Корф М. А. Из записок // PC. 1899. „

296 |

обычаях: русский монарх был поистине самодержавным и осуще­ствлял свою власть безраздельно, держа на расстоянии даже на­следника престола.

В 1870-е годы делается все более заметным различие в миро­воззрениях императора и цесаревича: если первый был откровен­ным западником, то наследнику с молодости были гораздо ближе славянофильские, или, скорее, националистические идеи. Возле него образуется свой кружок, явно оппозиционный по отношению к магистральной, реформаторской линии отцовского царствова­ния, самой заметной фигурой которого был кн. В. П. Мещерский. Александру II претила манера действий М. Н. Муравьева, к услу­гам которого он прибегал только в крайних случаях, наследник же относился к этому деятелю, исповедовавшему в политике лишь грубую силу и обрусение окраин, с большим пиететом. Отец под­держивал линию военного министра Д. А. Милютина в его преоб­разовании армии на всесословных началах, сын — газеты «Рус­ский мир» и «Гражданин», оппонировавшие милютинским рефор­мам. Первым крупным проявлением сопротивления наследника политике отца была твердо занятая им позиция в пользу военной помощи освободительной борьбе славян на Балканах. Считалось даже, что Александр II, сначала пытавшийся ограничиться лишь дипломатической и общественной поддержкой, уступил не внеш­неполитическим расчетам, а давлению семьи. Во время войны, в которой участвовали почти все взрослые мужчины императорской фамилии, наследник престола был назначен начальником Рущук-ского отряда и провел на фронте всю кампанию. Там в значитель­ной степени формировались его пристрастия и антипатии и к де­ятелям, и к странам, и к войне. С этого времени только, возможно и потому, что он превращается в зрелого человека, все заметнее становится двор наследника престола, а наследник уже всерьез принимает участие во всех ответственных совещаниях. Известно, что идея привлечения в 1880 г. военного деятеля с диктаторскими правами принадлежит именно ему. Конституционные проблемы в 1880—1881 гг. обсуждаются не только с его участием, но и в ко­миссии под его председательством. В отсутствие отца он остается хотя и не полновластным правителем (важные всеподданнейшие доклады отправляются вслед за Александром II), но все же лицом, замещающим императора. Роль наследника усиливается в 1879— 1881 гг., в момент острого кризиса и начавшихся покушений, быстрого старения отца и ухода его в частную жизнь. Придворный и чиновный мир все больше начинает оглядываться на наследника, связывая с ним свое будущее и будущее России. Большую роль начинают играть разногласия отца и сына в связи с морганатиче­ским браком императора.

В последние десятилетия перед падением дома Романовых мо­нархия в России все более превращалась в семейное правление с возраставшим влиянием императриц, великих князей и княгинь, претендовавших на участие в государственных делах. Истоки это­го семейного правления находятся во времени царствования Алек­сандра II. У Александра II было, как и у его отца, Николая I, три брата: Константин, Николай и Михаил. Два последних в момент воцарения Александра Николаевича еще только вступали в воз­раст совершеннолетия, зато великий князь Константин Николае­вич, хотя и был моложе брата на 8 лет, являлся уже вполне сло­жившимся человеком, хорошо образованным (чему способствовал его наставник Ф. П. Литке), умным и деятельным. Отец поставил его во главе морского ведомства, и его честолюбивые устремления на первых порах дальше усовершенствования русского военного флота не простирались. После воцарения Александр II остро по­чувствовал необходимость в новых, молодых и энергичных госу­дарственных деятелях, которым бы он доверял и которые бы раз­деляли его представления о преобразованиях. Сначала он поддер­жал действия Константина Николаевича по преобразованию флота, его строительству и перевооружению. Морское министер­ство стало как бы визитной карточкой нового царствования, обе­щанием широкого спектра реформ. В 1855—1862 гг. Константин Николаевич был поистине правой рукой императора, разделял с ним все заботы по преодолению кризиса. Он был для Александра II человеком, с которым можно было по-семейному, не боясь огла­ски, обсуждать государственные дела. Успехи главы морского ве­домства были вполне очевидны, и к нему потянулись либерально настроенные чиновники и общественные деятели, которых он уме­ло собирал в этом министерстве, ставшем своего рода питомником для выращивания кадров.

