Что такое юнгианский анализ? (3) вклад аналитика

Воспоминания тех, кто работал с Юнгом, часто представ­ляют его как некоего аналитического фокусника: мастера дога­док, проникновения, мудрости, интуиции и человека, который не уклонялся от увещеваний, поучений или советов. Он предстает в этих описаниях (напр., Henderson, 1975a) как парадигма ак­тивного, вмешивающегося терапевта. Несомненно, это отчас­ти было связано с "особым составом" случаев, с которыми он работал. Для тех, о ком можно было сказать, что они уже про­шли "редуктивный" анализ, на что намекает Юнг, такой вклад, идущий от аналитика, кажется более подобающим.

Аналитический вклад Юнга сосредоточивался на психологи­ческом раскрытии образцов пациента с помощью "истории ре­лигии в самом широком смысле, мифологии, фольклора и прими­тивной психологии". Эта "сокровищница архетипических форм" позволяет аналитику "проводить необходимые параллели и объясняющие сравнения" (CW 12, para. 38, выделено мною). Далее Юнг говорил:

"Совершенно необходимо давать таким фантастическим об­разам, которые возникают, столь странные и угрожающие, перед глазами сознания, некоторый контекст, чтобы они ста­ли более понятны. Опыт показал, что лучший способ сде­лать это — использовать сравнительный мифологический ма­териал" (CW 12, para. 38).

Именно на этом основывается метод КСС. Например, Ад­лер отмечает, что иногда от аналитика требуется расширить ассоциации пациента с помощью собственного знания" (1966, с. 51). Это, продолжает Адлер, законно, если "человек, которо­му снился сон, полностью согласен с этим" (там же). Адлер полагает, что именно согласие пациента с интерпретацией позво­ляет избежать неправильного авторитета и власти аналитика. Но фактически может быть и наоборот; немедленное согласие с до­водами аналитика может указывать на излишнюю податливость пациента. Адлер, однако, осторожен, указывая, что "вмешательство, основанное на нашем знании коллективного символизма" вступает в игру только тогда, когда ассоциации иссякают (там же, с. 95), что происходит в тот момент, когда приверженец стиля ДВ надеется интерпретировать сопротивле­ние.

В иллюстрации своего метода интерпретации снов Адлер предлагал пациенту нарисовать картинку, которая продолжила бы образ сна. Это давало поразительные и неоспоримые тера­певтические результаты. Нам же важно выяснить, следуют ли другие сторонники КСС за осторожным Адлером, который де­лает предположения только в отсутствие ассоциаций. В примере Адлера область коллективного символизма, которая вступает в игру после предположения, — это мифология; Адлер мог ис­пользовать свое знание ее для освещения того, что дает пациент в ответ на исходное предположение Адлера.

В принципе использование амплификации совершенно не обязательно должно принимать форму насильственного кормле­ния пациента образами. Аналитик может амплифицировать мол­ча, про себя (дезамплификация, если видоизменить термин Масуд Хана дезинтерпретация"). Либо аналитик может дать возможность своему амплифицирующему знанию вести его при вмешательстве, например, в связи с тем, на чем сосредоточиться. Гакже бывает, что знание мифологемы может позволить анали­тику увидеть, куда идет дело. Иногда пациент может сказать, что что-то напоминает ему Ханзеля и Гретель, или ввести со­временную версию фигуры древнего мифа, например, Суперме­на. Такие замечания со стороны пациента предполагают ампли­фикацию. И, конечно, есть пациенты, у которых есть собствен­ное знание коллективного символизма. Подобным же образом, работу с инфантильным материалом взрослого пациента и ис­пользование моделей психологического развития в младенчестве также можно рассматривать как форму амплификации.

Я развил эту тему, поскольку, как и в случае с редуктивной интерпретацией, амплификация имеет непосредственное отноше­ние к тому, как аналитик функционирует как личность. Это и атмосфера, которую он создает, столь же важно, как и примене­ние технической процедуры.

Можно задуматься над тем, что произошло с образом сдержанного и строгого психоаналитика, который ждет мате­риала от пациента, на который он может реагировать, и иниции­рующий сам очень мало из того, что не имеет отношения к пе­реводу того, что было бессознательным, на сознательный уро­вень. В аналитической психологии подход ДВ предполагает та­кой аналитический этос в гораздо большей степени, чем подход КСС.

Но даже в психоанализе сдержанный аналитик, пассивный вплоть до молчания, подвергался критике. Анна Фрейд писала:

"Относясь с должным уважением к необходимости очень строгого обращения и интерпретации переноса, я все же по­лагаю, что нам следует где-то оставлять пространство для осознания того, что аналитик и пациент ~ это, кроме того, два реальных человека с реальными отношениями друг с другом. И я думаю о том, не виновно ли наше — иногда полное — пренебрежение этой стороной дела в той враждебной реакции, которую мы получаем от наших пациентом и которую мы склонны приписывать только истинному переносу " (цит. по Malkolm, 1982, с. 40).

Анна Фрейд комментировала работу Стоуна, написанную в 1961 г., в которой Стоун размышлял о том, какой вред мог быть нанесен переноса тем, что пациент знает, где аналитик собирается провести отпуск, или что он понимает больше в хождении под парусом, чем в гольфе. Кохут выражал­ся еще более прямо: "Молчать, когда вам задают вопрос, — это проявление не нейтралитета, а грубости" (цит. по Malkolm, 1982, с. 40).

Если аналитические психологи ищут исключительно впечат­ляющего, архетипического, значимого материала, то у них возни­кает соблазн быть слишком активными и слишком навязчивыми. Если мы рассмотрим, например, пациента, который не снимает пальто, или который сидит во время сеанса и слушает свою сте­рео музыку в наушниках, то мы можем заключить, что он не дает связанного с мифом материала. А может быть, дает? Я не предлагаю вывод о том, что мифологемы релевантны для такого сильно маркированного поведения, я просто хочу дать толчок мысли о том, что бессознательно непредсказуемо, и его образная система изменяется со временем. Мы можем воспринимать ее с помощью запаса амплификации, или даже с "запасом интерпре­таций" (Fordham, 1978b, с. 172), но мы не можем предсказать, что из этого выйдет. Отсюда следует, что владение теорией раз­вития с такой же вероятностью чрезмерно организует материал пациента, если ее неправильно использовать, как и неразборчи­вая приверженность подходу, основанному на мифе.