уже нельзя. Экономическая ситуация и финансовое положение по­буждали его приниматься за крестьянский вопрос, но приходилось

12 ^:

ограничиваться минимальными уступками, которые, в самой незначи­тельной степени задевая эгоистические интересы дворянства, позволяли бы хоть как-то двигаться вперед по пути решения сложных задач, стоявших перед страной. Сами «молодые друзья» весной 1801 г. вполне искренне выражали страх дворянства перед нововведе­ниями. Правда, тогда к этому примешивалось эгоистическое желание во что бы то ни стало провалить предложения своих соперников в борьбе за влияние на императора. Теперь придворная ситуация изменилась настолько, что, для того чтобы укрепить свое положение у трона, необходимо было выступать с иных позиций. Поэтому члены Негласного комитета, ранее сдерживавшие царя, попытались теперь подтолкнуть его к решительным действиям.

Кочубей заявил, что в западных губерниях, Прибалтике и Фин­ляндии продажа крепостных без земли запрещена, поэтому необхо­димо просто распространить это запрещение на всю Россию. Он нахо­дил опасным проводить эти меры в интересах казенных крестьян, ничего не делая одновременно в пользу помещичьих крестьян, так как улучшение положения одних даст возможность еще острее почувство­вать бедственное состояние других. Не следует надеяться, что в будущем запрещение продажи крестьян без земли вызовет меньше недовольства, чем ныне. Поэтому лучше сделать это сразу, провести две меры одновременно, не растягивая по частям. Дворяне поропщут и успокоятся, но они не останутся спокойными, если одна мера будет следовать за другой. Кочубея поддержал А. А. Чарторыйский. Он находил обычай продавать людей без земли столь ужасным, что никакие соображения не должны помешать искоренить его. При этом все опасности казались ему иллюзорными. Особую позицию занял Строганов. Он также считал, что следует всячески избегать общест-венного^>недовольства, и именно для этого предлагал провести обе меры одновременно. Прежде всего, находил Строганов,они не могут вызвать брожения среди дворянства, потому что оно не только лояльно, но вообще лишено какого бы то ни было оппозиционного духа. Образованные дворяне (их, правда, меньшинство) поддержат меры правительства. Поместное дворянство — «самое невежествен­ное, самое развратное и самое тупое сословие». Большинство помещи­ков стали дворянами благодаря «Табели о рангах» и не видят ничего выше воли императора. Ничего не может породить у них «мысль о малейшем протесте». Таково же и служилое дворянство, которое находит свою выгоду в том, чтобы беспрекословно исполнять волю правительства. Это доказывает царствование Павла I, когда «чего только ни делалось против справедливости, прав дворян и их личной безопасности». Репрессии тогда приводились в исполнение с удиви­тельной точностью, и именно «дворянин выполнял меры, задуманные против его собрата, интересов и чести его сословия». «В деспотиче­ских государствах. . . изменения более легки и менее опасны, так как все решает воля одного, а все остальные следуют за ней, как ба­раны», — заключил Строганов, явно переоценивая самостоятель­ность государственной власти и не желая замечать ее зависимости от своей социальной опоры — земельных собственников, дворян и

