Яхта в лагуне (Продолжение) 2 страница
Эндрью Шейхцер
Как-то раз в четверг, когда лондонский зоологический сад был закрыт для публики, мистер Томас Греггс, сторож в павильоне земноводных, чистил бассейн и террарии своих питомцев. Он находился в полном одиночестве в отделении саламандр, где были выставлены американский скрытожаберник, японская исполинская саламандра, Andrias Scheuchzeri и множество мелких тритонов, саламандрид, аксолотлей, угрей, сирен, протеев и т. д. Мистер Греггс орудовал тряпкой и шваброй, насвистывая песенку об Энни-Лори[67], как вдруг кто-то сзади произнес скрипучим голосом:
— Смотри, мама!
Мистер Томас Греггс оглянулся, но там никого не было; только скрытожаберник пощелкивал языком, сидя в своей тине, да большая черная саламандра, этот Андреас, опиралась передними лапками о край бассейна и вертела туловищем. «Это мне показалось», — подумал мистер Греггс и продолжал мести пол с таким усердием, что пыль столбом стояла.
— Смотри: саламандра! — раздалось сзади.
Мистер Греггс быстро обернулся; черная саламандра, этот Андриас, смотрел на него, мигая нижними веками.
— Бррр! Ну, и противный же!.. — сказала вдруг саламандра. — Пойдем отсюда, дружок!
Мистер Греггс раскрыл рот от изумления.
— Что?
— Он не кусается? — проскрипела саламандра.
— Ты… ты умеешь говорить? — запинаясь, пробормотал мистер Греггс, не веря своим ушам.
— Я боюсь его, — заявила саламандра. — Мама, что он ест?
— Скажи «здравствуйте», — произнес ошеломленный мистер Греггс.
Саламандра завертела всем туловищем.
— Здравствуйте!.. — заскрипела она. — Здравствуйте! Здравствуйте! Можно дать ему булочку?
Мистер Греггс в смятении полез в карман и вытащил оттуда кусок булки.
— На вот тебе…
Саламандра взяла булку в лапку и начала ее грызть.
— Смотри: саламандра!.. — удовлетворенно похрюкивала она. — Папа, почему она такая черная?
Вдруг она нырнула в воду, выставив одну голову.
— Почему она в воде? Почему? У-у, какая противная.
Мистер Томас Греггс удивленно почесал затылок. Ага, она повторяет то, что слышала от людей.
— Скажи «Греггс», — попробовал он.
— Скажи Греггс, — повторила саламандра.
— Мистер Томас Греггс.
— Мистер Томас Греггс.
— Здравствуйте, сэр!
— Здравствуйте, сэр. Здравствуйте. Здравствуйте.
Казалось, саламандра не может наговориться вдоволь; но Греггс уже не знал, что бы сказать ей еще; мистер Томас Греггс был человеком не слишком красноречивым.
— Помолчи пока, — сказал он, — вот справлюсь с работой, поучу тебя говорить.
— Помолчи пока, — проворчала саламандра. — Здравствуйте, сэр. Смотри: саламандра. Поучу тебя говорить…
Иозеф Чапек. Цветочница. Масло. 1936.
Дирекция зоологического сада бывала недовольна, когда сторожа учили своих животных каким-нибудь штукам; ну, слон — куда ни шло, но остальные животные находятся здесь для образовательных целей, а не для того, чтобы давать представления, как в цирке. Вот почему мистер Греггс облекал свои визиты в отделение саламандр покровом тайны, выбирая часы, когда там уже никого не оставалось. А так как он был вдов, то никто не удивлялся его затворничеству в павильоне земноводных. У каждого человека свои причуды. К тому же отделение саламандр мало посещалось публикой. Крокодил еще пользовался широкой популярностью, но Andrias Scheuchzeri проводил дни в относительном одиночестве.
Однажды, когда уже наступили сумерки и павильоны закрывались, директор зоологического сада, сэр Чарли Витгэм, обходил некоторые отделения, чтобы проверить, все ли в порядке. Когда он проходил по отделению саламандр, в одном из бассейнов послышался плеск воды и кто-то скрипучим голосом произнес:
— Добрый вечер, сэр!
— Добрый вечер, — удивленно ответил директор. — Кто там?
— Извините, сэр, — сказал скрипучий голос. — Вы не мистер Греггс.
— Кто там? — повторял директор.
