Россия и «Союз 3-х императоров»

Английский историк А. Тэйлор в капитальном труде под названием «Борьба за господство в Европе (1848-1918 гг.)» подметил: «В истории Европы Берлинский конгресс явился своего рода водоразделом. Ему предшествовали 30 лет конфликтов и потрясений; за ним последовал 34-летний период мира». Действительно, войн до 1912 г. в Европе не было (кроме двух скоротечных и безрезультатных между Сербией и Болгарией в 1885-м и Турцией и Грецией в 1897 г.), но опасность войны все эти годы буквально висела над Европой. «34-летний период мира», о котором пишет Тэйлор, — это время острейшей и сложнейшей дипломатической борьбы, наращивания сил держав-соперниц.

Дипломатическое поражение царизма на Берлинском конгрессе ослабило международные позиции России и ударило по ее престижу в Европе. Период со второй половины 1878 до середины 1881 г. был для внешней политики царизма трудным временем, когда приходилось балансировать на грани войны и прорываться из кольца дипломатической изоляции.

Англия после Берлинского конгресса стала хозяйничать в зоне черноморских проливов, подчинив себе не только экономически, но теперь уже и политически Турцию. 22 марта 1879 г. военный министр России Д.А. Милютин оставил в своем дневнике такую запись: «При теперешнем положении дел Англия уже владеет фактически и Константинополем, и проливами. Настоящий хозяин в столице Турции — не султан, а представитель Англии». До весны 1879 г. английский флот стоял в Мраморном море как пугало для царизма. Канцлер A.M. Горчаков во второй половине 1878 г. периодически запрашивал у своего посольства в Лондоне информацию о том, готовится ли Англия к скорой войне против России. После долгих дипломатических трений между Петербургом и Лондоном английские корабли ушли из Дарданелл в Средиземное море, но оставались поблизости и в любой день могли опять появиться в проливах.

Австро-Венгрия тоже не скрывала своей вражды к России, поскольку обе эти державы равно стремились достигнуть одного и того же — гегемонии на Балканах. Весной 1881 г. на обеде в Зимнем дворце австрийский посол заговорил даже о возможной мобилизации «двух или трех корпусов» для защиты балканских /336/ интересов Австро-Венгрии. Александр III в ответ взял вилку, согнул ее петлей и бросил к прибору посла со словами: «Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя корпусами!»

Главное же, в лагере противников России оказалась после Берлинского конгресса Германия. Ее «железный канцлер» О. Бисмарк так и не простил русскому правительству его выступления в защиту Франции в 1875 г. Поскольку же Германия продолжала считать разгром Франции задачей № 1 своей внешней политики, Бисмарк перестал заискивать перед Россией и взял курс на сближение с Австро-Венгрией. Для Германии выгодно было сохранять в лице Австро-Венгрии постоянный и сильный противовес России на Балканах. Иначе, если бы австро-венгерская монархия погибла (от войны извне или от революции изнутри), из-под ее развалин выделились бы национальные славянские государства, которые по логике истории ориентировались бы на славянскую Россию. В этом случае Россия могла чрезмерно (с точки зрения Германии) усилить свои международные позиции. Такого оборота событий Бисмарк не хотел допустить.

Русско-германские отношения после конгресса в Берлине очень быстро портились, и уже с конца 1878 г. между Германией и Россией началась война — сначала газетная, а потом таможенная. Русская (особенно славянофильская) пресса обвиняла тогда Бисмарка в неблагодарности, ибо он на Берлинском конгрессе якобы предал Россию, забыв о том, как она помогла ему своим благожелательным к Пруссии нейтралитетом в 1870-1871 гг., когда та громила Францию. Пресса Германии, в свою очередь, обрушивалась на россиян с упреками в том, что они не только неблагодарны, но и бестолковы, поскольку, мол, не понимают очевидной истины: Бисмарк в Берлине сделал для них больше, чем все их собственные дипломаты, вместе взятые.

Если газетную войну можно было не принимать всерьез, то другая, таможенная война сразу возымела серьезные последствия. Германия к тому времени представляла собой важнейший рынок для сырья из России (в 1879 г. поглощала 30 % русского экспорта). Между тем мировой аграрный кризис 70-х годов обострил борьбу за рынки сбыта продовольственных и сырьевых продуктов. В условиях кризиса германское юнкерство требовало оградить его от иностранной конкуренции. Бисмарк внял требованиям и в январе 1879 г. установил почти полный запрет на ввоз русского скота (под видом карантинной меры против вспышки эпизоотии в Астраханской губернии), а затем поднял таможенные пошлины на хлеб, ударившие по интересам российских помещиков еще больнее, чем его «ветеринарные» меры.

