Главные области психологии народов

Остаются, в конце концов, три большие области, требующие, по-видимому, специального психологического исследования, три области, которые — ввиду того, что их содержание превышает объем индивидуального сознания — в то же время обнимают три основные проблемы психологии народов: язык, мифы и обычаи. <...>

От истории в собственном смысле слова эти три области отлича­ются общезначимым характером определенных духовных процессов развития, проявляющихся в них. Они подчиняются, в отличие от про­дуктов исторического развития в тесном смысле этого слова, общим духовным законам развития. <... >

Психология народов, со своей стороны, является частью общей психологии, и результаты ее часто приводят к ценным выводам и в индивидуальной психологии, так как язык, мифы и обычаи, эти про­дукты духа народов, в то же время дают материал для заключений также и о душевной жизни индивидуумов. Так, например, строй язы­ка, который, сам по себе взятый, является продуктом духа народа, проливает свет на психологическую закономерность индивидуального мышления. Эволюция мифологических представлений дает образец для анализа созданий индивидуальной фантазии, а история обычаев ос­вещает развитие индивидуальных мотивов воли.

Итак, психология народов — самостоятельная наука наряду с ин­дивидуальной психологией, и хотя она и пользуется услугами после­дней, однако и сама оказывает индивидуальной психологии значи­тельную помощь.

<...> В этих областях искомый характер общей закономерности со­четается с выражающимся в жизни как индивидуума, так и народов характером исторического развития. Язык содержит в себе общую фор­му живущих в духе народа представлений и законы их связи. Мифы таят в себе первоначальное содержание этих представлений в их обус­ловленности чувствованиями и влечениями. Наконец, обычаи пред­ставляют собой возникшие из этих представлений и влечений общие направления воли. Мы понимаем поэтому здесь термины миф и обычаи в широком смысле, так что термин «мифология» охватывает все перво­бытное миросозерцание, как оно под влиянием общих задатков чело­веческой природы возникло при самом зарождении научного мышле­ния; понятие же «обычаи» обнимает собой одновременно и все те за­чатки правового порядка, которые предшествуют планомерному развитию системы права, как историческому процессу.

Таким образом, в языке, мифах и обычаях повторяются, как бы на высшей ступени развития, те же элементы, из которых состоят

данные, наличные состояния индивидуального сознания. Однако ду­ховное взаимодействие индивидуумов, из общих представлений и вле­чений которых складывается дух народа, привносит новые условия. Именно эти новые условия и заставляют народный дух проявиться в двух различных направлениях, относящихся друг к другу приблизи­тельно как форма и материя — в языке и в мифах. Язык дает духовно­му содержанию жизни ту внешнюю форму, которая впервые дает ему возможность стать общим достоянием. Наконец, в обычаях это общее содержание выливается в форму сходных мотивов воли. Но подобно тому как при анализе индивидуального сознания представ­ления, чувствования и воля должны рассматриваться не как изолированные силы или способности, но как неотделимые друг от друга составные части одного и того же потока душевных пережива­ний, точно так же и язык, мифы и обычаи представляют собой об­щие духовные явления, настолько тесно сросшиеся друг с другом, что одно из них немыслимо без другого. Язык не только служит вспо­могательным средством для объединения духовных сил индивидуу­мов, но принимает сверх того живейшее участие в находящем себе в речи выражение содержании; язык сам сплошь проникнут тем мифо­логическим мышлением, которое первоначально бывает его содер­жанием. Равным образом и мифы, и обычаи всюду тесно связаны друг с другом. Они относятся друг к другу так же, как мотив и поступок: обычаи выражают в поступках те же жизненные воззрения, которые таятся в мифах и делаются общим достоянием благодаря языку. И эти действия в свою очередь делают более прочными и развивают дальше представления, из которых они проистекают. Исследование такого вза­имодействия является поэтому, наряду с исследованием отдельных фун­кций души народа, важной задачей психологии народов. <...>

Если поэтому на первый взгляд и может показаться странным, что именно язык, мифы и обычаи признаются нами за основные про­блемы психологии народов, то чувство это, по моему мнению, исчез­нет, если читатель взвесит то обстоятельство, что характер общезна­чимости основных форм явлений наблюдается преимущественно в указанных областях, в остальных же — лишь поскольку они сводятся к указанным трем. Предметом психологического исследования, кото­рое имеет своим содержанием народное сознание в том же смысле, в каком индивидуальная психология имеет содержанием индивидуаль­ное сознание, может быть поэтому, естественным образом, лишь то, что для народного сознания обладает таким же общим значением, какое для индивидуального сознания имеют исследуемые в индиви­дуальной психологии факты. В действительности, следовательно, язык, мифы и обычаи представляют собой не какие-либо фрагменты твор­чества народного духа, но самый этот дух народа в его относительно еще не затронутом индивидуальными влияниями отдельных процес­сов исторического развития виде.

Г. Лебон

ДУША ТОЛПЫ*

I. Общая характеристика толпы. Психологический закон ее духовного единства

<...> С психологической точки зрения слово «толпа» получает со­вершенно другое значение. Сознательная личность исчезает, при­чем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, име­нуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты. Собрание в таких случаях становится орга­низованной толпой или толпой одухотворенной, составляющей еди­ное существо и подчиняющейся закону духовного единства толпы.

