Вып. 16. с. 16
Главную миссию театра режиссер видит в излечении комплексов зрителей, очищении их восприятия до детских впечатлений. Он утверждает: «Театр должен достучаться до подсознания зрителей, сбивая рациональное осознание действительности, представленной ему. В театре зритель должен видеть сны, которые рождают разные ассоциации у разных зрителей, — каждый видит и понимает свое, связанное со своими комплексами и личными установками. Таким образом театр воздействует на подсознание».
Как я поняла, главными средствами такого доступа к подсознанию являются:
1) использование мифов (виденный нами спектакль был основан на мифе об Эдипе и посвящен Эдипову комплексу) в современном контексте;
2) использование различных сценографических и технологических эффектов. Например, странные исчезновения и появления людей и кукол, преобразования — подмены одного другим, внезапная и непонятная (фокус!) трансформация пространства.
Что касается использования мифов, то это известное психотерапевтическое и театральное средство для вовлечения зрителей в некое особое восприятие, связанное с катарсисов. На эти темы написаны труды, как театроведческие, так и медицинские. Но! К сожалению, в этом спектакле использование мифа ушло на второй план, и не имеет того значения, которое придается режиссером. Почему?
На мой взгляд, из-за отсутствия главного участника театрального действа — настоящего актера, из-за отсутствия «жизни человеческого духа на сцене». Только она способна овладеть зрительским восприятием, взять его и вести за собой. Здесь зрительское восприятие формируется технологически. Мы все равно не верим в чудеса, мы только удивляемся ловкости фокусов, разгадываем, как это сделано. Удивления мало для снятия шор рационального познания и рационального восприятия, необходимо потрясение. Поверить способно только одно воображение, и подобраться к подсознанию способно только оно. А фокусы сознательны, и «удивляют» только сознание. Кстати, единственный момент, который удивил по-настоящему, — соединение человека с куклой, их живой диалог.
Конечно, этого маловато для доступа к подсознанию, тем более, ч*о последующий за этим фокус моментально переключил мое внимание на технологию. Снова захотелось разгадывать как он это сделал, впрочем, потом и это надоело. Потому что даже удачные зримые метафоры не связывались в общее содержание. Такой вид зрелища имеет право быть, но называться театром может только с тем же правом, как, скажем, «анатомический театр». Хотя у того больше возможностей для доступа к подсознанию, ведь непривычный человек, попавший сюда впервые, от страха, от ужаса, вероятно, попадает бессознательно в некое особое изме-
ненное состояние сознания. В театре все-таки необходим «его величество актер», а если этого нет, то нет и театра.
Есть еще один ракурс этой темы. Театр, в отличие от наркотика, должен воздействовать все-таки на так называемое коллективное бессознательное, которое включает в себя общую проблему, «общую боль зрительного зала», как говорил Г. А. Товстоногов. Естественно, что общей болью зрительный зал заражается через личные ассоциации, как и обозначил Ф. Женти задачу своего театра, но личные ассоциации в нашем случае возбуждаются в связи с общим, волнующим всех содержанием.
20.10.99
Продолжаем работу над «Наблюдениями». Хотим сделать спектакль из наблюдений студентов. Ведь они наблюдают сегодняшних людей, в сегодняшних обстоятельствах. Мы делаем это упражнение с первого курса, и сейчас уже накопилось такое количество этюдов, что из них может сложиться современная пьеса (рожденная упражнением) с особым драматургическим построением. Только в отличие от любой другой современной пьесы в ней изначально будет присутствовать их взгляд на действительность, их личное отношение. Они авторы. Я уже писала, что это программное задание очень важно для нас. Оно относится и к тренингу организма и к философии профессии «Актер». В разговоре об этом задании не обойтись без очень сложной и в то же время простой для , актерского искусства темы. Эта тема — «перевоплощение».
Все упражнения и теоретические обоснования, затронутые в этой главе, так или иначе относятся к перевоплощению. Можно говорить о «зерне» роли, о «жизни человеческого духа» в роли, о характерности и т. д. Но, в конечном итоге, рано или поздно каждый участник спектакля должен со всей определенностью ответить себе, хотя бы себе, не признаваясь в этом другим: я становлюсь другим или остаюсь собой, а выгляжу другим, благодаря всяким приспособлениям и ремеслу. Наконец, он должен ответить себе, тратит ли он свои эмоции, свое мышление, свой организм или устает только от затрат энергии на воплощение в процессе игры.
Я не буду повторяться, ибо, как мне кажется, вполне определенно уже высказалась на эту тему. Изменение мышления, изменение ритма существования (физического и психического) делают человека-актера другим, другой личностью. Это и есть цель актерского искусства — пробуждение в себе другой личности, другого сознания с другим восприятием и реактивностью. Они будут подлинны, эти чувства или «сочувствия», как называл свои переживания М. А. Чехов. Подлинны до патологического продолжения «болезни ног» профессора Серебрякова из «Дяди Вани» после окончания спектакля или репетиции. Подлинны до сердцебиения у актера, играющего Войницкого в третьем акте. Но эти «вызванные» по собственной воле эмоции и физические ощущения не приносят вреда здоровью, а, наоборот, по мнению практической психотерапии, должны излечивать актера от собственных психологических проблем и, если хотите, от «болезней ног» тоже. На лечении воображением основаны многие лечебные методики и способы групповой психотерапии.
Вероятно, эти рассуждения могут показаться спорными. Ведь если актер будет подлинно волноваться каждый раз как Гамлет, то после десятого спектакля он сойдет с ума, а актер, играющий Отелло, наконец, задушит актрису — Дездемону. Важно отметить, что он будет волноваться именно как Гамлет, а не как актер, но волноваться будет по-настоящему.
В подтверждение этому, прежде чем ссылаться на взгляды основоположников театра, приведем выдержку из учебника «Основы психофизиологии»: «Благотворное влияние эмоций особенно отчетливо проявляется в случае, когда эти эмоции возникают на базе потребности, мотивирующей данную деятельность субъекта, и органически с ней связаны.... Примером компенсаторной функции эмоций... может служить подражательное поведение, характерное для эмоционально возбужденного мозга»1.
К. С. Станиславский по поводу органических, подлинных чувств в роли определял их отличие от жизненных только их аффективным происхождением. В письме к Л. Я. Гуревич К. С. Станиславский пишет: «Я тоже делаю различие между сценическим и подлинным переживанием... Я говорю, что на сцене артист живет подлинным чувством, но аффективного происхождения, то есть подсказанного аффективной памятью, в которой чувство очищалось от всего лишнего. Это чувство: квинтэссенция всех подобных ему чувств. Благодаря своей очищенности и сгущенности оно, в иных случаях, бывает сильнее, чем подлинное жизненное чувство... Актер живет на сцене воспоминаниями из прошлого, и я их называю подлинными. Оживает их квинтэссенция, синтез.