чиновников. Другой возможный источник недовольства Строганов видел в крепостных крестьянах, которые везде чувствуют «бремя своего рабства». Они не имеют собственности, их возможности ограничены, а промыслы слишком незначительны. Всюду они встре­чают препятствия. Их способности оказываются подавленными, они не в состоянии так быстро развиваться, как могли бы. Крестьяне обладают поразительным здравомыслием. Они «испытывают огром­ную неприязнь к классу собственников — их прирожденных угнета­телей. Между этими двумя классами существует вражда. Народ считает царя своим защитником. Поэтому в любом покушении на императорские прерогативы он видит увеличение власти своих естественных врагов и всегда выступает против таких замыслов». Именно крестьяне всегда принимали участие в волнениях, дво­ряне же — никогда. Поэтому правительство прежде всего должно опасаться класса крепостных. Не следует бояться того, что дворяне с помощью различного рода вымыслов смогут использовать крестьян в своих мятежных целях. «Нет ничего труднее у нас». Это доказывает прошедшее царствование, когда, несмотря на всеобщее недовольство, не смогли сделать ничего подобного. Если же бояться упадка духа, то следует опасаться этого не у дворян, а прежде всего среди крестьян. Запрещение личной продажи отнюдь не изменит деспотиче­ской сущности государства и внутренних принципов, по которым оно живет и развивается. Касаться этих принципов, делающих честолю­бие основным двигателем всех поступков подданных, очень риско­ванно, так как умы могут обратиться к политическим предметам и принять опасное направление. Вместо того чтобы мечтать о чинах, все захотят стать законодателями, как во Франции. К счастью, проекти­руемые указы не произведут переворота в общественном сознании. Напротив, если провести задуманные меры раздельно, то первая значительно улучшит состояние казенных крестьян, но крестьяне помещичьи, не получив ничего, могут впасть в уныние, которое вызовет опасное брожение. Но именно этого и следует избегать правительству.⁶

Строганов выступал очень эмоционально, но это не сделало его аргументы более убедительными. Он был, конечно, прав, когда утверждал, что для дворянского государства недовольство крестьян в конечном счете опаснее ропота дворян. Но в конкретной ситуации 1801 г. его аргументы били мимо цели. Относительное затишье в крестьянской борьбе объективно «работало» на крепостников. Для того чтобы заставить помещиков принять предлагаемые меры, необходима была мощная волна крестьянских выступлений, которая грозила бы стереть с лица земли дворянскую империю и настолько бы напугала дворян, что они были бы готовы поступиться частью своих прав во имя сохранения самого главного — системы феодальной эксплуатации; нужны были крупные экономические сдвиги, которые воочию убедили бы душевладельцев в невыгодности крепостного труда. Однако в 1801 г. никаких мощных волнений не произошло, господствующий класс не считал пока необходимым идти на уступки и думал прежде всего о том, как увеличить, барщину и сократить

крестьянский надел, для чего он по-прежнему мог бы переводить крестьян в дворовые и продавать их без земли. Поэтому малейшие ущемления помещичьей власти воспринимались крепостниками как подрыв основ дворянской империи и они сопротивлялись любым аболиционистским мерам правительства. Строганов явно недооце­нивал значение дворянского протеста. Как бы забыв о том, что правление Павла привело к катастрофе, он совершенно игнорировал дворцовый переворот, окончившийся дворянской расправой над не­угодным царем. «Молодые друзья» словно не хотели замечать того, что мартовские события произвели на Александра сильнейшее впечатление, заставляли тщательно избегать всего, что могло бы привести к повторению подобных явлений. Строгановская оценка реакции дворянства была неверной. Напрасно он отрицал недо­вольство дворян мерами по решению крестьянского вопроса. Он дол­жен был бы констатировать, что сопротивление дворянства и части бюрократии будет иметь место. Вопрос следовало бы ставить так: готово ли правительство справиться с этим сопротивлением, доста­точно ли у него сил, чтобы нейтрализовать недовольство дворянства, свести на нет его противодействие задуманным мерам. Видимо, так представлялось дело и самому Александру. Строганов пытался убе­дить царя, что сохранение прежнего положения крестьян опаснее дворянского недовольства. Но Александр по-другому смотрел на эту проблему и, решая вопрос, чье же недовольство — крестьянское или дворянское — опаснее для его власти, находил, что последнее в данный момент намного страшнее. Перед возможной оппозицией царь отступал в нерешительности. Так было оставлено последнее зубовское предложение, и весь проект П. А. Зубова оказался похоро­ненным в Негласном комитете. Александр счел возможным пока ограничиться только разрешением недворянам покупать ненаселен­ные земли. Хотя это была брешь в крепости дворянских привилегий, царь мог рассчитывать, что издание такого указа не вызовет слишком сильного протеста среди дворян, поскольку само дворянство зани­мало в этом вопросе двойственную позицию. Царь пока точно не знал ни размеров возможного недовольства, ни его конкретных форм, поэтому он твердо решил идти по намеченному пути постепенно, не переходить к следующей мере, не проанализировав всесторонне эффекта предыдущей. Поэтому столь много времени было уделено тщательной подготовке указа о разрешении покупки земли недворя­нам, его редакции, форме, способу обнародования.