В 1857 г., осенью, Александр II, озабоченный разработкой от^-мены крепостного права и не имевший возможности вникать в крестьянское дело повседневно, вывел Константина Николаевича из узковедомственной сферы и назначил членом Секретного ко­митета по крестьянскому делу, чтобы активизировать его деятель­ность. Участие Константина Николаевича в крестьянской реформе все либеральные историографы «эмансипации» считали первосте­пенным. Великий князь показал, что способен справиться с круп­ным государственным делом и потому стал для Александра II по­мощником, к которому император прибегал в ответственных слу­чаях.36 В 1862 г., когда горячей точкой стало Царство Польское, наместником туда был назначен Константин Николаевич, а после подавления восстания 1863 г., расправлялись с которым уже со­всем другие люди, Александр II назначил Константина Нико­лаевича на самый высший и ответственный в то время пост им­перии — председателя Государственного совета, доверив ему

Корф М. А. Из записок // PC. 1899. „ - student2.ru 36 Подробнее см.: Шевырев А. И. Русский флот после Крымской войны: Ли­беральная бюрократия и морские реформы. М., 1990.

обсуждение и утверждение всех важнейших законопроектов буду­щих реформ. Великий князь сохранил свой пост, как и доверие императора, вплоть до гибели Александра II.

По-видимому, братья рассчитывали и на активное участие младших членов семьи, Михаила и Николая, в государственных делах, но те не обнаружили ни способностей, ни желания нести это бремя. Михаил осел на Кавказе в качестве наместника, Нико­лай стал командующим войсками гвардии. Но все вместе четыре брата явились основателями многочисленных семейств, претендо­вавших на власть и влияние.

Говоря об императорской фамилии как центре российской го­сударственной машины, нельзя обойти молчанием личность вели­кой княгини Елены Павловны. Вюртембергская принцесса, вдова вел. кн. Михаила Павловича, по многочисленным свидетельствам современников, резко выделялась на фоне светского общества, особенно женской его части. После смерти Николая I в живых ос­тались только два представителя этого поколения Романовых: вдовствующая императрица Александра Федоровна и Елена Пав­ловна. Александра Федоровна много болела, часто уезжала за гра­ницу, не играла никакой роли в политической жизни. Зато Елена Павловна, имевшая явный интерес и вкус к политической жизни, ощутила себя в императорской семье старейшиной, призванной поддерживать ее единство, престиж и дееспособность. Как пока­зывает дневник вел. кн. Константина Николаевича, Елена Пав­ловна пользовалась в семье уважением. Во второй половине 50-х— начале 60-х годов она постоянно устраивала у себя в Михайлов­ском дворце семейные обеды, на которые съезжались члены фамилии, демонстрируя семейную сплоченность, что должно было производить благоприятное впечатление на общество. Но значе­ние Елены Павловны в российской государственной жизни состоя­ло не только в этом: наряду с императрицей Марией Александров­ной и вел. кн. Константином Николаевичем она поддержала авто­ритет власти в самое трудное для Александра II время, в первые годы царствования. Ее дом, прежде являвшийся скорее культур­ным и общественным центром, превратился в политический салон, где в свободной обстановке происходили встречи императора и им­ператрицы с общественными деятелями, публицистами, проявив­шими себя как люди с современными идеями, способными чинов­никами. Она протежировала на первых порах Н. А. Милютину, В. А. Черкасскому, Ю. Ф. Самарину, П. А. Валуеву и др., про­двигала их на государственные посты. Чрезвычайно важной ока­залась и ее личная инициатива в деле освобождения крестьян ее собственного имения, восходившая к 1856 г., когда фактически началась практическая разработка модели отмены крепостного права. Она финансировала и публикацию материалов по истории «эмансипации».

Самодержавие вступило в эпоху реформ со старым инструмен­тарием и прежними кадрами. И то и другое было отчасти исполь­зовано, особенно на первых порах, отчасти обновлено. Главными рычагами власти в деле проведения реформ стали гласность, дея­тели второго эшелона бюрократии, невостребованные прежним ре­жимом, дворянская интеллигенция, а также государственный ап­парат.

