Что такое юнгианский анализ? (2) аналитическая структура и процедура

Параллельно разногласиям относительно того, что анализ является или должен являться опытом, а не обучением, сущест­вуют значительные расхождения по поводу того, как следует структурировать этот опыт.

Фирц (1977) указывал на парадокс в анализе, который за­ключается в том, что формализованная структура служит фоном для ускользающего и текучего психического содержания. Струк­тура анализа облегчает сдвиг, при котором процесс становится менее периферийным и более центральным в жизни пациента. Это включает регулярность встреч, подобающую обстановку и согласованную плату — факторы, относительно которых нет рм ногласий между сторонником КСС, таким как Фирц, и группой ДВ.

Ключевой и неизменный аспект аналитической структуры можно определить с помощью вопроса: кушетка или кресло? Юнг возражал против предложения Фрейда, чтобы пациенту была предоставлена кушетка, за которой сидел бы аналитик, и это было связано с тем, какое внимание Юнг уделял равнопра­вию и взаимности. Необходимость того, чтобы аналитик и ана­лизируемый сидели, причем лицом к лицу, является централь­ным моментом для КСС, и здесь подчеркивается активное уча­стие аналитика. Например, Адлер (1966) возражал против того, чтобы пациент ложился на кушетку, в силу ряда причин (если только пациент не очень взвинчен и напряжен" (с. 27), и по­этому ему необходимо расслабиться). Он чувствовал, что кушет­ка подчеркивает пассивность пациента; создается впечатление, что над ним проводится какая-то операция. Кушетка позволяет пациенту говорить о себе "в искусственной манере". Кроме того, кушетка мешает пациенту, по мнению Адлера, построить мост через пропасть, которая отделяет его от аналитика. Самое глав­ное, кушетка дает пациенту возможность рассматривать свои переживания во время анализа как нечто отрезанное от его по­вседневной жизни. Если люди сидят лицом к лицу, создается более живая ситуация, и пациенту становится труднее использо­вать аналитика как фигуру, на которую он может навешивать свои проекции, не проверяя, в какой степени они реальны" (там же, с. 27-28).

Высказываясь в пользу кушетки, Фордхам (1978) сделал ряд замечаний, которые отстаивают диаметрально противопо­ложную линию. В начале Фордхам говорит о том, что Юнг слишком буквально понимал значение коммуникации лицом к лицу. Далее Фордхам указывал, что несмотря на то, что кушет­ку ранее использовали врачи, это не означает, что теперь она таким же образом используется при анализе. Кушетка действи­тельно подчеркивает, что пациент — это действительно пациент, которому нужно лечение, и, что важно, анализ — не повод для светского общения, имеющее отношение только к межличност­ному. С точки зрения аналитика, ему нет необходимости делать вид, что поддерживается абсолютное равенство с пациентом и в то же время профессиональное отношение.

По мнению Фордхама, справедливо, что кушетка — это не "естественный" фактор; но в таком случае и сам процесс анализа тоже не является таковым. Поведение сексуального или агрес­сивного направления запрещено, и это само по себе изменяет ощущение "естественности". Поэтому беспокоиться о том, что кушетка разрушит то, что является "естественным и человече­ским" означает слишком раздувать уже решенный вопрос. По мнению Фордхама, не всегда желательно, чтобы пациент видел аналитика. С точки зрения пациента, ему иногда нужно почувст­вовать себя в одиночестве или исследовать что-то без вторжения извне. Или же пациент с полным основанием может пожелать раскрепощения. Конечно, пациент на кушетке может повернуть­ся, чтобы посмотреть на аналитика, и в любом случае он видит его, когда приходит и уходит.

В своей собственной практике я все же использую кушетку и ставлю свое кресло у изголовья кушетки, а не за нею. Тогда пациент может смотреть на меня или в сторону; я тоже могу смотреть прямо перед собой или встречаться взглядом с пациен­том или, если мне захочется, просто наблюдать. Кушетка не обязательна, и для некоторых пациентов, которые приходят не часто, я не стремлюсь ее применять. Я склонен согласиться с Фордхамом в том, что стереотип молчаливого холодного анали­тика, сидящего за кушеткой, возможно, является историческим анахронизмом, даже для психоанализа.

Самое главное, указывал Фордхам, нет никаких оснований утверждать, что аналитик теряет контакт с пациентом, когда тот находится на кушетке. По мнению Фордхама, следить за реак­цией (что составляет оперативную часть контрпереноса, и что связывает аналитика с пациентом) легче, когда пациент исполь­зует кушетку.

В этой полемике можно увидеть нечто большее, чем спор о мебели. Центральным моментом здесь является отношение к переносу инфантильного происхождения и к регрессии. Те, кто использует кушетку, работают с ними серьезно; те, кто исполь­зует кресло, возможно, стараются растворить их.

