Внушение и его роль в общественной жизни
Владимир Бехтерев
Внушение и его роль в общественной жизни
ПРЕДИСЛОВИЕ
Термин «внушение», заимствованный из обыденной жизни и введенный первоначально в круг врачебной специальности под видом гипнотического или послегипнотического внушения, в настоящее время вместе с более близким изучением предмета получил более широкое значение. Дело в том, что действие внушения ничуть не связывается обязательным образом с особым состоянием душевной деятельности, известным под названием гипноза, как то доказывают случаи осуществления внушения, производимого в бодрственном состоянии. Более того — внушение, понимаемое в широком смысле слова, является одним из способов воздействия одного лица на другое даже при обыденных условиях жизни.
В виду этого внушение служит важным фактором нашей общественной жизни и должно быть предметом изучения не одних только врачей, но и всех вообще лиц, изучающих условия общественной жизни и законы ее проявления. Здесь во всяком случае открывается одна из важных страниц общественной психологии, которая представляет собою обширное и мало еще разработанное поле научных исследований.
Настоящее сочинение в первом своем издании представляло собою речь, произнесенную в актовом собрании Военно-Медицинской Академии в декабре 1897 года, и потому было ограничено определенными размерами. Но интерес и важность затронутой темы побудили автора существенно расширить рамки своего труда, вследствие чего это второе издание выходит значительно пополненным против первого и уже не в форме речи.
Не претендуя и в настоящем издании на желательную полноту изложения затрагиваемого предмета, автор полагает, что уже правильное его освещение может быть небесполезным для лиц, интересующихся ролью внушения в общественной жизни.
В. Бехтерев
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ВНУШЕНИЯ
Очевидно, что сущность внушения заключается не в тех или других внешних его особенностях, а в особом отношении внушенного к «я» субъекта во время восприятия внушения и его осуществления.
Вообще говоря, внушение есть один из способов воздействия одних лиц на других, которое производится намеренно или ненамеренно со стороны воздействующего лица и которое может происходить или незаметно для внушаемого лица, или даже с его ведома и согласия.
Для выяснения сущности внушения мы должны иметь в виду, что наше восприятие может быть активным и пассивным. При первом обязательно участвует «я» субъекта, которое направляет внимание, сообразуясь с ходом нашего мышления и окружающих условий, на те или другие внешние впечатления. Последние, входя в психическую сферу при участии волевого внимания и усваиваясь путем обдумывания и размышления, становятся достоянием личного сознания или нашего «я».
Этот род восприятия, приводя к обогащению нашего личного сознания, лежит в основе наших взглядов и убеждений, так как дальнейшим результатом активного восприятия является работа нашей мысли, приводящая к выработке более или менее прочных убеждений. Последние, входя в содержание нашего личного сознания, временно могут скрываться в т. н. подсознательной сфере или в сфере общего сознания, но так, что каждую минуту по желанию «я» они вновь могут быть оживлены путем воспроизведения пережитых представлений.
Но кроме активного восприятия многое из окружающего мира мы воспринимаем пассивно, без всякого участия нашего «я», когда внимание наше чем-либо занято, например при сосредоточении на какой-либо мысли, или когда внимание наше, вследствие тех или других причин, ослаблено, как это наблюдается например в состоянии рассеянности.
И в том, и в другом случае предмет восприятия не входит в сферу личного сознания, а проникает в те области нашей души, которые мы можем назвать общим сознанием. Это последнее является в известной мере независимым от личного сознания, благодаря чему все, что входит в сферу общего сознания, не может быть нами по произволу вводимо в сферу личного сознания. Но тем не менее продукты общего сознания при известных условиях могут входить и действительно входят в сферу личного сознания, причем источник их первоначального возникновения не всегда даже и распознается личным сознанием.
Целый ряд разнородных впечатлений, входящих в психическую сферу при пассивном восприятии без всякого участия внимания и проникающих непосредственно в сферу общего сознания, помимо нашего «я», образует те неуловимые для нас самих воздействия окружающего мира, которые отражаются на нашем самочувствии, придавая ему нередко тот или другой чувственный тон, и которые лежат в основе неясных мотивов и побуждений, нередко нами испытываемых при тех и других случаях.
