Обострение ситуации в районе реки Халхин-Гол

С начала 30-х годов японское правительство вынашивало планы оккупации Внешней Монголии, то есть Монгольской Народной Республики. Еще в 1933 г. военный министр Японии генерал Араки потребовал оккупации Монголии, указывая, что «Монголия обязательно должна быть Монголией Востока»[98]. В 1936 г. начальник штаба Квантунской армии Итагаки заявил, что Монголия является «флангом обороны Сибирской железной дороги… Поэтому целью армии должно быть распределение японо-маньчжурского господства на Внешнюю Монголию любыми средствами, имеющимися в распоряжении»[99].

Начиная с 1935 г., на японских официальных картах линия государственной границы в районе реки Халхин-Гол стала переноситься вглубь МНР на расстояние до 20 км. На границе начались военные столкновения. 24 января 1935 г. японо-маньчжурские войска напали на монгольскую погранзаставу в Халхин-Сумэ и захватили всю близлежащую территорию. Это было только началом агрессии Японии против МНР. Следующее вторжение на территорию Монголии произошло 31 января. Колонна из 41 грузовика, груженных японо-маньчжурской пехотой, сопровождаемая полусотней конников, двинулась к погранзаставе в Халхин-Сумэ и заняла ее. Затем японо-маньчжурский отряд подошел к заставе «Монголрыба». Монгольские пограничники, следуя указанию министра МНР, главнокомандующего Монгольской Народно-революционной армией Гэлэгдорижайна Дэмида, оставили обе заставы без боя и отошли в глубь своей территории на 6 километров в районе Нарийна-Нур к Узкому озеру. Правительство МНР посчитало, что из политических соображений это было сделано правильно.

Для предотвращения назревавшего пограничного конфликта в начале июня 1935 г. начались переговоры о демаркации государственной границы между Монголией и Маньчжоу-Го. Переговоры проходили на железнодорожной станции Маньчжурия. Но позиции сторон сразу же разошлись. Каики, представлявший Японию, заявил от имени правительства Маньчжоу-Го: «Маньчжоу-Го откомандирует в соответствующие пункты на территории МНР (в том числе и в Улан-Батор) для постоянного проживания своих уполномоченных, которые будут держать связь со своим государством, отправлять нужные донесения и будут пользоваться правом свободного передвижения. Если с этими требованиями не согласятся, наше правительство… потребует отвода всех войск МНР, находящихся к востоку от Тамцак-Сумэ (то есть Тамцак-Булака)».

13 июля 1935 г. представительство МНР объявило, что «требования правительства Маньчжу-Го о командировании уполномоченных в подходящие для них пункты для постоянного проживания и установки телеграфных линий для связи с ними правительство МНР отвергает как прямое покушение на суверенитет и независимость МНР».

В итоге в ноябре 1935 г. переговоры были прерваны. При этом представитель правительства Маньчжоу-Го заявил: «…в дальнейшем все вопросы мы собираемся решать по своему усмотрению».

В марте 1936 г. на монголо-маньчжурской границе произошло несколько мелких стычек. В ответ на это 12 марта между СССР и МНР был подписан протокол о взаимной помощи, а еще ранее, 1 марта, Сталин заявил американскому журналисту Рою Говарду: «В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике… Мы поможем МНР так же, как мы помогли ей в 1921 году».

Выступая на третьей сессии Верховного Совета СССР 31 мая 1936 г., председатель Совнаркома СССР и нарком иностранных дел В.М. Молотов высказал по адресу Японии предупреждение: «По существующему между СССР и Монгольской Народной Республикой договору о взаимопомощи мы считаем своей обязанностью оказывать Монгольской Народной Республике должную помощь в охране ее границ. Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор о взаимопомощи, который подписан Советским Правительством. Я должен предупредить, что границу Монгольской Народной Республики, в силу заключенного между нами договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу».

