Культуры запада, востока, россии

Сами же эти культуры по сути своей родственны растениям: они на всю свою жизнь привязаны к почве, из которой произросли.

О. Шпенглер. Закат Европы. 1918 г.

Если мы не понимаем чего-нибудь в политиче­ской системе, то называем это культурой.

Из афоризмов политологов.

Политический опыт десятилетий, столетий, а то и тысячелетий вкаждом государстве во многом определяет те варианты поведения, которые избирают для себя политические лидеры, политические партии, правящая элита, рядовые граждане в той или иной политической ситуации. Исследователи продолжают спор, считать ли политической культурой совокупность только тех верований и представлений, которые явно определяют политические действия (объективный подход, разрабатываемый Д. Истоном), или подойти к данному понятию шире в психологическом смысле, учитывая все присущие индивидуальным сознаниям, составляющим данный народ, политические сте­реотипы, склонности и предрассудки (субъективный подход, поддерживаемый Р. Далем).

В ряде определений превалирует стрем­ление соотнести политическую культуру с некой шкалой цивилизованности, где, вероятно, подлинная культура отделена от своего антипода, другие авторы предпочитают акцентировать внимание на исторической обусловленности, укорененности политической культуры, что более правомерно (см. приведенную формулу О. Шпенглера).

В этом плане заслуживает быть выделенной трактовка политической культуры как системы исторически сложившихся, относительно устойчивых, воплощающих опыт предшествующих поколений установок, убеждений, представлений, моделей поведения, проявляющихся в деятельности субъектов политического процесса и обеспечивающих воспроизводство политической жизни общества на основе преемственности. Эта формулировка ориентирует на понимание политической культуры как сложного единства культуры политического сознания, культу­ры политического поведения и культуры функционирования политических институтов.

Культура политического сознания включает:

· политические представления и убеждения,

· политические ценности, традиции, обычаи, нормы;

· политические установки.

Политическое сознание как осознание, восприятие сферы политики социальными субъектами должно быть рассмотрено и как феномен, характеризующий общество в целом, и как коллективная специфика составляющих его групп, и как качество личности «политического человека». Следует также иметь в виду источники его формирования (семейное окружение, информация, личный опыт); выполняемые им функции (регулятивная, познавательно-информационная, оценочная, мобилизующая); различные его уровни (теоретический, эмпирический, обыденный); особенности специализированного и массового политического сознания, характерные черты «государственного» сознания, предопределяющего зачастую политическое поведение и массы, и профессиональных политиков, процесс политической социализации личности.

Культура политического поведения складывается из:

* культуры политического участия (массовый ее компонент);
* культуры политической деятельности ( элитарная составляющая).

В качестве значимых элементов культуры функционирования политических институтов рассматривают:

· культуру электорального процесса,

· культуру восприятия и регулирования социально-политических конфликтов,

· культуру принятия и реализации политических решений.

Сопоставляя различные типы политических систем, основоположники концепции политической культуры Г. Алмонд и С. Верба выделили три основных типа политической культуры:

· приходская (патриархальная) политическая культура; характерна для традиционного общества, в котором отсутствуют политические роли для большей части населения;

· подданническая политическая культура; характерна для эпохи кризиса традиционного общества, когда резко расширяется число политических ролей, но ещё отсутствуют навыки воздействия на принимаемые решения, преобладает политический конформизм;

· культура участия; характерна для демократических обществ с развитыми механизмами влияния граждан на процесс принятия политических решений, на политическую повестку дня; занятый повседневными проблемами «потенциально активный гражданин» позволяет политической элите осуществлять свою миссию без его вмешательства до тех пор, пока элита не совершает серьёзных просчетов, нарушающих его права, противоречащих его значимым интересам.