В психоанализе было меньше споров. Но Ферберн выска­зался в 1958 г. против использования кушетки, говоря, что он перестал использовать кушетку в своей практике. Ферберн по­чувствовал, что использование кушетки при анализе — это ана­хронизм, восходящий к тем дням, когда Фрейд работал с гипно­зом, и который кроме того имеет отношение к тому, что Фрейд не любил, чтобы на него пристально смотрели. По словам Фср берна,

"методика кушетки в результате дает совершенно произволь­ное навязывание пациенту несомненно травматической ситуа­ции, неизбежно рассчитанной на, то, чтобы воспроизводить такие травматические ситуации детства, как, например, си­туация, навязываемая младенцу, которого оставляют плакать одного в коляске, или ребенку, который оказывается в изо­ляции в своей кровати во время первичной сцены" (цит. по Jackson, 1961, с. 37).

Другими словами, использование кушетки не "нейтрально", и Ферберн подозревает, что ее использование во многом связано с защитной реакцией аналитика и с его желанием защититься от требований пациента. Насколько мне известно, отказ Ферберна от кушетки не был широко принят в психоанализе; несмотря на то, что для лечения меньшей интенсивности или продолжитель­ности ее следует использовать очень осторожно, поскольку иначе может иметь место несдерживаемая регрессия.

Сравнивая далее КСС и ДВ, отметим второй процедурный момент, по которому имеются разногласия. Он связан с часто­той сеансов. Вопрос стоит таким образом: если анализ опреде­ляется так, что он подразумевает или требует определенной ин­тенсивности и продолжительности, то отсюда следует, что лече­ние, которое не соответствует этим требованиям, не может быть анализом. По крайней мере, так часто говорят сторонники ДВ; здесь спор идет об определении анализа, и аргументы часто сво­дятся к тавтологии (т.е. если анализ определяется как 4-5 сеан­сов в неделю, значит, только лечение такой частотности состав­ляет анализ).

Похоже, что Юнг занимал гибкую позицию относительно частоты сеансов. Анализ требует, чтобы:

встречи с пациентом происходили как можно чаще. Я до­вольствуюсь максимум четырьмя консультациями в неделю. В начале синтетического лечения бывает неплохо расширить консультации. Затем я постепенно сокращаю их до двух ча­сов в неделю, поскольку пациент должен учиться жить само­стоятельно" (CW 16, para. 26).

Это подразумевает, что первые три из четырех стадий ана­лиза у Юнга требуют частых визитов пациента, но затем, когда достигается стадия трансформации (синтеза), их число можно сократить. Часто говорится о том, что Юнг выступал за "каникулы" в ходе анализа.

Но какие пациенты были у Юнга? Он сам признавал, что у него была необычная практика ("особое сочетание"):

"новые случаи явно составляют меньшинство. Большинство людей уже имеют за плечами какую-то форму психотерапев­тического лечения, с частичными или отрицательными ре­зультатами. Около трети моих случаев не страдают никаки­ми клинически определяемыми неврозами, они страдают от бессмысленности и бесцельности своей жизни. Я не имел бы ничего против того, чтобы это называлось общим неврозом нашего времени. Добрых две трети моих пациентов — люди старшего возраста" (CW 16, para. 83).

Мне кажется, что пациенты, страдающие таким "общим неврозом", составляют еще большее число людей сейчас, чем когда об этом писал Юнг в 1929 г. Но практика с преоблада­нием людей старшего возраста, которые ранее проходили лече­ние, явно необычна.

Именно такие соображения привели сторонников ДВ к то­му, что они стали настаивать на том, что высокая частота сеан­сов — необходимая предпосылка, если называть лечение анали­зом. Менее интенсивное лечение относится к типу психотерапии. Как и при психоанализе, была предложена некоторая форма компромисса, и теперь мы говорим об "аналитической психоте­рапии , когда описываем лечение, интенсивность которого мень­ше, чем аналитическая, но методология и цели которого являют­ся аналитическими (ср. Paolino, 1981, с. 22-48 о психоаналити­ческом сравнении).

Но определения анализа не обязательно имеют отношение к частотности сеансов, хотя частотность может иметь к этому отношение. Если даже мы примем определение анализа как "выявления и раздробления сложных структур и образов на их компоненты, т.е. архетипические формы и модели взаимодейст­вий эго-архетипа" (протокол дискуссии в Обществе Аналитиче­ской Психологии, 1966), то и тогда нам все равно придется думать о том, можно ли достичь этого, работая с частотностью сеансов, например, раз в неделю. Приведенное выше определи ние можно использовать по-другому. Вместо того, чтобы опре делить весь процесс в целом, можно использовать это определе­ние для того, чтобы указать те части психотерапии в целом, которые являются особенно аналитическими. Таким образом, мы будем говорить о проведении анализа в один из моментов сеан­са или в течение одного из периодов длительного лечения. От­сюда следует, что в большинстве случаев, но не во всех, чем больше сеансов возможно, тем больше пространство для собст­венно анализа. Оговорку сделать необходимо, поскольку анализ в том виде, в каком мы его только что определили, может иметь место в течение однократного собеседования, а длительное и интенсивное лечение может быть поддерживающим, а не анали­тическим.

Такие вопросы — это нечто большее, чем игра с числами. Их следует рассматривать наряду с такими идеями, как утвер­ждение ^Маттун в обзоре аналитической психологии о том, что "частота юнгианских сеансов составляет один или два раза в неделю" (1981, с. 228). Как и с вопросом о кушетке-против-кресла, вопрос частоты можно рассматривать как символ глубо­ких идеологических различий.