Приложение № 8. Материалы о государственном и общественном устройстве древних Афин.

АРИСТОТЕЛЬ. АФИНСКАЯ ПОЛИТИЯ, II 42—62

42. Теперешнее государственное устройство имеет следующий характер. Гражданскими правами пользуются люди, которых родители оба граждане. Они вносятся в списки демотов, по достижении восемнадцатилетнего возраста. Всякий раз, когда производится их запись демоты решают голосованием под присягой относите них: во-первых, находят ли, что они достигли положенного законом возраста ( в случае отрицательного решения молодые люди опять поступают в разряд несовершенно летних): во-вторых, свободный ли каждый .из них в отдельности и законно ли рожденный. Затем, если его отвергнут, признав несвободным, он имеет право апеллировать в суд. Демоты выбирают в качестве обвинителей пятерых из своей среды, и, если будет признано, что он не имеет права быть за­писанным, государство продает его в рабство; если же он выигрывает дело, демоты обязаны его вписать...

43. ...На все вообще должности, входящие в круг обыч­ного управления, афиняне выбирают кандидатов по жре­бию, за исключением казначея воинских сумм⁴, заведую­щего зрелищным фондом и попечителя водопроводов. На эти должности избирают поднятием рук и избранные та­ким порядком исполняют обязанности от Панафиней до Панафиней. Кроме того, поднятием рук избирают и на все военные должности.

Совет состоит из пятисот членов избираемых по жре­бию, по 50 от каждой филы. Обязанности пританов испол­няет каждая из фил по очереди, как выпадет жребий... Те из состава Совета, которые несут обязанности прита­нов, имеют общий стол в фоле, получая на это деньги от государства. Затем они собирают и Совет и народ. Совет ежедневно, кроме неприсутственных дней, а народ — че­тыре раза в каждую пританию. При этом они составляют программу, сколько дел и что именно предстоит обсуж­дать Совету в каждый день и где должно происходить за­седание. Кроме того, они назначают и народные собра­ния. Одно — главное, в котором полагается производить проверку избрания властей — находит ли народ их распо­ряжения правильными, затем обсуждать вопросы относи­тельно продовольствия и защиты страны; далее, в этот день могут делать чрезвычайные заявления все желаю­щие; наконец, полагается читать описи конфискуемых имуществ и заявления об утверждении в правах наследства и о наследницах, чтобы все были осведомлены о каждом от­крывшемся наследстве. В шестую пританию, кроме оз­наченного, пританы ставят на голосование поднятием рук еще вопрос относительно остракизма — находят ли нуж­ным производить его или нет, затем предложения предва­рительных приговоров против сикофантов от афинян и от метеков, не более 3-х от тех и других; наконец, такие дела, когда кто-нибудь, дав то или иное обещание народу, не выполнит его.

Другое народное собрание назначается для рассмотре­ния ходатайств; тут всякий желающий, возложив молит­венную ветвь, мог рассказать народу о каких пожелает личных или общественных делах. Остальные два народ­ных собрания отводятся для, всех прочих дел...

44. Председателем пританов бывает одно лицо, избран­ное по жребию. Оно состоит председателем в течение ночи и дня, и нельзя ни пребывать в этой должности дольше, ни дважды занимать ее одному и тому же человеку. Председатель хранит ключи от храмов, в которых находятся казна и документы государства и государственная пе­чать...

Кроме того, пританы производят в народном собрании выборы стратегов, гиппархов и прочих властей, имеющих отношение к войне, сообразно с тем, как решит народ...

45. ...Далее, Совет судит большинство должностных лиц, и особенно тех, которые распоряжаются денежными суммами. Но его приговор не имеет окончательной силы и может быть обжалован в суде.

Так же и частным лицам предоставляется право по­давать заявления относительно любого из должностных лиц, обвиняя его в том, что оно поступает противозаконно. Но и этим должностным лицам, в случае если Совет при­знает их виновными, возможна апелляция в суд.

Помимо всего этого, Совет производит докимасию кандидатов в члены Совета на следующий год и девяти архонтов. Притом прежде он имел право окончательного отвода кандидатов, теперь же им предоставляется право апеллировать в суд.

Вот те случаи, в которых решение Совета не имеет окон­чательной силы. Он составляет предварительные заключе­ния для внесения в народное собрание, и народ ни по ка­кому вопросу не может вывести постановления, если об этом не состоялось предварительного заключения Совета или если этого не поставили на повестку пританы. В силу этого всякий, кто проведет какой-нибудь законопроект без соблюдения этих условий, подлежит обвинению в противозаконии.