В то же время российские промышленники добились от своего правительства взимания повышенных (и притом в золоте) пошлин с германских промышленных товаров, чтобы пресечь экономическую экспансию Германии и не позволить ей, как писал об этом /337/ М.Н. Катков в 1879 г., «поставить Россию в те отношения к Германии, в каких Турция и Египет находятся по отношению к Англии и Франции». В результате отношения между Россией и Германией ухудшились, как никогда со времен Семилетней войны.

Зато Австро-Венгрия охотно пошла на сближение с Германией. 7 октября 1879 г. эти державы заключили в Вене секретный договор о союзе. Бисмарк хотел нацелить союз как против России, так и против Франции, но по настоянию его австро-венгерского коллеги Д. Андраши договор был направлен только против России. Бисмарк не очень огорчился, посчитав для начала достаточно выгодным и такой договор. Характерно, что уговаривал он Андраши в примирительных выражениях: «Извольте принять мое предложение, иначе… я приму ваше!» Договор был подписан в формулировке Андраши: «В случае, если бы одна из двух империй подверглась нападению со стороны России, обе высокие договаривающиеся стороны обязаны выступить на помощь друг другу со всей совокупностью вооруженных сил своих империй».

Австро-германский договор 1879 г. по форме был оборонительным. Он предусматривал военное взаимодействие союзников только при нападении России на одного из них. Но поскольку война всего вероятнее могла возникнуть в результате русско-австрийского конфликта на Балканах, решение вопроса о том, кто на кого напал, оказывалось в компетенции Германии. Более того, Германия при благоприятном стечении обстоятельств могла использовать договор 1879 г. и против Франции, напав на нее (если бы при этом Россия вступилась за Францию, Австро-Венгрия поддержала бы Германию). Как бы то ни было, Германия и Австро-Венгрия образовали в 1879 г. военный блок, положивший начало одной из тех двух коалиций, которые развяжут в 1914 г. первую мировую войну.

Таким образом три из четырех великих держав Западной Европы того времени (Англия, Германия, Австро-Венгрия) заняли откровенно враждебные позиции по отношению к России. Что касается Франции, то она еще не оправилась от последствий франко-прусской войны 1870-1871 гг. и не смела активно противодействовать политике Бисмарка. Россия вновь, уже в который раз за XIX век, оказывалась в кольце дипломатической изоляции.

Затруднительность положения России усугублялась еще рядом внутренних факторов, исключавших на неопределенное время возможность наступательной внешней политики, а именно: 1) подъем освободительного движения (к 1879 г. в стране сложилась революционная ситуация и нарастал кризис «верхов»), 2) финансовое истощение после русско-турецкой войны 1877-1878 гг., 3) незавершенность военных реформ 1862-1874 гг., отдельные звенья которых (в особенности перевооружение армии) еще не были в полной мере реализованы. /338/

Как же в таких условиях строилась внешняя политика царизма? Главным врагом считалась Англия. Правда, регулярная война между Россией и Англией казалась маловероятной. Не зря их соперничество уподобляли «борьбе слона и кита». Но в двух пунктах опасность военного конфликта России с Англией была реальной — в черноморских проливах и в Средней Азии. Наиболее опасна была угроза захвата проливов английским флотом. Чтобы нейтрализовать такую угрозу, надо было, конечно, обзавестись собственным, достаточно мощным флотом на Черном море. Но строительство флота только началось в 1881 г. (спустя 10 лет после отмены ограничительных статей Парижского договора!) и двигалось очень медленно из-за безденежья. Поэтому временно обеспечить защиту проливов от Англии должна была дипломатия. Ей предстояло решить главным образом три следующие задачи.

Во-первых, надлежало прорвать кольцо дипломатической изоляции, т.е. отделить от Англии ее возможных союзников и в первую очередь — Австро-Венгрию. В качестве средства для решения этой задачи Александр II и его советники избрали оптимальный вариант — возобновить «Союз 3-х императоров» (России, Германии, Австро-Венгрии). Во-вторых, чтобы отвлечь внимание Англии от проливов, необходимо было создать угрозу величайшей колониальной сокровищнице британской короны — Индии. Средством решения этой задачи должно было стать русское продвижение в Средней Азии. Наконец, в-третьих, пока не был построен флот, требовалось продвинуть хотя бы сухопутные войска поближе к проливам. Эту задачу предполагалось решить посредством усиления русских позиций в Болгарии, т.е. организации болгарской армии под руководством русских офицеров: господствуя над Болгарией, Россия могла держать проливы под присмотром и ударом.

