Перевод в эпоху классицизма
18 век привносит особое явление в области перевода - господство в европейских литературах переводов, полностью приспосабливающих подлинники к требованиям эстетики эпохи. Эпоха классицизма закрепила в литературе, прежде всего французской, жанры, с четкими формальными требованиями. В это время доминируют нормы эстетики Буало, которые распространяются и на перевод. Французские переводчики стремились подчинить иноязычные литературы своим канонам, своим правилам «хорошего вкуса», своему пониманию художественного идеала. Переводы предполагали в каждом случае огромную переделку. Пушкин таким образом описывает этот вид перевода, который просуществовал до начала 19 века:
«В переводных книгах, изданных в прошлом столетии, нельзя прочесть ни одного предисловия, где бы не находилась неизбежная фраза: мы думали угодить публике, а с тем вместе оказать услугу и нашему автору, исключив из его книги места, которые могли бы оскорбить образованный вкус французского читателя».
Естественно, что при таком переводе тщательно вытравлялись местные, национально-исторические и индивидуальные особенности подлинника. Лозунг той эпохи: самый приятный перевод есть и самый верный.
Переход к противоположному отношению к переводу, произошедший на рубеже веков, охарактеризован Пушкиным следующим образом:
«Стали подозревать, что г. Летурнер мог ошибочно судить о Шекспире и не совсем благоразумно поступил, переправляя на свой лад Гамлета, Ромео и Лира. От переводчиков стали требовать более верности и менее щекотливости и усердия к публике - пожелали видеть Данте, Шекспира и Сервантеса в их собственном виде, в их народной одежде».
Это новое понимание задач перевода, сложившееся в первой четверти 19 века, было подготовлено литературой подымающейся буржуазии. Большую роль в этом отношении сыграла деятельность немецкого просветителя Гердера, собравшего и обработавшего образцы фольклора целого ряда народов в собрании «Голоса народов в песнях». Подобные тенденции были связаны с подъемом национально-освободительного движения в период войн против Наполеона, отсюда оживление интереса писателей к прошлому своей страны, к литературному творчеству других народов в их национальном своеобразии. Шиллер, переводя «Макбет» стремился показать как местный колорит, так и своеобразие стиля Шекспира; Гете проявлял интерес к народному своеобразию восточной поэзии и находил нужные средства для ее воссоздания на немецком языке.
Однако, это, пожалуй, не является проявлением специфического творческого метода романтиков, который проявляется тогда, когда подлинник становится для них материалом для вольной вариации на некоторые его темы и подвергается переосмыслению, т.е. когда пропорции характерных для него черт нарушаются, и меняется общий тон и колорит. При всем различии в конкретном осуществлении нового переводческого принципа общей чертой являлось стремление передать и показать характерные особенности подлинника, перенести читателя или зрителя в другую страну, другую эпоху, подчеркнуть все своеобразное и необычное, что есть в переводимом произведении.
Повышение требований к переводу обострило вместе с тем осознание его трудностей, опять вызвало к жизни положение, согласно которому полноценный перевод вообще невозможен и составляет неразрешимую задачу. Один из основоположников сравнительного языкознания, знаменитый немецкий лингвист Вильгельм Гумбольт наиболее резко и категорично высказал эту точку зрения в 1796 году:
«Всякий перевод представляется мне безусловно попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счет вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счет подлинника. Нечто среднее между тем и другим не только трудно достижимо, но и просто невозможно».
Август Шлегель уподобляет перевод поединку, в котором неизбежно погибает один из его участников - либо автор подлинника, либо переводчик. Эти утверждения вытекают из идеалистических взглядов Гумбольта и его сторонников, согласно которым языки мира определяют и выражают национальное своеобразие «духа» и мышления, свойственного данному народу, которые несводимы к своеобразию «духа» другого народа. Поскольку в свете идеалистического мировоззрения все, находящееся вне нас, объективно непознаваемо и единственно реальным остается лишь субъективное восприятие, постольку и мир художественных произведений не может быть объективно истолкован и полноценно отображен средствами другого языка. С такой точки зрения перевод - только слабый отблеск подлинника и более или менее произвольное его истолкование. Уже в нашем веке в лингвистике появилось течение, получившее название неогумбольдианства (концепция Сепира-Уорфа, Лео Вайсгербера), в рамках которого возникло и разрабатывается понятие языковой картины мира.
Попытки обосновать противоположную точку зрения предпринимались гораздо реже. Так, Шлейермахер в своем трактате «О различных методах перевода», 1813 год, утверждает:
«Читатель перевода лишь тогда оказывается в равном положении с внимательным читателем произведения в подлиннике, когда он наряду с духом языка получает возможность почувствовать и постепенно воспринять своеобразный дух автора (стиль)».