Сфера общего сознания вообще играет особую роль в психической сфере каждого лица. Иногда впечатление, воспринятое пассивно, входит затем, благодаря случайному сцеплению идей, и в сферу личного сознания в виде умственного образа, новизна которого нас поражает. В отдельных случаях образ этот, принимая пластические формы, возникает в виде особого внутреннего голоса, напоминающего навязчивую идею, или даже в виде сновидения или настоящей галлюцинации, происхождение которой обычно лежит в сфере продуктов деятельности общего сознания. Когда личное сознание ослабевает, как это мы наблюдаем во сне или в глубоком гипнозе, то на сцену сознания выдвигается работа общего сознания, совершенно не считающаяся ни со взглядами, ни с условиями деятельности личного сознания, вследствие чего в сновидениях, как и в глубоком гипнозе, представляется возможным все то, чего мы не можем даже и представить себе в сфере личного сознания.
Таким образом, для выяснения способа внушения необходимо иметь ввиду разделение нашей психической сферы на личное и общее сознание. Личное сознание, или так называемое «я», при посредстве воли и внимания обнаруживает существенное влияние на восприятие нами внешних впечатлений; оно же регулирует течение наших представлений и определяет выполнение наших произвольных действий. Все, что входит в сферу психической деятельности при посредстве личного сознания, обычно подвергается нами большей или меньшей критике и переработке, приводя к развитию наших взглядов и убеждений.
Этот путь воздействия окружающей среды на наш психическую сферу может быть назван путем «логического убеждения», так как конечным результатом упомянутой переработки всегда является в нас убеждение: «мы убедились в истине, мы убедились в пользе, мы убедились в неизбежности того или другого», — вот что мы внутренне можем сказать себе после того, как в нас совершилась упомянутая переработка внешних впечатлений, воспринимаемых при посредстве нашего личного сознания. Но независимо от того в нашу психическую сферу, как мы уже говорили, могут входить разнородные впечатления при отсутствии к ним какого-либо внимания, иначе говоря, в состоянии рассеянности, когда волевое внимание поглощено какой-либо работой. В таком случае внешние впечатления входят в психическую сферу помимо нашего личного сознания и, следовательно, помимо нашего «я». Они проникают в нашу психическую сферу уже не с парадного хода, а, если можно так выразиться, с заднего крыльца, ведущего непосредственно во внутренние покои нашей души. Это и есть то, что мы называем внушением.
Таким образом, внушение представляет собою непосредственное прививание тех или других психических состояний от одного лица к другому. Иначе говоря, внушение есть ничто иное, как вторжение в сознание или прививание к нему посторонней идеи без прямого непосредственного участия в этом акте «я» субъекта, вследствие чего последнее в большинстве случаев является или совершенно, или почти безвластным его отринуть и изгнать из сферы сознания даже при том условии, когда оно сознает его нелепость. Проникая в сознание без активного участия «я» субъекта, внушение остается вне сферы личного сознания, благодаря чему и все дальнейшие его последствия происходят без контроля «я» и без соответственной задержки. Благодаря этому внушение приводит к появлению той или другой навязчивой идеи, к осуществлению положительных и отрицательных галлюцинаций, или же вызывает развитие психически обусловленной судороги, контрактуры, паралича и т. п.
Вряд ли есть какая-либо возможность сомневаться в том, что внушение относится именно к порядку тех воздействий на психическую сферу, которые происходят помимо нашего «я» и проникают непосредственно в сферу общего сознания. Если нужно определение внушения в нескольких словах, то я должен повторить здесь то, что я сказал уже в первом издании своей брошюры — «Роль внушения в общественной жизни» (СПб., 1898 г.):
«Внушение сводится к непосредственному прививанию тех или других психических состояний от одного лица к другому, — прививанию, происходящему без участи воли (и внимания) воспринимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания».
Ясно, что в этом определении содержится существенное отличие внушения как способа непосредственного психического воздействия одного лица на другое от убеждения, производимого всегда не иначе, как при посредстве внимания и логического мышления и с участием личного сознания.
Все, что входит в сферу личного сознания, вступает в соотношение с нашим «я», и так как все в личном сознании находится в строгом соответствии и сочетании с «я» субъекта, — сочетании, служащем выражением единства личности, то очевидно, что все входящее в сферу личного сознания должно подвергаться соответственной критике и переработке со стороны «я».