Говоря о культуре политического участия, стоит учитывать, что данный термин употребляется в двух основных смыслах: (1) в качестве варианта политического поведения (который может выражаться и в неучастии в политике) и (2) в качестве обозначения активистского типа политической культуры, в отличие от приходского и подданнического.
Поскольку в обществе неизбежно сочетаются ориентации, присущие всем трем выделенным Г. Алмондом и С. Вербой типам, ими была поставлена проблема формирования того типа политической культуры, который гармонично соединял бы особенности всех трех типов. Такой тип был назван исследователями гражданской политической культурой, отличающейся лояльным отношением граждан к политической системе и активным участием в политике.

В зависимости от того, насколько едины граждане того или иного государства в своем отношении к политической системе, к происходящим политическим процессам, к политическому курсу и его результатам, выделяют:

· консенсусные политические культуры, для которых характерно согласие граждан по важнейшим политическим проблемам;

· конфликтные политические культуры, где представления граждан полярно расходятся, включая вопрос о легитимности политической системы.

Проблемы конфликтных политических культур обусловливают значимость для политологии исследований в области политической конфликтологии. И специфика зарождения политических конфликтов, и те формы их развития, которые допускает власть, и предпочитаемые ею варианты их разрешения, и утвердившиеся среди политической элиты и не опротестовывающиеся в обществе нормы принятия и реализации политических решений непосредственно связаны с особенностями уходящей корнями в историю политической культуры. Рассматривая политический конфликт как феномен не только негативный, деструктивный, но и, без сомнения, позитивный, конструктивный, отечественный исследователь Д.М. Фельдман выделяет следующие его функции:

· функция управления, регулирования социальной напряженности («общества не развиваются без определенного напряжения в них»);

· функция демонстрационная (конфликт представляет сообществу возникающее проблемы);

· функция индикатора (конфликт выявляет значимость сталкивающихся интересов, привлекаемые для реализации целей силы, жертвы, которые готовы принести заинтересованные стороны);

· функция разрешения проблем, имеющихся в отношениях между участниками;

· функция поддержки и укрепления социально-политической стабильности;

· функция консолидирующая (особенно ярко проявляющаяся в случаях международного конфликта, укрепляющего сплоченность нации, ослабляющего внутренние противостояния);

· функция инициирующая (конфликт провоцирует изменения социально-политической ситуации в странах-участницах).

В значительной мере протекание конфликтов предопределяется особенностями субъектов формирования политической культуры общества , среди которых следует выделить:

· государство,

· церковь,

· СМИ,

· политические партии и общественные организации,

· общественно-политические академические институты,

· неформальные движения.

Соотношение ролей субъектов, формирующих политическую культуру, варьируется как в рамках разных культур, так и в границах одной культуры на разных этапах её развития. По-разному выстраивается, в зависимости от разнообразия и активности субъектов формирования политической культуры, и процесс политической социализации. Под политической социализацией понимают процесс усвоения политической культуры, освоения «правил игры», принятых в данном обществе.

Очерченные выше варианты политической культуры предоставляют разные пространства выбора своей позиции, в частности, по отношению к выделяемым исследователями трём группам событий, предопределяющих социализацию:

· события в обществе (войны, революции и т.д.);

· события в группе (например, участие ограниченного воинского контингента в локальной войне);

· события в индивидуальной жизни.

В рамках единой политической культуры выделяют культуру господствующую и противостоящую ей контркультуру, формируемую антисистемными партиями, неформальными движениями. Наряду с политической культурой, общей для основной массы населения, исследователи выделяют и субкультуры, характерные для отдельных социальных групп, регионов, имеющие черты, отличающие их от преобладающей в обществе культуры:

· социально-классовые,

· национально-этнические,

· религиозно-политические,

· региональные.

Вместе с тем, земная цивилизация в истекшем столетии все более быст­рыми темпами воздвигала над национальными политическими культурами еди­ную общечеловеческую культуру, основывающуюся на политических универ­салиях, выходящих за пределы границ отдельных государств и культур:

· общечеловеческие политические ценности и принципы,

· международный политический язык,

· международная политическая символика,

· международные политические организации,

· международное право.

