Гражданская война на Тереке
С осени 1917 на Северном Кавказе началось формирование контрреволюционных союзов. 7 октября Кубанская войсковая рада обратилась к представителям казачества и горцев с предложением создать Юго-восточный союз Кубанского, Донского, Астраханского казачьих войск и горцев Северного Кавказа.407 21 октября был подписан договор о создании «Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей».408
В Северной Осетии 30 декабря 1917 года офицеры и солдаты осетинских полков напали на Владикавказский Совет рабочих и солдатских депутатов. Активный участник революционных преобразований в Терской области С.М. Киров писал об этом: «Банды офицеров... разгромили местный Совет рабочих депутатов, и после этого в городе началась страшная оргия. Массовые грабежи, убийства, пожары. Рабочие были бессильны что-либо сделать, так как были обезоружены. В течение нескольких дней в городе творилась страшная вакханалия. Население пряталось. Предприятия закрывались. Шла беспрерывная стрельба, — город был отрезан от внешнего мира. Телеграф не работал. Поезда не ходили. На улицах валялись трупы людей и лошадей. В домах лежали покойники, — их не хоронили, боясь идти на кладбище».409
К началу 1918 года во Владикавказе находились сразу три антиреволюционных правительства: казачье во главе с Карауловым, горское во главе с Чермоевым и Терско-Дагестанское во главе с Каплановым. В Терской области развернулась гражданская война. Газета «Народная власть» писала: «Развязана была вся стихия, дым столбом вознесся к небу, пожарище осветило всю область, грабежи достигли апогея. Добавьте к этому вернувшуюся с фронта «Дикую дивизию», принесшую с собой все худшие навыки войны, и вы представите себе приблизительную картину мира и порядка, на котором покоилось Терско-Дагестанское правительство».410
Из-за сложной ситуации в Осетии, второй съезд народов Терека (16 февраля — 5 марта 1918 года) проходил не во Владикавказе, а в Пятигорске. Накануне съезда со статьей на страницах газеты «Голос» выступил С.М. Киров. Он подчеркивал, что Терская область уже «горит в жестоком огне разрухи.., в целый ряд мест области можно ехать только с белым флагом.., область разбита на враждебные вооруженные лагери, готовые в каждую минуту броситься друг на друга».411
5(18) января 1918 на заседании Учредительного Собрания в Таврическом дворце в Петрограде от имени мусульманской социалистической фракции выступил Ахмед Цаликов. Он огласил декларацию, в которой отмечалось, что Советская власть, принявшая энергичные меры к ликвидации войны и коренному переустройству страны на основах приближения к социалистическому строю, оказалась несостоятельной перед лицом задач, которые были поставлены перед ней объективным ходом событий. В декларации подчеркивалось, что несостоятельность новой власти сказалась в области социального творчества и переустройства России на началах подлинного признания за всеми населяющими её народами права на территориальное и национально-культурное самоопределение, а Совет Народных Комиссаров оказался бессильным обеспечить народам России свободное развитие. Кроме того, политика эта в ряде случаев становилась в решительное противоречие с лозунгами российской революции и несла народам России меч гражданской войны, зарево пожаров и потоки крови. Декларация требовала: немедленно провозгласить права человека и немедленно претворить их в жизнь в Российской Республике, провести глубокие социально-экономические преобразования с учетом национально-экономических, бытовых, этнических и религиозных особенностей, наиболее ярко выраженными в местностях с преобладающим мусульманским населением. В мае 1918 года А. Цаликов прибыл в Осетию, где был избран членом осетинской фракции Терского Народного Совета, а затем возглавил меджлис горских народов Кавказа в Тифлисе.