46. ...Наконец, Совет наблюдает и за всеми общественными зданиями и, если найдет тут проступок с чьей-ни­будь стороны, о виновном докладывает народу и, дав за­ключения о его виновности, передает дело в суд.

62. ...Жалованье получает, во-первых, народ за рядовые народные собрания по драхме, а за главное — по девяти оболов. Затем, в судах получают по три обола; далее, члены Совета — по пяти оболов, а тем из них, которые не­сут обязанности пританов, прибавляется на продоволь­ствие 1 обол. Кроме того, 9 архонтов получают на продо­вольствие по 4 обола каждый, причем они содержат глашатая и флейтиста; затем архонт, назначаемый на Саламин, получает по одной драхме в день. Афлофеты обедают в Пританее в течение месяца гекатомбеона, когда справ­ляются Панафинеи, начиная с четвертого числа. Амфиктионы, назначаемые на Делос, получают по драхме ежедневно с Делоса. Наконец, и все должностные лица, которые посылаются на Самос, Скирос, Лемнос или Им-брос, тоже получают деньги на продовольствие...

Аристотель. Афинская полития. - М.; Л., 1936 .С. 79-106.

СОЛОН-МИРОТВОРЕЦ

Самым мудрым из законодателей этого времени считался афинянин Солон.

Он был не только мудрец, но и воин и поэт. Первую свою славу он приобрел вот как. Афины вели войну с Мегарою за остров Саламин. Афиняне потерпели такое поражение, что в отчаянии собрались и постановили: от Саламина отказаться навсегда, а если кто вновь заго­ворит о войне за Саламин, того казнить смертью. Но Солон придумал, как заговорить о запретном. Он при­творился сумасшедшим, который не может отвечать за свои слова. Всклокоченный, в рваном плаще, он выбе­жал на площадь, вскочил на камень, с которого высту­пали глашатаи, и заговорил с народом стихами. В сти­хах говорилось:

... Лучше бы мне не в Афинах родиться, а в месте безвестном, Чтобы не слышать укор: «Сдал он врагам Саламин!»

Если ж афиняне мы, то вперед — и на остров желанный! Смело на бой, чтобы смыть с родины черный позор!

Услышав эти стихи, народ словно сам обезумел: люди схватили оружие, бросились в поход, одержали победу и заключили мир. Доводы, которыми помогла им полу­чить Саламин «сказка на каждом шагу», мы уже переска­зали в другом месте.

Когда в Афинах внутренние раздоры дошли до преде­ла, Солон был избран архонтом для составления новых законов. Он сделал, говорят, очень многое. Он запретил в Афинах долговое рабство и вернул кабальным долж­никам отнятые у них наделы. Он допустил к участию в народном собрании не только богатых «всадников» (у которых хватало средств на боевого коня), не только зажиточных «латников» (у которых хватало средств на тяжелый доспех для пешего строя), но и неимущих «по­денщиков», которых было очень много. Для предвари­тельного рассмотрения дел он поставил во главе народ­ного собрания «совет четырехсот». Солон говорил, что новый совет и старый ареопаг — это два якоря государ­ственного корабля, на которых он вдвое крепче будет держаться в бурю.

Но греки гораздо лучше запомнили не эти, а другие законы Солона — те, которые служили воспитанию гражданских нравов.

До Солона был закон: «Кто терпит обиду, тот может жаловаться в суд». Солон его изменил: «Кто видит обиду, тот может жаловаться в суд». Это учило граждан чувст­вовать себя хозяевами своего государства — заботиться не только о себе, но и о других.

До Солона считалось, что междоусобные раздоры — это зло, и сам Солон так считал. Однако он издал закон: «Кто во время междоусобных раздоров не примкнет ни к одной из сторон, тот лишается гражданских прав». Это учило граждан быть хозяевами своего государства не только в мыслях, но и на деле: где все привыкли быть недовольными, сложа руки, там властью легко овладеет жестокий тиран.

Власти не любили, когда народ в разговорах обсуждал и осуждал их действия, а народ не любил, когда ему это запрещали. Солон издал закон: «Бранить живых людей запрещается в правительственных зданиях, в суде, в храмах, в торжественных процессиях» (а разрешается, стало быть, и на улице, и на площади, и дома). И доба­вил: «Бранить же мертвых запрещается везде» — потому что мертвые бессильны защищаться.

