Что без опоры на социокультурные доминанты
Российской цивилизации невозможно осуществление
Продуктивной образовательной политики. Но вопрос о том, что
Понимать под ^почвенностью», русским менталитетом при осуществлении педагогического процесса, по-прежнему остается открытым.
Городская и крестьянская Русь
Характерная черта развития российской цивилизации - наличие в стране обширных свободных земель, В результате этого, в частности, не произошло тесной консолидации различных сословий, а следовательно, слияния городской и сельской культур. Они развивались достаточно самостоятельно и привели к складыванию вполне автономных (и даже враждебных) педагогических традиций. Городская просветительно-образовательная культура сосредоточивалась в сравнительно узком и ориентированном на Запад кругу - сначала светской и церковной аристократии, а затем и горожан.
Ей противостояла не сливающаяся с городской, а постоянно достраивающая себя и стремящаяся утвердиться в духовной приоритетности сельская культура,, чей менталитет упорно противодействовал экспансии городской образовательной политики. Даже трудовой принцип воспитания, органично соответствующий крестьянским традициям, но реализовавшийся по индустриально-городскому образцу, отторгался сельской Россией'. Глубинным основанием этого противоречия выступало не учитываемое в отечественной педагогике различное восприятие городской и сельской культурами образа мира. Так, в крестьянской Руси - это «колесо» с его повторяющейся цикличностью обрядово-трудовых занятий. Понятия прогресс, развитие в целом если и присутствовали, то эфемерно. Это, например, и предопределило «Школу Народного Календаря» как основу воспитательно-образовательной программы у старообрядцев. В городской же ментальности просвещение было неотделима от прогресса - уходящей вперед магистрали поступательного совершенствования, что придавало построению образовательного процесса не кон-центрическо-цикличный, а линейный характер.
Православие и государство
Наряду с геополитическими факторами важнейшей доминантой российской цивилизации было православие. Его постулаты вносили в российский менталитет идеи коллективного движения к лучшему будущему, социальной справедливости, а не поощрение частной инициативы, достижений индивидуального личного успеха. В проекции на систему отечественного образования это проявлялось в отторжении попыток индивидуализации учебно-воспитательного процесса, его дифференциации, внимания к развитию способностей и талантов.
Интеграция государства и церкви дала установку на внешнее исполнение обрядов. Это стимулировало не созидание народного духа, а установку на дисциплину и авторитарность.
Вместе с тем нельзя не отметить иной, более значимый аспект, связанный с православием, - акцент на духовно-нравственную направленность, неприятие утилитарно-прагматической ориентации образовательно-воспитательного процесса.
Следует осмыслить и такую имманентную черту отечественной традиции, как идея мессианской роли России в мире, которому только она сможет указать праведную дорогу. После Октября 17-го года это кредо определяло постулат о самой передовой в мире социалистической педагогике, качественно превосходящей западную, обреченную на историческое поражение.
Однако все попытки реализовать подобные принципы в сколько-нибудь широком масштабе неизбежно терпели крах. Жесткость ментальных конструкций российской цивилизации отторгала все абстрактные просветительские устремления, и массовое сознание оставалось удивительно индифферентно к «благодетельному воздействию сверху».
Такому положению способствовала роль государства, исторически скрепляющего огромные территории, населенные различными этносами. Традиционно сложился тоталитарно-авторитарный тип государства, при котором так и не смогло вызреть, а тем более сформироваться гражданское общество. Принцип, что «не Москва государю указ, а государь - Москве», приводил к стремлению осуществлять унифицированную образовательную политику в интересах державы. Отсутствие единства между государством и обществом приводило к незавершенности, неглу-бйне всех просвещенческих реформ. Начатые сверху, они не подхватывались учительством и в итоге гасились в массах. Идущие же снизу педагогические инициативы отторгались административными органами просвещения, а в итоге подавлялись, и их инициаторов ждала печальная участь. Традиционное противостояние между «наробразовскими чиновниками» и учительством остро ощущается и сейчас, например, по вопросу стандартов образования.
Другой характерной чертой являлась сугубо централ истекая политика государства в осуществлении образования! что приводило к единой системе, не учитывающей местную специфику. Или же наоборот, в период ослабления государства вынужденное предоставление «местам» полной самостоятельности в определении базового образования подготовки программно-методических материалов. Это неизбежно приводило к резкому снижению знаний учащихся, а в итоге - к разрушению единого образовательного пространства.
В аспекте национальной школы государству было присуще «дискомфортное» восприятие всякого проявления национальной особенности как нарушение российской идентичности. «Русификаторство» выступало не только просвещенческой политикой, признаком имперского мышления, а соответствовало социокультурным основаниям российской цивилизации. Конечно, задача сведения национальных, педагогических традиций к единому знаменателю официально не провозглашалась. Однако не допускалось и формирование автономного от Министерства просвещения национального образовательного компонента. Обратной стороной сугубо наднационального педагогического процесса стало отсутствие русской школы. Это был не случайный «недостаток» отечественного просвещения, а как раз его неотъемлемый признак, глубоко укорененный в российском государстве. Дело в том, что специфичная русская школа выступала бы не в качестве стимула, а как препятствие решению имперско-мессианских задач, фактор, разрушающий этносоциальное единство.
Михаил БОГУСЛАВСКИЙ,
доктор педагогических наук