Что такое хорошо и что такое плохо

Следующий момент очень важный и серьезный. Я хочу остановиться на нем подробнее. У американских студентов, за редким исключением, абсолютно отсутствует идея оппозиции учителю, школе, администрации, что так характерно для российской системы в целом и российских детей в частности. Быть хулиганом и иметь плохие оценки в американской школе не считается круто. Также не круто пить, курить и ругаться матом. А иметь примерное поведение для мальчика не считается зазорным. Наоборот, быть прилежным учеником и иметь хорошие оценки в школе у них престижно (cool), а двоечники считаются не лидерами, а неудачниками (looser). Также престижно заниматься какой-нибудь общественной работой, быть на виду. Все это является результатом целенаправленного воспитания или идеологии в области образования.

Вспомните, как воспитываются наши дети. Вспомните, как часто в наших фильмах главный герой противостоит системе и лицам, по своему служебному положению эту систему олицетворяющим. Вспомните, как часто наш юный герой должен принять решение, идущее вразрез с системой. И он делает это на основе своих представлений о добре и зле, на основе своих жизненных ценностей. Он дает свою оценку всему происходящему. Он имеет свое собственное мнение…

Все это совершенно противопоказано детям американским. За них уже все продумали и решили. Их личные ценности должны быть адекватными с ценностями системы. И одна из главных ценностей (выше уже шла речь об этом) — это следование инструкциям. Чтобы быть хорошим членом общества, совсем не обязательно делать что-то хорошее. Достаточно не делать ничего плохого, то есть не нарушать инструкции. Принести оружие в школу плохо не потому, что это плохо, а потому, что это нарушение вполне конкретной инструкции — пункт такой то, абзац такой-то. И это с детства в них усиленно воспитывается. К 16 — 17 годам они уже вполне сформировавшийся продукт системы.

Один маленький пример. У меня в классе во время урока громко разговаривает черная девочка. Честно говоря, это уже и не девочка вовсе. Ей 18 лет, и она должна бы быть в двенадцатом классе. Но, видимо, в прошлом году запалила несколько предметов и поэтому оставлена на второй год, теперь числится в одиннадцатом. Это говорит о том, что проблемы у нее не только с химией. В девочке 180 сантиметров роста и не меньше 100 килограммов веса, а то и все 120. Так вот, я делаю ей одно замечание, другое. Ноль внимания. После того как замечания не дают результата, я, следуя инструкциям, вывожу её из класса для приватной беседы в коридор, и там случайно наталкиваюсь на проходящего мимо завуча.

Завуч, видя, что начинающий учитель в нестандартной ситуации, интересуется в чем дело, я все вкратце объясняю. В ответ девочка начинает утверждать, что не делала ничего дурного. Мол, все разговаривают, и она совершенно не понимает, почему я привязался именно к ней. Это у них наиболее частая отмазка — «все разговаривали». Но я это уже проходил и потому вполне педагогично замечаю: «Бритни, мы сейчас говорим не обо всех, а конкретно о тебе. Ты должна отвечать за свои поступки». Она знает, что таковы правила: коллективное не снимает персональной ответственности. Девочка в легком замешательстве. «Я помогала Тиффани, так как она попросила меня объяснить ей непонятную задачу», — изобретает она на ходу после недолгой паузы. Тут уже я в замешательстве. Я ещё не знаю, как это крыть. Но хорошо знает завуч. «А ты спросила у учителя разрешения помочь твоей подруге?» — спрашивает она её. Девочка опускает глазки и говорит виноватым голосом: «Нет». Она вспоминает, что есть такая инструкция — спросить разрешения у учителя. Она эту инструкцию нарушила. «В следующий раз, если захочешь кому-то помочь, — педагогично продолжает завуч, — спроси разрешения у учителя, и тогда тебя никто ни в чем не обвинит».

Я смотрю на все это и с трудом сдерживаю смех. Девочка-тетя виновато стоит перед нами, потупив глазки. Её поймали на нарушении инструкции. Громко разговаривать плохо не потому, что это мешает учителю, остальным ученикам, а потому, что существует такая инструкция. И тут я вспоминаю, что действительно многие дети постоянно спрашивают у меня, можно ли им помочь друг другу.

О правилах

Тут уместно будет перейти к различиям между учениками двух разных школ — хорошей и плохой.

Итак, школа худшая или, назовем её так, среднестатистическая, которых в нашем дистрикте 90 процентов. Учеников в ней можно условно разделить на четыре категории.

Первая (от 10 до 20 процентов) — дети, настроенные на учебу. Они хотят что-то понять, чему-то научиться и очень заинтересованы в хорошей оценке. Подчеркнуто вежливы с учителем и друг с другом.

К следующей категории я бы отнес детей, которые могли бы нормально учиться и, как правило, нормально учится при наличии в классе соответствующей атмосферы. Но они заинтересованы не столько в знаниях, сколько в хорошей оценке, так как в противном случае их ждут неприятности дома. Таких процентов 30.

Примерно столько же тех, кто настроен не учиться, а просто провести время в классе. По большому счету им наплевать на оценку, которую они получат. Заставить их что-либо делать в классе крайне сложно. Как правило, их родителям совершенно безразличны успехи детей в школе. Это третья категория.

Оставшиеся 20 процентов — это просто патологический случай.

Из двух последних групп половина учеников не способна чему-либо научиться в принципе. Причем я сейчас не говорю о тех, у кого официально медиками зафиксированы какие-либо проблемы (learning disabilities). Таковых не более 5%. Причем я с удивлением обнаруживаю, что подчас среди этих студентов есть умненькие детишки. Сейчас я говорю о тех, кто официально считается совершенно нормальным человеком безо всяких отклонений. Так вот, у этих самых нормальных студентов совершенно отсутствуют всякие навыки к обучению, к усвоению материала. Мозг не приучен выполнять даже простейшие мыслительные операции. В ходе недавней подготовки к государственному тесту ученики десятого класса должны были ответить на вопрос: «Если деревянный брусок распилить пополам, чему будет равна плотность каждой половинки?» Только 20 процентов ответили, что плотность останется та же, 60 процентов — что плотность каждой половинки будет в два раза меньше начальной, ещё 20 процентов — что плотность будет в два раза больше…