В основе формирования единой общечеловеческой культуры лежит тенденция глобальной политической интеграции, опирающаяся опять-таки на глобальную распространённость государства как политического института. Глобализация сегодня, как известно, рассматривается неоднозначно, как, впрочем, и противостоящие ей антиглобалистские настроения и движения. Политический абсентеизм, регионализм, сохраняющееся широкое использование политического насилия в разных его формах сдерживает процесс становления единой политической культуры земного сообщества, в рамках которого всё ещё совершенно отчетливо прослеживаются два основных региональных типа политических субкультур (с неизбежными промежуточными вариантами):

· политическая субкультура Запада;

· политическая субкультура Востока.

Вариантов осмысления западной цивилизации в целом и специфики её политической культуры множество. Для студента важно иметь представление об основных трактовках её истоков, о роли полисной цивилизации в античную эпоху как прообразе, предтече западной демократии, реализовавшей в рамках различных форм правления единство полисной структуры и гражданского общества. Уже тогда формировался антропоцентризм западной политической культуры, в которой человек, сформированный средиземноморской эпохой (если использовать периодизацию Л.И. Мечникова), в единоборстве с морской стихией осознавал значимость своего личного участия в происходящих политических процессах, своего права влиять на принимаемые решения. Именно западная цивилизация устами И. Канта выдвинула идею о том, что человек никогда и никем не может рассматриваться как средство.

В начале второго тысячелетия н. э. формируется другая доминанта развития западной политической культуры – её полицентризм, одновременное сосуществование в политическом пространстве западного мира нескольких значимых властных центров:

· королевской власти,

· феодального замка,

· римской католической церкви

· вольного города (Авиньон, Суассон, Марсель во Франции; Венеция, Генуя, Флоренция, Равенна в Италии; Любек, Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне в Германии и т.д.).

Противостояние и неизбежный диалог этих центров, заключавших между собою союзы как из стратегических, так и из тактических соображений, формировали диалогичность западной политической культуры, предопределившую становление представительных органов власти в европейских странах (парламента в Англии, Генеральных штатов во Франции, кортесов в Испании, риксдага в Швеции, рейхстага в Германии), выводивших наиболее активную часть европейцев за рамки приходской политической культуры, формировавших новые модели политического поведения. Студентам рекомендуется охарактеризовать то влияние, которое полицентризм власти оказал на политическую динамику одной из средневековых стран Европы Инновационность, динамичностьразвития западной политической культуры также рассматривается в качестве доминанты, определявшей её специфику. Радикальные, быстрые сдвиги были свойственны Западу уже в античную эпоху. Великая греческая колонизация VIII-VI вв. до н. э. обусловила складывание уже к V в. до н. э. классической формы прямой демократии как следствия интенсивных изменений, происходивших в греческом социуме, заинтересованном в иных, соответствовавшим новым реалиям, политических отношениях.

Два тысячелетия спустя кризисная эпоха в истории Европы (XIV-XV вв.) подтолкнула мир к порогу новой, океанической (по периодизации Л. Мечникова) эпохи. Последовавшая радикальная перестройка всей системы международных экономических и политических связей и отношений привела к временному оформлению монологической власти – абсолютных монархий, что, в свою очередь, обусловило борьбу активных сословий за приемлемый компромисс в сфере политики, нашедшую своё выражение в политических программах и движениях буржуазных революций, в формировании ряда направлений в политике, не утративших своего значения и в текущем столетии, несмотря на все изменения, прошедшие с тех пор (эгалитаризм, конституционализм, роялизм, радикализм, либерально-республиканская и консервативно-монархическая традиции в политической культуре Запада).