— Энди. Эндрью Шейхцер…
Сэр Чарльз подошел поближе к бассейну. Там была только саламандра, неподвижно стоявшая на задних лапах.
— Кто здесь разговаривал?
— Энди, сэр, — сказала саламандра. — А вы кто?
— Виггэм, — произнес сэр Чарльз, — вне себя от изумления.
— Очень приятно, — учтиво молвил Энди. — Как поживаете?
— Что за черт! — взревел сэр Чарльз. — Греггс! Э-эй, Греггс!
Саламандра вздрогнула и молниеносно скрылась под водой. В дверях появился запыхавшийся и взволнованный мистер Греггс.
— Да, сэр?
— Что это значит, Греггс? — крикнул сэр Чарльз.
— Что-нибудь случилось, сэр? — беспокойно пробормотал мистер Греггс.
— Это животное разговаривает!
— Извините, сэр, — удрученно ответил мистер Греггс. — Нельзя этого делать, Энди. Я вам тысячу раз говорил, что вы не должны надоедать людям своими разговорами. Прошу прощения, сэр, больше это не повторится.
— Это вы научили саламандру говорить?
— Но… она начала первая, сэр, — оправдывался Греггс.
— Надеюсь, что больше этого не будет, Греггс, — строго сказал сэр Чарльз. — Я прослежу за вами.
Спустя некоторое время сэр Чарльз сидел с профессором Петровым, беседуя о так называемом интеллекте животных, об условных рефлексах и о том, как широкая публика переоценивает умственные способности животных. Профессор Петров высказал свои сомнения насчет эльберфельдских лошадей, которые якобы умели не только считать, но даже возводить в степень и извлекать корни; ведь даже средний образованный человек не умеет извлекать корни, заметил ученый. Сэр Чарльз вспомнил о говорящей саламандре Греггса…
— У меня здесь есть саламандра… — нерешительно начал он. — Это знаменитый Andrias Scheuchzeri… ну, и она… научилась говорить, как попугай.
— Исключено, — возразил ученый. — У саламандр неподвижно приросший язык.
— Пойдемте посмотрим, — возразил сэр Чарльз. — Сегодня день чистки, так что там будет мало народу.
И они пошли. У входа к саламандрам сэр Чарльз остановился. Изнутри доносился скрип швабры и монотонный голос, читающий по слогам.
— Подождите, — прошептал сэр Чарльз Виггэм.
— «Есть ли на Марсе люди?» — тянул по слогам монотонный голос. — Читать это?
— Что-нибудь другое, Энди, — ответил другой голос.
— «Кто возьмет дерби в нынешнем году — Пелгэм-Бьюти или Гобериадор?»
— Пелгэм-Бьюти, — сказал второй голос, — но все-таки прочтите это.
Сэр Чарльз потихоньку открыл дверь. Мистер Томас Греггс тер пол шваброй, а в аквариуме с морской водой сидел Andrias— Scheuchzeri и медленно, скрипучим голосом читал по
слогам вечернюю газету, держа ее в передних лапах.
— Греггс! — позвал сэр Чарльз.
Саламандра метнулась и исчезла под водой. Мистер Греггс от испуга выронил швабру.
— Да, сэр?
— Что это значит?
— Прошу прощения, сэр, — пробормотал, запинаясь, несчастный Греггс. — Энди читает мне, пока я подметаю. А когда он подметает, я читаю ему…
— Кто его научил?
— Это он сам подглядел, сэр… я… я даю ему свои газеты, чтобы он не болтал столько. Он все время хочет говорить, сэр. И я подумал, — сэр, пусть он по крайней мере научится говорить, как образованные люди.
— Энди! — позвал сэр Чарльз.
Из воды вынырнула черная голова.
— Да, сэр? — проскрипела она.
— На тебя пришел посмотреть профессор Петров.
— Очень приятно, сэр. Я — Энди Шейхцер.
— Откуда ты знаешь, что тебя зовут Andrias Scheuchzeri?
— Здесь написано, сэр. Андреас Шейхцер. Острова Джильберта.
— И часто ты читаешь газеты?
— Да, сэр. Каждый день, сэр.
— А что тебя больше всего интересует?
— Судебная хроника, бега и скачки, футбол…
— Ты когда-нибудь видал футбол?
— Нет, сэр.
— А лошадей?
— Не видал, сэр.