Но также очевидно, что кроме этого способа влияния, действующего на другое лицо при посредстве личного сознания, есть другой способ воздействия в форме внушения, действующего на психическую сферу путем непосредственного прививания психических состояний, то есть идей, чувствований и ощущений и не требуя участия личного сознания и логики.
Очевидно, что внушение в отличие от убеждения проникает в психическую сферу помимо личного сознания, входя без особой переработки непосредственно в сферу общего сознания и укрепляясь здесь, как всякий вообще предмет пассивного восприятия.
Когда по внушению у человека развивается судорога в руке или, наоборот, рука совершенно парализуется, спрашивается, что обусловливает осуществление этого внушения? Очевидно, ничто другое, как непосредственное проникновение внушаемой идей в сферу общего сознания, не координированную с «я» субъекта, вследствие чего последнее не властно над этим внушением и не может ему противодействовать.
Но что мешает «я» с его волевым вниманием допустить внушение проникнуть в общее сознание? Отчего оно не вводит его при указанных условиях в сферу личного сознания?
Оттого, что воля или парализуется верой в силу внушения или субъект не может на внушении сосредоточить волевого внимания; оно поэтому и входит в сферу общего, а не личного сознания, давая тем самым полный простор автоматизму.
Таким образом, если бы под внушением мы понимали всякое вообще непосредственное влияние на человека помимо его «я» или личного сознания, то мы могли бы отождествить эту форму воздействия на нас окружающих условий с формой пассивного восприятия, происходящего без всякого участия «я» субъекта.
Но под внушением обыкновенно принято понимать воздействие не всех вообще окружающих условий, а воздействие одного лица на другое, которое происходит при посредстве пассивного восприятия, то есть помимо участия личного сознания или «я» субъекта, в отличие от воздействия иного рода, происходящего всегда при посредстве активного внимания с участием личного сознания и состоящего в логическом убеждении, приводящем к выработке тех или других взглядов.
Lowenfeld между прочим настаивает на различии в определениях самого процесса внушения (suggeriren) от результата его, известного под названием собственно внушения (suggestion). Само собою разумеется, что это два различные процесса, которые не должны быть смешиваемы друг с другом. Но, по нашему убеждению, только такое определение и может быть признано наиболее подходящим и более правильным, которое обнимает и самый способ воздействия, характерный для процесса внушения, и результат этого воздействия.
Дело в том, что для внушения характерны не только самый процесс или способ воздействия на психическую сферу, но и результат этого воздействия. Поэтому то и в слове «внушать» мы подразумеваем не только особый способ воздействия на то или другое лицо, но и возможный результат этого воздействия, и, с другой стороны, в слове «внушение» мы подразумеваем не только известный достигнутый результат в психической сфере данного лица, но и в известной мере тот способ, который привел к этому результату.
Как уже ранее было выяснено, в понятии внушения прежде всего содержится элемент непосредственности воздействия. Будет ли внушение производиться посторонним лицом при посредстве слова или воздействия, или оно будет производиться при посредстве какого-либо впечатления или действия, то есть имеем ли мы словесное или конкретное внушение, везде оно влияет не путем логического убеждения, а непосредственно воздействует на психическую сферу, помимо сферы личного сознания или, по крайней мере, без переработки со стороны «я» субъекта, благодаря чему происходит настоящее прививание идеи, чувства, эмоции, или того или иного психофизического состояния.
Равным образом и те состояния, которые известны под названием самовнушения и которые не требуют посторонних воздействий, возникают обычно непосредственно в психической сфере, когда, например, то иди другое представление проникло в сознание как нечто готовое, в форме внезапно явившейся и поразившей сознание мысли, в форме того или иного сновидения, в форме виденного примера и т. п.
Во всех этих случаях психические воздействия, возникающие помимо постороннего вмешательства, прививаются к психической сфере также непосредственно в обход критикующего и самосознающего «я» или того, что мы называем личным сознанием.
Таким образом внушать — значит более или менее непосредственно прививать к психической сфере другого лица идеи, чувства, эмоции и другие психофизические состояния, иначе говоря, воздействовать так, чтобы по возможности не было места критике и суждению; под внушением же следует понимать непосредственное прививание к психической сфере данного лица идеи, чувства, эмоции и других психофизических состояний, помимо его «я», то есть в обход его самосознающей и критикующей личности.