Становление политических институтов западной демократии необходимо рассмотреть как длительный исторический процесс, протекавший с отступлениями, в столкновении идей революционных, контрреволюционных и эволюционных. В этой связи стоит вспомнить об идеях А. Токвиля, высказанных им в работе «Старый порядок и революция», где этот убеждённый защитник американской демократии на основе изучения французской системы местного управления накануне Великой французской революции пришел к выводу о чрезмерности затрат и жертв, которые приносит общество на алтарь революции ради изменений, к которым оно пришло бы эволюционным путём. Идеи Токвиля сегодня – неотъемлемый элемент политического сознания представителей европейской политической культуры.

Значительный импульс был придан развитию западной политической культуры в 40-е гг. ХХ в., когда, по выражению А. Тойнби, западному миру был брошен Вызов со стороны коммунизма, возникшего «как продукт неспокойной совести Запада», предопределившего заметное сближение англо-американской и континентально-европейской политической культуры. Социальные реформы, обусловившие значимое повышение среднего уровня жизни, обеспечили нарастание центризма, сглаживание поляризованности, повышение технологичности западной культуры в целом. Современный этап развития западной демокра­тии характеризуется серьезным вниманием к формированию наднациональных (транснациональных) политических институтов, значительным разнообразием форм международных связей, что тоже в значительной мере определяется тем вызовом, который весь остальной мир, по мнению А. Тойнби, вправе бросить Западу как системе государств, столь долго и столь бесцеремонно вмешивав­шихся в политическое, экономическое, социальное бытие остальных народов. Известная формула «Овладеть Европой – овладеть всем миром» из предмета гордости европейцев превратилась в XX в. в повод для озабоченности, для по­исков вариантов взаимодействия с не-Европой ради сохранения основ цивили­зации. Провозглашение приоритета общечеловеческих ценностей в выборе путей решения глобальных проблем человечества – явление новое не только для остального мира, но и для самой западной демократии, прошедшей совсем не­давно через тяжелейшее испытание диктатурами, поставленной перед необхо­димостью предотвратить наступление нового осевого времени (по терминологии К. Ясперса), а потому тщательно просчитывающего варианты мирового раз­вития в XXI веке. Следует учитывать, что сама правомерность опериро­вания категорией «Восток» сегодня в исследовательской литературе ставится под сомнение, подчеркивается, что единый Восток существует только с точки зрения европейца. То, что в западноевропейской традиции принято именовать Востоком, представляет собой сложный комплекс локальных цивилизаций, имеющих свое лицо, свою политическую культуру, свои религиозные и иные ценности. У Г.В.Ф. Гегеля восточный мир был представлен Китаем, Индией и Персией. В качестве древнейших культурно-исторических типов Востока у Н.Я. Данилевского выделены Египетский, Китайский, Древне-семитический, Индийский и Иранский. О. Шпенглером среди восточных культур отмечены Египетская, Вавилонская, Китайская, Индийская и Арабская. А. Тойнби считал оригинальными из сохранившихся к ХХ в. культур этого региона Исламскую, Дальневосточную и Индусскую. Сегодня исследователи выделяют уже целые культурно-цивилизационные блоки:

· Китайско-конфуцианский (Китай, Япония, Вьетнам, Корея, Гонконг, Сингапур);

· Индо-буддийско-мусульманский (Индия, Пакистан, Юго-Восточная Азия);

· Арабо-мусульманский (Афганистан, Ирак, Иран, страны Магриба);

· Центральная и Южная Африка.

Доминанты развития восточной политической культуры определяются, исходя из их максимальной противоположности западному варианту. Если Западу был свойственен антропоцентризм, то на Востоке личность была поглощена общиной, представлявшей её перед государством. Именно общинность, формировавшая не западный индивидуализм, а восточный коллективизм – специфика Востока. Студентам не составит труда противопоставить западному полицентризму его восточную альтернативу, сформированную монологичностью восточной политической культуры, а инновационности противопоставить иной, замедленный вариант политической динамики.