В борьбу против советской власти включились не только местные народы, но и представители иностранных государств, в том числе и европейских. Полковник Беликов, участвовавший в контрреволюционных выступлениях в Осетии вместе с Г. Бичераховым, писал в своем дневнике: «В конце января 1918 года во Владикавказе был Ваган — представитель французского правительства в России... Он был у меня и предложил мне денежную помощь от своего правительства, если я организую для борьбы с большевиками более или менее значительные силы... Я подбивал осетин-мусульман и частью кабардинцев на выступление против большевиков».412 В апреле 1918 года на Северный Кавказ прибыл представитель германского правительства немецкий генерал фон Лоссе, который поставил перед Союзом вопрос об образовании Горской Республики. Тогда же руководство Союза обратилось к ряду государств Европы с просьбой о признании правительства Горской Республики.413
В этом же месяце в Темир-Хан-Шуру прибыла делегация бакинской партии «Мусават», терпевшая тогда поражение от большевиков. Они взывали к мусульманам Дагестана и Нажмуддину Гоцинскому: «Когда истребляют мусульман, нельзя оставаться безучастными». Мусульманские деятели приняли решение послать в Баку два дагестанских полка и три пушки, а в случае необходимости мобилизовать все население области. Однако, в ожидании поддержки, мусаватисты были вынуждены капитулировать. В Дагестане была издана очередная фетва: «Не признавать условия капитуляции «Мусават», воевать с большевиками и освободить своих мусульман от них, для чего всему Дагестану выступить».414
Тем временем, подавив выступления «Мусават», в Петровск направился Бакинский экспедиционный отряд. 26 апреля он объединился с Астраханским экспедиционным корпусом. Противостоящие им вооруженные отряды Н. Гоцинского потеряли, по официальным данным, только убитыми тысячу человек. Руководство военно-революционного комитета Дагестана выдвинуло ультиматум о разоружении дагестанских полков и милиции Гоцинского с выдачей всего оружия в течение 24-х часов.415 Остатки вооруженных сил Гоцинского скрылись в горах, часть их впоследствии присоединилась к красноармейцам. Учитывая местную специфику, Военно-революционный комитет объявил, что не намерен посягать на основы ислама и немедленно приступит к организации духовного управления и шариатского суда во всем Дагестане.416
11 мая 1918 года на Батумской конференции было объявлено о создании Горской Республики и о ее признании Турцией и Германией, а через два дня горское правительство направило ноту в Народный комиссариат иностранных дел РСФСР об отделении от России. После протеста Советского правительства председатель правительства Горской Республики А. Чермоев обратился за помощью для борьбы с советской властью на Северном Кавказе к Турции. Один из руководителей Красной Армии (в 20-е годы — председатель Кавказского бюро РКП(б)) Г.К. Орджоникидзе так характеризовал горское правительство: «...это было правительство, созданное турецкими агентами, и все время его местопребыванием была гостиница «Ориант» в Тифлисе... Только после занятия Петровска и Баку турками оно осмелилось перекочевать в Темир-Хан-Шуру, но не смело двигаться дальше».417
Турция приняла призыв горцев незамедлительно. Главнокомандующий Кавказским фронтом турецкой армии Вахиб-Махмуд-паша 28 апреля 1918 года сообщил телеграммой на имя закавказского правителя о том, что турецкое правительство признает независимость Северного Кавказа.418 Для успешной работы в этом направлении в Турции было создано Северо-Кавказское политическое общество.419
В конце мая 1918 года турецкий генерал Юсуф-Изет-паша был назначен командующим войсками горского правительства. В этот период Стамбул неоднократно посещали делегации Горской Республики. Турецкое правительство и северокавказские эмигранты принимали их, оказывая всяческие знаки внимания и проявляя неподдельную заинтересованность к их проблемам, на что пробольшевистски настроенная часть горцев реагировала резко отрицательно. Народный совет Терской области, узнав, что османское правительство активно контактирует с делегатами горского правительства, принял следующую декларацию: «Совет Терской области, узнав из депеши о присутствии в Константинополе совершенно неизвестных ему делегатов, утверждающих, что Северный Кавказ выделился как самостоятельное государство, заявляет от имени чеченского, кабардинского, осетинского, ингушского и казацкого населения, представители которых являются членами Совета, что население Северного Кавказа никогда не давало кому бы то ни было такого поручения... Народный Совет Терской области категорически протестует против намерения закавказского правительства привлечь Северный Кавказ к акту отделения Закавказья от России».420
