Процесс ленинградских чекистов

Как мы уже видели, сразу после убийства почти все руководство Ленинградского управления НКВД (за исключением Запорожца) было арестовано и смещено со своих постов за халатное отношение к служебным обязанностям. Позднее это обвинение было предъявлено и Запорожцу, и в конце января 1935 года он вместе с остальными также был приговорен к лагерному сроку. Кроме одного человека, все осужденные получили два или три года. Считается, что все они получили подозрительно мягкие приговоры. Как упоминалось выше, Хрущев также посчитал странным, что руководители Ленинградского управления НКВД понесли такое мягкое наказание. Александр Орлов полагал, что от Сталина можно было ожидать не меньше чем увольнения со своего поста наркома НКВД Ягоды и сурового наказания всех лиц, которые отвечали за безопасность Кирова. Данная точка зрения разделяется и многими историками, изучавшими это дело[841]. Яковлев, руководитель комиссии по расследованию в конце 1980-х гг., тоже считал такие приговоры подозрительно снисходительными[842].

В отчете КГБ 1956 г. говорится, что в 1934 г. в Ленинградском управлении НКВД действительно существовал заговор с целью убийства Кирова. Частично выводы данного отчета основывались из том, что не удалось предотвратить убийство Кирова, на фактах освобождения Николаева из-под ареста 15 октября и «мягкого» наказания сотрудников НКВД судом, состоявшимся в январе 1935 г.[843] В упомянутом ранее отчете комиссии Поспелова выводы по этому делу сформулированы еще резче[844]. Там написано: это убийство «могло произойти только потому, что люди, которые были обязаны охранять Кирова, прямо способствовали его убийце, Л. Николаеву»[845].

В отчете КГБ 1956 г. также упоминалось заявление, сделанное на этом процессе одним из обвиняемых, П. М. Лобовым, который пережил террор 1937-1938 гг. Он утверждал, что во время его пребывания в колымском лагере Запорожец рассказывал ему, что в начале 1935 г. Сталин беседовал с Ягодой и просил его помягче обойтись с руководителями Ленинградского управления НКВД, обвиненными в халатном отношении к служебным обязанностям в связи с делом Кирова, а также обеспечить их возвращение на службу в органах, когда это станет возможным. Если действительно сотрудники Ленинградского управления НКВД участвовали в заговоре с целью убийства Кирова, и Сталин просил смягчить им приговоры, то это может породить подозрения, что Сталин был в центре этого заговора и хотел таким образом помочь исполнителям.

Историк Мэтью Лено, который занимался делом об убийстве Кирова, не доверяет словам Лобова. Он обращает внимание, что к 1956 г., когда была озвучена эта версия, информация прошла через многие руки: Ягода якобы поделился с Запорожцем, тот рассказал ее Лобову, который сообщил ее КГБ, где она и обрела письменную форму. Более того, данная версия представляется сомнительной и в свете более ранних заявлений того же Лобова против своих коллег из НКВД. Так, в 1937-1938 гг. он, видимо, рассказывал, что Ягода дал указание помягче отнестись к ленинградским чекистам, так как они якобы способствовали антисоветскому и антисталинскому заговору с целью убийства Кирова. В 1956 г. он предпочел подтвердить свои показания, данные в 1937 г.[846], но с одной важной поправкой: на этот раз приказ о мягком отношении к осужденным чекистам исходил не от Ягоды, а от Сталина.

После 1956 г. Лобов продолжал развивать свою версию; в конце концов, он договорился до того, что якобы Запорожец поведал ему историю о предполагаемом заговоре Сталина, Ягоды и Запорожца с целью убийства Кирова. Это, конечно же, соответствовало версии убийства, которую предпочитали сталинисты (за исключением, конечно же, участия в ней Сталина). Лено также упоминает, что в 1939 г. срок заключения Лобова был сокращен в качестве награды за убийство другого заключенного, бывшего оппозиционера Г. Сокольникова, по приказу наркома НКВД Берии. Лено делает вывод: «Лобов был убийцей и рассказывал небылицы»[847]. И скорее всего, это действительно так.

Но есть вероятность, что первоначальная история Лобова 1956 г. все же правдива. Возможно, ее подтверждает ранее упомянутое письмо Центрального Комитета партии партийным организациям 18 января 1935 г., разосланного за 5 дней до процесса ленинградских чекистов; Сталин (почти точно) утвердил, а возможно, и редактировал это письмо. В письме говорится, что недооценка опасности, которую представляют бывшие оппозиционеры по мере того, как их положение становится все более и более безнадежным, «сыграла злую шутку с работниками Наркомвнудела в Ленинграде. Пусть это послужит нам уроком». Далее в письме говорится:

«Это не значит, конечно, что нужно охаивать огульно ленинградских работников Наркомвнудела. Но это несомненно значит, что надо им помогать систематически как людьми, так и советами, будить и заострять их бдительность, подымать и укреплять их боевую готовность»[848].