К тому времени, когда русская дипломатия занялась решением этих задач, в руководстве внешней политикой России произошли важные перемены. Дряхлый князь A.M. Горчаков, которому летом 1878 г. перевалило за 80, из-за физической немощи с середины 1879 г. фактически устранился от дел, хотя формально продолжал занимать пост министра иностранных дел до 1882 г. Место Горчакова занял его сравнительно молодой помощник, 59-летний Николай Карлович Гирс, который возглавлял МИД России до своей смерти в 1894 г., т.е. как раз все время царствования Александра III.

Гирс был довольно бесцветной личностью. Заурядный (правда, с большим опытом и, главное, добросовестный, по-немецки пунктуальный) дипломат, невзрачный внешне, коробивший окружающих «огромными ушами» и «заячьим взглядом», он имел две слабости, вредно отразившиеся на деятельности его ведомства. Во-первых, Гирс был безынициативен и робок. Не имея ни родовитости, ни состояния, он очень дорожил своим служебным /339/ положением и окладом, а потому был, по выражению С.Ю. Витте, «смирным» министром. Перед царем Гире трепетал, как мышь перед кошкой (когда он отправлялся к царю с докладом, его помощник В.Н. Ламздорф шел в ближайшую церковь молиться об удачном исходе дела). На заседании Государственного совета Гире, по записи очевидца, «как испуганный заяц, прячется в свое кресло и даже закрывает лицо руками». Другие министры его презирали, при дворе ни в грош не ставили. На одном из придворных обедов обер-гофмаршал Э.Д. Нарышкин при всех крикнул ему: «Дорогой мой министр, так нож и вилку не держат!»

Естественно, такой министр мог только исполнять, но не творить, что, впрочем, устраивало царя. Александр III, хотя и держал Гирса «в черном теле», по-своему симпатизировал ему, иногда даже приятельски фамильярничал с ним, например, подарил свой портрет с собственноручной припиской: «Посылаю при этом мою рожу»[1]. Вторая слабость Гирса как российского министра заключалась в том, что он был немец, германофил и обожатель Бисмарка. Ради того, чтобы не навредить немецким интересам, он осмеливался даже при случае проявлять инициативу и настойчивость.

Впрочем, в 1879-1881 гг., т.е. от устранения Горчакова до смерти Александра II, фактическим руководителем внешней политики России был военный министр граф Д.А. Милютин — выдающийся организатор и реформатор военного дела, по образованию и призванию вовсе не дипломат, но, в отличие от Гирса, очень независимая, умная и сильная личность. Милютин, а также влиятельные дипломаты П.А. Шувалов (посол в Лондоне) и П.А. Сабуров (посол в Берлине) ориентировались на возобновление «Союза 3-х императоров» и, в частности, на сближение с Германией, что объединяло их с Гирсом.

Между тем весной 1880 г. Бисмарк попытался привлечь к австро-германскому союзу Англию и тем самым еще туже стянуть кольцо дипломатической изоляции вокруг России. Но английское правительство, которое только что возглавил либерал У. Гладстон, заменивший консерватора (и русофоба) Б. Дизраэли, джентльменски корректно уклонилось от принятия на себя каких-либо обязательств. В Берлине поняли, что Англия хочет использовать Германию лишь как свою «континентальную шпагу» против России и что вообще, по меткому определению Бисмарка, «политика Англии заключается в том, чтобы бить своих морских противников своими сухопутными союзниками». В то время как Бисмарк переосмысливал неудачу своих переговоров с Англией, к нему прибыл П.А. Сабуров с предложением от русского правительства нормализовать отношения между Германией и Россией. /340/

К тому моменту уже было ясно, что таможенная война нанесла ущерб обеим странам, разрушив их традиционные и взаимовыгодные экономические связи. Поэтому Бисмарк охотно принял русское предложение. Он только поставил непременным условием договора между Россией и Германией участие в нем Австро-Венгрии. Таким образом в порядок дня становилось именно возрождение «Союза 3-х императоров». Русской дипломатии это и было нужно.