Законы Солона учили трудолюбию. Был закон: «Кто не может указать, на какие средства он живет, тот лиша­ется гражданских прав». Говорили, что этот закон Со­лон заимствовал у египтян. Был другой закон: «Если отец не научил сына никакому делу, то такого отца та­кой сын не обязан содержать в старости». Этот закон Солон ввел сам.

Законы учили уважать трудолюбие даже в животных. Запрещалось убивать пахотного быка, «потому что, — говорилось в законе, — он товарищ человеку по работе».

Солон больше всего гордился тем, что не дал своими за­конами перевеса ни богатым и ни бедным, ни знатным и ни безродным, ни землевладельцам и ни торговцам:

Я меж народом и знатью, щитом прикрывая обоих,

Стал, — и ни тем, ни другим кривдой не дал побеждать.

Конечно, это ему только казалось: там, где он видел справедливое равновесие, мы бы вряд ли это увидели. Но его убеждение, что главное в мире — закон и главное в законе — чувство меры, осталось грекам близко во все века.

ПИСИСТРАТ В АФИНАХ

В Афинах явилось новое зрелище: трагедия. Поэт Феспис, сочинявший песнопения для сельских празд­ников в честь бога Диониса, решил не только рассказы­вать в песнях, но и представлять в лицах мифы о героях. Например, хор одевался товарищами Геракла и пел тре­вожную песню, что Геракл ушел на подвиг и неизвестно, жив ли; а потом выходил актер, одетый вестником, и рассказывал стихами, что случилось с Гераклом, и хор отвечал на это новой песней, радостной или скорбной.

Афиняне были в восторге от нового зрелища. Недо­волен был только старый Солон. Он спросил Фесписа: «И тебе не стыдно притворяться при всех и лгать, буд­то ты — Гераклов вестник?» Феспис ответил: «Да ведь это игра!» Солон покачал головой: «Скоро для нас все будет игрою».

У Солона был молодой родственник по имени Писистрат. Когда-то отец Писистрата приносил жертву в Олимпии — и случилось чудо: котел с жертвенным мя­сом закипел без огня, и вода полилась через край. Муд­рец Хилон сказал ему: «Это значит, что сыну твоему тес­ны будут законы твоего города. Поэтому не заводи сы­на, а если завел — отрекись!» Но отец не решился отречься от сына. Писистрат вырос, стал хорошим полководцем, народ его любил, и вот законы города стали для него тесны.

Однажды Писистрат изранил сам себя мечом, изра­нил мулов, запряженных в его повозку, выехал в таком виде на площадь и стал жаловаться народу, что на него напали его враги и он с трудом от них ускользнул. Его стали жалеть. Только Солон мрачно сказал: «Не верьте ему, граждане: это он играет трагедию». Но Солона не послушали.

Писистрат попросил, чтобы ему позволили держать при себе телохранителей. Ему позволили. Правда, не копьеносцев — это было бы слишком похоже на цар­скую власть, — а только дубиноносцев. Но Писистрату и этого было достаточно. Прошло немного времени, и со своими дубиноносцами он захватил акрополь и стал править как тиран.

Солон сказал афинянам: «Писистрат умнее одних из вас и храбрее других: умнее тех, кто не понял его хитро­сти, храбрее тех, кто понял, да смолчал. Встаньте на за­щиту закона!» Но народ остался спокоен: Писистрата любили. Тогда дряхлый Солон надел оружие и сел на своем пороге: «Если вы не хотите уберечь ваш город — я хочу уберечь свой дом». Его спросили: «На что ты на­деешься?» Он ответил: «На мою старость».

В этот раз Писистрат недолго был у власти: против не­го соединились двое знатных соперников, тоже мечтав­ших о тирании, и изгнали его. Но скоро они поссори­лись друг с другом, и Писистрат сумел вернуться из из­гнания. Возвращение устроили необычное. В деревне близ Афин нашли крестьянку, рослую и красивую, на нее надели шлем и панцирь, дали копье и щит, постави­ли на колесницу и повезли в город. Глашатаи кричали: «Богиня Афина сама едет в свой город и ведет за собой Писистрата!» Народ сбегался и преклонялся перед бо­гиней. Если бы это увидел Солон, он сказал бы: «Писис­трат опять играет трагедию».