Турция обеспечивала войска Горской Республики различными видами вооружения, техники и транспорта, в связи с чем Наркоминдел России выразил резкий протест турецкому правительству.421 Но, несмотря на это, турецкие войска во главе с Изет-пашой вошли на территорию Дагестана, 10 октября 1918 года заняв город Дербент, 24 октября — Темир-Хан-Шуру (Буйнакск), а 8 ноября — город Порт-Петровск (Махачкалу).422
Турцию, естественно, интересовало настроение населения Северного Кавказа. С целью изучения обстановки были используемы мухаджиры — северокавказские переселенцы. Во время одной из встреч турецкого разведчика (черкесского переселенца) Мустафы Бутбая с князем Кайтмазом Алихановым, закрепившимся с 500 вооруженными людьми в крепости Хунзах близ Ведено, Бутбай спросил у него о причине противоречий между населением и служителями культа, на что Алиханов ответил: «Муллы забросили свои непосредственные дела, становятся инструментом политических течений. Кто-то из них большевик, кто-то меньшевик. По этой причине я их не люблю». Относительно горского правительства князь добавил: «...под этим я понимаю единство Дагестана, Чечнистана, Терека и Кубани... Поскольку у Османского правительства есть политическая выгода в создании правительства Северного Кавказа, то пусть оно помогает военной силой».423
В оказание помощи горцам включился и Азербайджан, подписавший договор о создании Северокавказского Министерства вооруженных сил, подчиненного турецкому командованию, и выделявший неоднократно для этих целей денежные займы. Но, например, М. Бутбай довольно критически оценивал эту помощь. В своем дневнике он писал: «Правительства Азербайджана и Грузии не смогли оценить и тысячной доли тех политических возможностей, которые преподнесла им судьба. Они не оценили величие предоставленного им случая. Азербайджан, Грузия и Северный Кавказ сочли, что Россия будет занята своими делами и, вместо того, чтобы объединиться против нее, каждая республика размечталась о приобретении земель. Азербайджан пожелал захватить Дагестан, Грузия — Абхазию, а в это время на их головы обрушился российский колосс, и они сами были сметены и раздавлены потоком русской оккупации».424
Летом 1918 года начались обширные контрреволюционные восстания в Терской области. В июле войсками белогвардейцев был взят город Моздок; в ночь с 5 на 6 августа подразделения полковника Георгия Бичерахова под командованием полковников Иванова, Беликова и Соколова захватили Владикавказ. Со стороны Дагестана в направлении Терской области выступил брат Г. Бичерахова, Лазарь Бичерахов. Позиции горского правительства, и без того недостаточно прочные, еще более ослабли в результате вторжения на Северный Кавказ Добровольческой армии А.И. Деникина. В начале 1919 года Деникин занял Терек и, продвинувшись в Дагестан, назначил начальником Терско-Дагестанского края генерала Ляхова, который 3 февраля 1919 года сообщил горскому правительству, что нужда в нем отпала.425
В 1919 году Меджлис горских народов Кавказа делегировал из Тифлиса в Дагестан А. Цаликова для руководства восстанием горцев против армии Деникина. В октябре этого года был создан Совет Обороны Дагестана. Молодежь из Вольно-Магометановского входила в состав партизанских отрядов, обороняла свои земли от белогвардейской армии А.И. Деникина. Белогвардейцами в Дигории из 12 тысяч человек было расстреляно около 2 тысяч. Аулы и ущелья горцев-дигорцев разграблены. Взято все имущество, одежда, скот.426 Например, население Чиколы в период гражданской войны пять раз подвергалось грабежу белогвардейскими отрядами.427
Гражданская война на Северном Кавказе завершилась полной победой Красной Армии весной 1920 года.