ВНУШЕНИЕ И УБЕЖДЕНИЕ
Из вышеизложенного очевидно, что внушение и убеждение являются двумя основными формами воздействия одного лица на другое. Хотя в числе способов психического воздействия одних лиц на других кроме убеждения и внушения мы можем различать еще приказание и пример, а также советы, пожелания и т. п., но несомненно, что в известной мере и приказание, и пример действуют совершенно подобно внушению и даже не могут быть от него отличаемы; в остальном же как приказание, так и пример, действуя на разум человека, могут быть вполне уподоблены логическому убеждению. Так приказ действует прежде всего силой страха за возможные последствия непослушания чрез сознание необходимости выполнения, в силу разумности подчинения в данном случае и т. п. В этом отношении приказание действует подобно убеждению.
Но независимо от того приказание действует по крайней мере в известных случаях и непосредственно на психическую сферу, как внушение. Лучшим примером влияния приказа как внушения служит команда. Последняя бесспорно есть форма приказания, а кто не знает, что команда действует не только силой страха за непослушание, но и путем внушения или прививания известной идеи. С другой стороны, и пример, помимо своего влияния на разум путем убеждения в полезности того или другого, может еще действовать наподобие психической заразы, иначе говоря, путем внушения, как совершенно невольное и безотчетное подражание.
Кто не знает заразительного действия публичных казней? Кому не известно заразительное влияние самоубийства?
Всем известна, наконец, передача судорожных болезненных форм путем прямого подражания.
Таким образом, как приказание, так и пример действуют в одних случаях путем убеждения, в других случаях путем внушения; чаще всего они действуют одновременно и как убеждение, и как внушение. В силу этого они не могут быть рассматриваемы как самостоятельные способы воздействия одних лиц на других, подобно убеждению и внушению.
Равным образом и советы, пожелания, а равно и иные формы психического воздействия одних лиц на других также могут действовать на психику или в форме внушения, или в форме убеждения, смотря по отношению к ним того лица, которому они высказываются.
Итак, очевидно, что в то время как словесное убеждение обыкновенно действует на другое лицо силой своей логики и непреложными доказательствами, внушение действует путем непосредственного прививания психических состояний, то есть идей, чувствований и ощущений, не требуя вообще никаких доказательств и не нуждаясь в логике. Оно действует прямо и непосредственно на психическую сферу другого лица путем приказа или уговора, путем увлекательной и взволнованной речи, путем жестов и мимики.
Легко видеть отсюда, что пути для передачи психических состояний с помощью внушения гораздо более многочисленны и разнообразны, нежели пути для передачи мыслей путем убеждения. Вот почему внушение в общем представляет собою более распространенный фактор, нежели убеждение.
Последнее может действовать преимущественно на лиц, обладающих здравой и сильной логикой, тогда как внушение действует не только на лиц со здравой логикой, но еще в большей мере и на лиц, обладающих недостаточной логикой, как например детей и простолюдинов.
Несомненно поэтому, что внушение или прививание психических состояний играет особо видную речь в нашем воспитании, по крайней мере до тех пор, пока логический аппарат ребенка не достигнет известной степени своего развития, позволяющего ему усваивать логические выводы не менее, нежели готовые продукты умственной работы других, усваиваемые с помощью так называемого механического заучивания и подражания, в которых немалую роль играет внушение, или психическая прививка со стороны воспитателей и окружающих лиц.
Равным образом и в простом классе населения внушение, или прививка идей, играет немаловажную роль, как фактор, существенно влияющий на мировоззрение отдельных лиц и даже целых обществ.
Всякий, обращавшийся с народом, знает это хорошо по собственному опыту и знает цену логических убеждений, которые, если и имеют успех, то лишь путем медленного усваивания их, тогда как внушение в форме уговора или приказания здесь почти всегда действуют быстро и верно, в случае конечно, если они не противоречат вкоренившимся убеждениям народа.
Влияние команды в войсках, как мы уже упоминали, сводится также преимущественно к внушению, которое действует сильнее всякого убеждения. Но и на интеллигентных лиц, обладающих вполне развитой логикой, внушение действует в известных случаях вряд ли менее сильно, нежели на детей и простолюдинов, по крайней мере, в таких случаях, когда оно не противоречит установившемуся мировоззрению.