Это был еще не конец. На Писистрата восстал его со­перник Мегакл Алкмеонид (внук виновника «килоновой скверны»), и дело дошло до сражения. Но войска Мегакла отказались биться с Писистратом и разбежа­лись, а вслед бегущим поскакали на фракийских конях два сына Писистрата, громким голосом крича, чтобы никто ничего не боялся и каждый возвращался к своему очагу: Писистрат не мстит никому. Уйти в изгнание пришлось теперь Мегаклу с его Алкмеонидами. Вслед за ними собрались было прочь и некоторые другие знат­ные люди, опасаясь Писистрата. Но Писистрат вышел вслед им сам с мешком за плечами. «Что это значит?» — спросили они его. «Это значит, что или я уговорю вас остаться со мной, или уйду с вами». Они остались.

В Афинах сохранилась добрая память о правлении Писистрата. Он был мягок и щедр, старался угождать народу. Однажды кто-то, обидевшись на него, вызвал его в суд, и Писистрат исправно пришел держать ответ, но обвинитель оробел и сам не явился. А пока был жив Солон, Писистрат оказывал ему великое почтение и во всем спрашивал его совета.

Один юноша влюбился в дочь Писистрата и до того дошел в своей страсти, что поцеловал ее на улице. Же­на Писистрата возмутилась и попросила мужа нака­зать дерзкого. Писистрат ответил: «Если мы будем на­казывать тех, кто нас любит, то что же нам делать с те­ми, кто нас не любит?» — и выдал дочь замуж за этого юношу.

Когда-то мудреца Питтака спросили: «Что на свете са­мое удивительное?» Он ответил: «Тиран, доживший до старости». Таким удивительным тираном оказался Пи­систрат. Он дожил до преклонных лет, народ его слу­шался, и враги его не тревожили. Но за него расплати­лись его сыновья.

ДЕМОКРАТИЯ, ИЛИ ЧЕЛОВЕК ВСЕ ДЕЛАЕТ САМ

Сколько жителей должно быть в благоустроенном О государстве? Вы скажете: «Странный вопрос!» А вот философ Платон отвечал на него вполне серьезно: луч­ший размер для государства — 5040 семейств. Почему? «Потому что этого достаточно, чтобы обороняться от врагов и помогать друзьям».

Цифру свою Платон обосновывал довольно сложно — например, тем, что это число делится на все числа от 1 до 10. Но если мы посмотрим на родной город Платона, Афины, то увидим почти то же самое. В народном собра­нии для принятия важных решений должны были нахо­диться 6 тысяч граждан; судебных заседателей в мирное время было тоже 6 тысяч; тяжеловооруженных воинов в военное время — тоже около 6 тысяч. А Платон считал, что только такие люди — взрослые отцы семейств, в мир­ное время правящие государством, а в военное выходя­щие на бой, — и заслуживают названия граждан.

Все греческие государства были очень маленькие. Одно из самых больших греческих государств — Афины с Аттикой — было меньше, чем одно из самых маленьких государств современной Европы — Люксембург. Террито­рия государства — такая, чтобы ее можно было всю оки­нуть взглядом с городского холма; население — такое, чтобы можно было знать в лицо если не всех поголовно, то всех хоть сколько-нибудь заметных людей, — вот что нужно было древнему греку. Просторы нынешних вели­ких держав ничего не говорили бы его уму и сердцу.

Таким государством грек и управлять хотел только собственноручно. Никаких депутатов — он доверяет только собственным глазам, ушам и здравому смыслу. Высшей властью в демократическом государстве было народное собрание — общая сходка, где каждый мог сам сказать, что он думает о государственных делах, мог убеждать и разубеждать других, мог ставить свои пред­ложения на голосование, а народ принимал или отвер­гал их поднятием рук.

В Афинах народное собрание сходилось раз в полто­ры недели на холме Пникс (название это приблизи­тельно значит «толкучка, теснота»). На вершине этого холма до сих пор стоит трибуна, с которой говорили с народом афинские ораторы: белый каменный куб в рост человека и к нему с двух сторон — каменные ле­сенки со ступенями по колено высотой. Здесь кричали подолгу: иногда, собравшись утром, расходились толь­ко вечером, когда в сумерках уже не разглядеть было поднятых рук

В промежутках между народными собраниями дела вел совет: он готовил все вопросы для обсуждения на собраниях. Каждый закон начинался словами: «Совет и народ постановили...» В Афинах совет назывался «совет пятисот» и избирался на год. Он делился на десять «пританий» по 50 человек, каждая притания заведовала дела­ми в течение 36 дней — проверяла списки граждан, вы­слушивала отчеты, принимала доносы, делала распоря­жения по текущим делам. Каждый день притания выбирала себе председателя, и он был как бы президен­том всей Афинской республики, но сроком только на один день. Притания заседала ежедневно с утра до вече­ра, окруженная любознательным народом. А председа­тель с несколькими помощниками должен был бодрст­вовать и ночью — чтобы в здании совета на городской площади всю ночь горел огонь. «Неусыпное попечение о порядке» — эти слова греки понимали буквально.