Значение гласности, допущенной правительством в обсужде­нии государственных дел, как фактора, повлиявшего на интенсив­ность реформаторского процесса и его радикальность, гораздо раньше советских историков осознали зарубежные исследователи, специально этой темой занимавшиеся.37 Ныне настал черед и оте­чественной историографии ввести этот мотив в работы по истории великих реформ. В ноябре 1858 г. Александр II, получив из неко­торых губернских дворянских комитетов их проекты разрешения крестьянского дела, заметил в письме к Константину Николаеви­чу: «Хотя я большого прока от них не ожидаю, но все-таки можно будет воспользоваться хорошими мыслями, которые можно наде­яться найти, если не во всех, то по крайней мере в некоторых из них».38 В этих словах заключается общий ключ к пониманию до­пущенной властью гласности: осознавая необходимость изменения курса внутренней политики, она не обладала еще ни программой, ни конкретными материалами для реализации преобразований и потому дала возможность высказываться обществу, заявлявшему о своей осведомленности в вопросах политики и законотворчества, надеясь почерпнуть здравые идеи и предложения. Каждый раз, когда российское правительство находилось на перепутье и раз­мышляло о преобразованиях, оно отпускало цензурные поводья, нуждаясь и в представлениях об общественных настроениях, и в советах, хотя публично никогда в этом не признавалось.

Гласность обеспечила, и довольно быстро, гражданское просве­щение общества, усвоившего проповедь либеральной публицисти­ки, дала идеи бюрократии и толчок ее деятельности, в условиях гласности начали выявляться и потенциальные кадры реформато­ров или их консультантов. Постепенно в режим интенсивной ра­боты включалась и государственная машина.

Она была унаследована Александром II от предшествующего царствования и была приспособлена к особенностям политики и стиля работы прежнего монарха. После преобразований государ­ственных учреждений, проведенных в начале XIX в. Александ­ром I, они прошли период становления, обрастания традициями и формами в условиях текущей политики, когда от высшего и сред­него слоя бюрократии требовалась лишь исполнительность. Оче-

37 Lincoln W. Bruce. The Problem of Glasnost' in midnineteenth Century Russian Polities// European Studies Revue. 1981. № 11(2). P. 171 — 188.

38 Переписка императора Александра II с Великим Князем Константином Ни­колаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича: 1857—1861. М., 1994. С. 73.

видно поэтому, что изменившиеся обстоятельства должны были по крайней мере заставить власть приспособить государственные ин­ституты к решению новых задач. Границы преобразования их бы­ли очерчены общей установкой Александра II на сохранение са­модержавия в полном его объеме, это обрекало их не на радикаль­ную реформу, а на поновление, модернизацию. В целом можно сказать, что власти потребовалось сначала приспособить государ­ственные учреждения к режиму разработки реформ, а затем и строить их в соответствии с принятыми законами.

Разумеется, самой большой новацией в системе высших госу­дарственных учреждений явилось сначала фактическое (1857 г.) создание, а затем и официальное конституирование (1861 г.) Со­вета министров. Задумывался он уже давно, еще в начале XIX в., как шаг к «кабинету министров» и должен был обеспечить скоор­динированную работу министерств и главных управлений, дейст­вовавших — в отсутствие такого объединяющего органа — разроз­ненно и даже противоречиво. Понимание верховной властью но­визны стоящих задач, их разносторонности и в то же время подчиненности общим принципам привело Александра II к тому, чтобы на самом раннем этапе преобразований учредить такой со­вещательный и объединительный орган. Однако, вместо того что­бы создать объединенное правительство, комплектуемое из едино­мышленников под определенную программу, император поступил как деятель, приспосабливавший всю сложную государственную машину к изменившимся обстоятельствам. Поэтому Совет мини­стров был создан негласно — как относительно широкое совещание министров и доверенных лиц при императоре для предваритель­ного обсуждения ключевых проблем политики. Председатель­ствовал в нем сам император, членами его были министры, глав­ноуправляющие и лица по назначению монарха. Дела в Совет министров вносились, в отличие от Комитета министров, по усмотрению царя. Председательство императора в Совете минист­ров обусловило нестационарный характер его заседаний, более строгий, чем в Комитете министров, состав которого Совет в зна­чительной мере повторял, выбор участников заседания (в Комитет министров в случае отсутствия министра автоматически прибывал его товарищ, в Совет министров они обычно не допускались, и управляющий делами во всяком случае каждый раз запрашивал императора о допущении товарища министра или приглашенных лиц). После провозглашения крестьянской реформы, когда встал вопрос об очередных преобразованиях, министры попытались ока­зать на Александра II давление с целью создания объединенного правительства и должности премьер-министра. Однако Алек­сандр II воспротивился этому и согласился лишь на официальное конституирование Совета министров, получившего в конце 1861 г. свое «положение», расписывавшее его состав и порядок действий. Совет министров оказался учреждением эпохи реформ и служил делу их разработки. Все планы преобразований прошли через об­суждение в этом государственном институте. Его довольно ста­бильное функционирование в первые годы царствования свиде­тельствовало о том, что Александр II еще не приобрел опыта уп-

равления и прибегал к выслушиванию различных мнений, особен­но важных, когда дело касалось крупнейших реформ. Когда же полоса реформ схлынула, а сам он приобрел достаточный навык управления, он стал предпочитать узкие совещания с небольшим кругом специально приглашаемых лиц.39

В эпоху реформ явно усилилось значение Государственного со­вета, через который прошли многочисленные проекты преобразо­ваний. Значительных изменений в его статусе не произошло, хотя мысль о превращении его в подобие или зачаток парламентского учреждения была заложена в каждый из проектов правитель­ственного конституционализма, появившихся на свет в 1863— 1881 гг.

