Главное политическое отклонение России.
Россия не унаследовала ни западную модель развития, ни восточную. Для средневекового Запада, его модели абсолютной монархии, были характерны латентные, не декларированные законами ограничения верховной власти, ограничения в том числе и экономические. Абсолютизм допускал существование независимой, наследственной аристократии с её гарантированными правами и привилегиями. Это и ограничивало власть де-факто, которая становилась неограниченной лишь на словах.
Для традиционного Востока, его модели восточной монархии, были характерны существовавшие на практике элементы абсолютно никем и ничем не ограниченной верховной власти. Такая форма власти была постоянной (перманентная тирания), и она препятствовала возникновению независимой аристократии и политической оппозиции. То, что для Европы было варварством и пережитками глубокой Древности, для Востока было нормой. Европа сумела создать и поставить на пути превращения монархии в тиранию, или же абсолютизма - в деспотизм, эффективные либерально-демократические заслоны. На Востоке защитные механизмы такого рода отсутствуют, там всё подчинено целям монарха и государства, на местах господствует всецело зависимая от верховной власти бюрократия. Никакой самостоятельности, никаких стимулов, никаких нововведений, никаких альтернатив. Вектор политического развития - нулевой. Политический тупик, ведущий в никуда.
Абсолютизм же, наоборот, даёт возможность обществу и государству развиваться: аристократия не позволяет развиваться тиранической тенденции (во всякой монархи заложены, исходя из природы человека, тенденции эволюции в сторону тирании), оппозиция, которой позволено было возникнуть, заботится о том, чтобы не было застоя в развитии, начинается обсуждение и реализация альтернатив. Экономическая свобода постепенно создаёт средний класс, который в свою очередь начинает усиливать демократические тенденции в обществе. Тем самым абсолютизм, быть может, сам того не желая, исполняет свою историческую миссию: он шаг за шагом генерирует будущее индустриальное правовое общество.
Там, где Восток строго чтит традиции и остаётся самим собой, т. е. истинным Востоком, изменений такого рода не происходит. Так начинается процесс политического и социально-экономического отставания от инновационного Запада даже тех восточных стран, которые прежде были значительно более развитыми, чем государства Европы. Характерно, что те страны Востока, что взяли на вооружение западную модель развития, добились значительного успеха в сравнении не только со своими восточными соседями, но даже с рядом европейских стран. Вероятно, многое здесь, если не всё, зависит от избранной модели политического и экономического развития. И если это модель западная, смысл которой можно уместить в двух словах: демократия (политика) и капитализм (экономика), её реализация может принести успех практически любой стране. ХХ век продемонстрировал это наглядно.
Где всё это время находилась и находится Россия? На Западе или на Востоке? Если брать истоки, то можно увидеть, что там нашлось место и североевропейской династии, и городским вече, и республиканской власти на Севере страны, позже - аристократической Боярской думе и представительным Земским Соборам. Всё это говорит о том, что европейская, абсолютистская тенденция на Руси и в России имела место. Проблема состояла в ином: эта тенденция не становилась преобладающей и необратимой. Значительный удар по европейской тенденции развития Русской государственности нанесли, вероятно, те известные события, которые произошли в середине XIII века и впоследствии привели к радикальному изменению вектора русской истории. Можно говорить и о Москве, как силе, сломавшей прежнюю тенденцию развития, реализовавшей тенденцию новую: уже не восточнославянскую и не европейскую. Старая идея жила долго, и только опричнина Ивана Грозного смогла похоронить её.
В ответ на то, что было, на то, что есть на Востоке и то, что формируется на Западе, Россия создаёт автократическую модель развития. Тем самым мы выигрываем у Востока в том, что наша автократия лишь временами превращается в тиранию, не становясь перманентной, т. е. классическим деспотизмом. Мы выигрываем у Востока в том, что у нас происходил процесс аристократизации русской элиты (пусть временами насильственно прерывавшийся); периодически уничтожалась, но снова возрождалась оппозиция режиму. И мы выигрываем также в том, что русский террор никогда не был постоянным и использовался как метод управления только в эпохи великих контрреформ в качестве самозащиты режима.
В экономическом плане мы выигрываем у Востока в том, что наша модель экономического развития: от коротких фаз модернизации, сменяющихся длительными периодами застоя, от тотального вмешательства в экономику - к некоторой либерализации и ослаблению контроля, в значительной мере исключала перманентную стагнацию и отсутствие саморазвития, что была характерно для экономических систем Востока.
