Комбинация стратификационных систем
(НА ПРИМЕРЕ СОВЕТСКОЙ РОССИИ)
Еще раз подчеркнем, что все девять типов стратификационных систем - не более чем "идеальные типы". Любое реальное общество является их сложным смешением, комбинацией. Так, на Руси в XI веке бок о бок сосуществовали холопы, которые мало чем отличались от рабов, закупы, более походившие на крепостных крестьян, и смерды, которые отдаленно напоминали класс свободных землепашцев. То, как сочетаются и переплетаются разные стратификационные системы в конкретном обществе, мы попытаемся коротко показать на примере советской России. После 1985 г. мы стали свидетелями множества попыток описать советскую Россию в терминах сословного общества, "государственного рабовладения", этакратизма и т.д. Понятно, что одни явления укладываются в эти схемы, другие нет. На наш взгляд, эти периодически предпринимаемые попытки свести природу социальной стратификации в советской России (СССР) и прочих обществах советского типа к какому-то одному принципу остаются на положении более или менее удачных метафор. Понять эту природу можно лишь через анализ российского общества как комбинации различных стратификационных систем и рассмотрение конкретного содержания, которым наполняются эти системы в течение семидесятилетнего периода истории.
Конечно, значение стратификационных систем в обществе советского типа отнюдь не одинаково. И принципиальную стержневую роль в данном обществе, по нашему мнению, играет этакратическая система. Степень огосударствления собственности и проникновения государства во все сферы общественной жизни чрезвычайно высока. И поэтому чем ближе социальная группа к кормилу государственной власти, тем выше ее социальное положение и шире возможности практически во всех областях. Полученные образование и профессия, манеры поведения и стиль жизни (дисциплинированность, демонстративный аскетизм), приятные внешние данные, а в некоторых регионах (Закавказье, Средняя Азия) - этническая принадлежность и материальная обеспеченность, - все это может облегчить продвижение вверх по ступеням властных учреждений, но не способно его гарантировать. А достигнутое положение во властной иерархии оказывается важнее всевозможных дипломов, наличия или отсутствия профессиональных навыков, размера получаемых доходов.
Социально-экономические различия (размеры личной собственности, получаемых доходов) в данном обществе, разумеется, не устраняются, но ликвидирована сама база классового разделения - негосударственная собственность на средства производства. Классовые черты, таким образом, подчинены, производны, второстепенны. Формы внегосударственной хозяйственной активности (личное подсобное хозяйство, "теневое" производство) ущербны и, в конечном счете, тоже тесно связаны с государственным сектором и зависят от его.
Применительно к даному обществу правомерно в принципе обсуждать вопрос и об элементах сословной стратификации (они соседствуют с каждой этакратической системой). В данном случае сословные элементы проявляются в принадлежности к определенным политическим или экономическим корпорациям. Например, существенную роль для социального продвижения здесь играет деление на членов партии и беспартийных, которое напоминает членение сословного характера, увязанное с объемом прав и обязанностей перед партократическим государством. Правда, это скорее аналогия, чем строгое определение. Потому что формально-юридически роль членства в партии в занятии престижных постов нигде не фиксируется. И партийность как статус по наследству не передается. В несколько большей степени походят на сословные деления установленные различия между работниками государственных предприятий и колхозниками. Ибо приниженное положение последних, обложение их дополнительными государственными повинностями официально увязывались с "недоразвитой" колхозно-кооперативной собственностью. Вдобавок, до выдачи паспортов это "сословное" положение колхозника было фактически пожизненным и наследственным. Впрочем, силу исторических аналогий и в этом случае не стоит.
Черты кастового строя встречаются относительно редко. Можно, впрочем, привести пример дозированного антисемитизма и недопущения евреев в определенные сферы занятий, а также говорить о социальных преимуществах титульных национальностей в республиках бывшего Союза. Но до поры эти различия старательно сглаживались.