Самым существенным преобразованием в структуре Государ­ственного совета было учреждение Главного комитета об устройстве сельского состояния, института с двойным статусом — и высшего комитета, и департамента Государственного совета. Он был образован 19 февраля 1861 г.40 в связи с утверждением «По­ложений» о крестьянской реформе, как преемник Главного коми­тета по крестьянскому делу, и был предназначен для разработки последующего законодательства по аграрной проблеме, в частно­сти для изменения правового и поземельного положения других категорий крестьян (удельных, государственных и пр.) и решения ряда спорных и административных дел. Его постоянным председа­телем являлся вел. кн. Константин Николаевич. Главный комитет был упразднен Александром III как институт, выполнивший свое предназначение, ибо за двадцатилетие он не только законодатель­но унифицировал положение разных групп крестьян, но и своими «положениями» (так назывались постановления, выходившие из стен Главного комитета) проложил путь к решению текущих дел аграрной политики. Однако в упразднении Главного комитета ска­зался и новый курс на ревизию реформ 60-х годов и устранение из активной политической жизни прежних деятелей.41

Другие поновления коснулись группы центральных государ­ственных учреждений. «Косметические» переделки произошли в каждом из министерств и главных управлений, и выяснение их суммы и направленности, смысла и результатов еще предстоит сделать. Разработка реформ создавала потребность в таких ведом­ствах, которые, не меняя общей структуры центрального звена или внутриминистерского порядка, взяли бы на себя временное решение задач. Особенно отчетливо это проявилось при разработ­ке крестьянской реформы, и мотив строительства учреждений, ко-

торые бы обеспечили эту разработку, был специально и тщательно исследован Л. Г. Захаровой.42

Другие учреждения были созданы как результат законодатель­ства о преобразованиях. Наиболее известные из них: Главное вы­купное учреждение, созданное в 1861 г. в составе Министерства финансов для осуществления крупномасштабной кредитной опе­рации по выкупу крестьянами своих наделов у землевладельцев-помещиков, и учрежденное законом 6 апреля 1865 г. («цензурная реформа») как один из департаментов Министерства внутренних дел, но с особыми правами, Главное управление по делам пе­чати.43

Из важнейших изменений в кругу центрального звена государ­ственного управления следует упомянуть по крайней мере два: по­явление в 1865 г. Министерства путей сообщения, что было свя­зано с выдвижением в качестве важнейшей экономической цели строительства коммуникаций, прежде всего железных дорог, и ликвидацию в 1880 г. III отделения С. Е. И. В. канцелярии.

Возможность сохранения — принципиального — прежней струк­туры государственного управления оказалась обеспеченной гибкой системой высших комитетов, многочисленных официальных и не­официальных учреждений, создававшихся по мере возникновения сложностей в территориальных или отраслевых проблемах. Дея­тельность этих комитетов (Кавказского, Амурского, Западного, Еврейского, Сибирского, Финансового) изучена еще недостаточно, и исследования по этому вопросу прояснят картину приспособле­ния устаревавшей формы власти к новым обстоятельствам.

42 Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России: 1858— 1861. М., 1984. С. 92—124, 221—239.

43 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Главное управление по делам печати в 1865— 1881 г. // Книжное дело в России во второй половине XIX—начале XX века. СПб., 1992.

39 Подробнее см: Чернуха В. Г. 1) Совет министров в 1857—1861 гг. // ВИД. Л., 1973. Т. 5. С. 120—137; 2) Конструирование Совета министров (1861 г.). Там же. Л., 1976. Т. 8. С. 164—184; 3) Совет министров в 1861 — 1882 г. // Там же. Л., 1978. Т. 9. С. 90—117.

40 ПСЗН. Т. 36. № 36651.

41 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Из истории государственных учреждений: Главный комитет об устройстве сельского состояния. 1861—1882. //ВИД. Л., 1982. Т. 13. С. 223—249.

Наши рекомендации