Однако мы проигрывали и проигрываем Западу в том, что мы никак не могли и не можем понять, что главное для нас: ограничить власть, что главное - не столько породить процесс реформ, сколько его закрепить, сделать необратимым. Нам не удаётся создать ни аристократию, ни оппозицию, ни гражданское общество, ни средний класс. Либо существуют непреодолимые многовековые препятствия для создания подобных структур, либо, если где-то и в чём-то произошёл неожиданный для консервативной системы «прорыв в будущее», то в результате очередной политической «чистки» этот прорыв будет блокирован, а оппозиция, аристократия или средний класс - ликвидированы.
России понадобились столетия, чтобы осознать, что человеку следует дать свободу. Её, наконец, предоставили: от частного крепостного рабства - в 1861 г., от коллективного общинного - в 1906 г. Интересен итог, итог данного «процесса по-русски». Неужели свобода станет долговременной и постоянной, а все те, кто даровал народу свободу - Александр II, Николай II, П. Столыпин - будут возвеличены и обожествлены? Нет, с точностью до наоборот. Это Россия. И в России все они будут убиты, казнены «революционными представителями народа». Придя к власти, эти «народные представители» восстановили русский вариант рабства в полном объёме. Очевидно, что и сегодня, после нового русского освобождения рубежа 1980 – 1990 гг., в России сохраняется запас консервативных внутренних тенденций, готовых вернуть ситуацию в традиционное и естественное для неё русло: либо в 1850, либо в 1930 гг.
Россия архаичная, общинная, крепостная, без развитого института частной собственности, гарантированных прав и свобод, по сути, с рабовладельческой элитой во главе, «властью тьмы внизу» и «тьмой власти вверху» будет не в состоянии выдержать соперничество, конкуренцию с политико-экономической системой Запада, в которой в условиях формирующейся либеральной демократии торжествует свободная конкуренция свободных товаропроизводителей-собственников. Это первично, всё остальное в объяснениях - вторично. Чтобы догнать, понадобятся «рывки», «скачки», «мобилизации», реформы и контрреформы. Но ничего принципиально не изменится: и отставание будет сохраняться, и политико-экономическая система будет оставаться незыблемой. Таков Восток. Такова сила русского христианизированного Востока. Она невероятна устойчива. Устойчива настолько, что изменить её никому не было дано.
Судите сами. Одним, в частности «великому трио» - Ивану Грозному, Петру Великому и Иосифу Сталину - почти удалось создать чисто восточный деспотический режим, однако затем, в эпохи политической «релаксации», всё возвращалось к «исконно русскому»: восстанавливалась умеренная российская автократия. Другим, в частности Ивану Великому, Алексею Адашеву, Александру II и Николаю II, удавалось создать модель, близкую к европейской, абсолютистской. Однако затем, в эпохи «ужесточения», снова восстанавливалось русское статус-кво, и Россия возвращалась от первоэлементов демократизма к традиционной автократии.
Таким образом, за все столетия российской автократии не довелось стать ни классическим абсолютизмом, ни классическим деспотизмом. Отклонившись от европейской модели политического развития, но не скатившись к азиатской, Россия породила тем самым ещё одно своеобразие: особый путь политического и экономического развития. Путь, бросивший её в пропасть безнадёжной технико-экономической отсталости от цивилизации Запада. И утешающий нас тем, что мы всегда опережали народы, находящиеся на стадии дикости и варварства. Утешение весьма слабое.
В своё время России не довелось пройти школу европейского абсолютизма - культурную школу человечества. По этой причине в России не удалось сформировать то, что можно назвать политической культурой. Политическая культура, как сумма ограничений власти, унаследованных в качестве традиций от предшествующих поколений и отражённых в автоматизме повседневного поведения. В результате чего в России не только дом не стал «крепостью», но даже «борода» и прочие, казалось бы, «личные принадлежности» человека так и остались в собственности ничем и никем не ограниченной власти. Отсутствие преемственности в развитии Руси не могло не породить заимствование. Однако Русь стала подражать не далёким от неё образцам европейского абсолютизма, но находившимся рядом, и даже внутри неё, восточным образцам власти.
Сломает ли сложившуюся систему, многовековую тенденцию, сущность русской авторитарной власти нынешнее время: эпоха «великих перемен» 1990 гг. и эпоха «великих сомнений» начала XXI века? И что последует за всем этим? История показывает, что чем глубже была предшествующая, естественно, неудавшаяся реформа, тем более жёстким будет режим последующей контрреформы.
По законам цикличности, которым неизменно подвержена Россия, её макросистема должна выдержать чудовищный надлом 1990 гг., некоторое время покачаться, постепенно стабилизироваться, остановиться и вернуться в своё прежнее, естественное для неё состояние: умеренно средневековое и умеренно авторитарное. В такие эпохальные периоды своей жизни она всегда внешне изменялась до неузнаваемости. Но внутренне она никогда не изменяла себе и всегда оставалась той же - «родной и близкой» для нас. И сегодня она до неузнаваемости «осовременилась» - под XXI век, но остаётся прежней.