Но даже если Сталин и просил о мягком приговоре ленинградским чекистам, то это совсем не обязательно предполагает его участие в убийстве Кирова. Для такого отношения у вождя могли быть и совершенно другие причины. Формулировки, использованные в письме от 18 января, возможно, свидетельствуют, что он не намеревался нанести удар по НКВД, а скорее хотел призвать всех сотрудников к большей бдительности. Может быть, прав и Роберт С. Такер, считающий, что сравнительно мягкие приговоры были «направлены на то, чтобы успокоить высших руководителей НКВД, у которых теперь были причины беспокоиться о своей будущей судьбе»[849].

Если бы все произошло во времена большого террора 1937-1938 гг., то Орлов был бы, вероятно, прав; для Сталина действительно было бы естественнее сместить Ягоду и сурово наказать ленинградских чекистов. Однако в январе 1935 г. до всепроникающего страха заговоров и массовой истерии, типичной для этих времен, было еще далеко.

Более того, количество обвинений, возможных для предъявления ленинградским чекистам, было довольно ограниченным. Так, в «Письме старого большевика» говорится, что они не признавали вины и говорили о нежелании Кирова иметь многочисленную охрану[850]. Защищали ли они себя, нам не известно. Однако ничего невероятного в этом нет. «Мягкие» приговоры сроком в 2-3 года могут также свидетельствовать, что для осуждения руководства Ленинградского управления НКВД нашлось не слишком много оснований. Разумеется, были осуждены Медведь, Фомин и Запорожец: как руководители, они несли основную ответственность. Но никогда не было доказано, что они лично совершили какие-либо конкретные ошибки. Как мы видели, по распоряжению Рубина и Котомина Николаева освободили из-под ареста 15 октября. И в этом нет ничего подозрительного: Николаев предъявил партбилет, подтвердил, что он работал в Смольном и что у него есть веская причина для встречи с Кировым.

Московские сотрудники НКВД, которые допрашивали своих ленинградских коллег сразу после убийства, похоже, этим вопросом особо не интересовались. Вместо этого они проводили свое расследование на основе показаний Марии Волковой[851]. Измышления Волковой, которым не поверили ленинградские чекисты, были вполне серьезно восприняты командой следователей из Москвы, которую возглавлял Агранов. При этом общий надзор за расследованием осуществлял сам Ежов. Именно слова Волковой и определили судьбу Бальцевича, который единственный из всех получил суровый приговор (10 лет лагерей). По утверждению Волковой, именно Бальцевич уничтожил письмо, в котором она якобы предупреждала Кирова о готовящемся убийстве.

Помимо мягких приговоров ленинградским чекистам, также обращает на себя внимание необычно хорошее обращение с осужденными чекистами и после ареста, и в лагерях. Во время показательного процесса над Бухариным, Ягодой и другими в 1938 г. утверждалось, что Ягода обеспечил осужденным ленинградским чекистам хорошее обращение с ними. Он позаботился об их семьях, а сами они доставлялись в лагеря не в обычных вагонах для транспортировки заключенных, а в специальных вагонах[852]. Ходили также и другие слухи, описывающие привилегии, которыми они пользовались в лагерях. Например, их якобы назначали на административные должности, и вообще они устраивались там относительно неплохо[853].

Хотя нет причин верить всем ходившим об этом слухам, но ленинградским чекистам действительно предоставлялись некоторые привилегии по сравнению с обычными заключенными. Такие привилегии не были чем-то необычным в лагерях. Все чекисты, по тем или иным причинам попавшие в те времена в лагеря, назначались на различные административные должности, даже с правом ношения прежней формы[854].

Кроме того, особое отношение к бывшим сотрудникам НКВД можно объяснить профессиональной солидарностью, существование которой само по себе не лишено разумных оснований, что также можно подтвердить и документами. Так, офицер НКВД в отставке Судоплатов вспоминал, что даже в худшие времена террора высшие руководители НКВД проявляли заботу о семьях своих арестованных коллег[855].

Как мы видели, Хрущев посчитал подозрительным не только мягкие приговоры ленинградским чекистам, но и то, что через несколько лет они были расстреляны. По мнению Хрущева, их ликвидация должна была скрыть следы настоящих организаторов убийства Кирова[856]. Тем не менее это противоречит логике: если бы сначала слишком мягко обошлись с людьми, то зачем потом их расстреливать? Тем не менее во время больших чисток, которые проводились в органах после смещения Ягоды и замены его на Ежова на посту наркома НКВД, расстрел не являлся экстраординарным событием. Следует иметь в виду, что террор особенно сильно ударил именно по сотрудникам НКВД. Как упоминалось выше, по имеющимся данным, в стране были расстреляны 20 тыс. чекистов. Представляется, что Ежов в полной мере использовал возможность избавиться от как можно большего числа людей Ягоды.