6(18) июня 1881 г. в Берлине был подписан австро-русско-германский договор. Подобно договору 1873 г. между теми же партнерами, он вошел в историю под пышным наименованием «Союз 3-х императоров». На этот раз, однако, «союз» представлял собой даже не консультативный пакт, как в 1873 г., а всего лишь договор о нейтралитете. Союзники обязались соблюдать нейтралитет в случае, если кто-либо из них окажется в состоянии войны с четвертой державой. Это значило, что Россия обязывалась не вмешиваться в войну между Германией и Францией, а Германия и Австро-Венгрия обещали России то же самое в случае англо-русской или русско-турецкой войны. Один пункт этого договора был особенно важен для России: союзники договорились «сообща следить» за тем, чтобы Турция соблюдала правило закрытия проливов, а в случае нарушения этого правила — предупредить Турцию, что они будут считать ее оказавшейся «в состоянии войны со стороной, в ущерб которой это будет сделано»[2].

Новый союз был взаимно выгоден для всех его участников, но не мог быть ни прочным, ни длительным. Бисмарк прямо говорил П.А. Сабурову, что он вообще не любит оставаться нейтральным: «Всегда рискуешь получить в результате двух врагов, в то время как сделав выбор, будешь иметь только одного». Согласие 3-х императоров сохранялось лишь до тех пор, пока русско-австрийские противоречия на Балканах, временно смягчившиеся после восточного кризиса 1875-1878 гг., не обострились вновь. Когда истек первый (трехлетний) срок действия союза, еще оказалось возможным продлить его на следующие три года (1884-1887) — к великой радости Гирса, который даже непроизвольно перекрестился (хотя был протестантом), глядя на то, как царь парафирует договор.

Опираясь на свое участие в «Союзе 3-х императоров», царизм проявил твердость в конфликте с Англией летом 1885 г. и одержал важную дипломатическую победу.

Поскольку русское наступление в Средней Азии угрожало тогда Индии, Англия именно здесь, как нигде, активизировалась — даже проливы отодвинула на второй план. Один из отцов британского колониализма и, кстати, отец Уинстона Черчилля /341/ Рандолф Черчилль, занимавший в Англии пост министра по делам Индии, говорил, что он «готов был отдать русским Константинополь с проливами под условием отодвинутия[русской] границы» в Средней Азии на 300 миль назад»[3]. В мае 1879 г. Англия! навязала Афганистану договор, который устанавливал над афганцами английский протекторат. Россия в ответ заняла к 1881 приграничные с Афганистаном земли Туркмении. Таким образом, сферы влияния России и Англии в Средней Азии угрожающе сближались. Конфликт назревал.

Весной 1885 г. он достиг кульминации. Англия руками афганцев заняла Пендинский оазис в Туркмении, хотя население оазиса просилось в русское подданство. Александр III, узнав об этом, направил в оазис бригаду генерала А.В. Комарова с приказом: «Выгнать и проучить как следует!» Афганцы встретили русских на р. Кушке и были разгромлены. Русские заняли Пендинский оазис. Александр III наградил Комарова орденом Св. Георгия 3-й степени. Тогда в Англии началась антирусская истерия. Во всю ширь развернулись приготовления к войне с Россией. Английский парламент открыл своему правительству кредит в 11,5 млн. ф. ст. на военные нужды. Момент был острый. По словам В.И. Ленина, Россия оказалась «на волосок от войны с Англией».

Англия рассчитывала напасть на Россию с Черного моря силами своего флота, а на суше воевать против России турецкой кровью. Английские стратеги уже спланировали высадку турецкого десанта на Кавказе и морскую диверсию против Одессы. Между тем Россия на Черном море была еще очень слаба. К 1885 г. были спущены на воду и пока не обеспечены вооружением лишь первые броненосцы возрожденного Черноморского флота. Но царизм склонил своих партнеров по «Союзу 3-х императоров» оказать давление на Турцию, чтобы она не пропустила в Черное море английский флот. Так как султан был обижен на Англию за то, что она в 1882 г. отняла у него Египет, он не только не стал противиться давлению «3-х императоров», но и с готовностью взялся укреплять Дарданеллы. Более того, захват Египта рассорил Англию и с Францией, которая сама претендовала на Египет. Англия, таким образом, оказалась изолированной.

Обдумывая альтернативу, «воевать с Россией или уступить», (английское правительство выбрало второе решение. 29 августа (10 сентября) 1885 г. в Лондоне оно подписало англо-русский протокол, который определил границу между Россией и Афганистаном так, что вся спорная область Пендинского оазиса отошла к России. По линии, установленной тем протоколом, государственная граница между Афганистаном и Россией, а затем СССР проходила вплоть до его распада. Таким образом, в /342/ условиях афганского кризиса 1885 г. «Союз 3-х императоров» с точки зрения интересов России себя оправдал. Но в осложнениях следующего же — болгарского — кризиса он развалился.