— Почему же ты читаешь это?
— Потому, что это есть в газетах, сэр.
— Политика тебя не интересует?
— Нет, сэр. «Будет ли война?»
— Этого никто не знает, Энди.
— «Германия готовит новый тип подводных лодок, — озабоченно выговорил Энди. — Лучи смерти могут превратить в пустыню целые континенты»…
— Это ты тоже прочел в газетах, а? — спросил сэр Чарльз.
— Да, сэр. «Кто возьмет дерби в нынешнем году — Пелгэм-Бьюти или Гобернадор?»
— А ты как думаешь, Энди?
— Гобернадор, сэр; но мистер Греггс считает, что Пелгэм-Бьюти. — Энди покачал головой. — «Покупайте английские товары», сэр. «Подтяжки Снайдера — самые лучшие. Приобрели ли вы уже новый шестицилиндровый танкред-юниор? Быстроходный, дешевый, элегантный».
— Спасибо, Энди, хватит.
— «Какая киноартистка нравится вам больше всех?»
Профессор Петров взъерошил волосы и ощетинил усы.
— Простите, сэр Чарльз, — проворчал он, — но мне пора идти.
— Хорошо, идемте. Энди, ты не будешь возражать, если я направлю к тебе нескольких ученых джентльменов? Я думаю, они охотно поговорят с тобой.
— Буду очень рад, сэр, — проскрипела саламандра. — До свидания, сэр Чарльз! До свидания, профессор!
Профессор Петров торопливо шел, раздраженно фыркая и что-то ворча себе под нос.
— Простите, сэр Чарльз, — сказал он наконец, — но не можете ли вы показать мне какое-нибудь животное, которое не читает газет?…
Ученые джентльмены — это были доктор медицины сэр Бертрэм Д. М., профессор Эбиггэм, сэр Оливер Додж, Джолиан Фоксли и другие. Приводим выдержку из стенограммы их беседы с Andrias'ом Scheuchzeri.
— «Как вас зовут?
— Эндрью Шейхцер.
— Сколько вам лет?
— Не знаю. Хотите иметь моложавый вид? Носите корсет Либелла.
— Какой сегодня день?
— Понедельник. Отличная погода, сэр. В эту субботу на скачках в Ипсоме побежит Гибралтар.
— Сколько будет трижды пять?
— Для чего это?
— Считать умеете?
— Да, сэр. Сколько будет двадцать девять на семнадцать?
— Предоставьте спрашивать нам, Эндрью. Назовите английские реки.
— Темза.
— А еще?
— Темза.
— Других не знаете? Кто царствует в Англии?
— Король Георг. Да хранит его бог!
— Хорошо, Энди! Кто величайший английский писатель?
— Киплинг.
— Очень хорошо. Вы читали что-нибудь из его произведений?
— Нет. Как вам нравится Мэй Уэст[68]?
— Лучше мы будем спрашивать вас, Энди. Что вы знаете из английской истории?
— «Генриха Восьмого»[69]
— Что вы о нем знаете?
— Наилучший фильм последних лет. Феерическая постановка. Изумительное зрелище.
— Вы видели этот фильм?
— Не видел. Хотите узнать Англию? Купите форд-малютку.
— Что вы больше всего хотели бы видеть, Энди?
— Гребные гонки Кэмбридж-Оксфорд, сэр.
— Сколько есть частей света?
— Пять.
— Очень хорошо. Назовите их.
— Англия и остальные.
— Назовите остальные.
— Это большевики и немцы. И Италия.
— Где находятся острова Джильберта?
— В Англии. Англия не станет связывать себе руки на континенте. Англии необходимы десять тысяч самолетов. Посетите южный берег Англии.
— Разрешите осмотреть ваш язык, Энди?
— Да, сэр. Чистите зубы пастой «Флит». Самая экономная. Наилучшая из всех. Английская продукция. Хотите, чтобы у вас хорошо пахло изо рта? Пользуйтесь пастой «Флит».
— Спасибо. Хватит. А теперь скажите нам, Энди…»
И так далее. Стенограмма беседы с Andrias'ом Scheuchzeri занимала шестнадцать полных страниц и была опубликована «Нэчурэл Сайнс».