Одного факта случайного нахождения вместе многих индивидов недостаточно для того, чтобы они приобрели характер организован­ной толпы.

Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновременно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и при­обретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы. Стоит ка­кой-нибудь случайности свести этих индивидов вместе, чтобы все их действия и поступки немедленно приобрели характер действий и по­ступков толпы. <...>

Не имея возможности изучить здесь все степени организации тол­пы, мы ограничимся преимущественно толпой, уже совершенно орга­низованной. Таким образом, из нашего изложения будет видно лишь то, чем может быть толпа, но не то, чем она всегда бывает. Только в этой позднейшей фазе организации толпы среди неизменных и пре­обладающих основных черт расы выделяются новые специальные черты и происходит ориентирование чувств и мыслей собрания в одном и том же направлении, и только тогда обнаруживает свою силу выше­названный психологический закон духовного единства толпы. <...>

Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворенной толпе, следующий: каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одно­го их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образо­вался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чув­ствовал каждый из них в отдельности. <...>

*Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995. С. 156—185.

Не трудно заметить, насколько изолированный индивид отлича­ется от индивида в толпе, но гораздо труднее определить причины этой разницы. Для того чтобы хоть несколько разъяснить себе эти при­чины, мы должны вспомнить одно из положений современной пси­хологии, а именно то, что явления бессознательного играют выдаю­щуюся роль не только в органической жизни, но и в отправлениях ума. Наши сознательные поступки вытекают из субстрата бессозна­тельного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом субстрате заключаются бесчисленные наследственные остатки, составляющие собственно душу расы. <...>

Элементы бессознательного, образующие душу расы, именно и являются причиной сходства индивидов этой расы.

Эти общие качества характера, управляемые бессознательным и существующие в почти одинаковой степени у большинства нормаль­ных индивидов расы, соединяются вместе в толпе. В коллективной душе интеллектуальные способности индивидов и, следовательно, их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном, и берут верх бессознательные качества.

Такое именно соединение заурядных качеств в толпе и объясняет нам, почему толпа никогда не может выполнить действия, требующие возвышенного ума. Решения, касающиеся общих интересов, принятые собранием даже знаменитых людей в области разных специальностей, мало все-таки отличаются от решений, принятых собранием глупцов, так как и в том и в другом случае соединяются не какие-нибудь выдаю­щиеся качества, а только заурядные, встречающиеся у всех. В толпе мо­жет происходить накопление только глупости, а не ума. <...>

Появление этих новых специальных черт, характерных для толпы и притом не встречающихся у отдельных индивидов, входящих в ее состав, обусловливается различными причинами. Первая из них зак­лючается в том, что индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание дозво­ляет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответ­ственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдель­ных индивидов, совершенно исчезает в толпе.

Вторая причина — заразительность или зараза — также способ­ствует образованию в толпе специальных свойств и определяет их на­правление. Зараза представляет собой такое явление, которое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду гипнотичес­ких явлений, к которым мы сейчас перейдем. В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что инди­вид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит челове­ческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, ког­да он составляет частицу толпы.

Третья причина, и притом самая главная, обусловливающая появ­ление у индивидов в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них в изолированном положении, — это восприимчи­вость к внушению; зараза, о которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости. <...> Он уже не сознает своих поступков, и у него, как у загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под вли­янием внушения такой субъект будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая стреми­тельность проявляется с еще большей силой, так как влияние внуше­ния, одинаковое для всех, увеличивается путем взаимности. Люди, об­ладающие достаточно сильной индивидуальностью, чтобы противиться внушению, в толпе слишком малочисленны и потому не в состоянии бороться с течением. Самое большее, что они могут сделать, — это отвлечь толпу посредством какого-нибудь нового внушения. Так, на­пример, удачное слово, какой-нибудь образ, вызванный кстати в вообра­жении толпы, отвлекали ее иной раз от самых кровожадных поступков.

Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяе­мое внушением, и стремление превратить немедленно в действия вну­шенные идеи — вот главные черты, характеризующие индивида в толпе.

Таким образом, становясь частицей организованной толпы, чело­век спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным чело­веком; в толпе — это варвар, т.е. существо инстинктивное. У него обна­руживается склонность к произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку, сход­ство с которым еще более усиливается тем, что человек в толпе чрезвы­чайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния, и совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам. <...> Толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолиро­ванного индивида, но с точки зрения чувств и поступков, вызываемых этими чувствами, она может быть лучше или хуже его, смотря по об­стоятельствам. Все зависит от того, какому внушению повинуется толпа. Именно это обстоятельство упускали совершенно из виду все писатели, изучавшие толпу лишь с точки зрения ее преступности. Толпа часто бывает преступна — это правда, но часто также она бывает героична. Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее, ради славы и чести, идти без хлеба и оружия, как во времена крестовых походов, освобождать Гроб Господен из рук неверных или же, как в 93-м году, защищать родную землю. Это героизм, несколько бессознательный, конечно, но именно при его-то помощи и делается история. Если бы на счет народам ставились только одни великие дела, хладнокровно обду­манные, то в мировых списках их значилось бы весьма немного. 44