Признаки тормозящего влияния нравственного чувства

5. Есть два признака тормозящего влияния неосознанного нравственного чувства на ту или иную нашу деятельность, помогающие догадаться и заметить, что мы действуем вопреки ему.

Первый. Кажущееся «беспричинным» снижение энергетического обеспечения такой противоречащей нашему нравственному чувству деятельности, которая на осознанном уровне кажется нам необходимой или желательной (утомление, рассеяние внимания, падение интереса, страх перед деятельностью, болезнь и т.д.).

Второй. Сверхкомпенсация такого энергетического снижения искренней игрой в активность. Демонстративно утрированная, взвинченная, эмоционально выхолощенная истерическая имитация активности, убедительная лишь для самого действующего против своего нравственного чувства.

Зависимость нравственного чувства человека от других людей

6. Попытки влияния на нравственное чувство обнаружили, что оно не только сложно осознается, но - что важнее - очень мало зависит от влияний разума.

Мы можем организовать вопреки ему как угодно убедительное для нас, вышеописанное демонстративное поведение - инициатива, интуиция, творчество останутся заторможенными (ретикулярная формация почти не вовлечена в обеспечение деятельности).

7. Попытки вызвать динамику нравственного чувства обнаружили, что оно зависит:

- от отношения к предмету чувства прошлой, формировавшей человека группы,

- от отношений актуальной, референтной группы.

8. Оказалось, что у человека, открытого опыту[136], оно зависит:

- от чувств, отношений всех, с кем прямо или опосредованно человек сталкивается.

Его нравственное чувство в любой момент оказывается посредником между внутренним регулированием открытого опыту человека, его энергетикой и всем миром человеческих чувств и ценностей других людей (см. пункт 2). Оно всегда -инструмент его связи с миром людей и ориентировки в этом мире ему подобных.

9. Особенности зависимости нравственного чувства от влияний других людей можно схематично охарактеризовать так:

До 6 лет. Нравственное чувство формируется нравственным чувством, всем комплексом чувств матери.

До 10 лет. Нравственное чувство оказывается зависимым от других значимых старших. Здесь оно интериоризируется[137]и становится несознаваемым.

До 12 лет. Нравственное чувство оказывается открытым для влияний чувств сверстников, норм группы и отношений лидеров группы, актуальной для подростка.

Обесценивая осознанные отношения реальных старших, подросток за свои принимает мерки «прошлых старших».

В действительности он и теперь, как и прежде, зависим от своих старших. Но, перестав осознавать эту зависимость, воюет с ней, мучая, во-первых, себя!

Актуальную зависимость своих чувств от оценок старших он, повторяю, теперь мало сознает.

До 14 лет. После 12 лет он начинает «вытеснять» и реальную зависимость от группы сверстников.

Теперь его нравственное чувство зависимо еще и от выбираемого абсолюта, от идеалов, как можно более далеких от родных и привычных для него.

Реально он сохраняет зависимость от мамы, от авторитетных взрослых, от группы, от более или менее абстрактных его идеалов.

Это пора деспотического господства комплекса «Дух выше»![138]

Воюя со всеми за независимость, подросток в действительности воюет со своими внутренними регуляторами.

Компиляцией[139]из внушенных ему и самостоятельно найденных идеалов он проверяет себя и всех, воюя с собой и со всеми.

Если ему удается «победить» всех, он побеждает себя.

Поверив в независимость, теряет живые нравственные точки отсчета. Подчиняет и осознанное переживание, и поведение случайной для него, лишенной нравственных оснований идее и не отражающей его интересов выхолощенной «логике».

В юности (после 14 лет) Если мир «побеждает» подростка, то, открывая свою зависимость ото всех, растущий человек открывает себя, замечает свое нравственное чувство. Им дальше и руководствуется в своем поиске. Благодаря вниманию к своему нравственному чувству - оказывается во все лучше узнаваемой теперь и признанной им связи со всем миром. Сознательно осваивает свою свободу быть человеком среди людей. Мы об этом уже думали, говоря об отношениях человека с его тревогой.

Теперь только приобретает возможность действовать «независимо», то есть, свободно выбирая из разных своих направленностей. Становится открытым опыту.