В конце стенограммы комиссия экспертов следующим образом формулировала результаты произведенного ею освидетельствования:
«1. Andrias Scheuchzen, саламандра, содержащаяся в лондонском зоологическом саду, умеет говорить, хотя и несколько скрипучим голосом; располагает приблизительно четырьмястами слов; говорит только то, что слышала или читала. Само собой разумеется, что о самостоятельном мышлении у нее не может быть и речи. Язык у нее достаточно подвижный; голосовые связки мы при данных обстоятельствах не могли исследовать более подробно.
2. Названная саламандра умеет читать, но только вечерние газеты. Интересуется теми же вопросами, что и средний англичанин, и реагирует на них подобным же образом, то есть в соответствии с общепринятыми, традиционными взглядами. Ее духовная жизнь — поскольку можно говорить о таковой — ограничивается мнениями и представлениями, распространенными в настоящий момент среди широкой публики.
3. «Ни в коем случае не следует переоценивать ее интеллект, так как он ни в чем не превосходит интеллекта среднего человека наших дней».
Несмотря на этот трезвый вывод экспертов, Говорящая Саламандра сделалась сенсацией лондонского зоологического сада. «Душку Энди» осаждали толпы людей, жаждущих побеседовать с ним на всевозможнейшие темы, начиная от погоды и кончая экономическим кризисом и политической ситуацией. При этом Энди получал от своих посетителей столько конфет и шоколада, что заболел тяжелой формой желудочного и кишечного катара. В конце концов пришлось закрыть доступ в отделение саламандр, но было уже поздно. Andrias Scheuchzeri, известный под именем Энди, пал жертвой своей популярности. Как видно, слава деморализует даже саламандр.
Праздник в Новом Страшеце
Пан Повондра, швейцар в доме Бонди, на сей раз проводил отпуск в своем родном городе. Завтра должен был быть храмовой праздник, и когда пан Повондра вышел из дому, держа за руку своего восьмилетнего Франтика, то по всему Новому Страшецу пахло свежевыпеченными сдобными пирогами, а на улицах мелькали женщины и девушки, спешившие отнести к пекарю приготовленное тесто. На площади уже поставили свои ларьки два кондитера, торговец стеклянными и фарфоровыми изделиями и голосистая дама, продававшая всевозможные галантерейные товары. Был там еще балаган, закрытый со всех сторон брезентовыми полотнищами. Маленький человечек, стоя на лесенке, как раз прикреплял вывеску.
Пан Повондра остановился, желая посмотреть, что это будет.
Тощий человечек слез с лесенки и удовлетворенно взглянул на прибитую вывеску. И пан Повондра с изумлением прочитал:
Пан Повондра вспомнил большого толстого человека в капитанской фуражке, которого он когда-то впустил к пану Бонди. «До чего докатился бедняга, — участливо подумал пан Повондра, — капитан, и вот разъезжает по свету с таким дрянным цирком. А ведь был крепкий, здоровый человек! Надо бы повидаться с ним», — расчувствовался пан Повондра.
Тем временем маленький человечек повесил у входа в балаган другую вывеску:
Пан Повондра заколебался. Две кроны да еще крону за мальчугана — это, конечно, дороговато, но Франтик хорошо учится, а знакомство с животным миром далеких стран полезно для образования Пан Повондра готов был на некоторые жертвы ради образования и потому подошел к маленькому тощему человечку.
— Вот что, приятель, — сказал он, — я хотел бы поговорить с капитаном Вантохом.
Человечек выпятил грудь, обтянутую полосатым трико.
— Это я, сударь.
— Вы капитан Вантох? — удивился пан Повондра.
— Да, — сказал человечек и показал якорь, вытатуированный на его запястье.
Пан Повондра растерянно моргал глазами. Чтобы капитан так ссохся? Нет, это невозможно…
— Дело в том, что я лично знаком с капитаном, — пояснил он. — Моя фамилия Повондра.
— Ну, тогда другое дело, — ответил человечек. — Но эти саламандры в самом деле от капитана ван Тоха. Гарантированные, настоящие австралийские ящеры, сударь. Будьте любезны, заходите внутрь. Сейчас как раз начнется большое представление, — кудахтал он, приподнимая полотнище у входа.
— Пойдем, Франтик, — сказал Повондра-отец и вошел внутрь.
Необычайно высокая и толстая дама поспешно уселась за маленький столик «Странная парочка!» — удивленно подумал пан Повондра, выкладывая свои три кроны. Внутри балагана не было ничего, кроме довольно неприятного запаха и железного бака.
