Я: Ты зажигаешь, Морган Кэплер?

Морган: На полную катушку!

Я смеюсь, затем выключаю телефон. Иначе она будет слать мне сообщения всю ночь. Когда чищу зубы, осознаю, что веду себя жалко: я просто должна успокоиться и прочитать проклятую записку Люка. Поэтому в одиннадцать тридцать ложусь в постель, слыша звук пришедшего смс, и вскрываю конверт. Его содержание весьма удивляет меня. Это не извинение. Даже близко не оно. Просто белый лист бумаги с нарисованными на нем четырьмя символами.

Люк: Хоть один из этих символов что-нибудь для тебя значит?

Я моментально узнаю один из них. Тот, что похож на перевернутую цифру восемь, но он довольно распространен. Это символ бесконечности. Я просматриваю остальные знаки, пытаясь вспомнить. Действительно ли какой-нибудь из них мне знаком? Я не уверена. Вряд ли. Переворачиваю лист бумаги, чтобы посмотреть, объяснил ли Люк что-нибудь на обороте, но он чист. Я сижу в постели, смотря на символы в течение еще пяти долгих минут. Почему Люк спрашивает о них? И почему ничего не объясняет? Бесконечно любопытная часть меня хочет, нет, жаждет знать.

Поэтому он делал это? Звонил мне? Я отбрасываю эту мысль и засовываю конверт назад в ящик. После нескольких минут внутренних споров с самой собой вынимаю сотовый и набираю номер Люка. Я отказываюсь звонить. Нет, только не после того утра возле его квартиры: брезгливости на лице Кейси, ужаса — на его. Я не могу перенести мысль о том, чтобы слышать голос Люка. Вместо этого пишу сообщение:

Я: А что?

Нажимаю «отправить», пока не передумала и не спрятала телефон под подушку, пытаясь выбросить все это из головы. Пару минут спустя приходит ответ.

Люк: Это важно.

Я: Это не ответ.

Люк: Это связано с Вайомингским Потрошителем. У меня все еще есть друзья в полиции Брейка. Они попросили, чтобы я их выручил. Изучаю несколько деталей.

Я понятия не имею, зачем Люк следит за делом Вайомингского Потрошителя, но это может означать только одно — проблемы.

Я: У тебя есть материалы? Ты их получил?

Я жду, бодрствуя в течение, по крайней мере, получаса, прежде чем получаю ответ.

Люк: Я сейчас на работе. Заканчиваю в 8:00. Тогда и позвоню.

Я не заморачиваюсь с ответом. Какой смысл? Он все равно позвонит, и я действительно хочу знать, есть ли у него те материалы. В них должны быть доказательства, что мой папа невиновен. Там, конечно, не будет никаких улик, чтобы доказать его вину, и в этом я точно уверена. Если у Люка есть… Если у него есть эти файлы, я собираюсь их увидеть. И изучить от корки до корки, пока не найду способ доказать, что мой отец не убивал всех тех девочек.

***

Несколько лет назад.

— Что ты затеваешь, Монстрик? — Мне восемь лет, я ныряю в наш закрытый бассейн за морскими ракушками, которые мой отец бросил на мелководье для меня.

— Я русалка, папа.

— Конечно, Монстрик.

Я ворчу на него, обнажая зубы, половина из которых отсутствует.

— Ты становишься все более серьезно-жесткой с каждым днем, моя Русалочка-Монстр. — Он смеется и высоко подбрасывает одну из тех ракушек, собранных мною на дне бассейна. Я ворчу еще громче, добавляя строгий хмурый взгляд и искривленный рот для пущей убедительности.

— Мисс Вилмотт говорит, что слова «серьезно-жесткой» не существует, папа.

Складки появляются на папином лбу, и он наклоняется, чтобы снять итальянскую кожаную обувь, которую купила моя мать.

— Она такое говорила, да?

— Угу.

— Понятно. Просто скажи ей, что оно существует в словаре «Доктора Зло», хорошо? Она не сможет поспорить с этим!

— Хорошо, папа. Сегодня она рассказывала нам греческий моф.

Мой папа смеется — хохот от всего сердца.

— Ты имеешь в виду миф?

Я торжественно киваю.

— О мальчике, чей папа смастерил крылья из перьев и воска, чтобы улететь из тюрьмы. Но он слишком высоко парил в небе, и они полностью растаяли.

— Ах, я знаю ту историю. Она одна из моих любимых. Ты помнишь его имя?

— Икар, папа! Его звали Икар!

Глава

Передозировка

Люк

Кажется, двенадцатичасовая смена никогда не закончится. Голова забита только этой мыслью, когда поступает вызов. В одну минуту я думаю о том, что собираюсь сказать Эвери, о чем хочу спросить ее, а затем получаю следующее задание, которое ревет из рации.

— Офицер Рид, пожалуйста, ответьте девяностому. Вы нужны, жертва передозировки наркотиками. Машина скорой помощи в пути.

