А. Проблемы, связанные с ролью национальных интересов

В традиционном политическом реализме национальные интересы играют важнейшую роль. В контексте дискуссий по проблемам внешней политики даже в эпоху распространения разнообразных международных институтов и режимов понятие «национальный интерес» по-прежнему, принимается в рас­чет и используется в публичных выступлениях многими руководителями го­сударств. То, что интересы продолжают оставаться в центре внимания, хотя при этом на них не ссылаются открыто, отметили Р. Аксельрод и Р. Кеохейн:

«Восприятия определяют интересы... [Чтобы] понять степень взаимности ин­тересов (или усилить ее), мы должны понять, каким образом воспринимают­ся интересы и чем детерминируются предпочтения». Далее они уточнили, как подходила к этой проблеме теория рационального выбора: «Один из путей понимания этого процесса — рассмотреть его как включающий изменения соотношений затрат и выгод, при этом «дилемма узника» становится более или менее противоречивой...» (Axelrod, Keohane, 1993, р.88).

Не будем обижаться на Аксельрода и Кеохейна за утверждение о том, что «надо понимать, каким образом воспринимаются интересы». По-моему, под­ход теории игр полагает, что «интересы» государства удовлетворяются макси­мально, если удается добиться максимальных выгод при определенных затра­тах (Axelrod, Keohane, 1993, р.88—91), тогда как сами выгоды могут рассматри­ваться как «наращивание потенциала» (Baldwin, 1993b,p. 16—17). В этом смыс­ле понимание того, «каким образом воспримаются интересы», по-видимому, состоит в демонстрации того, как возникает распределение различных пред­почтений и их соотношение с различными видами затрат и выгод: интересы актора рассматриваются в динамике в соответствии с типом игры, в которую он включен в каждый конкретный момент. К сожалению, это в большей степени определение интересов, сделанное в терминах «затрата—выгода», не­жели описание «процесса» осмысления и определения этих интересов.

Теория интересов, к построению которой, по сути дела, призывали Ак­сельрод и Кеохейн², не может основываться на убеждении, будто, стоит только понять принцип максимизации выгоды, сразу же станет ясно, каким образом национальные государства стремятся сначала точнее определить, а затем защищать и отстаивать свои интересы. Можно с умилением утверж­дать, что «в интересах государства» добиваться максимальных для себя вы­год. Но это отнюдь не тождественно утверждению о том, что принцип мак­симизации выгоды раскрывает все необходимое знание о защите и отстаива­нии интересов.

Интересы нужно рассматривать в историческом контексте. Прежде чем умоз­рительно рассуждать о формировании интересов или о последствиях конф­ликта, или ущемлении интересов государств, необходимо знать, как понима-

² Действительно, Кеохейн открыто заявлял, что «без теории интересов... теория между­народных отношений невозможна» (Keohane, 1993, р. 294).

ют интересы своих стран руководители государств. Добиться этого можно лишь в результате широкого, трудоемкого и сложного эмпирического исследования. Конечно, здесь может принести пользу определенная «типология интересов». Может быть, имеет смысл проводить различие, к примеру, между экономи­ко-экологическими интересами, которые могут состоять в максимизации эко­номического и экологического благополучия населения в долгосрочной перс­пективе, политическими интересами и интересами безопасности государства, которые могут состоять в максимизации способности страны дать быстрый и действенный ответ на любую внешнюю угрозу или потенциальные вызовы в будущем³. Конечно же, мы не собираемся предлагать здесь теорию нацио­нальных государственных, суб- или надгосударственных, интересов. Такая те­ория, тем не менее, выступает существенной предпосылкой убедительного объяснения поведения государств и результатов их взаимодействия. Похоже также, что хорошая теория национальных государственных интересов может быть построена, как это и было, «вверх ногами», на базе взвешенного анали­за большого числа все еще не собранных до конца эмпирических данных, относящихся к осознанию интересов политиками. Кто нужен теории между­народных отношений, так это новый К. Райт — человек, способный провести множество эмпирических исследований, обладающий даром теоретического озарения и ясного для понимания других, сжатого изложения сути всего изученного. Я, конечно же, не хочу выступать в пользу чисто индуктивного подхода к анализу международных отношений, что привело бы к бездумному эмпиризму. Как отмечал Н. Хансон, в систематическом исследовании в равной мере найдется место и индукции, и дедукции (Hanson, 1958). Для анализа национальных государственных интересов нужны, по крайней мере до поры до времени, несколько менее теоретическая дедукция и несколько более эм­пирическая индукция.