Утверждение позиций «Союза безбожников» (428)
В 1920-е годы, после установления Советской власти, продолжилась борьба с одним из противником коммунистической идеологии — религиозным сознанием масс. Напомним, что лозунг отделения церкви от государства был выдвинут еще на II съезде РСДРП в 1903 году. Один из пунктов программы РКП(б), принятой на VIII съезде партии в 1919 году, также гласил: «По отношению к церкви РКП не удовлетворяется дикретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви... Партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительскую и антирелигиозную пропаганду».429
По отношению к мусульманам на протяжении довольного длительного времени (в ряде мест — вплоть до 1930-х годов) эта политика проводилась в более щадящем режиме. На начальном этапе государственного строительства ислам в целом не представлял для партии большевиков реальной угрозы. Более того, с мусульманами можно было консолидироваться в деле устранения конкретного и сильного противника — Русской Православной Церкви. Но когда основные задачи по устранению Православной церкви как одного из главных конкурентов на идеологическом фронте были решены, настало время более жестких действий в отношении мусульман. С этой целью объединялись усилия Восточного отдела Государственного Политического Управления Народного Комиссариата Внутренних Дел (ВО ГПУ НКВД), Агитационно-пропагандистского отдела ЦК ВКП(б) и, в первую очередь, Комиссии по отделению церкви от государства АПО ЦК ВКП(б), а также организации из граждан-добровольцев под названием «Союз (воинствующих) безбожников».
На Северном Кавказе активисты Союза безбожников занимались антирелигиозной агитацией и пропагандой с большим энтузиазмом и фактически на добровольных началах. В одной из докладных записок председателя Северо-Кавказского краевого совета безбожников, инструктора агитпропотдела крайкома ВКП(б) А. Ряхина на имя заведующего отделом Криницкого говорилось, что условия работы краевого совета Союза безбожников невыносимы. В частности, совет не имел в аппарате ни одного освобожденного работника, а на добровольных основах работать желающих не было. Ряхин писал: «Для работы в других обществах легче привлечь большее количество активов, могущих работать на их участках, но совсем как исключение бывает, кто берет на себя поручение по антирелигиозной работе (все мотивируют неподготовленностью), из-за чего работа держится на отдельных товарищах «любителях-безбожниках», которые также занимаются своей основной работой».430
Летом 1929 года в городе Ростове-на-Дону состоялся краевой съезд Союза воинствующих безбожников и сотрудников идеологических отделов областных и окружных комитетов ВКП(б). Участники съезда выражали большую обеспокоенность в связи с «беспринципным поведением некоторой части коммунистов на местах». В частности, приводились примеры отказа партийных работников под разными предлогами организовывать ячейки СВБ в аулах и выступать на массовых собраниях с пропагандой атеистических идей.431
Наступление на позиции религиозных организаций активизировалось. Инструкция административно-организационного управления НКВД РСФСР об использовании помещений религиозными объединениями от 23 февраля 1929 года432 положила фактическое начало планомерному закрытию и перепрофилированию богослужебных зданий. Согласно циркуляру Народного комиссариата земледелия #90 от 13 февраля 1928 года и решению комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК от 6 января 1930 года, служители культа были лишены права пользоваться землей «наравне с другими лицами, лишенными избирательных прав, имеющими источники существования от торговли, эксплуатации труда в промышленных и других предприятиях».433
Служителям культа, демонстративно порвавшим с религией (для чего требовалось заявить о снятии сана официально в печати), предоставлялась возможность встать на учет на бирже труда. Причем, такие лица регистрировались отдельно от остальных безработных и, в отличие от рядовых граждан, не получали никаких льгот, в том числе и пособия по безработице. Они, как правило, направлялись «на физическую и техническую» работу и ни под каким предлогом не могли быть направлены в органы просвещения, на заводы и управления военной промышленности. Через пять лет примерного труда отрекшиеся от сана получали право голоса в избирательных кампаниях.434
Но ни в коем случае не менялось их положение в отношении землепользования. Согласно решению Особой коллегии Высшего контроля по земельным спорам, даже после снятия сана религиозные деятели должны были рассматриваться в этом вопросе как служители культа. Особая коллегия сделала разъяснение и в отношении умерших служителей культа: после их смерти все ограничения переходили на их семьи, независимо от состава — будь то учителя, служащие, военнообязанные, право на пользование землей с этих лиц снималось.435
Продолжалось дальнейшее ужесточение политики в отношении лиц, освобожденных от военной службы по религиозным убеждениям. Более одной тысячи человек (по официальным данным) из разных регионов РСФСР привлекались к лесным работам на казарменном положении в течение 24 месяцев.436 Президиум ВЦИК поручил НКВД «упорядочить» использование уклоняющихся от воинской повинности по религиозным убеждениям следующим путем: такие лица должны были лишаться льгот, предоставленных военнослужащим РККА, в которые входили улучшение «жилищно-санитарных» условий, устранение перебоев продовольственным снабжением и т.п. Одновременно НКВД рекомендовал принять все усилия для изолирования религиозных проповедников и заняться улучшением «политико-антирелигиозной» работы.
