Глава 1. История моей жизни
Мой отец научил меня двум самым важным в жизни вещам: как быть человеком и как жить свободным человеком. Все это мне очень пригодилось, так как наше очень трудное время предъявило человеку самые высокие требования. Я появился на свет в 1908 году и принадлежу к тому поколению, которое благодаря стараниям и изобретательности предшественников могло бы вписать решающую главу в единую историю человечества. На заре двадцатого века сложились исключительно благоприятные условия для прогресса, для максимального развития человеческих способностей, искоренения бедности и создания достойной жизни для всех людей.
Однако, увы, возможность эта была упущена. Современная цивилизация многим принесла процветание, но она не освободила человека от алчности, которая совершенно несовместима с открывшимися перед ним огромными возможностями. Оставшиеся ему в наследство от времен бедности эгоизм и узость мышления продолжали довлеть над ним, заставляя без конца извлекать материальные выгоды практически из всех тех разительных изменений, которые он сам вносил в свою жизнь. Так человек постепенно превращался в гротескного, одномерного Homo economicus. К сожалению, от этого изобилия выигрывали в основном лишь определенные слои общества, и их не очень-то волновало, какой ценой заплатят за их благополучие другие, уже живущие или еще не родившиеся жители планеты.
Помню, меня еще в ранней юности глубоко поражало, что во времена, когда, казалось бы, общество могло позволить себе стать добрее, мягче и терпимее, оно продолжало развиваться, движимое себялюбием и эгоизмом. Я происхожу из семьи, принадлежащей к нижним слоям среднего класса. Постоянная борьба за скудный достаток, угроза бедности и неуверенность в завтрашнем дне составляли здесь основу человеческого существования. Отец мой, однако, был человеком образованным, и его общая культура, чисто человеческие качества и гуманистические идеалы оказали большое влияние на мое развитие. Предки его были родом из Венгрии. Их продвижение на запад началось несколько поколений назад. После временных остановок в Хорватии, Далмации и Венеции они наконец достигли Северной Италии и осели в Турине. Именно здесь я и появился на свет. Мне всегда казалось, что характер моей семьи носит следы венецианских традиций — духа первооткрывателей новых земель, путешественников, купцов и дипломатов. Предками моей матери были крестьяне из горных районов Пьемонта. Нелегкая жизнь их протекала в постоянной борьбе за скудные урожаи пшеницы и кукурузы. Когда на холмы приходила засуха, иссякала последняя вода в колодцах, жители запрягали мулов и отправлялись за нею к ближайшей реке, до которой было более 10 километров.
С детства я привык критически относиться ко всему, что происходило в Италии и за ее пределами. К этому приучила меня обстановка в семье, либеральная и чуждая религиозной ограниченности, а также воспитание, которое я получил. Отец мой был одним из первых социалистов. Мы жили в Турине, городе огромного обаяния и строгих правил, где все дышало воспоминаниями о борьбе за воссоединение Италии, эпохе создания единого итальянского государства. Суровые, трудолюбивые жители города всегда казались мне менее предприимчивыми и подвижными, чем принято считать среднего итальянца. Когда в прошлом веке возникла возможность объединить дюжины маленьких государств Итальянского полуострова в единую страну, именно Пьемонт, и в частности его столица Турин, встал во главе этого движения и дал ему необходимое вооружение. Позднее Турин постепенно становился крупным промышленным центром, частично утрачивая при этом свое прежнее обаяние, но сохраняя отличавшие жителей этого города гражданские добродетели и непоколебимое свободолюбие. Именно в Турине берет начало та гуманистическая ориентация, которая и поныне является отличительной чертой Итальянской коммунистической партии, лежит в основе коммунистического движения в Италии.
Будучи еще школьником, я видел, как мой родной город упорно сопротивлялся фашизму, хотя и вынужден был в конце концов подчиниться силе. Что же касается лично меня, то я оказался одним из последних студентов, дерзнувших защищать диссертацию, не надев черной рубашки. Это было в 1930 году. А в годы второй мировой войны Турин вновь показал свой характер, став одним из оплотов движения Сопротивления. Здесь, в Турине, были написаны самые прекрасные страницы летописи борьбы за освобождение.
Эта благотворная атмосфера во многом определила мое отношение к людям и к миру, стала основой моей веры в широкие возможности человека, его мужество и стойкость, его способность противостоять превратностям судьбы, осознавая пределы своих возможностей и в то же время сохраняя верность своим идеалам.