— Где же ваши саламандры? — спросил пан Повондра.
— В той ванне, — равнодушным голосом ответила гигантская дама.
— Не бойся, Франтик, — сказал Повондра-отец и подошел к баку.
Что— то черное, напоминающее по величине старого сома, безжизненно лежало в воде, только кожа на затылке немного подымалась и снова опадала.
— Вот это и есть та допотопная саламандра, о которой столько писали газеты!.. — назидательно произнес Повондра-отец, ничем не выдавая своего разочарования. (Опять дал себя надуть, — подумал он, — но мальчику незачем об этом знать Эх, жалко трех крон!)
— Папа, почему она в воде? — спросил Франтик.
— Потому что саламандры живут в воде, понимаешь?
— Папа, а что она ест?
— Рыбу и тому подобное, — сказал Повондра-отец. (Должно же оно чем-нибудь питаться!)
— А почему она такая уродливая? — приставал Франтик.
Пан Повондра не знал, что отвечать, но в это время в балаган вошел маленький человечек.
— Итак, прошу вас, дамы и господа, — начал он осипшим голосом.
— У вас только одна саламандра? — укоризненным тоном осведомился пан Повондра. (Были бы хоть две, — мелькнула у него мысль, — а то на одну такие деньги ухлопал!)
— Вторая издохла, — ответил человечек. — Итак, дамы и господа, перед вами знаменитый Андриаш, редкий и ядовитый ящер с австралийских островов. У себя на родине он достигает человеческого роста и ходит на двух ногах. Ну-ка! — сказал он ткнул в то черное и безжизненное, что неподвижно лежало в воде.
Черное зашевелилось и с трудом поднялось Франтик подался назад, но пан Повондра крепко сжал его руку: не бойся, мол, я здесь, с тобой.
Теперь оно стояло на задних ногах, опираясь передними о кран бака. На затылке судорожно трепетали жабры, раскрытая черная пасть ловила воздух. Обвисшая кожа была ободрана до крови и усеяна бородавками; круглые лягушечьи глаза временами как-то болезненно закрывались, исчезая под пленкой нижних век.
— Как видите, дамы и господа, — продолжал человечек хриплым голосом, — это животное обитает в воде; поэтому оно снабжено жабрами и легкими, чтобы могло дышать, когда выходит на берег. На задних ногах у него по пяти пальцев, а на передних по четыре, и оно умеет брать ими разные предметы. На!
Животное зажало в пальцах прут и держало его перед собой, словно шутовской скипетр.
— Умеет также завязывать веревку узлом, — объявил человечек, взял у животного прут и дал ему грязную бечевку.
Животное с минуту подержало ее в пальцах и в самом деле завязало узелок.
— Умеет также бить в барабан и танцевать, — прокудахтал человечек и дал животному детский барабанчик и палочку.
Животное несколько раз ударило в барабан и повертело верхней половиной чудовища; при этом оно уронило палочку в воду.
— Я т-тебя, гадина!.. — выругался человечек и выловил палочку из воды. — Это животное, — продолжал он затем, торжественно повышая голос, — обладает таким умом и способностями, что умеет говорить, как человек.
И он хлопнул в ладоши.
— Guten Moigen! — проскрипело животное, болезненно подергивая нижними веками — Добрый день!..
Пан Повондра был почти испуган, но на Франтика это не произвело особенного впечатления.
— Что надо сказать почтенным господам? — строго спросил человечек.
— Добро пожаловать, — поклонилась саламандра; края ее жаберных щелей судорожно сжимались. — Willkommen. Ben venuti[70].
— Считать умеешь?
— Умею.
— Сколько будет шестью семь?
— Сорок два, — с усилием проквакала саламандра.
— Видишь, Франтик, — наставительно заметил Повондра-отец, — как она хорошо считает.
— Дамы и господа, — кукарекал человечек, — вы можете сами задавать вопросы.
— Ну, спроси ее о чем-нибудь, Франтик, — предложил пан Повондра.
Франтик сконфуженно замялся.
— Сколько будет восемью девять? — выдавил он наконец; по его мнению, видимо, это был самый трудный из всех возможных вопросов.
Саламандра медленно закрыла и вновь открыла глаза.
— Семьдесят два.
— Какой сегодня день? — спросил пан Повондра.
— Суббота
Пан Повондра изумленно покачал головой
— И вправду, как человек? Как называется этот город?