Тамлински с водительского места посылает мне укоризненный взгляд.

— Ты знаешь кого-то из Уильямсберга? — спрашивает он. — Этот район ведет девяностый — Восточный Уильямсберг и Бруклин.

— Никого. Я никого там не знаю, — отвечаю я и спрашиваю по рации. — Почему я направлен?

— Потерпевшая — некая Морган Кэплер. Утверждает, что не будет говорить ни с кем, кроме вас. Она в ярости. Представляет опасность для себя и офицеров на месте происшествия. — Диспетчер опускает профессиональный тон. — Крошка походит на сумасшедшую суку, Рид. Они хотят, чтобы твоя задница там успокоила ее, прежде чем она закончит тем, что заработает себе сердечный приступ.

Морган Кэплер? Знакомое имя, но я не припоминаю ее. Тамлински уже разворачивает авто.

— Хорошо, принял. Мы уже едем.

По пути через весь город Тамлински выносит мне мозг, выспрашивая, эту ли самую девчонку я скрывал от него. Я очень близок к тому, чтобы врезать ему. Полицейский грузовик и машина скорой помощи уже на месте происшествия, когда мы подъезжаем. Жители проходят и останавливаются, округляя глаза и закрывая рты руками, когда мы с Тамлински бежим по лестнице.

Как только я вижу Морган Кэплер, тут же вспоминаю, кто она. Девчонка, которая была с Эвери в ночь, когда к нам обратились с той жалоба на шум. Рыженькая. Она кричит во всю силу легких, лицо сверкает малиновым цветом, когда мы достигаем квартиры, где ее нашли в ужасном состоянии. Морган останавливается, когда видит меня.

— Ты. Ты здесь, — выдыхает она.

— Привет, Морган. Что происходит, а?

— Я не… — она озирается, как будто видит все окружающее впервые. Подозрительно смотрит на медиков, которые пытаются взять у нее анализы. — Я не знаю, почему я здесь. Где Тейт?

— Кто такой Тейт? — спрашивает меня один из офицеров на месте происшествия. — Она сначала кричала и звала его, прежде чем начала вопить и звать тебя.

— Понятия не имею, кто такой Тейт.

— Но ты знаешь ее, правильно? — Он неодобрительно смотрит на меня. Полицейским не положено водить дружбу с наркоманами. Особенно если те сумасшедшие.

— Не совсем. Она подруга подруги.

— О, Эвери! — Морган, кажется, приходит в сознание, ее глаза, налитые кровью и круглые, снова фиксируются прямо на мне. — Мне нужна Эвери, Люк. Ты приведешь ее ко мне? Можешь привести?

— Да, я могу привести ее.

— Нам нужно, чтобы она не двигалась, офицер. Вы можете продолжать говорить с ней? — спрашивает меня женщина-медик. У нее царапины на лице, под левым глазом — подозреваю, Морган приложила к этому руку.

— Да, конечно.

Врач пытается поднести кислородную маску к лицу Морган. Она набрасывается, снова начиная кричать.

— Морган? Эй, Морган? Ты помнишь мобильный Эвери? Я позвоню ей, чтобы она пришла к тебе, если хочешь.

— Ты... У тебя есть ее номер, — хрипит она. Ее глаза закатываются, показывая слишком много белого. — Ты влюблен в нее.

— Что? Это она тебе сказала? — ничего не могу поделать. Вопрос вырывается из моего рта прежде, чем я могу себя остановить.

— Нет. Но я знаю ее. И я видела... Как ты смотрел на нее. Это правда. Ты любишь ее, да?

— Да, наверное, да.

— Позови ее ко мне, ладно? Скажи, чтобы не звонила родителям. Прекрати. ПРЕКРАТИ! — Она дерется, намереваясь оттолкнуть медика, который пытается проверить руки на наличие следов от укола, но вместо этого ощутимый удар приходится на меня. Так как я чуть присел возле Морган, то падаю назад, приземлившись на задницу, и при этом чуть не сбиваю Тамлински.

Руки и ноги Морган начинает с силой трясти. Мы хватаем ее.

— Хорошо, сейчас нам понадобится немного места. Она впадает в шоковое состояние, — говорит другой мужчина из скорой помощи. Я отползаю в сторону, наблюдая, как медики работают с девушкой. К тому времени, как ее загружают на носилки, они спешат вниз по лестнице. Становится очевидно, что дела плохи.

Тамлински поворачивается ко мне. Бесчувственный ублюдок ухмыляется, как злодей.

— Ну что, похоже, сейчас мы едем повидаться с Эвери?

Глава

Ночная вылазка

Сначала я думаю, что грохот доносится от автомобиля на улице, в котором играет музыка, но потом понимаю — ритм хаотичный. Это больше похоже на стучащий звук. Поворачиваюсь на бок, пытаясь блокировать его, но это не срабатывает; он просто продолжает нарастать. Спустя еще десять секунд я понимаю, что кто-то кричит мое имя. Глаза распахиваются. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Я в спешке выбираюсь из кровати, чтобы открыть входную дверь, чуть не впечатавшись лицом в пол, когда щиколотки запутываются в простынях. В гостиной чертовски холодно и ничего не видно.