Я был взращен свободным мыслителем. Бренное человеческое существо, размышлял я, живущее среди множества ему подобных какой-то краткий миг в сравнении, быть может, с вечной жизнью на планете, которая и сама не что иное, как песчинка в бескрайней вселенной, — кто я, в сущности, такой?.. В результате зрелых размышлений я, наконец, постиг со смесью смирения и гордости, что я не более, чем крошечная частица всеобщей целостности, всего того, что составляет жизнь на Земле. И лучшее, что я могу сделать за свое краткое пребывание в человеческой колонии, — это прожить как можно более полезную с точки зрения моих собственных принципов и убеждений жизнь, в меру своих сил попытаться улучшить положение вещей в этом мире и, что самое важное, никогда не поступать с другими людьми и вообще с живыми существами так, как я не хотел бы, чтобы они поступали со мною.
В ранние годы моего ревностного студенчества мне удалось побывать за пределами фашистской Италии. В поисках пищи для ума я провел шесть чрезвычайно полезных для меня счастливых месяцев в Париже, деля время между занятиями в Сорбонне и встречами с политическими эмигрантами разных национальностей. Здесь я начал изучать вечные идеи великих французских мыслителей, непреходящая мудрость которых и по сей день сохраняет влияние на мое мировоззрение.
Заинтересовавшись опытом Великой Октябрьской революции, я научился довольно бегло говорить по-русски и побывал в Советском Союзе. Ленинская новая экономическая политика была темой моей дипломной работы при окончании экономического факультета. Это было в 1930 году, и тема эта не могла не звучать как определенный вызов режиму. Я глубоко восхищался работами Маркса, хотя и не считаю себя ни марксистом, ни последователем какой бы то ни было другой идеологии. Я всегда считал, что богатство мыслей, полученное нами в наследство от Маркса и других великих философов и мыслителей прошлого, должно быть развито и дополнено в соответствии с новыми условиями, характерными для нашего времени. И мы должны в меру своих возможностей умножать это богатое наследие прошлого созвучными нашей эпохе идеями. В целом бурные беспокойные годы, ознаменовавшие начало моей самостоятельной жизни, оказались для меня чрезвычайно полезными. Я понял, что в жизни важно не только уметь преодолевать трудности, но и учиться понимать других, сколь бы сильно ни отличались они от нас самих. Я приобрел много добрых друзей, с которыми делил благородные порывы и грандиозные замыслы юности. Лишь позднее, оглядываясь назад, я до конца осознал, какой глубокий след оставили во мне события той поры, не только закалив мой характер, но и научив меня терпимости к людям.
Последующий период моей жизни протекал в среде технической интеллигенции, так называемых «белых воротничков», где я делал первые шаги в сфере управленческой деятельности. Вот уже 50 лет, как я работаю. Поначалу это была случайная, временная работа, за которую я, еще учась в школе, брался, чтобы помочь родителям платить за мое образование. Незадолго до окончания университета мне благодаря знанию русского языка удалось получить постоянную работу в фирме «Фиат», уже тогда имевшей довольно значительные деловые связи с Советским Союзом. На первых порах я занимался делопроизводством, вел деловую переписку, сам печатал на машинке, неплохо стенографировал служебные переговоры. Однако безликая, анонимная работа в большом, многолюдном учреждении не очень соответствовала моему характеру, моим склонностям. В мечтах меня манили куда более широкие горизонты. Я начал подыскивать себе другую работу, и наконец мне удалось добиться назначения в Китай, где я и оставался до середины 1938 года.
К тому времени я женился. Это произошло в 1933 году. Мы с Маризой до этого были знакомы уже 5 лет, но я все не был уверен, что смогу содержать семью. Экономическое положение Италии не сулило в те времена слишком блестящих перспектив, да и мои личные позиции были при фашизме весьма непрочны. Теперь мне предстояла длительная работа за границей, будущее казалось более определенным, я почувствовал себя гораздо увереннее и решился наконец на этот ответственный в моей жизни шаг. Трудно представить себе свадебную церемонию скромнее нашей. На ничем не примечательном официальном бракосочетании в темном зале Туринской ратуши были только родственники и несколько близких друзей. Но разве помпа и пышные церемонии играют хоть какую-нибудь роль, когда двое молодых людей решили жить вместе? Наш брак оказался счастливым. Вот уже более 40 лет длится он под небесами разных стран, и я многим в жизни обязан моей милой, любящей и терпеливой жене. В тяжелые, беспокойные годы жизни она всегда хранила тепло в нашем домашнем очаге. Благодаря ей удалось сохранять постоянные связи с выросшими детьми, которые уже сами обзавелись семьями и разбрелись по свету, обосновавшись в разных краях.