Если внушение, как было выяснено выше, есть ничто иное, как воздействие одного лица на другое путем непосредственного прививания идеи, чувства, эмоции и других психофизических состояний без участия личного сознания внушаемого лица, то очевидно, что оно может проявляться легче всего в том случае, когда оно проникает в психическую сферу незаметно, вкрадчиво, при отсутствии сопротивления со стороны «я» субъекта, или, по крайней мере, при пассивном отношении последнего к предмету внушения, или же, когда оно сразу подавляет психическое «я», устраняя всякое сопротивление со стороны последнего. Опыт действительно подтверждает это, так как внушение может быть вводимо в психическую сферу или мало-помалу путем постоянных заявлений одного и того же рода и уговора, или же сразу наподобие повелительного приказа.
ВНУШЕНИЕ В ГИПНОЗЕ
Хотя все вышеуказанное достаточно точно определяет самый предмет, тем не менее нельзя не упомянуть, что о действии внушения и о распространении психической инфекции или заразы мы не могли составить себе ясного представления до тех пор, пока не были ближе выяснены условия, необходимые для осуществления внушения и распространения психической заразы.
Эти условия мы получили возможность выяснить лишь в позднейшее время вместе с развитием учения о намеренном внушении, производимом в гипнозе. Как о распространении физической заразы еще так недавно господствовали самые смутные представления до тех пор, пока не явилась возможность производить чистые культуры микробов и с помощью их производить искусственные прививки болезней, так точно и в вопросе о внушении и психической заразе существовало множество самых сбивчивых и неясных представлений до тех пор, пока не явилась возможность ближе изучить условия прививания тех или других психических состояний с помощью намеренного внушения.
Опыт показывает, что такое намеренное прививание тех или других психических состояний большею частью удается лучше всего в особом состоянии сознания, которое мы называем гипнозом и которое, на мой взгляд, есть ни что иное, как вызванное определенными приемами видоизменение обыкновенного сна. См. В.Бехтерев. Гипноз и его значение как врачебного средства. Нервные болезни в отдельных наблюдениях, 1894; Лечебное значение гипноза. СПб., 1900.
Как известно, в гипнозе легко удаются самые разнородные внушения. Впрочем, вопрос, можем ли мы внушить в гипнозе все, что мы пожелаем, до сих пор еще остается не вполне выясненным. По некоторым авторам, нет вообще никаких границ для внушения, другие, напротив того, держатся взгляда, что в гипнозе может быть внушаемо только то, что отвечает психической природе человека. Практически вопрос сводится главным образом к возможности внушать те или другие преступления, причем одни авторы были склонны утверждать, что гипнотик способен под влиянием внушения выполнить какое угодно преступление, тогда как другие авторы видели в этих утверждениях лишь простое увлечение лабораторными преступлениями, совершаемыми в гипнозе, справедливо замечая, что гипнотик не лишен вполне сознания и потому, когда ему внушают то или другое преступление, то он отлично осознает, что это преступление дело не серьезное, что оно на самом деле есть только воображаемое преступление и что все это делается только для его испытания и потому он выполняет его без большого сопротивления, как невинную шутку.
Что касается меня, то, руководствуясь своим опытом, я ничуть не становлюсь на сторону тех авторов, которые приписывают внушению в гипнозе роль всесильного фактора, могущего из гипнотика сделать все, что угодно. Сила его внушения в этом, как и в других случаях, зависит бесспорно не от одного лишь умения внушить и поддержать внушение, но еще и от той почвы, на которую действует внушение, иначе говоря, от психической натуры лица, подвергаемого внушению. Таким образом, психическое противодействие внушению, производимому в гипнозе, в значительной мере зависит как от большей или меньшей глубины гипноза, так и от того, в какой мере это внушение находится в противоречии с идеями, склонностями и убеждениями лица, подвергающегося внушению. При отсутствии такого противоречия внушение действует сильно и верно; напротив того, при встрече в сильной натурой, держащейся противоположных взглядов, внушение может оказаться бессильным.