На новом уже ответственном уровне открывается собственному чувству, влиянию на свое нравственное чувство реальных чувств других людей, их интересов.

Человек открывает и осваивает возможность осознанного выбора!

Это открытие мира[140] знаменует собой период, который здесь назван - юностью.

Дальше, если человек не отказывается от участия в процессе «Род человеческий», он остается открытым чувствам других людей, пока не устанет быть!

Такова динамика доступности влияниям извне нравственного чувства человека в разном возрасте.

Если наше психологическое развитие приостанавливается

10. Если наше психологическое развитие приостанавливается на одной из инфантильных фаз (до 5 лет, до 10 лет, до 12 лет, до 14 лет), то и доступность нравственного чувства социальным влияниям сохраняет характер, свойственный соответствующей фазе развития.

О психологическом возрасте мы будем говорить позже.

Условия, побуждающие динамику нравственного чувства

11. Смена референтной группы или - на инфантильных фазах - смена ценностей и норм у представителей «прошлой» группы, иное понимание их ценностей создает условия для динамики нравственного чувства.

12. Кроме того, условия для переформирования нравственного чувства создаются противоречивостью нравственных установок одного и того же человека. Такая противоречивость - следствие противоречивости отношений людей той референтной группы, в которой формировал себя человек с детства.

Вольное и невольное столкновение и соподчинение различных нравственных установок становится основой развития нравственного чувства, делает его доступным влиянию других людей.

13. Дефект нравственного чувства, определяющий человеческую неприспособленность и затрудняющий последующую коррекцию и компенсацию, формируется под влиянием часто тоже неосознанных или забытых, механически перенятых нравственных стереотипов, бытующих в среде, где человек родился, живет (см. «Бесчеловечные идеалы человечества»),

И, наконец...

О ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ВОЗРАСТЕ

Пока я разрабатывал Терапию поведением, у меня родились, росли и взрослели дети.

И как-то мне показалось, а после я сумел свою догадку проверить и убедиться в ее правильности, мне показалось, что мои пациенты ведут себя и воспринимают мир во многом так же, как дети разного возраста.

Показалось, что мой кабинет тот же детский сад или школа. Разница только в том, что мне поначалу даже думать так было неловко. Как же так, взрослые и детский сад!?

И еще - в детском саду, в школе прямое руководство детьми воспринимается всеми само собой разумеющимся, а мои пациенты, в отличие от детей, претендовали на отношение к себе, как к взрослым. Поведение с ними, как с детьми, обидело бы их.

Но оказалось, что есть ситуации, когда человека можно и нужно поучать и давать ему советы! Когда именно такая и только такая стратегия означает равенство и доверие. А отказ от такой родительской позиции значил бы стать над человеком, навязывать - свое, ему не свойственное.

Оказалось, что мы сами выбираем свою несчастливость, а с нею и жестокость. Сами заставляем и тех, кого любим, выбрать несчастье.

Оказалось, что родители и воспитатели сплошь и рядом -психологически младше своих лет ей и воспитанников.

Диагностировать такую ситуацию и действовать точно и с ребенком, и со взрослым помогает понимание того, что такое инфантилизм, возраст психологического развития и возраст задержки психологического развития.

Две обезьянки

Эту притчу я сочинил и рассказал впервые на республиканской конференции логопедов в 1990 году.

Сутью того выступления была мысль о том, что «психотерапией, может быть уместнее сказать: психодидактикой[141], следует начинать заниматься с самими логопедами», здесь бы я сказал: с самими нами: психотерапевтами, психологами, воспитателями. Это должно быть основным в нашей профессиональной подготовке.

Так вот - притча. Здесь я ее только повторю.

Мне представляется эдакая гипотетическая обезьянка, которая очень хотела есть.

А высоко на ветке висела аппетитная и недосягаемая «краковская колбаса».

Обезьяна прыгала, сердилась, тянулась, сетовала, плакала... Но никто ей этой колбасы не подал.

Тогда она взяла палку. Встала на задние лапы. И палкой сбила колбасу.

Села и стала есть.

Рядом было двести (не знаю, почему двести) других обезьянок, которые довольствовались прежним рационом и прежними средствами, но были завистливы и переимчивы, и тоже были не прочь попробовать «краковской», а может быть «киевской» - точно не помню - колбасы.