Жена приехала ко мне в Китай спустя несколько месяцев. Проведенные в Китае годы оказались беспокойными и богатыми приключениями. В те времена весь мир к востоку от Суэца представлял, по сути, британскую территорию. Не тратя лишних усилий и не делая лишних движений, Британская империя—через посредство исключительно дееспособного корпуса гражданских служащих, эффективно поддерживаемых в случае необходимости Королевским флотом и несколькими батальонами сухопутных войск, — умудрялась с легкостью править огромными территориями, поддерживая там необходимый порядок и следя за соблюдением коммерческих интересов британской короны. Все это вызывало во мне тогда определенное уважение к этой нации, вместе с тем я не мог не задавать себе вопроса, когда и где наконец ветер перемен всколыхнет народы, работающие до седьмого пота и послушно пляшущие под чужую дудку. Ведь звуки ее доносились из страны, отделенной от них тысячами километров и многими неделями пути.
Некоторое время я прожил в Шанхае — городе, который остался в моей памяти городом резких, разительных контрастов. Казалось, даже сам взрывной характер вездесущих жителей этого города предвещал грядущие важные события. И, как постоянное напоминание о том, чего никогда не должно было бы быть на Земле, поражали слова объявлений на зеленых оградах Международного сеттльмента: «Вход собакам и китайцам строго воспрещен». При всем своем своеобразном очаровании, прихотливом сочетании грубой силы и соблазнов Шанхай все-таки был кошмарным городом, и именно там я впервые почувствовал себя зрелым.
Позднее я имел возможность увидеть и отчасти понять истинное лицо Китая. Прежде чем окончательно обосноваться в Гонконге, я много ездил по стране и прожил два года в центральных районах, в городе Наньчане, где итальянские компании строили тогда авиационный завод. В Наньчане я впервые услышал о волнениях на юге провинции, говорили, что там «бандиты». Если бы я знал тогда, что это были местные крестьяне, объединявшиеся вокруг Мао Цзэдуна и его сторонников накануне Великого похода1, я бы обязательно попробовал познакомиться с ними поближе. К сожалению, я упустил эту возможность.
Здесь, в Наньчане, в августе 1937 года я впервые испытал, что такое воздушный налет: японское вторжение в Китай началось именно в том месте, где мы жили. Правда, несколько бомб, которые были сброшены японскими самолетами, вызвали больше паники, чем серьезных разрушений. Одна из них едва не угодила в квартал, где поселился итальянский технический персонал. Мне под беспорядочным перекрестным огнем спешно пришлось пробираться туда. Несмотря на молодость, мне предстояло эвакуировать из Наньчана в более безопасные внутренние районы страны, а потом в Гонконг сотню перепуганных, плачущих женщин и детей (среди которых была и моя собственная жена), так как на меня было возложено руководство этими работами. Эта и без того хлопотливая и нелегкая задача осложнялась еще тем, что как раз в эти дни Италия круто изменила свои политические альянсы, поссорилась с Китаем и подружилась с Японией.
Когда я возвратился в Европу, уже надвигалась вторая мировая война, и я сразу же примкнул сначала к антифашистскому фронту, а потом — к движению Сопротивления. Эти годы еще более закалили мой характер, обогатили жизненный опыт. Я принадлежал к немарксистскому левому движению «Джустиция э либерти» («Справедливость и свобода»), которое выступало за радикальное обновление итальянского общества (но увы, программа которого так и не была осуществлена) и вместе с коммунистами возглавило настоящую активную борьбу не на словах, а на деле.