Те две опасности, которые по Гумбольту подстерегают каждого переводчика, для Гете только два мыслимых пути, два принципа, имеющие равное право на внимание и вовсе не непримиримые друг и другом, а скорее, отвечающие двум тенденциям, возможным во всяком переводе. Гете считает осуществимым их гармоническое сочетание.
В дальнейшем работы по переводу можно условно подразделить на две группы. Одни изображают полноценное воспроизведение подлинника как дело непосильно трудное, но возможное, они подчеркивают относительность возможностей перевода. Новым здесь является, пожалуй, только тезис, выдвинутый Виламовицем - Меллендорфом, согласно которому цель художественного перевода может быть достигнута с помощью выбора таких средств. которые вызывали бы то же впечатление. те же эмоции, какие вызываются оригиналом. Другие с полной категоричностью отрицают самую возможность перевода художественных произведений, особенно эмоционально насыщенных и образных высказываний, но допускается передача только логической стороны суждений.
Во время и после окончания второй мировой войны интерес к проблемам перевода стал постепенно оживляться, но вплоть до середины 1940-х чего-либо нового, по
6.Переводческая деятельность в нашей стране зародилась еще во времена Киевской Руси. В IX веке, по счастливому стечению обстоятельств, почти одновременно появляются письменность, литература и перевод. Но почему же возникает потребность в переводе?
Византийский император направляет двоих монахов – Кирилла и Мефодия – на славянскую территорию, чтобы те обратили жителей в христианство. Но для этого монахи сначала создают алфавит, по настоящее время называемый «кириллицей», и переводят Новый Завет, Псалтырь, а также тексты христианских молитв на староцерковнославянский язык. Следовательно, на тот период была нужда в переводе религиозной литературы.
После крещения Руси в 988 г. важно было познакомить славян с этическими учениями христианства, для этого опять же Кирилл и Мефодий занялись переводом таких текстов, как Притчи, Жития святых, Хроники и пр. Примечательно, что уже в то время появился прототип современной беллетристики – апокрифы, рассказывавшие о невероятных, чудесных происшествиях.
Переводы религиозной литературы характеризовались буквализмом, пословным переводом. Тем не менее, постепенно стали появляться примеры перевода не столь буквального, например «Житие Андрея Юродивого». Причем авторство в то время не указывалось, поэтому выяснить, выполнялись ли конкретные переводы в стране или за ее пределами, не представляется возможным.
В тяжкий для народа период Монгольского ига (1228 – 1480 гг.) переводы не теряют своего значения для развития культуры. Многие ранние работы переводчиков пересматриваются, перерабатываются, а также выполняется перевод других частей Библии.
Помимо религиозных текстов появляются переводы таких материалов, как описание Троянской войны. В основном переводили тогда с греческого, но некоторые переводчики работали с латинским и древнееврейским языками. Именно тогда начинается формирование русского языка на основе старославянского, а также различных говоров, распространенных на территории Руси. Стали возникать контакты с соседними странами, поэтому зарождающийся русский язык использовался для общения с народами других государств. Однако церковную литературу все так же переводят на церковнославянский.
C XVI века перевод перестает быть анонимным, а Москва становится центром как политическим, так и переводческим.
Князь Василий III призвал на Русь ученого переводчика из греческого монастыря. Им стал Максим Грек, занимавшийся переводами не только христианских текстов. К нему были приставлены помощники, поскольку сам он не мог за короткий срок усвоить язык Руси на достаточном уровне. Сначала Максим Грек выполнял перевод текста с греческого на латинский, а затем этот вариант помощники переводили на старославянский. Греческий переводчик был еще писателем и философом, что позволило ему создать первые тексты по переводоведению. Он много рассуждал о процессе перевода и о том, какую работу над оригиналом должен провести переводчик перед началом своей непосредственной обязанности. A именно он писал, что исходный текст должен быть тщательно проанализирован, должны быть выявлены вложенные в текст аллегории и прочие средства, а потому для переводчика весьма важны и филологические познания.
Из XVII века историкам известно большее количество имен переводчиков. В тот период тематики переводов стали более разнообразными: это медицина и анатомия, астрономия и астрология, арифметика, геометрия и даже зоология. Становится ясно, что знания языков для переводческой деятельности недостаточно – необходимы энциклопедические познания. Уже тогда появляются словари (например, латино-греко-славянский). До этого времени переводчику приходилось лишь надеяться на свою память и ориентироваться на прежние переводы. Переводчиков XVII века можно разделить на четыре группы. Во-первых, в ведомостях трудились штатные переводчики – в большинстве своем иностранцы. Во-вторых, это, конечно, переводчики церковной литературы, не теряющей своей востребованности. В-третьих, было много таких, которые занимались переводами время от времени, что называется, по совместительству. А вот члены четвертой группы – это люди, относившиеся к переводу как к искусству. В основном это были приближенные царя, выбиравшие тексты для перевода самостоятельно.
Вопрос 7