Б. Безрезультатное уточнение «структурных ограничений»

Как уже отмечалось, Уолте определял структуру как ряд ограничений, порождающих расхождение между намерением и результатом. В его понимании международная система имеет две главные характеристики — особое распре­деление ее потенциала, которое наглядно прослеживается в реальной жизни, и анархический принцип ее организации и отсутствие центральной власти⁴. Принимая такое определение, правомерно задаться вопросом: насколько ме­тоды теории игр способны охватить то, как структура международной систе­мы может влиять на результаты взаимодействия государств?

Эти методы позволили добиться многого в изучении проблем распределе­ния потенциала. Например, Д. Снайдол в своей недавней работе о значимости относительных выгод при изменении полярности системы, показавшей сни­жение влияния относительных выгод при возрастании числа акторов, продол-

³ Полагаю, что именно это имел в виду X. Моргентау, когда писал, что государствен­ные деятели «думают и действуют с позиций интересов, понимаемых как сила» (Morgenthau, 1967, р. 5-6).

⁴ Выделяемый Уолтсом третий компонент структуры применительно к внутриполити­ческому контексту — функциональная дифференциация политических единиц (Waltz, 1979, р. 93—97) — не имеет отношения к международной политической системе: национальные государства различаются по своим потенциальным возможностям, но не по функциям; они подобны целостным «единицам».

жил большой ряд исследований, в которых успешно анализировалась связь между полярностью, процессом обдумывания решений основными акторами и результатами взаимодействия в рамках системы (Snidal, 1993).

Однако его выводы оказались менее убедительным по сравнению с попыт­ками сторонников теории игр проанализировать структурные последствия анар­хичного характера международной системы. Главная трудность здесь состоит в следующем: достаточно ли варианты, определяемые даже при помощи много­факторной, поливариантной модели затрат и выгод, сопоставимы с «реаль­ными» вариантами выбора «реальных» политиков, чтобы структура такой мо­дели могла рассматриваться в качестве аналога анархичной структуры между­народной системы. Этот вопрос особенно труден в связи с проблемой неопре­деленности. Неопределенность — одно из ключевых свойств анархичной структуры, которую модель затрат и выгод пытается учесть. Суть проблемы в том, что модель «затраты—выгоды» совершенно недооценивает степень нео­пределенности, с которой на деле сталкиваются политики на международной арене. Модель kxk уточняет неопределенность в плане множества доступных оппоненту стратегий в количестве k⁵. Но даже при Факторной ситуации в «реальном мире» неопределенность значительно больше, нежели предполага­ется моделью с числом вариантов k. Выбирая из числа возможных вариантов, политики в «реальной» ситуации обычно сталкиваются со следующими воп­росами, на которые нет однозначных ответов.

• Какова будет реакция различных политических сил (слоев) в стране противника?

• Укрепят ли подобные действия положение более или менее дружествен­ных слоев в стране противника?

• Будет ли подобная политика рассматриваться впоследствии как преце­дент или же как нечто уникальное, единственное в своем роде?

• Как отреагирует общественное мнение противостоящей стороны?

• Усилит ли подобная политика непримиримость политиков противопо­ложной стороны или же сделает их более сговорчивыми и готовыми пойти на компромисс?

• Как отреагирует общественное мнение собственной страны?

• Какова будет реакция политических партий и групп собственной страны?

• Как отреагирует собственная партия? Чьи позиции при этом усилятся — руководства партии или внутрипартийной оппозиции?

• Будет ли подобная политика иметь косвенные последствия для третьих стран?

• Как последствия, если таковые будут, отразятся на отношениях с треть­ими странами в будущем?

• Насколько вероятно (и это самое главное), что подобная политика дей­ствительно приведет к желаемым результатам?

Ответы на эти вопросы очень редко бывают известны в «реальном мире» международной политики. Упомянутые неопределенности все еще составляют решающий компонент процесса выработки внешнеполитических решений. Это необходимо иметь в виду, если требуется объяснить «реальный» выбор и, сле­довательно, «реальные» результаты. Ни модель «затраты—выгоды», ни модели

⁵ Большая степень неопределенности наступает, конечно, когда актор не знает, что принесут ему собственные действия и/или действия его оппонентов. Такого рода ситуация подробно разбирается в теории игр (Rasmussen, 1989).

двухуровневой теории игр Р. Патнэма, основанные на принципе «победитель устанавливает порядок», не ухватывают сути «реальных» неопределенностей, стоящих перед «реальным» политиком (Putnam, 1988). Именно эти «реальные» неопределенности все еще структурируют, т.е. выступают в качестве структур­ных направляющих, как варианты выбора, так и результаты, получаемые в «действительности». Поэтому остается открытым вопрос: адекватно ли подхо­ды теории игр отражают главное свойство анархичной структуры междуна­родной системы, которое они стремятся охватить?