Все 200 стали на задние лапы. Схватили палки. И стали изо всех сил этими палками размахивать.

Махали, махали, махали... устали! Но колбасы в их лапах не появилось.

Снова махали... «в поте лица» правда, теперь, подозрительно поглядывая на обладательницу колбасы. И снова ничего не получили.

Обиделись, разозлились, подступили к обладательнице колбасы:

- Мы трудимся, стараемся из последних сил, с зари до зари, а ты тут ничего не делаешь, а ешь. Это не справедливо! Ты нас обманула! Ты над нами издеваешься, обрекаешь на муки! - Стали грозить.

Оправдываться, добиваться понимания или обороняться первая обезьянка не стала - она все понимала. Понимала, что те не виноваты - не дожили. Она стала на ноги. Взяла в руку палку. И насбивала 200 кругов колбасы. «Один с сошкой - 200 с ложкой» - все сыты.

Так обезьянки разделились!

Одна разработала новую технологию (нужда побудила).

Она встала на задние лапы, превратив их в ноги.

Использовала палку в качестве орудия и тем самым переднюю лапу превратила в руку.

Появилась у нее и новая забота о других и новое понимание других.

Она превратила себя в человека!

Остальные передразнили, повторив все ее действия.

В них (этих действиях) не было только ее нужды, ее цели -не было смысла.

Их «человеческое» поведение было и более выразительным, и более усердным, и более изнурительным! Только приносило оно им не удовлетворение, а, напротив, неудовлетворенность. Рождало новые и новые ожидания, обиды на весь мир и на того, кому лучше, кто ведет себя осмысленно.

В их поведении не было творчества.

Людьми эти 200 страдалиц не стали!

Они остались обезьянками, которые притворяются людьми, то есть имитаторами.

Имитатор

Имитатор, в зависимости от темперамента и силы, мог просить, клянчить, гордиться своими усилиями и заслугами, требовать, угрожать, отнимать, обменивать, даже мог убить человека, но новой технологии он не открыл и не освоил.

Строить удовлетворяющее его - человеческое поведение имитатор не мог.

Человекоподобное поведение затруднило ему или сделало невозможным прежние, животные (естественные для обезьяны) формы поведения. Взамен же дало только

- лишнюю нагрузку,

- обязало демонстрировать себя тем, кем не являешься,

- создало ожидание награды за жертву.

Иначе говоря, вынудило,

- либо признаться в несостоятельности в новой роли (отказаться от нее или ее осваивать),

- либо притворяться, претендовать на не свое, обижаться.

Обидевшемуся приходится доказывать себе, что другие

тоже притворяются. И чужим, якобы притворством - «вероломством» оправдывать свой отказ от человеческого поведения. А потом - «с волками жить - по-волчьи выть»!

Фактически имитатору приходится брать чужое, так или эдак жить на чужой счет - грабить и свой грабеж в человеческих терминах оправдывать.

Эта фантазия, по-моему, наглядно показывает, как все мы и каждый из нас в себе разделились на развивающихся, творящих свой мир и имитаторов (творцами не ставших).

В плане этого разделения - две мысли.

Два отношения к человеку

Есть два отношения к человеку.

Первое отношение

Первое отношение: человек - часть вечного, огромного, неисчерпаемого, непознанного мира. Как сказали бы раньше - часть неведомого бога.

Оно рождает благоговейное отношение к неизбывному для знакомства человеку в каждом другом, к бережному вниманию к человеку в себе.

Здесь - нет скуки, нет пустоты, нет страха перед другим, перед собой.

Познаваем, не значит познан! Но всегда - захватывающе интересен. Этот мир хочется открыть, сберечь, утвердить.

Второе отношение

... Я увидел женщину, с которой знаком с ее девичества. Она несла авоськи - она знала для чего ей ноги, руки. Она вся - для ношения этих авосек. Она знает, что про себя она знает все, а про другого - «ее не проведешь - всем одного и того же надо»! Нет - не мира, не хлеба, не любви, не друга, не вечности... Свой мир эта усталая женщина ограничила (и чужой тоже) очень конкретными, новых целей не рождающими, нуждами.

Второе отношение - это отношение, когда человек ограничил свое представление о себе и людях знаемым.