В соответствии с Протоколом о взаимопомощи от 12 марта 1936 г. в сентябре 1937 г. в Монголию был введен «ограниченный контингент» советских войск в составе 30 тысяч человек, 265 танков, 280 бронемашин, 5000 автомобилей и 107 самолетов. Штаб корпуса советских войск, получивший наименование 57-го особого, обосновался в Улан-Баторе. Командовал корпусом комдив Н.В. Фекленко.

В состав корпуса входили 36-я мотострелковая дивизия, 11-я танковая бригада, 7-я, 8-я и 9-я мотоброневые бригады. 36-я мотострелковая дивизия была дислоцирована у населенного пункта Сайн-Шанда. В состав дивизии входили 24-й и 149-й стрелковые полки[100], 175-й артиллерийский полк и танковый батальон. В составе 175-го артполка находились восемь 76-мм дивизионных пушек обр. 1902/30 г. и шестнадцать 122-мм гаубиц обр. 1910/30 г. В танковом батальоне состояло 50 легких танков Т-26. Здесь я заранее оговорюсь, что в конфликте на реке Халхин-Гол с советской стороны участвовали только легкие танки, и в дальнейшем, говоря о советских танках, прилагательное «легкий» я буду опускать. Равно как единственной дивизионной пушкой, действовавшей на реке Халхин-Гол, была 76-мм дивизионная пушка обр. 1902/30 г. Что же касается сведений об участии в боях 76-мм пушек Ф-22 и даже УСВ, то пусть они останутся на совести «компетентных» авторов. К примеру, в одной книге есть даже фото с подписью: «Танкисты и артиллеристы из состава сводного отряда Быкова перемещают 76-мм пушку Ф-22 образца 1936 г. Район реки Халхин-Гол, май 1939 г. (АВЛ)». На снимке же видна 76-мм пушка УСВ образца 1939 г.

Но вернемся к войскам 57-го особого корпуса. Все мотобригады имели одинаковую структуру: один бронебатальон, один разведывательный батальон, два стрелково-пулеметных батальона и один артиллерийский дивизион. Итого, в бригаде по штату полагалось 80 бронеавтомобилей, в основном, БА-6 и БА-10. В артиллерийском дивизионе состояли четыре 76-мм пушки обр. 1902/30 г. и восемь 122-мм пушек обр. 1910/30 г. В 11-й танковой бригаде по штату должно было состоять 278 танков БТ-5, БТ-7, ХТ-26 и Т-37А. Для справки: танк ХТ-26 — химический танк, имел на вооружении огнемет, и посему позднейшие историки «для приличия» именовали его «огнеметный танк ОТ-26».

Тем не менее японцы продолжали готовиться к вторжению во Внешнюю Монголию. Японское командование не случайно выбрало местом для вторжения район у реки Халхин-Гол. К этому району со стороны Маньчжурии вели две железные дороги: одна (бывшая КВЖД) проходила в 125 километрах от указанного района, другая вела из Солуни на Ганьчжур. Ближайшая станция этой дороги — Хандагай — находилась в 60 км от намеченного района боевых действий.

Совсем в других условиях находились советско-монгольские войска. Ближайшая железнодорожная станция Борзя находилась в 750 км от района боевых действий. Растянутость коммуникаций сильно осложняла сосредоточение войск и их снабжение боеприпасами и продовольствием.

К началу 1939 г. район река Халхин-Гол охранялся силами монгольского погранкорпуса. Однако его командование проявило беспечность и разгильдяйство. Маньчжурская граница за рекой Халхин-Гол фактически не охранялась, да и на южной стороне реки не было стационарных постов наблюдения. К южной стороне иногда подъезжали монгольские конные дозоры. Комсостав 57-го особого корпуса охраняемого района не изучал. Рекогносцировок пограничных районов не было. Полевой выход с комсоставом был один, в 1939 г. Бойцы отвлекались на лесозаготовки на длительные сроки. К моменту японского нападения бойцы в большинстве своем оказались на дровозаготовках.

Выбрав район действий, японцы приступили к его изучению. Задолго до военного выступления они произвели рекогносцировку избранного района, издали отличные карты, совершили много полетов не только в приграничной полосе, но и над монгольской территорией. С комсоставом предназначенных для операции частей и соединений были проведены полевые выезды. Войска обучались с учетом условий данной местности.