К 25 ноября Новосильцев подготовил два проекта указа: краткий, содержавший одни положения, и пространный, в котором провозгла­шаемые меры были подробно мотивированы экономическими сообра­жениями. (Тексты не обнаружены). В указе провозглашалось, что все люди, имеющие гражданские права, могут приобретать «порожние» земли. Однако право владения ненаселенными землями по-прежнему остается только за дворянами. Царь возражал против этой оговорки: она связывала ему руки при дальнейших шагах по реализации крестьянской программы. Как ни был осторожен Александр, все же он не собирался отказываться от своего плана в будущем. Новосиль-

цев пояснил, что этой оговоркой он хотел польстить дворянству, приглушить ропот и предупредить возможные подозрения. Царь настоял на своем, и оговорка была снята.

Кочубей предпринял еще одну попытку оспорить решение Алек­сандра разрешить покупку незаселенных земель без одновременного запрещения личной продажи крепостных. Он заявил, что вследствие публикации указа цена на землю резко возрастет, в погоне за при­былью помещики начнут обезземеливать своих крестьян: будут сбы­вать занимаемые ими земли по высокой цене, а их самих — продавать «на вывоз». Александр парировал это возражение тем, что такое неудобство послужит предлогом для того, чтобы в будущем запретить продавать крестьян без земли. После обсуждения нескольких ре­дакционных частностей было решено, что Новосильцев переработает свой проект в соответствии со сделанными замечениями и он будет опубликован в день рождения Александра — 12 декабря 1801 г.⁷ Когда Новосильцев представил Александру новую редакцию проекта (текст не обнаружен), царь показал ее Мордвинову. 2 де­кабря Александр вынес замечания адмирала на обсуждение «моло­дых друзей». Мордвинов, полагая, что право покупки земли будет побуждать крепостных выкупаться на волю, предложил особо оговорить, что вольноотпущенники могут пользоваться этим законом. Кочубей и Строганов были против. Действующее законодательство обязывало вольноотпущенников приписываться к любому податному состоянию, и это само по себе делало специальную оговорку излиш­ней,. Такая оговорка, напротив, могла бы породить опасную иллюзию, что выкупившиеся и приобретшие землю крестьяне составят новую социальную категорию. Новосильцев оспаривал своих коллег, поддерживая Мордвинова. Конец спорам положил Александр, объяснив, -что, подобно Новосильцеву и Мордвинову, он «очень бы хотел», чтобы такая статья способствовала выкупу крестьян на сво­боду. Несмотря на сопротивление Строганова, оговорка осталась

в проекте.

После нескольких редакционных замечаний перешли к обсужде­нию формы этого акта. Мордвинов предлагал опубликовать его в виде манифеста. Хотя Александр в глубине души тоже тяготел к этому, он все же склонялся к более простой форме указа. «Молодые друзья» были против того, чтобы вызывать лишний шум, что, по их мнению, могло только затруднить исполнение указа. С этим в конце концов согласился и сам царь.⁸