В июне-июле 1931 года на Северном Кавказе были организованы 16 комиссий по рассмотрению религиозных вопросов: 1 — при северокавказском крайисполкоме, 7 — при облисполкомах и 8 — при горсоветах. В 1929, 1934–35 годах по Осетии прокатилась волна раскулачивания. Многие из мусульман Вольно-Магометановского и прилежащих мусульманских сел подверглись насильственному переселению в другие регионы России. После этого было осуществлено новое административное деление и образован Ирафский район. Селение Вольно-Магометановское получило название Чикола. Нынешний муфтий Северной Осетии Дзанхот Хекилаев рассказывал автору, что он с родителями выехал на новое место жительства в Томскую область, где осетины проживали в бараках по соседству с ингушскими семьями. Дз. Хекилаев говорит, что ингуши даже в этих сложных политических условиях продолжали совершать предписания ислама и служили в этом примером для других мусульман.
В самой Чечено-Ингушетии, в отличие от соседних северокавказских республик, ислам сохранял весьма сильные позиции вплоть до конца 1930-х годов. Даже к началу Великой Отечественной войны в Чечено-Ингушетии действовали 401 мечеть, продолжали читать проповеди более 400 мулл. Власти подозревали о существовании на территории этой автономии тайных суфистских тарикатов, в которые входило большое число мюридов, подчиняющихся своим мюршидам.437
В Осетии к этому времени позиции ислама были, безусловно, подорваны. С 1930 года начались аресты, ссылки и расстрелы осетинских мулл и имамов. Назовем лишь некоторых из этого скорбного списка: Алихан и Омар Гацаловы, Ханери Дзоблаев — муллы из селения Вольно-Магометановское; Ахмед Тетов — мулла из селения Заманкул; Дата Хаев — мулла из селения Лескен; ингуш Исмаил Яндиев — шейх братства Кунта-Хаджи; муллы-кумыки Ибрагим Алиев, Абдул Давудов, кумык Юша Салимурзаев. Большинство из них по приговору троек ОГПУ НКВД были расстреляны. Кому-то «повезло» больше — их направили на долгие сроки в Исправительно-трудовые лагеря или вместе с семьями сослали в Сибирь.438
Закрытие мечетей и медресе, запрет на регистрацию мусульманских общин и многочисленные аресты еще не означали, что верующие отказались от своего образа жизни и традиций. Наоборот, политика подавления, проводимая Центром, нередко способствовала усилению религиозности мусульман. Но все-таки нельзя не отметить, что жестокие методы подавления религиозного самосознания в тридцатые годы заставили оставшихся на родной земле осетин приспосабливаться к новым условиям, всяческие признаки религиозности в быту сначала маскировались, а затем начался постепенный отход основной массы в сторону атеизма. О серьезности происходящих изменений говорило и то, что в частности, произошло нарушение в требованиях конфессиональной эндогамии в мусульманских и христианских осетинских семьях.439 Даже в крупных мусульманских селениях дни традиционных религиозных праздников, по рекомендации партийных комитетов, стали объявлять рабочими.440