Согласно тезису А.С. Панарина, народ Востока – «это скорее духовная общность, скреплённая, с одной стороны, традицией (общностью культурной памяти), с другой – надеждой и верой в грядущее воплощение правды-справедливости», что от власти он ожидает «не демобилизации и свёртывания полномочий, как бюргерство на Западе, а, напротив, постоянной мобилизованности в отстаивании хрупкого Добра перед материально почти всегда превосходящими силами Зла». Бесспорно, выделяя общие черты, характеризующие Восток как традиционно вычленяемое единство, нельзя забывать об особенном в становлении и эволюции отдельных составляющих многоликого региона.

Говоря о цивилизациях, сформировавшихся в русле конфуцианской системы ценностей, важно выделить те политические идеи, которые предопределили специфику политической культуры государств столь крупного азиатского региона. Отличаясь практической направленностью, конфуцианство стремилось определить пути достижения гармонии в государстве, воспринимавшемся как большая семья, где каждый тщательно исполняет свои обязанности, где власть стремится к добру и ответственна перед народом, за что он платит ей доверием и покорностью, где чиновники радеют о справедливости. В реальной политической практике идеи Конфуция сталкивались с полити­ческими установками школы легистов, считавших основой государственного благополучия культ закона, исходивших из необходимости активного вмешательства государства в дело организации земледелия и торговли («земледелие, торговля и управление – три основных функции государства»). Жесткая централизация управления, бесправие всех перед императором, обеспечение монополии государства на использование природных богатств, постоянный контроль за развитием экономики, система государственного феодализма, воспроизводившая полную зависимость от государства получающих землю чиновников, уравновешивались до некоторой степени равными возможностями пред­ставителей разных слоев общества подняться до вершин бюрократической ле­стницы и, что еще важнее, поощрением выступлений против «недобродетель­ных» правителей конфуцианским учением. Последнее обстоятельство обусло­вило цикличность политического развития: каждая новая китайская династия начинала успешные преобразования, способствовала расцвету страны, который постепенно сходил на нет, наступала эпоха упадка, приближавшая новое вос­стание и смену династии. Столкновение с западной цивилизацией («Вызов» За­пада, пользуясь терминологией А. Тойнби) обусловило необходимость модер­низации конфуцианского общества, которая в каждой из стран этого культурно-исторического типа проходила в специфических условиях.

Япония, справедли­во рассматриваемая как молодая цивилизация (определяемая частью исследова­телей в качестве вторичной по отношению к Китаю), более двух столетий за­крытая для внешнего мира, в силу ряда обстоятельств проложила дорогу вос­точной модернизации. Переживая период активной китаизации (с середины VII в. н.э.), развивавшаяся в начале минувшего тысячелетия по пути, близкому за­падноевропейскому (слабая императорская власть, усиление знати, рассматри­вавшей переданные в управление территории как собственные владения, замк­нутое рыцарское сословие самураев, расцвет городов, добившихся в X1II-XIV вв. определенного самоуправления), прошедшая через период междоусобных войн и объединенная к началу XVII в. режимом сёгуната, отличавшегося деспо­тическими тенденциями восточного типа, она неоднократно демонстрировала удивительную способность сохранять свою самобытность. Даже вбирая внешние влияния, будь то религии, добивавшиеся статуса государственных (буд­дизм, конфуцианство так и не уничтожили традиционных синтоистских верований), или политические, экономические, технологические образцы, органично перерабатываемые японцами на национальный лад, Япония оставалась Японией. Среди тех поли­тических ценностей, которые в течение столетий определяли специфику поли­тической культуры Японии, должны быть отмечены корпоративность, предан­ность корпорации (а значит и олицетворяющему ее вождю, хозяину), предан­ность государю, преданность традиции, опирающуюся на культ предков, под­держиваемый синтоизмом, усилившим свои позиции в предшествующем столетии.