«Справедливость и свобода» организовывала боевые группы в городах и долинах Альп. Однако реальные наши действия тормозились из-за недостаточно эффективной помощи со стороны союзников. Тогда еще, к счастью, я не успел попасть в полицейские черные списки и мог довольно беспрепятственно предпринимать деловые поездки за границу. Однажды в 1942 году я дерзко воспользовался этой возможностью и вместе с одним из моих друзей пробрался в расположенный в Берне центр американских разведывательных служб в Европе. Там мы заявили решительный протест командованию союзников и потребовали от них немедленных поставок снаряжения для наших боевых групп, действовавших в горных районах. Конечно, мало было надежды, что эта дерзкая выходка пройдет не замеченной нацистскими шпионами, державшими службы союзников в Берне под неусыпным наблюдением. Но, может быть, как раз благодаря дерзости миссия наша оказалась, в конечном счете, успешной, ибо после этого не только значительно увеличилась помощь союзников боевым отрядам организации «Справедливость и свобода», но и нам с другом удалось уцелеть и не угодить в тюрьму. На следующий год, после заключения перемирия 8 сентября, я все-таки принял решение уйти в подполье.
1944 год был для меня не очень удачным. В феврале во время одной из регулярных облав, проводившихся местными фашистами, я был арестован. Как раз тогда я только что вернулся из Рима, куда был послан для установления контактов с центральным руководством нашего движения. При аресте у меня нашли планы боевых действий, шифры и ключи к ним. К тому же в то время на берегу Средиземного моря, в Анцио, высадились союзники, и партизаны превращались в еще более серьезную угрозу для фашистов на полуострове (особенно боявшихся за коммуникации). Поэтому ни фашисты, ни нацисты не останавливались ни перед какими средствами, чтобы заставить своих узников заговорить, и как можно скорее. Все это значительно осложняло мое и без того тяжелое положение.
Я подготовился нравственно и физически к тому, чтобы оказать упорное сопротивление. На следующий день после моего ареста я должен был присутствовать, если бы остался на воле, на нескольких собраниях, поэтому главной задачей было продержаться до того момента, пока товарищи, заметив мое отсутствие, не подумают, что со мной что-то случилось, и не примут соответствующих мер предосторожности. Необходимо было выиграть время. При этом я уповал на то, что собственноручно стенографировал некоторые из обнаруженных у меня документов и нацистам не так-то быстро удастся их расшифровать. Так и случилось — я оказался для них крепким орешком. Я был здоров как бык и смог не один день выносить жестокие нацистские пытки. Однажды утром на тюремном дворе я случайно увидел одну знакомую, попавшую сюда в поисках пропавшего сына. Узнав меня по пальто — лицо мое к тому времени изменилось от побоев до неузнаваемости, — она немедленно сообщила об этой встрече товарищам. Они приняли решение приговорить к смерти полицейских главарей за применение пыток к политическим заключенным.
Тюремщики вдруг перестали меня терзать, но перевели в ранг заложника, пригрозив немедленно со мной разделаться в случае смерти одного из них. Мои товарищи, разумеется, не собирались идти ни на какие перемирия и сделки с врагами, но они испробовали все, чтобы освободить меня. Они, например, предлагали различные варианты обмена заключенными, но и это не устраивало тюремщиков, которые не хотели выпускать меня на свободу, так как под угрозой находились их собственные головы.
Так проходил месяц за месяцем, а я все оставался в тюрьме. Трижды за это время тюремное начальство отказывалось передать меня в распоряжение других фашистских подразделений или командования СС, которые собирались расстрелять заключенных. Но моя жизнь по-прежнему была незримыми нитями связана с жизнями моих тюремщиков. И пока им удалось каким-то образом сберечь головы, моя тоже оставалась при мне.
С приближением конца войны крах фашистского режима становился все более неминуем. Положение мое делалось все опаснее. Надо мной, как и над другими заключенными, нависла угроза стать жертвой последней отчаянной мести фашистов. Одиннадцать месяцев заключения были одним из самых ярких периодов моей жизни. Я искренне благодарен судьбе за то, что именно там, в тюрьме, в нечеловеческих условиях, получил наглядные уроки человеческого достоинства и мужества. И моими учителями оказались самые на первый взгляд скромные и простые люди. Им не от кого было ждать поддержки и помощи. Единственной опорой были для них их собственные убеждения и человечность. Именно тогда, наверное, я впервые осознал, какое доброе начало подспудно таится в человеке и лишь ждет освобождения и что современное общество должно научиться давать выход этим добрым силам. Я убедился, что можно и в тюрьме оставаться свободным, что можно заковать в цепи человека, но идеи не подвластны никаким тюремщикам. Я воочию убедился также, что часто намного легче красиво умереть, чем стойко переносить пытки, легче найти силы вести себя на собственном расстреле как актер, в последний раз в жизни играющий великую трагическую роль, чем постоянно ощущать, как день за днем разрушается твоя плоть, иссякают силы и тает здоровье, и все-таки сохранять при этом верность идеалам. На такую поистине героическую стойкость способны лишь избранные.