Саламандра открыла пасть и закрыла глаза.
— Она уже устала, — поспешно объявил человек. — Что надо сказать господам?
Саламандра поклонилась.
— Мое почтение. Покорнейше благодарю. Всего хорошего. До свидания.
— Это. Это особенное животное!.. — удивлялся пан Повондра; но так как три кроны все таки большие деньги, то он добавил. — А больше у вас ничего нет такого, что можно было бы показать ребенку?
Человечек в раздумье пощипывал подбородок.
— Это все, — сказал он — Раньше я держал обезьянок, но с ними получилась такая история… — пояснил он. — Разве показать вам жену? Она была прежде самой толстой женщиной в мире Марушка, иди сюда!..
Марушка с трудом поднялась с места.
— В чем дело?
— Покажись господам, Марушка!
Самая толстая женщина в мире кокетливо склонила голову набок, выставила одну ногу вперед и подняла юбку выше колена. Под юбкой оказался красный шерстяной чулок, облекавший нечто разбухшее, массивное, как окорок.
— Объем ноги вверху — восемьдесят четыре сантиметра, — объяснил тощий человечек — но при теперешней конкуренции Марушка уже не самая толстая женщина в мире.
Пан Повондра потянул потрясенного Франтика из балагана.
— Покорный слуга, — заскрипело из бака, — заходите опять Auf Wiedersehen[71].
— Ну как, Франтик, — спросил пан Повондра. Когда они вышли. — Понял все?
— Понял, — сказал Франтик. — Папа, а почему у этой тети красные чулки?
О человекоящерах
Было бы явной натяжкой утверждать, что в ту пору ни о чем другом не говорили и не писали, кроме как о говорящих саламандрах Говорили и писали также о будущей войне, об экономическом кризисе, о футбольных матчах, о витаминах и о новых модах. И все-таки о говорящих саламандрах писали очень много и главное — очень ненаучно. Именно поэтому один из выдающихся ученых, профессор др Владимир Угер (из университета в Брно), написал для газеты «Лидове новины»[72]статью, в которой отметил, что мнимая способность Andnas'a Scheuchzen к членораздельной речи, то есть строго говоря, способность повторять, как попугай произнесенные другими слова, с научной точки зрения далеко не так интересна, как некоторые другие вопросы, касающиеся этого своеобразного земноводного. Hayчная загадка, представляемая Andnas'ом Scheuchzen, заключается совсем в другом, как, например откуда он взялся, где его первоначальная родина, в пределах которой он пережил целые геологические периоды, почему он так долго оставался неизвестным, тогда как теперь выясняется, что он чрезвычайно распространен почти во всей экваториальной области Тихого океана? По видимому, в последнее время он размножается необычайно быстро, откуда же взялась эта изумительная жизненная сила у первобытного существа третичного периода, если до недавнего времени его существование носило совершенно скрытый, то есть, по видимому, крайне спорадический характер, причем, вероятнее всего, в топографически изолированных местах? Изменились ли в благоприятную сторону жизненные условия этой доисторической саламандры, вследствие чего для редкостного пережитка миоценовой эпохи настал новый период необычайно высокого развития? В таком случае не исключено, что Andrias будет не только количественно размножаться, но и эволюционировать в своем качественном развитии и что нашей науке представится единственная в своем роде возможность наблюдать мощный мутационный процесс хотя бы одного из животных видов. То что Andrias может проскрипеть несколько десятков слов и научиться нескольким штукам, в чем профаны видят проявление какого то интеллекта, — это с научной точки зрения вовсе не чудо, действительным чудом является тот могучий жизненный порыв, который столь внезапно и полно возродил застывшее на низком уровне развития и почти совершенно вымершее семейство земноводных Здесь есть некоторые особенные обстоятельства Andrias Scheuchzen — единственная саламандра, живущая в море, и (что еще более очевидно) единственная саламандра, которая водится в эфиопско-австралийской области, в мифической Лемурии[73]. Разве не хочется сказать, что природа как бы стремится поспешно наверстать одну из упущенных жизненных возможностей и осуществить завершение развития одной из форм, которую она в этом районе оставила в забвении или не могла прокормить? И далее, было бы странно, если бы во всей океанской области, отделяющей японских исполинских саламандр от аллеганских, не оказалось ни одного связующего звена между ними Если бы Andrias'a не было, то мы должны были бы предположить его существование как раз в тех местах, где он действительно обнаружен, можно сказать, что он просто-напросто заполнил теперь то свободное пространство, в котором он, в силу географических и эволюционных взаимозависимостей, должен был водиться издавна. Но как бы то ни было, — писал в заключение ученый профессор, — на примере этого эволюционного воскрешения миоценовой саламандры мы с благоговейным изумлением убеждаемся, что Гений Развития на нашей планете еще далеко не завершил своей созидательной работы.