Не совсем точны аналогии с рабовладельческой системой. Хотя огромные массы заключенных в ГУЛАГе (осужденных по статьям и военнопленных), действительно, находятся на положении рабов. Но распоряжается этими абсолютно бесправными массами само же государство и, следовательно, мы не можем говорить о рабовладении в чистом смысле слова. Есть свидетельства того, что элементы рабовладения воспроизводятся в среднеазиатской глубинке (дело Адылова и т.п.). Но обстоятельными исследованиями этого явления мы пока не располагаем. А формально догматы ислама запрещают обращение в рабство правоверных.
Физико-генетическая стратификационная система в порах советского устройства выступает сразу в нескольких характерных чертах:
- Геронтократии как типичном принципе регулирования доступа к наивысшим властным позициям, ограничивающем притязания молодежи;
- Патриархальности отношений, ограничивающей доступ к этим позициям женщин;
- Культивировании спортивной закалки и физической силы, связанной с общей милитаризованностью общества.
Крайне важна роль культурно-символической системы, ибо для обществ советского типа характерны одновременно стремление к крайней идеологизации и научной рационализации совершаемых и планируемых действий. В этом обществе реально управляют те, кто способен к "правильному", "научному" истолкованию священных текстов классиков марксизма-ленинизма применительно к любому явлению и событию, кто способен указать приемлемые формы поведения, не противоречащие генеральной партийной линии, кто дает установку, подсказывает наиболее точные слова и лозунги текущего момента. Обычно общество советского типа принято представлять как общество двоемыслия и двойной морали. Нам же кажется, что культурно-нормативная система воплощается здесь даже не в двух, но в трех сосуществующих стандартах поведения и жизни, вокруг которых складываются свои слабо пересекающиеся стратификационные иерархии. К ним относятся официальные стандарты (поведение на публике), формальные неофициальные стандарты (скрытые от постороннего глаза, неписанные, но строго регламентированные нормы) и неформальные стандарты (нормы поведения в своем узком кругу). Так, поведение одного и того же человека на открытом партийном собрании столь же резко отличается от поведения на закрытом партийном бюро, как последнее от его вечерних кухонных разговоров.
Официальные стандарты пропагандируются в качестве универсальных эгалитарных норм. Если кто и превозносится здесь, то мудрые руководители партии и правительства, а также те, кто демонстрирует примеры самоотверженного служения по официальному стандарту. Пример - стахановцы, передовики производства. А осуждению подлежат отступники, тунеядцы и преступные элементы. Формальные, но неофициальные стандарты характерны в большей степени для групп, причастных каким-то властным позициям.
Для этой неписанной, но крайне заформализованной иерархии характерна дробность позиций и детальная регламентация профессионального и неслужебного поведения. Причем, чем выше положение группы, тем строже предъявляемые нормативные требования - как и что говорить на-людях, как "решать вопросы", как одеваться, как и где проводить свой отдых. Но и прав дается, конечно, больше. То, что можно высшему начальнику, лишь изредка доступно для среднего начальника и недопустимо для низшего начальника. Здесь профессиональные и моральные качества отходят на второй план. Главными становятся политическая и личная лояльность руководству. Именно поэтому уголовник, например, закономерно оказывается "социально близким", в отличие от политического ревизиониста, однозначно заклеймляемого как "враг народа". Попадая же в координаты неформальных норм поведения, скрытого от досужих глаз, все обретают относительную свободу. Хотя властвующие группы, конечно, имеют много больше возможностей - потребительских, информационных, культурных. Причем, их стиль жизни охраняется как монопольная привилегия. Субъективно же дифференциация чаще всего остается на уровне двойных противопоставлений типа "мы" и "они", "те, кто у власти" и "простой народ" или "образованные" и "простые люди".
В заключение отметим, что данный фрагмент приводится как иллюстрация, пример того, как в одном обществе пересекаются различные стратификационные системы. К более обстоятельному описанию природы социального расслоения в советской и постсоветской России мы вернемся в одной из наших заключительных глав.
[1] Тойнби А. Постижение Истории. — М.: Прогресс, 1990.
[2] Шпенгер О. Закат Европы. — Ростов н/Д: Феникс, 1998.
[3] Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. — М.,: Политиздат, 1992.