И тут совершенно неожиданную роль в моей судьбе сыграло давнее соперничество между различными фашистскими группировками и их смертельный страх перед неминуемым поражением. В один из холодных январских дней 1945 года я вдруг оказался на свободе, причем соперники «освободителей» горели желанием добраться до меня, которого к тому же прекрасно знали в лицо, и немедленно повесить на первом же фонарном столбе. На свободе необходимо было соблюдать крайнюю осторожность, чтобы невольно не навести врагов на след моих подпольных товарищей. Тем не менее, я вновь включился в работу и занимался ею вплоть до дня освобождения.
Еще шла война, когда Комитет национального освобождения назначил меня одним из комиссаров компании «Фиат». Благодаря партизанам удалось предотвратить уничтожение фиатовских заводов германскими оккупационными войсками. Впрочем, они и так уже к тому времени изрядно пострадали от бомбежек союзников—американцев днем и англичан по ночам,— в результате которых было выведено из строя более 60% производственных мощностей предприятий компании. Моей первой задачей была организация работ по восстановлению разрушенного промышленного оборудования и возобновлению производственной деятельности. Эта и без того достаточно сложная задача осложнялась еще и тем, что мне приходилось параллельно заниматься чисткой персонала от наиболее оголтелых фашистов и коллаборационистов, защищая при этом и их жизни от расправ и самосудов населения.
Союзники учредили тем временем в Италии военное правительство. Несколько месяцев спустя мне позвонил представитель местного начальства и, поблагодарив за прекрасное исполнение возложенных на меня обязанностей, объявил, что во мне более не нуждаются и я должен отстраниться от дел. При этом он добавил, что я могу сам выписать себе чек на сумму, в которую оцениваю свои исключительные услуги. Никогда прежде я не слышал такого чисто американского выражения, но тем не менее сразу же уловил его смысл, который глубоко поразил меня. О таких ли наградах мечтали мы в годы борьбы и лишений?! Не колеблясь, я ответил, что свои полномочия могу сложить только перед назначившим меня на этот пост Комитетом национального освобождения и что, разумеется, не может быть и речи ни о каких чеках и ни о каком дополнительном вознаграждении за мои услуги.
Вскоре после этого на «Фиате» была восстановлена система управления, а мне пора было определить свои планы на будущее. Я решительно отвергал любые должности и награды — экономические или политические, — если мог истолковать их как своего рода компенсацию за то, что я делал лишь по долгу свободного гражданина в трудные для страны годы.
В моей жизни начался новый период труда и раздумий. В эти годы мне приходилось много путешествовать по странам и континентам. Я смог воочию увидеть и глубже понять, что в действительности представляет собой неразвитость многих районов Азии, Африки и Латинской Америки. Тогда же мне довелось впервые побывать в Соединенных Штатах. Надо ли говорить, что эта страна произвела на меня неизгладимое впечатление.
В тот период я не раз имел возможность внести свою лепту и в восстановление своей собственной страны, вышедшей из фашистской авантюры потерпев моральный и материальный ущерб. Участие в восстановлении Италии помогло мне приобрести чрезвычайно ценный опыт, который я мог позднее использовать при решении сходных проблем в других странах. Поэтому я решил на некоторое время обосноваться в Италии и более активно участвовать в ее возрождении. Некоторое время я возглавлял работы по реконверсии и реорганизации трех областей деятельности «Фиата»: сельскохозяйственного машиностроения и производства тракторов, производства подвижного состава для железных дорог и самолетостроения. Мне довелось стать одним из основателей компании «Алиталия» и участвовать в поисках новых подходов к решению наболевшей проблемы слаборазвитого Юга Италии, жизненный уклад и экономика которого столь резко контрастируют с промышленным Севером страны. Но дальние страны по-прежнему манили меня.
В 1949 году я вызвался заняться восстановлением утраченных за годы войны позиций «Фиата» в Латинской Америке. Сконцентрировав основные свои усилия на Аргентине, я основал там штаб-квартиру фирмы и прожил несколько лет среди благородных и щедрых жителей этой страны. Щедрой здесь была и сама земля. Грандиозные масштабы производства продуктов питания в стране послужили основанием для широко распространенной шутки, гласящей, что «люди здесь толстеют от кризисов».