В книге Ф. Броделя «Время мира» к единому дальневосточному миру-экономике, наряду с Китаем и Японией, отнесена Индия. Наличие единого экономического пространства еще не оз­начает единение в сфере культуры, политики и т.д. Если в Китае на протяжении столетий пробивала себе дорогу формула «сильное государство – сильное об­щество», то в Индии, напротив, влияние буддизма обеспечивало ориентацию на тезис «слабое государство – сильное общество», «стань сам владыкой над со­бой, и не будет над тобой владык» – девиз буддизма, провозглашавшего идеал духовно свободной личности. Недолговечность государств, княжеств, постоянное перекраивание границ были нормой в индийской истории. Противовесом этому служила цементировавшая цивилизацию, неизменная в веках сельская община, замкнутая, самодостаточная, деспотичная, мало зависевшая от цен­тральной власти, дополняемая в городах профессиональными корпорациями купцов и ремесленников.Разделенная по религиозному, кастовому, националь­но-языковому признаку, Индия легко оказалась, по выражению Ф. Броделя, «за­воеванной самой Индией», так как прибывавшие в страну европейцы мгновен­но оказывались втянутыми в бесчисленные взаимоотношения с деятельными представителями местного населения. Нестандартно завоеванная, Индия и к обретению независимости пришла нестандартными путями, возведя ненасиль­ственные действия, реализацию идеи «упорства в истине» в ранг политических методов борьбы. Скептически воспринятые политиками, привыкшими мыслить военными категориями, эти методы сегодня приобретают статус методов бу­дущего, активно обсуждаются современным международным сообществом. Наиболее острая проблема Индии после освобождения, не решаемая методами ненасильственных действий, - сосуществование с мусульманским миром.

Мир ислама возник позднее других религией очерченных миров и отлича­ется наибольшей воинственностью. Идея священной войны, джихада, требует от мусульман распространения веры с оружием в руках, истребления неверных. Ислам продолжает играть определяющую роль в развитии мусульманских го­сударств. Со времен Арабского Халифата, когда произошло объединение ду­ховной (имамат) и светской (эмират) власти в руках халифа, воспроизводится практически неизменная структура вновь образующихся весьма неустойчивых государственных образований (султанатов, эмиратов). Тяготевшие в течение столетий к режиму восточной деспотии, основывающейся на полной незащи­щенности личности, исламские государства, включаясь в происходящие в мире процессы модернизации, сохраняют нормы и ценности, несовместимые с поло­жениями международных документов, раскрывающих современное представ­ление о правах человека. Исламская революция в Иране стала еще одним сви­детельством неприемлемости для мусульман тех цивилизационных стандартов, которые находят понимание в рассматривавшихся выше государствах восточ­ного региона. По мнению И.А. Василенко, в современном исламском политическом мире наиболее значимыми являются следующие, теократические по своему характеру, установки:

· принцип универсальности ислама – всеобщность и нераздельность религии в мусульманском обществе;

· принцип панисламизма – убеждение в единстве всех мусульман, объединенных верой, независимо от национальности;

· идея возрождения халифата – установление исламского порядка, основанного на законах шариата, фиксирующего сложившиеся нормы поведения мусульман;

· идея возвращения к первоначальному «истинному» исламу, освобожденному от многовековых наслоений.

Обращаясь к проблеме специфики политического самоопределения России между Западом и Востоком, важно охарактеризовать те природно-географические особенности, которые способствовали формированию своеобразия отечественной политической культуры. Г.В. Вернадский отмечал, что тот природный ареал, в рамках которого проходило становление российской государственности, являясь Восточной Европой, в то же время представляет собой Западную Евразию.