— Эвери! Эвери, открой. Это Люк.

Я колеблюсь, держа руку на дверной ручке. Что, черт возьми, происходит? Он сказал, что позвонит, когда закончится его смена, а не попытается снести мою дверь в 3:45 утра, когда на мне лишь безразмерная потертая футболка, заменяющая пижаму. Рывком открываю дверь, сразу замечая женщину из квартиры 6В, которая стоит в коридоре, прислонившись к стене; ее волосы торчат в разные стороны. Люк выглядит мрачным, когда его глаза встречаются с моими. Он в форме, и его напарник, тот самый коренастый коротышка с бруклинским акцентом, которого я видела на ирландской вечеринке, стоит рядом с ним. Почему Люк привел сюда своего напарника, если собирается говорить со мной? Я хмурюсь и пытаюсь прогнать остатки сна из головы. Люк прочищает горло.

— Прости, что разбудил, Эв. Нам нужно с тобой поговорить.

— Это не могло подождать до утра? — шиплю я, оборачивая руки вокруг тела. — Ты сказал, что позвонишь. И не предупредил, должна ли я...

— Это не светский визит. — Интонация ясно дает понять: это не имеет ничего общего с твоим отцом. Глубокие карие глаза Люка широко раскрыты, и он не моргает, как будто ему очень сложно сфокусироваться. Занимает всего секунду — приглядеться к тому, как он держится и смотрит на меня. Так же Люк выглядел, когда появился на нашем пороге пять лет назад. Укол паники поднимается в горле, заставляя меня задыхаться.

— О, боже, что случилось? — Прикрываю рот рукой. — Дядя Брэндон? Мама?

Люк качает головой и машет, показывая рукой за мою спину.

— Ничего, если мы войдем на минуту?

— Просто скажи мне! — Стена спокойствия, которую я пытаюсь удерживать на месте, рушится на глазах. — Скажи мне прямо сейчас!

Он нежно кладет руку на плечо, толкает меня в квартиру и входит следом. Его напарник идет за нами, закрывая дверь.

— Люк, что происходит? Пожалуйста, просто скажи. Если это Брэндон, ты можешь сказать мне. Я в порядке, я выдержу. Пожалуйста, Люк.

— Стоп, все в порядке. Сделай вдох, красавица. — Он ведет меня по квартире, заглядывая в дверные проемы, пока не находит спальню, заводит внутрь, садит на кровать и отходит к окну. — Это не твоя мама или Брэндон. Это та девушка, которую я видел выходящей с тобой с вечеринки братства, Морган.

— Морган? — Каждая частица во мне замирает. Голова начинает кружиться от недостатка кислорода и приходится вдохнуть. — Она умерла? — шепчу я.

— Нет, она в больнице. Похоже на передозировку какой-то дрянью. Она звала тебя, прежде чем потеряла сознание. Врачи ввели ее в кому — они пытаются вывести наркотики из ее организма. Она довольно плоха, Эв.

Сдавленные рыдания наполняют комнату — странный, чуждый звук, который не может исходить от меня. Я закрываю рот руками и вдруг ничего не вижу перед собой. Моя комната, Люк — все расплывается от слез, наполнивших глаза.

— Я должна ехать. Ты отвезешь меня в больницу? Мне нужно ехать прямо сейчас. Ее родители, они живут в Чарлстоне. Нужно сказать. Им ехать несколько часов. С ней должен кто-то быть, Люк. С ней должен... — несвязно бормочу, пытаясь сформулировать слова, но вырываются сплошные рыдания. Люк поднимает меня с кровати и притягивает к себе, я плачу в полицейской жилет, пока он гладит меня рукой по затылку, шепча что-то мне в волосы. Я слишком оцепенела, чтобы услышать слова, просто цепляюсь за него, пока не чувствую, что могу взять себя в руки.

— Какие это наркотики, что они думают? — бормочу я, пытаясь понять, что мне нужно взять с собой в больницу.

— Похоже на экстази, но пока слишком рано говорить. Ты знаешь, у кого она могла взять таблетки?

— Нет, понятия не имею! Я не знаю ничего подобного. Морган по своей воле никогда бы ничего не приняла. Ее накачали, скорее всего.

Я тяну футболку через голову, когда он спрашивает:

— Когда ты в последний раз что-то слышала о ней?

— Эм-м... Часов в шесть, полседьмого или около того. Она уже... Она была пьяной. Хотела, чтобы я пошла с ней на вечеринку к Тейту. Ее нашли там?

Рация Люка оживает, но он ее игнорирует, и по какой-то нелепой причине я с удивлением про себя отмечаю, насколько чертовски высоким он кажется в форме.

— Нет. Скорая помощь забрала ее из Уильямсберга Она была с кучей парней из Королевского колледжа.