Напротив, есть все основания полагать: если бы Сталин действительно организовал убийство Кирова через Ленинградское управление НКВД, то, чтобы избежать утечки информации, ему следовало принять все меры к скорейшей ликвидации ленинградских чекистов, а не ждать несколько лет. И судебный процесс в январе 1935 г. предоставлял ему отличную возможность.

Результаты исследования данного вопроса не выявили никаких доказательств того, что в центральном аппарате НКВД (или Сталин, действующий через Ежова, отвечающего за расследование убийства Кирова) что-либо знали о заговоре. Историк Арч Гетти утверждает: в том случае если бы Сталин действительно заказал убийство Кирова через Ленинградское управление НКВД, то лучшим способом скрыть все следы было бы поручить расследование его сотрудникам[857]. Но местные сотрудники НКВД не только были немедленно отстранены от дела, но и сами попали под подозрение в участии в убийстве. Как попытка скрыть их возможное участие в преступлении (и, следовательно, Сталина), тщательное расследование Ленинградского управления НКВД не имело никакого смысла[858].

Заключение

Обсуждение мотивов убийства Кирова Николаевым показало, что они по-прежнему остаются неясными. Если в этом деле и присутствовал политический мотив, то он явно не был главным. Несмотря на некоторые критические записи в дневнике, нет никаких оснований считать, что Николаев принадлежал или же испытывал какие-то симпатии к зиновьевской оппозиции. Кроме того мы видели, что Николаев сильно переживал увольнение из Института истории партии и исключение из партии в апреле 1934 г. Хотя его и восстановили в партии, но он считал полученный им строгий выговор очень несправедливым. Также тяжело он переживал, что не может устроиться на ту работу, которую считал для себя приемлемой. Николаев был неуживчивым, необщительным человеком, которого рано или поздно увольняли, потому что был не способен выполнять порученную ему работу. Из его дневника видно, что недовольство своим увольнением в апреле 1934 г. не было чем-то новым для него, а являлось скорее обострением устоявшегося чувства разочарования постоянно раздраженного человека.

Угнетенное состояние Николаева из-за потери работы и отсутствие внимания со стороны властей к его проблемам сами по себе могли привести такого человека к решению пойти на убийство Кирова. Существовал ли здесь также и мотив ревности, представляется в этом контексте менее существенным. Версия о ревности как мотиве этого преступления выглядит довольно слабой и неясной. Так или иначе, но у Николаева, наверное, были личные мотивы для убийства Кирова. Предположение, что он был завербован кем-то или его убедили (либо принудили) совершить убийство, является излишним, и нет никаких доказательств, которые бы могли подтвердить его. Версия, по которой убийство было организовано НКВД (а возможно, и Сталиным), основывается на том, что чекисты, зная о планах Николаева, помогли осуществить, или не препятствовали, или активно помогали ему в исполнении преступного замысла.

Самыми важными «косвенными доказательствами» (рассмотренными в этой главе) того, что за убийством Кирова стояли НКВД и Сталин, являются арест Николаева 15 октября 1934 г., «убийство» Борисова и относительно мягкие приговоры сотрудникам Ленинградского управления НКВД. Мы убедились, что для всех этих обстоятельств есть логичное объяснение, и предполагать заговор нет никакой необходимости. В обстоятельствах ареста Николаева 15 октября нет ничего подозрительного. Обстоятельства аварии, стоившей жизни Борисову спустя день после убийства, несколько раз рассматривались комиссиями медицинских и технических экспертов. Все они пришли к заключению, что смерть охранника Кирова наступила в результате несчастного случая. Медицинские эксперты, в частности, настаивали на том, что травмы головы Борисова не могли быть получены от удара такими предметами, как стальной лом, дубинка или булыжник. Относительно мягкие приговоры ленинградским чекистам совсем не обязательно рассматривать как «награду» за убийство Кирова. Напротив, если бы Сталин действительно являлся организатором убийства Кирова, для него естественнее было использовать судебный процесс как средство избавления от неудобных свидетелей, а не давать указания о смягчении наказания этим людям. Ленинградские чекисты были казнены только во время террора 1937-1938 гг. Для того времени в этом не было ничего необычного, и смертные приговоры, скорее всего, не имели никакого отношения к делу Кирова (их могли обвинить, например, в связях с Ягодой, предшественником Ежова на посту наркома НКВД). Трое из обвиненных ленинградских чекистов пережили террор, что тоже ослабляет версию об их участии в убийстве Кирова.

Глава 11. МИФЫ И ФАКТЫ