Вероятно, уже ранние известия о политических предпочтениях наших предков позволяют сделать некоторые выводы: представляется, летописная легенда о призвании варягов может трактоваться как свидетельство относительно невысокого статуса властных полномочий, с готовностью уступавшихся иноплеменникам ещё на пороге государственности. Важно обратить внимание на поставленную К.Н. Леонтьевым проблему византийского влияния на государственность в России. В начале 70-х годов ХIХ века он отмечал: «Основы нашего, как государственного, так и домашнего быта, остаются тесно связаны с византизмом». Следует, выделяя временные границы очерченного расклада политических сил, обдумать точку зрения Г.В. Вернадского, писавшего: «На Руси, как на Западе, управление обществом строилось на основе домашнего господства правителей... И князь на Руси, и король на Западе должны были делить свою власть с могущест­венной аристократией, но в Киевской Руси существовал еще и третий важный по­литический компонент, которого не было на Западе: город».
Говоря о становлении рос­сийского самодержавия, важно увязать специфику складывающейся формы прав­ления с теми огромными, все расширявшимися в процессе колонизации простран­ствами, которыми предстояло управлять московским царям, являвшимся, по мнению евразийцев, с точки зрения границ подвластных им территорий, наследниками империи Чингисхана. Проблема отложенного влияния монголов на политические институты и отношения в Московской Руси ярко освещена в книге Г.В. Вернадского «Монголы и Русь». Ф. Бродель в книге «Время мира», в параграфе, озаглавленном им «Россия – долгое время сама по себе мир-экономика», исходя из анализа торговых связей, пришел к выводу, что «желая того или нет, но Россия выбрала скорее Восток, чем Запад».
В этой связи полезно было бы проанализировать, насколько этот вывод применим к структуре, специфи­ке политической власти России в период Московского царства, в какой мере ситуа­ция изменилась в период империи, после петровских реформ, причудливо сочетав­ших с себе начала деспотизма и европеизации. Охарактеризованные Н.Я. Данилевским как тяжелая операция, которую должна была вынести Россия, реформы Петра I, с его точки зрения, развили в россиянах болезнь «европейничанья», выражавшуюся не только в заимствовании иностранных бытовых норм и уч­реждений, но и в искажении политического сознания русского народа, в привитии привычки смотреть на все политические вопросы «в европейские очки», «под евро­пейском углом наклонения». В этом контексте есть смысл сопоставить политическую динамику в российском государстве до и после петровских реформ, соотнеся её с западным и восточным стандартами, а также обосновать, какой из вариантов развития восточной политической культуры наиболее близок к отечественной политической культуре.

В процессе складывания российской политической культуры, бесспорно, доминировали такие факторы, как общинность и моноцентризм власти, что придает ей, казалось бы, исходные восточные черты; впрочем, на архаической ступени своего развития и западное общество отдало дань этим началам, неслучайно отечественные исследователи А.И. Щербинин и Н.Г. Щербинина подчеркнули в своей книге «Политический мир России», что особенное в России то, что универсально.По их мнению, община как «чудо из чудес отечественного политического мира», именно в России не превратившись в «оковы новых структур, мертвую схему», придавало относительную подвижность социальным связям, «ладило» с государством, с верховной властью. Политический мир России, в связи с этим, «предстает как эмоциональная атмосфера творческого застоя», в рамках которого консерватизм политического сознания проявляется не столько в идеологии, сколько в механическом воспроизведении архаических стереотипов.

С точки зрения А.И. Щербинина и Н.Г. Щербининой, отечественная политическая культура является безликой, что свойственно коллективистскому типу общества. Сакрализируемый «герой» ее определяется не по достоинствам и достижениям, а исключительно по своей типичности, способности олицетворять общественные ценности. В политическом мире России доминирует коллективная личность, «свободолюбивая по видимости», уютно бунтующая «в пределах обычая». Бунт коллективной личности, поклоняющейся Справедливости как равенству перед государем (пусть и «равенству холопов»), исследователи рассматривают как бунт прежде всего ценностный: «Коллективная личность бунтует главным образом не потому, что ей тяжело, она неприхотлива, а потому, что требует на место обесцененных ориентиров новые ценности». Студентам предлагается обдумать, насколько соответствует отечественным политическим реалиям в прошлом и настоящем тезис авторов о том, что «российская коллективистская политическая культура вообще не испытывала нужды в герое».