С января 1939 г. японцы начинают устраивать провокации в районе Халхин-Гола. 16 января начальник 7-й заставы и помощник начальника 4-го монгольского погранотряда были обстреляны с дистанции 500 м пятью японо-маньчжускими всадниками.

17 января в двух километрах западнее Номон-Кан-Бурд-Обо 13 японо-маньчжур (иногда их называли японо-баргутами) напали на сторожевой дозор в составе начальника заставы и двух цириков[101]. Монгольские пограничники вынудили японо-маньчжур отойти, но те через короткое время вместе с подошедшим подкреплением из двадцати человек окружили пограничников. Один раненый цирик вышел из окружения, а начальник заставы и второй цирик с ручным пулеметом были взяты в плен.

28 января в районе места боя была найдена 21 листовка, сфабрикованная японо-маньчжурами, за подписью захваченного в плен начальника 7-й заставы, призывающая к разрыву дружественных отношений между МНР и СССР.

29 января на этом же участке группа японо-маньчжур из 50 человек пыталась захватить сторожевой пост без прикрытия огня. Пограничники, не открывая огня, отошли в глубь своей территории. 30 января ночью и 31 января эти попытки повторились.

8 февраля пограничники открыли огонь по отходящей группе японо-маньчжур, проникшей в глубь территории Монголии на 4 км. В результате перестрелки был ранен один японо-маньчжур, которого подобрали монгольские пограничники.

17 марта пограничниками был убит один японо-маньчжур на территории МНР. По визитной карточке и фотографии, найденной у убитого, определили, что он японец по фамилии Кавано-Канцира, начальник отдела Ту-Цюаньской полиции.

В середине мая 1939 г. японцы приступили к развертыванию боевых действий.

11 мая около двухсот японо-маньчжуров в сопровождении грузового автомобиля и пикапа, вооруженные ручными пулеметами и 50-мм минометами, нарушив границу МНР в районе Номон-Кан-Бурд-Обо, совершили нападение на монгольскую заставу численностью в 20 человек и преследовали их до реки Халхин-Гол, проникнув в глубь территории МНР на 20 км. К пограничникам подошло подкрепление, и завязался бой, длившийся около 12 часов. Нарушители были отброшены.

14 мая триста японо-маньчжурских всадников вновь нарушили границу МНР, заняли Дунгур-Обо и вышли к реке Халхин-Гол.

15 мая пограничники наблюдали в районе Дунгур-Обо до семисот всадников, семь бронемашин, один танк и автомашины с пехотой.

Бомбардировщик P1Y1 «Гинга»

С 14 мая начались полеты японской разведывательной и бомбардировочной авиации над Восточной Монголией, сопровождавшиеся обстрелом и бомбометанием монгольских погранзастав. Так, 15 мая пять японских бомбардировщиков совершили налет на расположение 7-й заставы (западнее Дунгур-Обо) и сбросили 52 бомбы. В результате налета были убиты 2 и ранены 19 цириков.

Все эти события за период 11–15 мая явно указывали на то, что японцы развертывают серьезную операцию, но командование 57-го особого корпуса, беспечно относившееся к защите границ МНР, продолжало расценивать их как «мелкие пограничные пустяки».

В то время как в районе реки Халхин-Гол уже с 11 мая шли бои пограничников с регулярными японо-маньчжурскими войсками, поддерживаемыми авиацией, командование особого корпуса утром 15 мая выехало на лесоразработки за 130 км от Улан-Батора.

Только приказ наркома обороны К.Е. Ворошилова от 16 мая заставил командование особого корпуса принять меры к приведению войск в боевую готовность и организации разведки.

17 мая к реке Халхин-Гол из Тамцак-Булака командованием особого корпуса были направлены 6-я кавалерийская дивизия МНР, разведгруппа от стрелково-пулеметного батальона 11-й танковой бригады, рота бронемашин и 76-мм батарея с весьма ограниченной задачей — не ввязываясь в бои, «разведывать» противника. Командовал группой командир стрелково-пулеметного батальона Быков.