— Но это на Манхэттене.

— Я знаю. Они были на вечеринке. Никто, казалось, не знал, кто ее там оставил. Ни один из них никогда не встречал Морган до этого вечера.

Все становится еще более запутанным. Меня тошнит. Морган подсунули наркотики на вечеринке, где она никого не знала? Что, черт возьми, она делала в Уильямсберге, с кучей совершенно незнакомых людей? И где, черт возьми, были Тейт и Ноа? Люк отводит глаза, когда я натягиваю джинсы на голые ноги. Потом со злостью влезаю в сапоги и беру пальто.

— Я убью того, кто это сделал с ней.

— Давайте для начала просто убедимся, что она в порядке, хорошо?

Люк и его напарник, офицер Тамлински, везут меня в больницу «Вудхалл» на севере Бруклина, куда скорая доставила мою подругу. Делаю все возможное, чтобы держать себя в руках; Морган разозлится, если я развалюсь на части, и я не позволю себе этого в присутствии Люка. Список причин, по которым он жалеет меня, уже весьма обширен, еще одной не нужно.

Движение на дорогах в четыре утра достаточно свободное, но не идеальное.

Ехать в полицейской машине — это несомненный плюс, особенно когда Тамлински врубает огни и сирены, чтобы провезти нас через самые заторможенные участки. Таксисты — всё ещё сволочи, к тому же, на улицах много людей. Я съеживаюсь на заднем сиденье, натягивая пальто до ушей, и выношу себе мозг, пытаясь осознать, как Морган могла вляпаться в то, что закончилось комой. Черт побери, я сверну шею этой девчонке, когда она проснется.

— Эй, с тобой там все нормально? — спрашивает Тамлински, когда мы въезжаем на автостоянку больницы.

— Ага, со мной все охренительно в порядке, спасибо. Моя лучшая подруга, возможно, умирает, а еще половина Колумбийского видела, как меня увезли на заднем сиденье полицейского автомобиля.

Люк ничего не говорит, только продолжает смотреть в окно, стиснув челюсти. Тамлински скрежещет зубами и шепотом что-то бормочет. Как только он паркуется, я расстегиваю ремень безопасности и пытаюсь открыть дверь, но понимаю, что там нет никакой ручки. Люк выходит и открывает мне снаружи, напряженно улыбаясь.

— Это для того, чтобы люди, которых мы арестовываем, не смогли открыть ее и сбежать.

— О-ох. — Я выхожу и направляюсь внутрь, но он хватает меня за локоть.

— Это не наша компетенция. Технически, я не должен быть здесь с тобой, но я останусь. Покажу, где Морган и...

— Нет! Люк, все нормально. Не переживай, я разберусь.

Его челюсти сжимаются, когда он хлопает дверью авто, закрывая ее за мной.

— Я не оставлю тебя одну, Эвери.

— Люк! Ты не... Ты не должен здесь оставаться, понятно?

— Я не оставлю тебя одну.

Перевожу взгляд на больницу — свет льется из каждого окна, персонал слоняется из стороны в сторону, стараясь курить вне поля зрения больных раком легких. Я чувствую, как силы покидают меня. Мысль о том, чтобы в одиночестве проторчать в зале ожидания бог знает сколько времени, совсем не греет. Так, какие есть варианты?

— Ладно, договорились, я позвоню кое-кому.

— Кое-кому?

— Да, кое-кому. Парню Морган, Тейту, или, может быть, своему другу.

В глазах Люка появляется лед. Голос арктически холоден, когда он спрашивает:

— Тому парню из бара?

— Да, парню из бара. — А затем… — Нет! — Я прячу лицо в руках, пытаясь обрести контроль. Это смешно. Теперь я вру ему? — Не тому парню из бара. С ним я даже не вижусь...

— Хорошо, как скажешь. Сосредоточься сейчас на подруге. — Глаза Люка уже не ледяные, хотя он по-прежнему выглядит довольно расстроенным, когда я опускаю руки. — С тобой все будет в порядке?

Я кусаю щеку изнутри, чувствуя, как слезы щиплют глаза.

— Да, думаю, что я справлюсь.

— Ладно. Звони, если понадоблюсь.

Люк остается позади в темноте, и я спиной чувствую его взгляд, когда шагаю по стоянке. У входа не оборачиваюсь — просто останавливаюсь, чтобы дождаться, пока автоматические двери откроются, и спешу внутрь. На стойке регистрации, куда я подхожу, пусто, и это в порядке вещей. Жду минут десять, прежде чем появляется хоть кто-то. Толстая медсестра настроена враждебно. Я спрашиваю ее, где могу найти Морган Кэплер, и она тычет пальцем в пол.

— Следуйте за синей линией в отделение интенсивной терапии. Там будет стойка. И другая медсестра. Но вы не сможете увидеться с подругой, пока ее состояние не стабилизируется. На вашем месте я бы осталась дома и немного поспала.