Причины того, что в отечественной политической культуре в период московского царства возобладал азиатский тип, политологи определяют по–разному. Если в исследовании А.И. Щербинина и Н.Г. Щербининой акцентируется органичность превращения «коллективного гражданина» в «холопа – подданного», « государеву сироту», то для авторов книги I из серии «Современная российская цивилизация» значимым является фактор насильственного насаждения восточного варианта в монгольский период, когда русские княжества вошли в состав Золотой Орды: « Наметившееся было в Галицкой Руси, Новгороде, Пскове и Твери европейская тенденция договорных отношений между гражданами и государством была насильственно задавлена».

Характеризуя современное состояние политической культуры россиян, обычно отмечают преобладание подданнического отношения ко всем властным центрам, что связывается с длительными авторитарными традициями, осложненными тотальным контролем за всеми сферами жизни общества при эгалитарно-авторитарном режиме, закреплявшем неизбежный в таких условиях конформизм как устойчивую модель не только политического поведения, но и политического мышления. К числу отличительных черт отечественной политической культуры относят и правовой нигилизм, закладывавшийся ещё, без сомнения, в монгольскую эпоху, когда правовые отношения на несколько веков исчезли из жизни отдельных людей, социальных групп, общества в целом. Склонность искать правды за пределами правовой системы, сформированная извечной правовой незащищенностью, закрепилась, стала поведенческим стереотипом.

В 1909 г. Б.А. Кистяковский с горечью писал в сборнике «Вехи» об отсутствии в русском обществе идеала правового государства, правовой личности, приводил не утратив­ший, видимо, и по сей день актуальности отрывок из стихотворения поэта-юмориста Б.Н. Алмазова:

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смыслом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал.

Исследователи отмечают также крайнюю поляризованность российской политической культуры, что сближает её с тем континентально-европейским вариантом, который существовал в Западной Европе ещё несколько десятилетий назад. Нечетко, но всё же прорисовывающаяся реабилитация политического центризма позволяет говорить о том, что изменения, происходящие в политическом мире России соответствуют общемировым закономерностям развития политической сферы. Однако ещё отнюдь не пришла пора говорить об «остуженности», технологичности происходящих политических процессов. Среди всех субъектов, формирующих политическую культуру России, по-прежнему превалирует государство, а потому и по сей день не стал вполне архаикой известный афоризм историка В.О. Ключевского: «В России все элементы культуры парниковые, казенные: всё, и даже анархия, воспитано и разведено на казенный счет».

В целом, как отметил А.И. Соловьев, российскую политическую культуру можно охарактеризовать как « внутренне расколотую, горизонтально и вертикально поляризованную культуру». Студентам стоит обдумать, в какой мере многообразие поведенческих стереотипов, воспроизводящихся в масштабах огромного российского государства, предопределяет устойчивые варианты функционирования отечественных, политических институтов, и, напротив, насколько эти варианты провоцируют закрепление полярных по своим характеристикам поведенческих стереотипов.

Задания для самостоятельной работы:

1. Объясните, какие особенности феномена политической культуры обусловили появление известного афоризма политологов: «Если мы не понимаем чего-нибудь в политической системе, то называем это культурой». Какой смысл они в него вкладывают?

2. Объясните, в рамках какого из подходов, объективного или субъективного, в политической культуре выделяются следующие компоненты: когнитивные ориентации (знания и вера, касающиеся сферы политики); аффективные ориентации (чувства, эмоции относительно сферы политики); оценочные ориентации (суждения и мнения о сфере политики).

3. Объясните, в рамках какого из подходов, объективного или субъективного, в

политической культуре выделяются следующие компоненты: культура