Он живет, не выявляя себя, не открывая все больше и больше, а, ограничив свой мир известным. Играет, словно по заведомо известному ему сценарию, известную, давно наскучившую ему роль, на которую все меньше сил дает надежда. Надежда, что вдруг когда-то этот сон кончится! И начнется какая-то иная, настоящая, лучшая жизнь.

Второе отношение - человек передразнивает, имитирует чужую жизнь, играет себя.

СЛЕДУЮЩЕЕ РАЗДЕЛЕНИЕ:

РАЗУМ ЭТО - ИНСТРУМЕНТ!

Пронзительная тоска, которую вызвала эта, отказавшая себе в жизни, в судьбе женщина с авоськами (а она жена рано седеющего безропотного мужа и мать пока еще играющей, но уже паиньки-дочки), тоска высветила, наверное, не новую мысль: «разум это - инструмент».

1.Когда этот инструмент служит нужде, голоду, сердцу -тому неисчерпаемому для познания миру, частью которого мы являемся, тогда это - новая, прежде небывалая в природе свобода. Это - выход в творчество, за пределы гороскопа.

2.Если же этот инструмент утратил связь с породившей его нуждой, стал самоцелью, тогда он порабощает, подчиняет себе своего носителя.

Тогда не авоськи для жизни, а жизнь для ношения авосек.

Такой разум обрекает на бессмысленную имитацию разумного, полезного, одухотворенного - человеческого поведения. Обрекает на самоуничтожение, то есть - безумие. Он и есть - безумие!

КОГДА МЫ ВЫБИРАЕМ -

НЕ БЫТЬ, А КАЗАТЬСЯ?

Когда же мы предпочитаем разуму - безумие? Смыслам - бессмыслицу? Тревоге жить - скуку (говорят - «покой») существования - запрограммированную имитацию?

Ответ прост.

Рождаясь человеческими детенышами, прежде чем стать людьми, мы все проходим стадии подражания людям - игры в человека - стадии имитации.

Правда, уже в этой игре в человека мы разделяемся.

- Одни, подражая, помнят, что играют. Остаются теми, кто есть. И помнят, что теми, в кого играют, еще не стали. Они вникают в суть всего, чему подражают - открывают смысл человеческого поведения и переживания. Осваивают роли как навыки достижения нужного им. Научаются сами достигать желаемых результатов.

- Другие заботятся только о похвале и внешнем сходстве. Не понимая сути того, что играют, они заигрываются. Забывают себя и верят, что уже стали теми, кому подражают. И ждут желаемого в награду за старания - от других.

Эти стадии имитации, как известно, есть ни что иное, как фазы развития ребенка.

Застревание на одной из таких фаз, остановка в развитии, прекращение приобретения позитивного, качественно нового опыта, ведения о себе и о жизни и есть предпочтение имитации.

Обычно это называют инфантилизмом (парциальным или тотальным, в зависимости от сфер жизни, где человек прекратил приобретать новый опыт - стал «закрыт опыту» по Роджерсу[142]).

Степень этого инфантилизма нетрудно измерить, если вспомнить этапы (фазы) формирования ребенка. Степень инфантилизма будет измеряться той фазой детского развития, на которой случилась остановка. Тем моментом, с которого человек начал отставать от развивающейся и усложняющейся реальности.

О несчастье, неудачах и провалах, в силу недостатка компетентности и умения, узнавать продолжил, как каждый что ни шаг набивающий шишки халтурщик.

О счастье узнавать он перестал! В этом смысле степень инфантилизма определяется тем возрастом, до которого человек открывал новое о счастье.

В отличие от зрелого человека - для инфантильного самой счастливой порой было детство!

Но прежде, чем перейти к разговору об этих фазах становления человека и этапах задержки нравственно-психологического развития, я хочу вспомнить еще об одном свойстве, объединяющем всех имитаторов - о так называемом «комплексе различия».

Комплекс различия

Все мы до поры жили по не нами предуготованным сценариям, обучаясь и вникая - взрослея, или бессмысленно зазубривая и отставая от самих себя, все мы до своего «грехопадения» в юность передразнивали отраженную в этих сценариях чужую жизнь.

Все оставались имитаторами.