Кроме совета был суд, и он тоже занимался политикой. Вспомним закон Солона — «кто видит обиду, может жа­ловаться в суд». Когда гражданин, глядя на поступки дру­гого гражданина, видел в них ущерб для государства, он, если даже не был лично затронут, подавал в суд. Нельзя было привлекать к ответу только должностных лиц при исполнении обязанностей — архонта, полководца, члена совета; но кончался год его службы, и на каждого налета­ли все недовольные: полководца обвиняли в вялом ведении войны, архонта — в попустительстве неблагонадеж­ным, члена совета — во взяточничестве или кумовстве. Каждый помнил: если он не заступится за государство, то никто другой этого не сделает. Обвиненные защищались изо всех сил: на некоторые заседания суда стекалось не меньше народу, чем на народное собрание. Судебных коллегий было несколько, и были они огромные, человек по пятьсот (это чтобы труднее было подкупить суд). И об­винитель, и обвиняемый говорили сами за себя, наемных ораторов не было. Наказаниями могли быть штраф, ли­шение гражданских прав, изгнание, смерть. Но если суд оправдывал обвиняемого подавляющим большинством голосов, то неудачливый обвинитель сам платил штраф — чтобы неповадно было.

Быть судебным заседателем, членом совета, членом любой коллегии должностных лиц (казначеем, контро­лером, надзирателем над рынком, надзирателем над портом и так далее), членом управы своего квартала или своего села мог всякий гражданин, начиная с три­дцати лет. Он подавал заявление, его вносили в списки, а по спискам делались выборы. Выборы не голосовани­ем, а по жребию; нам это кажется странным, но греки видели в жребии волю самих богов. Жребиями были черные и белые бобы или камешки; для их перемешива­ния были настоящие машины, обломки которых сохра­нились. Только выборы военачальников и казначеев люди не доверяли богам и голосовали за них сами. А что­бы бедняк мог пользоваться этими правами не меньше, чем богач, все должности были платные: за каждый день, потраченный на службу, человек получал два-три обола, дневной заработок среднего ремесленника. (Во­ин в походе получал в день чуть больше этого, офицер — вдвое больше рядового, а полководец — вдвое больше офицера; разница, как видим, невелика.)

Из 25 тысяч граждан Афин и Аттики около двух тысяч занимали каждый год выборные должности. Большинство этих должностей нельзя было занимать дважды: нужны были новые люди. Каждый свободный афиня­нин хоть раз в жизни да занимал какой-нибудь пост, а большинство — и не раз. Государственные дела бывали сложные, но афинские мужики, гончары, торговцы, плотники, моряки, медники, кожевники с ними справ­лялись. Помогал опыт и серьезное отношение к делу.

А кто этому удивлялся, тому рассказывали старую шутку. Некогда, как известно, Афина и Посейдон спори­ли, кому из них быть покровителем Аттики, и Афина по­бедила. Раздосадованный Посейдон проклял афинян: «Пусть они теперь на своих собраниях принимают только дурацкие решения!» Афина, однако, заступилась за своим подопечных: «Но пусть эти решения всякий раз оборачиваются им на пользу».

[1] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1989. Т. 2. С. 323.

[2] См. подробнее Кравченко А.И. Психология и педагогика. М.: 2008. С. 297-299.

[3] Facilitator – досл. с. англ. – носитель функций, облегчающих выполнение проекта.

[4] В качестве игротехников для участия в семинарском занятии, по согласованию с руководством, могут привлекаться адъюнкты, участие в учебной игре прекрасный опыт прохождения педагогической практики, они исполняют роль консультантов, помощников ведущего, являются членами жюри и пр. Роль помощников-игротехников не обязательна, но если они вводятся в игру, преподавателем отдельно определяется их цель и задачи.

[5] Диспут (от лат. dispute – рассуждаю, спорю) – ученый спор, прение, состязание.

[6] Дискуссия (от лат. discussion – рассмотрение, исследование) – форма учебной работы, в рамках которой учащиеся высказывают свое мнение по проблеме, заданной преподавателем.