У меня почти вырывается, что если бы она была мной и осталась бы дома, то была бы охренительно хреновой подругой, но мне удается натянуто улыбнуться и отправиться вслед за широкой синей полосой на полу. Я прохожу к лифту, где она исчезает. Означает ли это, что я должна войти в лифт? Рядом с кнопкой пятого этажа виднеется синий стикер. Я вхожу и еду на пятый. Когда двери раскрываются, на полу снова линия. Пока ищу стойку медсестер, люди, сидящие вдоль коридора, пристально разглядывают меня, и я сильнее запахиваю пальто. Пожилая медсестра с размазанной тушью и уставшим лицом говорит мне, что злобная медсестра снизу была права, и нет никаких шансов, что я увижу Морган, пока та не придет в себя. Она просит меня занять место с другими людьми в коридоре и обещает найти, если появятся новости.

Я падаю на пластиковый откидной стул и смотрю на собственные кроссовки, ощущая потребность в ком-то, кто мог бы побыть здесь со мной. Страх окутывает всех, и мы сидим молча. Эти люди в той же лодке, что и я: ждут известия, что один из тех, кого они любят, умирает. Авария. Нападение. Горящий дом. Есть сто и один способ, чтобы оказаться здесь. Я не хочу думать ни об одном из них.

Мне нужна Лесли. Может быть, Тейт и Ноа, в зависимости от того, какие у них оправдания. Моя рука опускается в карман в поисках телефона, и я почти задыхаюсь, когда понимаю, что собиралась в такой панике, что забыла его взять. Как и кошелек с деньгами. Я застряла на другом конце Нью-Йорка без денег, мобильника и без надежды получить что-нибудь из этого в ближайшее время. Но сейчас с этим ничего не поделать, поэтому я просто сижу и смотрю в стену, стараясь не думать о том, что произойдет, если Морган умрет. Не хочу в первый раз встретиться с ее родителями при таких обстоятельствах.

Через некоторое время погружаюсь в сон, но он некомфортный, не приносящий отдыха, и спасибо за это неудобному стулу.

Медсестра находит меня в шесть утра и говорит, что ничего не изменилось. В следующий раз, когда я просыпаюсь, Люк сидит рядом. Он в штатском: темная толстовка с капюшоном на голове, дырявые джинсы и изношенные конверсы. А еще не замечает, что я не сплю и наблюдаю за его разговором по телефону. Он выглядит уставшим, но все же приехал. Меня переполняет благодарность. Я ужасно повела себя с ним, но он все-таки здесь.

Мой голос, хриплый ото сна, надламывается, когда я говорю:

— Привет.

Он поворачивается и почти роняет свой телефон, одаривая меня полуулыбкой.

— И тебе привет.

— Прости за вчерашнее.

Провожу рукой по волосам сзади. Господи, на что я сейчас похожа! Сажусь прямо, потягиваясь. Люк наклоняется, достает кофе в пластиковом стаканчике и вручает его мне.

— Все нормально. Ты была вежливой по сравнению с той порцией дерьма, которую я обычно получаю, поверь мне. Выпей это. По идее, еще теплый.

Делаю глоток и слегка улыбаюсь, когда понимаю, насколько он сладкий; Люк был внимателен, когда я опустошала пакетик за пакетиком сахара в мои напитки во время встреч за кофе там, в Брейке. Круто, что он помнит.

— Спасибо, Люк. Спасибо, что ты здесь.

Он кивает, почесывая шею. У его глаз тот проникновенный взгляд, который всегда заставляет меня думать, что ему нужна защита от мира. Понятия не имею, почему, ведь он сам тот, кто защищает всех остальных, но так мне казалось всегда.

— Только закончил? — шепчу я.

— Нет, уже почти десять.

— Что? — не могу поверить, что мне удалось отключиться так надолго. — Медсестра возвращалась?

Люк кивает, откидываясь назад на стуле так, что его плечо касается моего.

— Да. Без изменений. Но они скоро собираются приводить ее в чувства.

Я судорожно делаю вдох и сжимаю кулаки.

— Ты видел, как это происходит со многими людьми?

— С несколькими, — вздыхает он, делая глоток кофе.

— И что обычно происходит? Они … Большинство из них в порядке?

Люк опускает голову, накрывая ее капюшоном, и смотрит на свои руки.

— Некоторые.

Некоторые. Я задыхаюсь и прячу лицо в ладонях.

— Этого не может произойти. Серьезно, не может.

Люк не лжет и не говорит мне, что все будет хорошо, потому что шанс на это весьма мал. Ложь ничем не поможет. Он кладет руку мне на спину, и физический контакт предоставляет достаточно сил, чтобы успокоиться. Когда открываю лицо, его рука все еще там, и я ничего не говорю, потому что мне это нужно.

— М-м-м, так ты можешь рассказать мне о тех символах? — бормочу я, грызя ноготь на большом пальце.