Эта статья появилась, несмотря на молчаливое, но твердое убеждение редакции, что такие ученые рассуждения не годятся, в сущности, для газеты. Вскоре после этого профессор Угер получил следующее письмо от одного из читателей.
«Милостивый государь!
В прошлом году я купил в Чаславле дом на площади. При осмотре дома я нашел на чердаке ящик со старыми редкими научными книгами, как то: Гыбловский журнал «Гиллос»[74]за 1821–1822 годы, «Млекопитающие» Яна Сватоплука Пресла[75]. «Основы природоведения или физики Войтеха Седлачка[76], девятнадцать томов общедоступного энциклопедического сборника «Крок[77]» и тринадцать Ежегодников Чешского музея[78]. В пресловском переводе «Рассуждений о катаклизмах земной коры» Кювье (1834)[79]я нашел вложенную туда в виде закладки вырезку из старой газеты, где было напечатано сообщение о каких-то странных ящерах. Когда я прочел Вашу статью о загадочных саламандрах, я вспомнил об этой закладке и отыскал ее. Думаю, она могла бы Вас заинтересовать, а потому, будучи горячим другом природы и Вашим усердным читателем, посылаю ее Вам.
С совершенным почтением
И. В. Найман»
На приложенной в письме вырезке не было ни названия газеты, ни даты; судя по правописанию и шрифту, она относилась к двадцатым или тридцатым годам прошлого столетия; бумага так пожелтела и истерлась, что трудно было читать. Профессор Угер чуть было не бросил ее в корзину, на ветхость этого листочка почему-то растрогала его; он начал читать. Через минуту он пробормотал» «Дьявол!» — и взволнованно поправил очки. Текст вырезки гласил:[80]
В одной иноземной газете мы прочитали, что некий капитан (командир) английского военного корабля, возвратившийся из далеких стран, представил донесение о странных пресмыкающихся, которых он встретил на одном маленьком островке в Австралийском море. На этом острове есть озеро с соленой водой, отделенное, впрочем, от моря и весьма малодоступное, означенный капитан и корабельный лекарь отдыхали здесь: вдруг из озера вышли животные вроде ящериц, величиной с морскую собаку или тюленя, ступающие на двух ногах, как люди, и начали презабавно и на особенный лад, словно танцуя, вертеться на берегу. Командир и лекарь, выстрелив из ружей, уложили двоих из этих животных. Тело у них скользкое, без шерсти и без какой-либо чешуи, так что в этом они похожи на саламандр. Явившись назавтра за ними, капитан и лекарь вынуждены были из-за сильного зловония оставить их на месте и приказали макросам обшарить озеро неводом и доставить на корабль живьем несколько этих страшилищ Обшарив озерце, моряки перебили всех ящериц (в огромном количестве) а доставили на корабль только двух, заявив, что тело у них ядовитое и жжется, как крапива. После этого животных поместили в бочки с морской водой, чтобы доставить их до Англии живыми. Но не тут-то было! Когда корабль проходил в виду острова Суматры, пленные ящерицы, вылезши из бочек и отворивши сами оконце подпалубного помещения, выпрыгнули ночью в море и скрылись. По свидетельству командира и корабельного хирурга, эти животные очень забавны и хитры, ходят на двух ногах и как-то странно лают и чмокают, однако для человека вовсе не опасны. А посему их с полным правом можно было бы назвать человекоящерами.
На этом вырезка кончалась. «Дьявол!» — в волнении повторил профессор Угер. Почему здесь нет ни даты, ни названия газеты, из которой кто-то когда-то вырезал это? И что это за «иноземная газета», как имя того «некоего командира», что это за «английский корабль»? И что за островок в Австралийском море? Неужели люди тогда не могли выражаться несколько точнее и… ну, скажем, чуточку научнее? Ведь это исторический документ, которому цены нет!..