На Балканах в то время росла национально-освободительная борьба против турецкого ига, плоды которой доставались различным группировкам правящей элиты балканских государств. Эти группировки враждовали между собой и искали поддержку у великих держав. Так создавалась благоприятная почва для вмешательства правительств Европы в дела балканских народов и для конфликтов на Балканах. Самым крупным из этих конфликтов был «болгарский кризис» 1885-1887 гг.

Болгарское княжество было создано в результате русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и фактически руками России. «Управление, офицеры, унтер-офицеры, чиновники, наконец, вся система были русскими, — отмечал Ф. Энгельс. — из Болгарии была создана русская сатрапия», надо признать — в благообразной форме конституционной монархии. Владетельным князем Болгарии стал 22-летний Александр Баттенберг. Его кандидатура оказалась своеобразным «европейским компромиссом», поскольку он был прусский офицер, сын австрийского генерала, племянник русской царицы (жены Александра II) и даже родственник английской королевы (брат мужа ее дочери). Царизм же считал его именно своим ставленником, ибо на словах Баттенберг рассыпался в симпатиях к России. Александр II и выдвинул его кандидатуру на болгарский престол, причем демонстративно произвел его, никогда не служившего в России, в генералы русской службы.

Однако Баттенберг предпочел опереться на Австро-Венгрию и Германию. Его премьер Д. Цанков острил: «Нам не надо ни русского меда, ни русского жала!» Германия и Австро-Венгрия тогда осуществляли экономическую экспансию на Балканах, меж тем как русская буржуазия, боясь конкуренции более развитых капиталистических держав, воздерживалась от активного проникновения на балканский рынок. Поэтому усилия русской дипломатии не имели там экономической базы. Царь же и его министры не понимали этой экономической подоплеки болгарского кризиса и рассуждали бесхитростно: Баттенберг — изменник.

В июле 1885 г. в главном городе Восточной Румелии (т.е. южной, турецкой части Болгарии) Пловдиве народ восстал против турок, изгнал их и провозгласил воссоединение «обеих Болгарии». Александр Баттенберг был объявлен князем объединенной Болгарии. Царизм, раздосадованный политикой Баттенберга, предложил своим партнерам по «Союзу 3-х императоров» заставить «изменника» отказаться от Восточной Румелии и восстановить там status-quo, предусмотренное Берлинским конгрессом. Таким образом, история сыграла с царизмом злую шутку: теперь он добивался того, против чего изо всех сил боролся на Берлинском конгрессе, — разделения Болгарии. Западные державы отклонили /343/ русское предложение, используя его как удобный случай для того, чтобы сыграть роль доброжелателей болгар и всех вообще балканских славян. Тогда царизм пустил в ход всю свою агентуру и устроил в Болгарии государственный переворот.

21 августа 1886 г. Баттенберг был свергнут и выдворен из Болгарии. Его сменило правительство митрополита Климента, которое первым делом телеграфировало Александру III: «Болгария у ног Вашего Величества». Но пока Александр III радовался этой телеграмме, проавстрийская партия в Болгарии сладила контрпереворот и пригласила Баттенберга вернуться к власти. Началась затянувшаяся на 10 месяцев потасовка между марионетками России, Австро-Венгрии и Германии из-за болгарского княжения, а когда страсти улеглись (в июне 1887 г.), все увидели, что княжение прочно держит ставленник Австро-Венгрии немецкий принц Фердинанд Кобург, которому суждено было править Болгарией 30 лет, стать ее царем и основать в ней четвертую и последнюю царскую династию Кобургов. Так Австро-Венгрия вытеснила Россию из Болгарии.

Болгарский кризис 1885-1887 гг. окончательно рассорил Россию и Австро-Венгрию и сделал невозможным сохранение «Союза 3-х императоров». Когда в 1887 г. закончился его второй срок, он не был продлен.

Примечания

1. Ламздорф В.Н. Дневник (1866-1890). М.; Л., 1926. С. 255.

2. Сборник договоров России с другими государствами (1856-1917). М., 1952. С. 230.

3. Дневник государственного секретаря А.А. Половцова. М , 1966 Т. 2. С. 58.

Разрыв с Германией

Вновь стали ухудшаться и русско-германские отношения. Бисмарк опасливо наблюдал за восстановлением мощи Франции. В 1887 г. он предпринял новую, вторую после 1875 г., попытку разгромить ее, пока она еще не оправилась полностью от страшного разгрома 1870-1871 гг. 11 января 1887 г. Бисмарк произнес в рейхстаге угрожающую речь против Франции, заявив, что Германия непременно будет воевать с ней — «может быть, через 10 лет, а может быть, и через 10 дней». Вслед за тем германское правительство объявило о призыве резервистов. В середине февраля к границам Франции были придвинуты 120 тыс. германских войск. Меч Бисмарка вновь навис над головой Франции. Но в критический момент «железный канцлер» заколебался.