Промышленность стала необходимым условием сбалансированного экономического развития этой страны. Однако официально провозглашенный курс на ускоренную индустриализацию превратился из-за плохого планирования и отсутствия необходимой базы в средство получения государственных субсидий и привилегий, вызвал расцвет протекционизма. В те годы в стране одновременно существовало более дюжины различных автомобильных заводов, все они финансировались за счет государства, хотя, разумеется, половина из них довольно скоро обанкротилась.
Мои рекомендации руководству «Фиата» сводились к тому, чтобы, не игнорируя процессов индустриализации страны, развивать в ней лишь те отрасли, которые бы отвечали нашим собственным критериям рациональности и требованиям, предъявляемым к эффективному промышленному производству. Рекомендации были приняты, и на меня была возложена ответственность за деятельность компании на территории страны. Под моим непосредственным руководством были построены и введены в строй все предприятия и заводы компании «Фиат» в Аргентине. Я знал по опыту, что никакое промышленное предприятие, как, впрочем, и вообще любое предприятие, не может стать лучше проекта, по которому оно создается. Вместе с тем я отдавал себе отчет и в том, как важна повседневная кропотливая работа, в результате которой проект обретает реальность. Ведь проект отделяет от введенного в строй предприятия цепь бесконечных, неисчислимых трудностей и проблем, и именно от их решения зависит, в конечном счете, общий успех. Поэтому я лично вникал во все детали проектирования предприятий, наблюдал за их строительством, занимался управлением, включая финансовое и коммерческое планирование, а также помогал на первых порах решать вопросы, связанные с конкретным руководством, особенно пока предприятие еще не достигло проектной мощности. Так были заложены основы для того, чтобы «Фиат» стал впоследствии ведущей в Аргентине компанией по производству автомобилей, тракторов, железнодорожного оборудования, дизелей и одной из самых процветающих фирм во всей Латинской Америке.
Латинская Америка переживает сейчас период стремительных изменений, которые охватывают всю огромную территорию этого региона. Стремясь проследить и понять эти процессы, я изъездил вдоль и поперек Латинскую Америку, работая не менее двенадцати часов в сутки. Но это была увлекательная, творческая работа. Она дала возможность познать много нового, встречаться и сотрудничать с интересными людьми самых разных профессий и судеб. Среди них оказывались надежные соратники, помогавшие мне в работе: славные рабочие наших предприятий; упрямые и энергичные профсоюзные лидеры; бизнесмены старой закалки, которых выживало новое поколение менеджеров американского типа; мелкие землевладельцы, тщетно пытавшиеся остановить неумолимый ход времени; колоритные «каудильо»; склонные к риторике интеллигенты; неутомимые студенты; деятельные революционеры; «жрецы третьего мира»; военные, стремящиеся вмешаться во все гражданские дела; политические деятели истинно демократического толка и непреклонные диктаторы.
С особым волнением я вспоминаю Сальвадора Альенде, президента Чили, который был убит в 1973 году. Печальная судьба его самого и его страны должна служить для всех суровым предостережением. Я считал себя его другом, хотя встречался с ним всего несколько раз. Это был обаятельный, сердечный и в высшей степени гуманный человек. Он искренне пытался добиться демократическим путем воплощения в жизнь своих социалистических идей. Но жизнь со всей очевидностью показала, что для этого недостаточно одних благих пожеланий. Даже решение куда менее важных задач, чем руководство целой страной, таких, например, как управление банком, авиалинией, системой образования или муниципалитетом, требует прежде всего группы компетентных и образованных единомышленников, знающих свою работу и умеющих работать. Конечно, я не мог предвидеть трагического конца Альенде, но не раз говорил тогда нашим немногим общим знакомым, что, если его правительство не сможет представить убедительных доказательств своей дееспособности, президенту не миновать серьезных неприятностей.
В свой латиноамериканский период я продолжал живо интересоваться и событиями, происходящими в других частях света. После Суэцкого кризиса начало расти беспокойство в Италии по поводу возможного неблагоприятного развития событий в районе Средиземного моря. В 1957 году несколько представителей правительственных кругов, видных промышленников и финансистов предложили мне основать и возглавить инициативную группу, которая бы, обобщив итальянский опыт в области развития, могла в дальнейшем использовать его для помощи развивающимся странам, в особенности тем, которые расположены в Средиземноморье. Все предпринятые к тому времени попытки создать нечто в этом роде закончились неудачей.