— Они были на телах убитых, — тихо говорит Люк. — В течение длительного времени было только три символа. Ближе к концу появился четвертый. Эта информация никогда не была известна широкому кругу людей. Я хотел, чтобы ты посмотрела, вдруг они тебе знакомы. Убийцы обычно ищут признания, когда начинают убивать. Если твой папа... — мне чертовски больно дышать. Люк делает паузу, но только на секунду. — Если твой папа виновен, он, наверное, рисовал их где-нибудь.

— Почему? Почему он... Разве убийца не спрятал бы это, чтобы его не поймали?

Люк крутит шнурок от капюшона пальцами, постукивая ногой по потертому линолеуму.

— Нет, не совсем. Серийные убийцы хотят попасться. Как правило, они гордятся творением своих рук и хотят взять на себя ответственность.

— Гордятся? — я не могу вдохнуть. Мой папа никогда бы не гордился, он никому намеренно не причинял вред.

— Знаю, это не здоровы. Но эти люди, как правило, таковыми и являются. Больными, я имею в виду.

Кто бы сомневался. Едкое замечание вертится на кончике языка, но когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Люка, по коридору идет медсестра. След от очков на кончике носа и круги под глазами сейчас еще более выражены. Люди вокруг нас замирают, как статуи, понимая, что она приближается, и в то же время каждый поворачивается к ней. Как цветы тянутся к восходящему солнцу, так лица пятнадцати или около того человек, полные надежды, тянутся к ней. Медсестра проходит мимо них ко мне и Люку, разрушая каждого.

— Морган очнулась, — прямо говорит она, и ее туфли издают скрип, когда женщина останавливается. Самые удивительные два слова, которые я когда-либо слышала в своей жизни. Оглушающая волна облегчения обрушивается на меня. Я наклоняюсь, пытаясь отдышаться. Рука Люка находит мою.

— Вам нельзя увидеть ее еще пару часов, пока мы не получим анализы, но ее показатели немного выравниваются. Она будет в порядке. Никаких признаков травмы мозга, внутренних повреждений. Ей повезло. Необходимо обсудить реабилитацию мисс Кэплер, как только она окончательно придет в себя, но...

— Реабилитацию? — медсестра неподвижна, когда я встречаю ее взгляд. Она, очевидно, раньше не раз говорила людям об этом. — Морган не нуждается в реабилитации. Ей что-то подмешали в напиток.

— Это стандартная процедура, деточка: задать несколько вопросов, когда пациенты поступают с передозировкой. И судя по ее ответам и медицинской карте, Морган нуждается в медицинской помощи.

— Что? Не может быть! Я ее подруга. Я бы знала, если бы она принимала наркотики.

Медсестра упирает руки в бедра и посылает Люку взгляд, который предполагает, что она хотела немного помочь.

— Я не могу обсуждать с вами то, что сказала нам мисс Кэплер, но скажу так: наркоманы скрывают свои пристрастия. Они учатся хорошо скрывать некоторые вещи и располагать к себе. Вам нужно поговорить со своей подругой, мисс Паттерсон. — Она уходит и исчезает в двойных дверях в дальнем конце коридора. Я провожаю ее взглядом весь обратный путь.

— Морган не нужна реабилитация, — говорю, стиснув кулаки.

Люк не смотрит на меня. Он делает глоток кофе и вздыхает. Я на грани истерики, когда открываются двери лифта и мужчина с женщиной с паникой в глазах врываются в коридор. В одно мгновение становится понятно, что они родители Морган; у женщины рыжие волосы — одно из доказательств. Люк поднимается, но я удерживаю его руку. Мне определенно не хочется быть в одиночестве, раз уж предстоит рассказать им об их дочери, но они заслуживают того, чтобы услышать новости от кого-то, кто знает ее. По крайней мере, это я могу сделать.

Глава

Наркоманка

Оказывается, я знаю Морган не настолько хорошо, как думала. Ее родители совсем не удивлены, что она была под кайфом. Морган уже дважды попадала в больницу из-за наркотиков. ДВАЖДЫ. Она подсела на кокаин и таблетки в выпускном классе, и родители на три месяца отправили ее в «Сибрук Хаус» в Нью-Джерси. Они позволили ей уехать в колледж подальше от штата, потому что здесь Морган регулярно ходила по врачам, которые, очевидно, должны были следить за ее поведением, чтобы подобного впредь не случалось.

Мда, врачи явно не справлялись со своей работой. И не я одна таила секреты. Разница лишь в том, что Морган знала все мои тайны, по крайней мере, большинство из них, потому что я доверилась ей. А она мне не доверяла.

Люк увозит меня обратно в город, после того как Кэплеры начинают кричать на обеспокоенную медсестру прямо в отделении интенсивной терапии; ни за какие коврижки не пойду внутрь, пока там ее папа и безумно рыдающая мама, хотя и хочу увидеть Морган. Я вернусь позже, во время часов посещения. «Безумно — и близко не то слово, чтобы описать всю мою злость на Морган, но сейчас ей как никогда нужен друг. Когда она выйдет из больницы и будет в состоянии стоять на собственных ногах, я снова ей их пообрываю.