Дело в том, что болгарский кризис тогда уже скомпрометировал «Союз 3-х императоров», обнажив его антирусское острие. Проницательный Бисмарк сообразил, что в такой ситуации Россия едва ли допустит новую агрессию против Франции. На всякий случай он решил прощупать позицию России и сделал это не столь дипломатично, сколь плутовски.

10 января 1887 г. в Берлине, сидя за бутылкой шампанского с русским послом Павлом Шуваловым и его братом (видным царским сановником, экс-диктатором «Петром IV»), Бисмарк /344/ набросал проект русско-германского договора и соблазнил Шуваловых представить этот документ Александру III. Договор предусматривал дружественный нейтралитет России в любом конфликте, который мог возникнуть между Германией и Францией. Шуваловы как давние поборники дружбы между Россией и Германией охотно повезли проект договора к царю, а Бисмарк стал ждать, что из этого выйдет. Вышел конфуз — и для Шуваловых, и для Бисмарка. Александр III отвергнул проект, а Шуваловым устроил грандиозную взбучку. В те же дни на полуофициальный запрос правительства Франции, может ли оно рассчитывать на моральную поддержку России, царь приказал ответить: «Конечно, да». Перед Бисмарком вновь встал «кошмар коалиций». В результате, по образному выражению А.З. Манфреда, «Бисмарк, размахивавший мечом над головой Франции, снова вложил его в ножны». Этот эпизод засвидетельствовал перед всем миром пока еще значительную международную роль царской России.

Естественно, русско-германские отношения после этого заметно испортились, но прямой разрыв пока не был выгоден ни той, ни другой стороне. И Россия, и Германия старались не доводить дело до разрыва и хотя бы отчасти использовать друг друга. В том же 1887 г., 6(18) июня, они заменили распавшийся «Союз 3-х императоров» двусторонним договором о нейтралитете. Этот договор — один из самых хитроумных в истории дипломатии. Даже обстановка, в которой он был выработан, интригующе необычна. Вот как это произошло.

Переговоры вели Бисмарк и русский посол в Берлине Павел Шувалов. Рейхсканцлер сразу повел на посла психическую атаку: достал свой портфель, извлек из него какую-то бумагу и прочел Шувалову текст союзного (секретного ) договора между Германией и Австро-Венгрией от 7 октября 1879 г. У Шувалова «глаза полезли на лоб», а Бисмарк, не давая ему опомниться, горько, чуть не со слезами на глазах, стал «сожалеть» о том, что тогда, в 1879 г., обстановка вынудила его заключить такой союз и что теперь он связан им, а потому предлагает из будущего русско-германского договора о нейтралитете исключить один-единственный случай, именно нападение России на Австро-Венгрию.

Шувалов, однако, не будь плох, тоже предложил со своей стороны одну-единственную оговорку: исключить случай нападения Германии на Францию. Сколько после этого ни хлопотал Бисмарк вокруг русского посла, тот упрямо стоял на своем. Сошлись на такой затейливой редакции: Германия гарантирует России нейтралитет в случае, если Австро-Венгрия первая нападет на Россию, а Россия гарантирует нейтралитет Германии, если Франция первой нападет на Германию. Таким образом Бисмарк /345/ получал шанс на войну с Францией без вмешательства России — при условии, если бы ему удалось, как это было в 1870 г., еще раз спровоцировать Францию напасть первой.

Это соглашение вошло в историю под названием «договор о перестраховке»: Германия сначала застраховала себя договором 1879 г. с Австро-Венгрией, а теперь перестраховывалась договором с Россией. В 1879 г. Бисмарк гарантировал военную помощь Австро-Венгрии в случае нападения на нее России, теперь же обещал нейтралитет России в случае нападения на нее Австро-Венгрии. Решение вопроса о том, кто на кого напал первым, Бисмарк оставлял за собой и тем самым обеспечивал себе орудие для давления и на Россию, и на Австро-Венгрию.