Я был абсолютно убежден, что для достижения этой похвальной и благородной цели необходимо прежде всего заложить прочные, солидные основы, обеспечить надежную стартовую площадку. И начать нужно с создания уже зарекомендовавшей себя в нынешней международной практике консультативной группы, которая бы состояла из опытных инженеров и экономистов и была бы уполномочена в тех случаях, когда это окажется необходимым или целесообразным, принимать непосредственное участие в осуществлении тех или иных проектов. Я также настаивал на том, что деятельность такого рода организации в развивающихся странах должна осуществляться на бесприбыльной основе и не зависеть от финансовых интересов ее акционеров. Мои предложения были приняты, и в соответствии с ними родилась новая консультативная фирма «Италконсульт», в которой принял участие ряд ведущих промышленных и финансовых групп Италии. Я дал согласие возглавить ее в качестве управляющего, наделенного всей полнотой власти, оговорив при этом право сохранить за собой все посты и связи с «Фиатом».
Вот уже 20 лет, как я руковожу деятельностью компании «Италконсульт». Надо сказать, это не всегда было простым делом. Тем не менее, несмотря на жесткую конкуренцию со стороны достаточно сильных соперников, на взлеты и падения мировой конъюнктуры, компании удалось укрепить свои позиции в деловом мире и выполнить возложенную на нее миссию. С самого начала мы с помощниками решили сконцентрировать нашу деятельность в развивающихся странах на трех главных направлениях. Первым и основным нашим принципом стала ориентация на человека как на главный фактор развития. В связи с этим «Италконсульт» уделял большое внимание развитию человеческих ресурсов и их использованию. Второй наш принцип — акцентировать внимание на факторе времени, играющем наряду с человеческим фактором первостепенную роль в процессах развития. Я много раз видел прекрасные проекты и планы, которые рушились только из-за того, что сроки их реализации не соответствовали их политической необходимости. «Италконсульт» должен был избежать этой ошибки. Наконец, третий принцип, третье главное направление нашей деятельности подчеркивало значение еще двух жизненно важных факторов развития: земли и воды. Ведь в большинстве не развитых еще в промышленном отношении стран именно развитие сельского хозяйства является основной предпосылкой будущей индустриализации. Время показало, что эти три принципа были выбраны правильно. Руководствуясь ими, компания «Италконсульт» действовала, начиная с 1957 года более чем в пятидесяти странах, и стала одной из самых крупных и активных европейских консультативных компаний. Два года тому назад я передал одномуиз своих способных молодых помощников непосредственное руководство компанией, хотя, разумеется, по-прежнему живо интересуюсь ее делами.
Несколько лет назад на меня свалилось еще одно трудное задание. На сей раз оно было связано с широко известной, престижной компанией «Оливетти», вот уже более полувека занимающейся коммерческой и промышленной деятельностью. В 1964 году, однако, удача стала изменять ей, сменяясь, все более и более значительными трудностями. «Оливетти» была ведущей фирмой не только в производстве оргтехники, но также и в области промышленности, включая организацию и культуру труда. И успехи ее в значительной степени определялись гибким, творческим управлением. Лишившись этого, компания стала переживать ощутимые трудности, и дела ее пошли вниз по спирали. Несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, я согласился и здесь занять пост управляющего и взять на себя функции руководителя фирмы, вновь оговорив при этом, что мне будет предоставлена полная свобода действий. Более того, рассматривая это назначение как всего лишь временное, я сохранил все свои обязательства перед «Фиатом» и «Италконсультом».
Тщательно проанализировав положение, я пришел к выводу, что возродить компанию можно лишь с помощью новых мобилизующих целей, вокруг которых необходимо ориентировать всю деятельность компании, сохранив и укрепив те сложившиеся уже традиции, престиж и репутацию, которые всегда были и оставались главным ее достоянием. Я потратил на решение этой сложной задачи много времени и сил. Мне сопутствовала удача. Так или иначе, но за три года удалось полностью перестроить международную деятельность компании и поставить ее на более надежную экономическую и финансовую основу. Работа в компании «Оливетти» существенно расширила и обогатила мой опыт в области управления. Система управления, которую я задумал создать в этой компании, отличалась тем, что она должна была базироваться на вполне рациональной, реальной основе и в то же время содержать творческие элементы. Деятельность в «Оливетти» еще раз убедила меня в том, что граница между созиданием и разрушением, улучшением и ухудшением, прогрессом и застоем определяется именно человеческими ресурсами, их возможностями, их развитием, умением мобилизовать их на решение поставленных задач.