— Я бы предложил зайти куда-нибудь позавтракать, — говорит Люк, пристегивая ремень безопасности, — но у меня было адское дежурство, и я могу вырубиться на месте в любую секунду. Ты можешь прийти ко мне, когда закончишь со всем? Уверен, есть некоторые вещи, на которые ты захочешь взглянуть.

Я ёрзаю на своем месте.

— Итак, ты получил его? Ты действительно получил дело Вайомингского Потрошителя?

Люк слегка кивает.

— Копию, конечно. Мой старый напарник, Хлоя, отсканировала все и прислала мне по электронной почте. Я... У меня могут быть серьезные гребаные проблемы, если покажу тебе это, Эвери. И у нее тоже.

— Ты должен показать мне, Люк. Я должна знать. Должна...

— Ладно, ладно, — говорит он, положив руку на мое колено. — Я все понимаю, но ты никогда и никому об этом не должна рассказывать, договорились? Как-то не особо хочется, чтобы мне надрали задницу те парни, которых я засадил в тюрьму, из-за того, что ты проболтаешься.

— Я никогда... Клянусь. — Люк кажется довольным, но слегка смущенным моим обещанием. Реальность вдруг поражает меня: файл, на основании которого отца могут осудить как серийного убийцу, находится в распоряжении Люка. Могу ли я это сделать? Могу ли на самом деле открыть его — снять со стены заряженное ружье? Похоже, у меня нет выбора. — Я не смогу прийти рано. Это ничего?

Люк отцепляет мой ремень безопасности; его колено прижимается к моему. Я неловко ерзаю и смотрю на него. Он кажется полностью поглощенным созерцанием моих рук, сцепленных на коленях. Его лоб немного нахмурен, когда он поднимает на меня взгляд.

— Без проблем. Я свободен следующие три дня, так что неважно во сколько. Позвони мне. Не хочу, чтобы ты ночью ехала одна через весь город, красавица. Лучше я приеду и заберу тебя, если будет поздно.

***

— О чем, черт возьми, ты думала, Морган? — Ее кожа еще бледнее, чем обычно, зрачки все еще красные. И она так слаба, что едва может сидеть без чьей-либо помощи. Даже это дается с трудом.

— Не то чтобы я делала это специально, — хрипит она.

— Серьезно? — миссис Кэплер привычным жестом мнет рукав своего пиджака. Никогда не понимала этой привычки. Это так отвратительно. — Люди начинают задаваться вопросом, Морган: уж не крик ли это о помощи? Врачи нам уже объяснили. Наркоманы используют подобные вещи, чтобы привлечь внимание.

— Мне не нужна помощь, мам!

— О, конечно нужна, юная леди. И ты ее получишь. Ты возвращаешься в «Сибрук». Моя дочь не расстанется с жизнью в каком-то захудалом...

— Я не могу вернуться в «Сибрук». У меня учеба. — Морган стискивает челюсти, впиваясь в мать взглядом.

— Какая польза от учебы для мертвеца, Морган Мари? Если умрешь, будет абсолютно неважно, училась ли ты в колледже или нет. К тому же, ты только первокурсница. Сможешь вернуться на следующий год, когда поправишься и придешь в себя.

Морган выглядит обезумевшей. Мне хочется успокоить ее, но я чувствую себя некомфортно рядом с ее мамой, уставившейся на меня так, будто я влезаю в их семейные дела. Возможно, так и есть. Нервно кручу кожаный ремешок сумки и встаю, чтобы уйти.

— Не уходи, Эв, пожалуйста. Мам, дай нам немного поговорить?

Выражение лица миссис Кэплер не сулит ничего хорошего.

— Я не выпущу тебя из виду, детка. Один Бог знает, что может попасть тебе в руки, если я выйду. И если единственный способ уберечь тебя...

— Мам!

— Нет, Морган. Уж извини. Я тебе больше не доверяю.

Лицо Морган становится пунцово-красным. Она судорожно сжимает в руках одеяло; все ее тело напряжено.

— Мама. Сейчас же проваливай из палаты. Я хочу поговорить с подругой. Можешь вернуться, когда она уйдет.

Миссис Кэплер вздрагивает. Ее нижняя губа дрожит от сдерживаемых рыданий. Я чувствую жалость к бедной женщине: мама Морган, должно быть, на грани от волнения. Она встает на ноги и перекидывает свой шерстяной тренч через руку, пытаясь казаться спокойной. Ее глаза полны слез, когда женщина смотрит на меня.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что была здесь всю прошлую ночь, Эвери, но также хочу, чтобы ты знала, что я не доверяю тебе. Я не доверяю никому из друзей Морган, так как, вероятно, один из вас дал ей эти грязные таблетки. В будущем я не буду потакать дочери. Если захочешь приехать и навестить ее снова, буду вынуждена просить, чтобы ты не приносила с собой в комнату сумку.