Договор «о перестраховке» был заключен на три года с последующим возобновлением при согласии обеих сторон. Он не мог помешать быстрому ухудшению русско-германских отношений. Причиной этого ухудшения были прежде всего экономические противоречия. С одной стороны, после 1879 г. еще дважды — в 1885 и 1887 гг. — правительство Германии поднимало пошлины на русский хлеб, поскольку германские помещики требовали оградить их интересы от конкуренции русских помещиков. С другой стороны, русская буржуазия требовала от своего правительства оградить ее интересы от конкуренции германского капитала. Поэтому царизм в течение 80-х годов неоднократно повышал пошлины на германские промышленные товары. Результатом явились взаимные нападки держав, новая газетная война между ними, полная сплетен и оскорблений. Германские газеты, например, уверяли своих читателей в том, что внешнеполитическая ориентация военных лидеров России И.В. Гурко и Н.Н. Обручева продиктована их женами-француженками.

В октябре 1887 г. Бисмарк попытался вызвать финансовый крах России. Используя тот факт, что Германия была тогда главным кредитором России и что русские займы обычно размещались на берлинской бирже, он предписал всем государственным учреждениям Германии продать принадлежавшие им русские ценные бумаги. Вслед за тем Германский банк прекратил выдачу ссуд под русские ценности и не принимал их больше в залог. Эти меры еще больше рассорили Германию и Россию, но повредили Германии не меньше, чем России. Дело в том, что урожайные для России 1887 и 1888 гг. и неурожаи тех лет в Европе повлекли за собой рост русского хлебного экспорта, однако теперь Германия вынуждена была покупать русский хлеб без прежних льгот, по высоким ценам.

Насколько в 60-е годы Бисмарк был популярен в России, настолько теперь он стал ненавидим. Александр III особенно его недолюбливал. Читая как-то донесение своего посла об очередной /346/ каверзе Бисмарка, царь на полях документа прочувствованно выругался: «Обер-скот»[1].

Впрочем, и в самой Германии ее первый канцлер всем надоел, пережив свою славу. На его беду весной 1888 г. умер император Вильгельм I — этот коронованный слуга Бисмарка, которому, кстати, в то время уже перевалило за 90. Наследник престола Фридрих III так долго ждал своего часа и был к тому времени уже так стар и болен, что успел процарствовать лишь три месяца и тоже умер. Летом 1888 г. императором Германии стал внук Вильгельма I — Вильгельм II, этот, как назвал его Г.В. Плеханов, «коронованный Хлестаков», который, в отличие от своего деда, везде и во всем, кстати и некстати выдвигал на первый план собственную персону да так старательно, что о нем говорили: «Император Вильгельм желает быть на каждой свадьбе невестой, на каждых крестинах — новорожденным, на каждых похоронах — покойником»[2]. В отместку за то, что «железный канцлер» четверть века помыкал его дедом, Вильгельм ii 17 марта 1890 г. бесцеремонно уволил Бисмарка в отставку.

Личные взаимоотношения Вильгельма II и Александра III были далеко не такими идиллическими, как между Вильгельмом I и Александром II или позднее между Вильгельмом II и Николаем II. «Подозрительный, осторожный и пасмурный» русский царь «не любил юркого, словоохотливого, лживого в самой основе своей натуры» германского императора. Во время одного из визитов Вильгельма II в Петербург царь как-то заявил брату, великому князю Владимиру Александровичу: «Занимай Вильгельма после обеда ты, я его могу переносить только до обеда»[3]. В обстановке острых русско-германских противоречий личная неприязнь Александра iii к Вильгельму ii ложилась дополнительной гирей на чашу весов в пользу не союза, а разрыва между Германией и Россией.

К 1890 г., когда истекал первый срок русско-германского договора «о перестраховке», напряженность в отношениях между его участниками была уже столь велика, что новый канцлер Германии отказался возобновить договор. Вместо Бисмарка рейхсканцлером стал Л. Каприви — профессионал из военной элиты, генерал и шеф адмиралтейства, даже внешне похожий, по наблюдению А.А. Половцова, на «пушку большого калибра», более воитель, чем политик, который так и говорил о себе с гордостью, что он «солдат». Сменив Бисмарка, он как рейхсканцлер /347/ сразу взял «новый курс». Если Бисмарк стремился избежать войны с Россией, то Каприви счел эту войну неизбежной и необходимой для Германии. Бисмарк ставил целью изолировать Францию и воевать с ней локализованно, один на один; Каприви замыслил подготовить войну против франко-русского блока, но силами более мощной коалиции, чем этот блок, т.е. Германии, Австро-Венгрии, Италии и, если удастся идеальный вариант, Англии. В рамках «нового курса» 6 мая 1891 г. с явной демонстрацией силы был торжественно возобновлен Тройственный союз.