Наконец, немало времени на двух заседаниях заняло рассмотре­ние вопроса о том, следует ли выносить проект на обсуждение Государственного совета. «Молодые друзья» считали это необходи­мым. Однако Александр был против. «Они не одобрят такой идеи, необходимо сделать это силой самодержавной власти», — заявил он. Опасения эти были не напрасны, слишком хорошо помнил Александр майские обсуждения; тогда Совет сомкнутым строем выступил против первой же попытки приступить к крестьянскому вопросу. «Совет противодействует этому своим противоположным мнением, по край­ней мере насколько может», — сообщал Новосильцев в письме

к С. Р. Воронцову 30 ноября 1801 г. (АВ. XVIII. 450). «Молодые друзья» предлагали объявить Совету, что вопрос в принципе решен, что его спрашивают только о форме и редакции указа. Но Александр считал такой вариант неудобным — Совет должен либо принять, либо отвергнуть проект, иначе «игра» царя будет очевидна. Строга­нов указывал на то, что сведущие в законах советники могут выска­зать ценные замечания. «Молодой друг» отказывался понимать, что Александр боялся встретить оппозицию Совета в очень важном для себя вопросе, оппозицию, с которой, если бы она оказалась сильной, он не смог бы пока справиться. Когда посоветовались с Мордвино­вым, выяснилось, что он разделяет опасения царя. Адмирал особо указал на корыстные интересы членов Совета, которые побудят их создать оппозицию. Царь колебался, но склонялся к мордвиновскому мнению. Однако он боялся, что его смогут обвинить в деспотических замашках, одобрение же проекта в Государственном совете если не снимало с царя ответственности за эту важную меру, то по крайней мере растворяло ее среди советников. Даже Строганов признал, что сама идея указа будет принята Советом неприязненно, но именно поэтому было бы очень важно, предрешив вопрос в принципе, узнать мнение советников только относительно формы и редакции указа. Опросив каждого из присутствующих, царь, наконец, решил внести проект в Совет.⁹

Через три дня проект рассматривался в Совете. В протоколе не указывается, кем именно был внесен проект и было ли при этом сообщено советникам, что вопрос уже решен в принципе. Но едва ли можно сомневаться в том, что соответствующие распоряжения были сделаны. Совет одобрил проект по существу, опасения царя оказались несколько преувеличенными, но небеспочвенными. Советники высту­пили против столь тщательно подготовленной редакции указа. Они сочли излишней подробную мотивировку намерений правительства и высказались за краткий указ, в котором содержалась бы главным образом постановляющая часть. Именно такой указ и был подго­товлен самим Советом (АГС. 1. 723). При подписании журнала 9 декабря Д. П. Трощинский представил на рассмотрение Совета вопрос царя о том, не следует ли наложить на покупаемые земли особую подать. Во-первых, она предотвратила бы переход в руки купцов таких земель, которые они были не в состоянии обработать. Во-вторых, поскольку в будущем будет признано целесообразным перейти к поземельному обложению, не лучше ли на покупаемых землях ввести его сразу? Совет резонно возразил, что обложение покупаемой земли податью не сможет предотвратить скупки ее купцами для перепродажи. Что же касается поземельной подати, то ее можно установить, только сложив с владельцев другие повин­ности, но это следует сделать лишь тогда, когда выяснятся и количество владельцев, и величина их земельных приобретений. Наконец, переход к замене подушной подати поземельной является целесообразной мерой, но она может быть проведена только после окончания Генерального межевания и всестороннего обсуждения вопроса. Таким образом, предложение Александра ввести новый на-

лог на вновь покупаемых землях и тем самым сделать первый шаг к принципиально иной системе налогообложения было откло­нено Советом (АГС. 1. 725). 12 декабря 1801 г. указ о распростране­нии права покупки земель на купцов, мещан и казенных крестьян и вольноотпущенников был подписан (ПСЗ. I. 20075). Этим указом получило законодательное оформление нарушение основного прин­ципа феодальной собственности на землю — ее сословности и моно­польного владения господствующего класса феодалов.¹⁰ Так под дав­лением объективных социально-экономических условий была пробита первая брешь в корпусе незыблемых дворянских привилегий.