Она поворачивается и хлопает дверью, пролетев мимо открытки с надписью «Выздоравливай поскорее», которую, должно быть, принес кто-то из кампуса. У меня отвисает челюсть. Мама Морган просто-напросто обвинила меня в потенциальном распространении таблеток. Смех готов вырваться из моего горла. Я — торговец наркотиками. Сама идея смехотворна.

Морган съеживается и опускается на подушки.

— Извини. Это...

— Да ладно. Она беспокоится о тебе.

— Она всегда раздувает из мухи слона.

Выдавливаю из себя смешок, встаю со стула и пересаживаюсь поближе к Морган. Это все, что я себе позволяю, хотя хочется схватить и хорошенько ее встряхнуть.

— Она не делает из мухи слона. Ты почти умерла. ТЫ собираешься мне рассказать, как, черт побери, оказалась на той вечеринке и почему употребляла наркотики? — Ее взгляд опускается вниз, на кровать; она старается не смотреть на меня. Морган похожа на пятилетнюю девочку, которую незаслуженно ругают. Со мной это не прокатит. — Серьезно, Морган. Расскажи мне, потому что, разрази меня гром, я понятия не имею, что могло заставить тебя пойти на это. Как много ты приняла?

Она, наконец, смотрит на меня. Ее глаза на мокром месте.

— Знаю, ты мне не поверишь, Эвери, но это была только одна таблетка, клянусь. Я держалась в течение многих месяцев. Приняла одну таблетку пару недель назад, и все было под контролем. Мне показалось, что можно сделать это снова. Не представляю, как попала на ту вечеринку. Помню, как была там, и как Тейту стало реально плохо, а потом… Проснулась здесь с трубкой в горле. — Одинокая слеза скатывается по щеке Морган. Она сердито смахивает ее в сторону. — Теперь мама никогда не позволит мне вернуться в колледж. Даже через миллион лет. У меня была проблема с коксом, и она думает, что я вернулась на скользкую дорожку, потому что приняла одну-единственную таблетку. Это такой трындец!

— Ну, да, — соглашаюсь я. — Постой-ка, ты приняла таблетку несколько недель назад? Когда? Где? — Я была с Морган на нескольких последних вечеринках. Так когда? Пытаюсь вспомнить, разложить все по полочкам, и…

— О боже, Морган. Ирландская вечеринка? Вот почему ты чуть с ума не сошла, когда увидела полицейских?

Морган откидывается на подушку, уставившись в потолок.

— Мне жаль, ясно? Я думала, нас пронесет, и пронесло. Ничего не случилось. Я не понеслась за коксом на следующее утро. Все было нормально, помнишь? Мы даже бегали. Не велика беда.

— Не велика беда? Твою мать, Морган, а если бы там был не Люк, а другой коп, и он захотел бы обыскать тебя? Что бы он нашел? — Мои слова встречены напряженной тишиной, которая говорит сама за себя. — Великолепно. Охренеть как замечательно. И все это привело к тому, что ты в больнице. Поверить не могу, что ты ничего не помнишь. Господи, Морган, да с тобой могло случиться что угодно!

— Могло, но не случилось же. Я уже выпотрошена и вывернута наизнанку. Страдала от унизительных анализов (прим.ред. Морган имеет в виду анализы, которые берут у женщины, жалующейся на недавнее изнасилование или его возможность, в госпитале, и переправляют прокурору с целью дальнейшего проведения генетической экспертизы для сравнения материалов с анализами, взяты) справилась с этим. Тейт заботился обо мне. Надеюсь, он в порядке. Тогда ему было очень плохо. Его рвало так, что чуть кишки не вылезли. И он ко мне еще не приходил. Наверное, будет в ужасе, если наткнется на моих предков. Передай ему, чтобы все равно пришел, ладно? Мне нужно его увидеть. Все совершенно выходит из-под контроля. — Морган роняет руки на кровать и начинает рыдать. Вместо истерики — опустошенный плач того, кто исчерпал слезы еще несколько часов назад.

— Я найду его. И передам, — говорю я. — Просто поклянись... Поклянись, пожалуйста, что больше никогда не притронешься к подобной дряни. Пожалуйста?

Она ерзает на кровати и берет меня за руки.

— Обещаю, Эвери. Никакой кайф этого не стоит.

Входит медсестра, миссис Кэплер следует за ней по пятам. Я извиняюсь и ухожу, думая об обещании Морган. Исполнит ли она его? Сомневаюсь, что да.

«Фастбэк» Люка тормозит возле больницы в восемь тридцать, спустя сорок минут после моего звонка. Высокая температура и музыка буквально окутывают меня, когда я сажусь внутрь.

Люк регулирует громкость, и инди-мелодия, которую он слушал, звучит приглушенным гулом на заднем плане. Прошлые несколько раз, когда мы виделись, он был гладко выбрит, но сейчас его челюсть уже отм