Еще в 1882 г. Германия и Австро-Венгрия привлекли к своему союзу Италию, которая тогда очень кстати для австро-германского блока поссорилась с Францией, ибо та только что оккупировала Тунис, буквально перехватив его у Италии. С помощью Италии Германия рассчитывала еще более изолировать Францию, Австро-Венгрия — обеспечить себе тыл на случай войны с Россией. 20 мая 1882 г. Тройственный союз был оформлен договором о взаимной (вплоть до военной) помощи. Так была создана первая из коалиций, развязавших в 1914 г. мировую войну.

Тройственный союз привлек к себе еще Испанию и Румынию, хотя сохранял название Тройственного. В 1883 г. Бисмарк заключил с испанским королем Альфонсом XII «джентльменское соглашение», по которому Испания обязывалась в случае франко-германской войны выставить 100-тысячную армию против Франции, а Германия за это обещала поддерживать Испанию на международных конгрессах, куда испанских представителей до тех пор не приглашали. Этим соглашением Бисмарк сумел, по его излюбленному выражению, «нацелить испанскую мушку на французский затылок».

Правда, склонить на свою сторону Англию германский блок не сумел. Англия отвела все многократно адресованные ей с 1890 по 1894 г. предложения присоединиться к Тройственному союзу. Тем не менее демонстративно возобновленный в 1891 г. Тройственный союз представлял собой фатальную угрозу безопасности Франции и России. Система вовлеченных в него государств, протянув свои щупальца и на Балканы, и на Апеннины, и на Пиренеи, охватывала Францию с трех сторон — Рейна, Альп, Пиренеев. Благоприятные условия создавались для Германии и Австро-Венгрии также на случай их войны с Россией. Союз был гораздо сильнее, чем Франция или Россия порознь. В такой обстановке, естественно, Россия и Франция должны были протянуть друг другу руки.

Примечания

1. Ламздорф В.Н. Указ. соч. С. 181.

2. Тарле Е.В. Соч.: В 12т. М., 1958. Т. 5. С. 117. Английский историк Д. Рель недавно в 1000-страничной монографии «Вильгельм II. Юность кайзера» доказал, что Вильгельм не только страдал с детства физическим недостатком (сухорукостью), но и обрел из-за этого еще до вступления на трон психическую ненормальность.

3. Тарле Е.В. Русско-германские отношения и отставка Бисмарка // Сб. статей по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову. Пг., 1922. С. 421.

Русско-французский союз

Союз между Россией и Францией был продиктован не только общностью военно-стратегических интересов той и другой державы, наличием угрозы со стороны общих врагов. К тому времени /348/ уже оказалась налицо для союза и прочная экономическая основа. Россия с 70-х годов остро нуждалась в свободных капиталах для вложения их в промышленность и железнодорожное строительство, франция, напротив, не находила у себя достаточного числа объектов для собственных капиталовложений и активно вывозила свой капитал за рубеж. Именно с тех пор постепенно стал расти удельный вес французского капитала в российской экономике. За 1869-1887 гг. в России были основаны 17 иностранных предприятий, из них 9 французских.

Французские финансисты весьма продуктивно использовали ухудшение русско-германских отношений. Парижские банки скупили русские ценности, выброшенные на денежный рынок Германии. В 1888 г. на Парижской бирже были выпущены облигации первого русского займа на сумму в 500 млн. франков, за ним последовали займы 1889 г. (на 700 млн. и 1200 млн. франков), 1890 и 1891 гг. Французский капитал в короткое время стал главным кредитором царизма. Так уже в начале 90-х годов закладывалась основа финансовой зависимости России от Франции. Экономические предпосылки союза имели и специальный военно-технический аспект. Уже в 1888 г. приехавший в Париж с неофициальным визитом брат Александра III великий князь Владимир Александрович сумел разместить по французским военным заводам взаимовыгодный заказ на изготовление 500 тыс. винтовок для русской армии.

Давними и прочными были культурные предпосылки союза между Россией и Францией. Ни одна другая страна не оказывала на Россию столь мощного культурного воздействия, как Франция. Имена Ф. Вольтера и Ж.Ж. Руссо, А. Сен-Симона и Ш. Фурье, В. Гюго и О. Бальзака, Ж. Кювье и П.С. Лапласа, Ж.Л. Давида и О. Родена, Ж. Визе и Ш. Гуно были известны каждому образованному россиянину. Во Франции всегда меньше знали о русской культуре, чем в России — о французской. Но с 80-х годов французы, как никогда ранее, приобщаются к русским культурным ценностям. Возникают издательства, специализирующиеся на тиражировании шедевров русской литературы — произве