20 мая стрелково-пулеметный батальон 11-й танковой бригады выслал разведку на восточный берег реки Халхин-Гол. Разведчики были обстреляны с высоты Ремизова[102]и отошли обратно.

22 мая 6-я монгольская кавалерийская дивизия, переправившись на восточный берег Халхин-Гола и легко отбросив немногочисленные разведывательные части противника, к 8 часам вечера вышла к государственной границе.

К 8 вечера 25 мая 6-я кавалерийская дивизия занимала оборону:

15-й кавалерийский полк (60 сабель, четыре станковых пулемета, одно 45-мм противотанковое орудие) — 6–8 км северо-западнее Номон-Кан-Бурд-Обо.

17-й кавалерийский полк (80 сабель, два станковых пулемета, одно 45-мм противотанковое орудие) — 6 км западнее Номон-Кан-Бурд- Обо.

Сводный эскадрон (60 сабель, четыре станковых пулемета) — на южном берегу реки Хайластын-Гол (6 км юго-западнее Номон-Кан- Бурд-Обо).

Маневренная группа (три взвода, два станковых пулемета) — в 5 км восточнее устья реки Хайластын-Гол.

Артиллерия дислоцировалась на опорном пункте, 8 км восточнее устья реки Хайластын-Гол. Бронедивизон — на западном берегу реки Халхин-Гол, у устья реки Хайластын-Гол, откуда вел разведку на восток и север.

Отряд Быкова переправился на восточный берег Халхин-Гола с задачей выйти на линию 6-й кавалерийской дивизии монгольской армии: одной ротой — на левый фланг 15-го кавалерийского полка, другой ротой — на правый фланг сводного кавалерийского эскадрона.

До 20 мая действия японской авиации, в основном, выражались в бомбардировке отдельными самолетами погранчастей МНР. К 21 мая японцы, сосредоточив в районе боевых действий до двух-трех рот бомбардировочной и истребительной авиации, начали проявлять большую активность. 22 мая во второй половине дня произошел первый воздушный бой. В этот же день японцы сбили советский самолет Р-5, работавший по связи с 6-й кавалерийской дивизией. Одновременно японская авиация начала действовать над полем боя и производить глубокую разведку тыловых районов.

С повышением активности японской авиации командование особого корпуса, располагая данными о переброске новых авиачастей противника в район боевых действий, начало сосредотачивать воздушные силы на территории МНР. 70-й истребительный авиаполк (38 истребителей И-15) и 150-й смешанный полк (СБ и Р-5), дислоцировавшиеся на территории МНР, подтянулись ближе к линии фронта. К 26 мая из Забайкальского военного округа на аэроузел в район Тамцак-Булак перебросили 22-й истребительный авиаполк, в составе которого было 63 истребителя И-15 и И-16. Еще через несколько дней в Монголию прибыл 38-й бомбардировочный авиаполк в составе 59 двухмоторных бомбардировщиков СБ.

Теперь перейдем к дипломатическому аспекту конфликта. 19 мая 1939 г. японский посол в Москве господин Того был вызван на Кузнецкий Мост, в Народный комиссариат иностранных дел, где Молотов от имени советского правительства сделал ему официальное заявление: «Мы получили сведения о нарушении границы Монгольской Народной Республики японо-маньчжурскими войсками. Поскольку между СССР и МНР имеется пакт о взаимопомощи, то по поводу указанного нарушения границы МНР я должен сделать послу заявление. За последнее время, 11–12 мая и позже, имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Кан-Бурд-Обо, а также в районе Донгур-Обо.

В воинских частях МНР имеются раненые и убитые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства».

Японский посол немедленно передал в Токио текст заявления советского правительства. Но японское правительство даже не удосужилось ответить. Еще бы! 20 мая на совещании пяти японских министров было принято решение о присоединении Японии к военному пакту Германии и Италии. В такой ситуации командующему армией требовался хоть небольшой успех, чтобы оказать нужное воздействие как на колеблющихся членов собственного кабинета, так и на Германию. Теперь оставался «последний довод королей» — большие пушки.