Работа во всех этих столь отличных друг от друга областях была чрезвычайно интересной и принесла мне большую пользу. Тем не менее, меня не покидало чувство, что деятельность такого рода не дает мне возможности искренне и до конца выразить самого себя. Много путешествуя, я видел, как люди всего мира бьются — далеко не всегда успешно — над решением множества сложных проблем, которые, как я все больше и больше убеждался, обещали стать в будущем еще сложнее и опаснее для человечества, Я не подвергал сомнению необходимость и важность таких мероприятий, как, например, освоение пустыни, строительство завода в одном из уголков планеты или возведение дамбы в другом, решение проблем развития отдельных регионов и стран. Вместе с тем мне стало казаться, что нельзя концентрировать практически все усилия на таких узких и частных проектах, игнорируя при этом стабильное ухудшение общей ситуации в мире. Более того, столь явный акцент на частных проблемах и полное невнимание к общему контексту, на фоне и в пределах которого они возникают и развиваются, ставит под сомнение целесообразность и конечную эффективность усилий, которые человечество тратит на их решение. Я чувствовал, что не смогу быть честным перед самим собой, если по крайней мере не попытаюсь так или иначе предупредить людей, что всех их нынешних усилий недостаточно и что необходимо предпринять что-то еще, какие-то иные меры, в корне отличные от тех, которые предпринимаются сейчас.
По этим причинам я решил вернуться в Европу. Я обосновался в Риме еще в 1957 году, главным образом в связи с работой в «Италконсульте». Однако в течение еще многих лет на мне лежала полная ответственность за всю деятельность «Фиата» в Латинской Америке, и особенно в Аргентине, и вплоть до 1973 года я сохранял за собой офис в Буэнос-Айресе. Это вынуждало меня более 20 лет то и дело летать над Атлантикой. В моей записной книжке зафиксировано, что я более 300 раз пересекал экватор.
Тем временем выросли мои дети. Я уделял много внимания их образованию и воспитанию и был вознагражден. Мои старания были не напрасны. Все они выросли хорошими людьми. Паола вышла замуж за аргентинского дипломата, а оба мои сына — Роберто и Риккардо — женаты на американках. Роберто стал физиком-теоретиком и работает ассистентом профессора Стэнфордского университета в Пало-Альто. Что касается Риккардо, то он избрал социологию и занимается исследовательской работой в Высшем колледже в Лондоне. У всех у них, вместе взятых, семеро очаровательных детей, появившихся на свет в разных странах. У некоторых из них есть даже право выбора одной из двух национальностей. Моя жена много времени проводит у них в гостях. Но самая большая радость для нас — видеть летом всю семью в сборе в нашем доме на морском побережье в Тоскане, в местечке Пунта-Ала. В моем разросшемся многоязычном семействе заложены зерна шести различных культур и национальностей, и это проявляется уже сейчас или может обнаружиться в будущем. Все члены этой большой семьи придерживаются прогрессивных социальных и политических взглядов. Так что если судить по моим собственным отпрыскам, то можно с полной уверенностью утверждать, что молодое поколение лучше старого.
Теперь, когда мои дети выросли и прочно стоят на собственных ногах, я считаю, что могу и просто должен несколько сместить центр своих обязанностей, своей ответственности, сосредоточив их на других проблемах. Уже с конца 50-х годов я все больше и больше склоняюсь к мысли, что буду продолжать свою деятельность в области промышленного управления лишь в том случае, если она будет одновременно служить более широким и всеобъемлющим целям. По мере того как эти неясные вначале идеи начали приобретать все более и более конкретные очертания, я принял решение прочно обосноваться в Риме. Нигде в мире обстановка не благоприятствует раздумьям о нуждах человеческих и его проблемах в такой мере, как в Европе. Здесь я и начал постепенно готовиться к новой фазе своей жизни. Психологически я проделал за все эти годы почти полный круг, вернувшись, в конце концов, к некоторым идеалам и надеждам своей далекой юности. Потребовалось, однако, много времени, прежде чем я смог, наконец, исполнить свое давнее желание и вплотную заняться их осуществлением.
Следующие страницы этой книги относятся в основном к последнему десятилетию. И речь пойдет о совершенно новой для меня деятельности, о достижениях и неудачах на непривычном поприще, об идеях и размышлениях этих лет.