Но умаляется ли отсюда значение внушения как важного психического фактора? Ничуть. Ведь людей с сильным характером и стойкими идеями далеко немного. Да и мало ли есть людей настолько нравственно невоспитанных, что они не делают некоторых преступлений, например, против нравственности и имущественной собственности только в силу страха за ответственность перед законом. Не достаточно ли поэтому тем или другим способом усыпить в них путем внушения в гипнозе этот страх и вселить веру в возможность избегнуть ответственности пред законом, усилив в то же время в их воображении выгодные последствия преступления, чтобы склонить их на совершение этого преступления, которого при других условиях они никогда бы не сделали?
Но мы отвлеклись бы очень далеко, если бы подробно стали развивать этот вопрос. Поэтому, не касаясь более чисто практической стороны вопроса о значении гипнотических преступлений, мы заметим здесь, что гипноз представляет для нас глубокий интерес не с одной только практической стороны, но и в отношении изучения вопроса о наиболее благоприятных условиях внушения. Чем в самом деле объясняется то обстоятельство, что в гипнозе хорошо удаются внушения? Можно думать, что гипноз как состояние близкое или родственное нормальному сну сам по себе уже составляет благоприятное условие для внушения. Но опыт показывает нам, что не всегда степень внушаемости идет рука об руку с глубиною сна. Есть очень глубокие степени гипноза, как, например, летаргическая фаза Charcot, которые совершенно недоступны внушению. Напротив того, в других случаях уже слабые степени гипноза отличаются необычайною внушаемостью.
Известно также, что и обыкновенный сон большею частью не составляет благоприятного условия для внушения, хотя в некоторых состояниях естественного сна имеются условия, столь же благоприятные для внушения, как и в гипнозе.
Отсюда ясно, что степень внушаемости определяется не самим гипнозом или сном, а тем особым состоянием сознания или психической деятельности, которое мы имеем в гипнозе, а иногда и в обыкновенном сне.
Эти условия, благоприятствующие внушению в гипнозе, заключаются в том, что при изменении нормального сознания, выражающемся большим или меньшим засыпанием «я» и не исключающем общения с внешним миром или, по крайней мере, не исключающем общения с гипнотизером, производимые последним внушения входят в психическую сферу непосредственно и независимо от личного сознания гипнотизируемого субъекта, иначе говоря, помимо его «я». Закрепляясь в тех глубинах души, которые нередко называли и называют бессознательными или подсознательными и которые правильнее называть сферой общего сознания, эти внушения впоследствии входят сами собой в сферу личного сознания и, не будучи распознанными, как посторонние внушения, так как первоисточник их для личного сознания остается скрытым, подчиняют себе личное сознание в более или менее значительной мере.
Таким образом, вся сущность гипнотических внушений заключается в том, что у загипнотизированного наступает особое состояние пассивности, в силу чего внушения и действуют на него столь подавляющим образом.
Не подлежит однако сомнению, что состояние пассивности представляет собою лишь одно из благоприятнейших условий для введения внушения в бессознательную сферу. Оно составляет лишь подходящую обстановку для внушения, устраняя в большей или меньшей мере вмешательство личного сознания. Так как, однако, это состояние пассивности ничуть не идет рука об руку с глубиною сна, а зависит в значительной степени также от индивидуальных условий, то отсюда очевидно, что и степень восприимчивости к внушениям не стоит в прямом соотношении с глубиною гипноза.
ЗНАЧЕНИЕ ВЕРЫ
Вера вообще играет необычайную роль как фактор, способствующий внушению. Один из ярких примеров подобного влияния веры представляют недавние подвиги в Америке немецкого эмигранта Шлятера, который, начав башмачником в Данвере, вообразил, что его призвание заключается в том, чтобы просветить всю Америку евангельским учением. С этих пор он закрывает свою торговлю и, превращаясь в странника, выдает себя за мессию и исцеляет многих наложением своей руки. Вскоре молва о производимых им чудесах повлекла за ним толпы приверженцев, на глазах которых совершались чудесные исцеления. К нему стало стекаться множество больных, жаждущих наложения его руки, так что он уже не успевал удовлетворять всех, ищущих его помощи.
Заимствуем описание одной сцены, сделанное репортером и характеризующее яркими штрихами влияние Шлятера на толпу: «Со всех сторон были видны мужчины, женщины и дети с печатью душевного страдания на лице; с каждой минутой толпа увеличивалась, и скоро вся местность представляла море голов, насколько можно было охватить взглядом. Потом внезапное движение прошло по собранию, и всякий даже малейший шепот затих… пришел Schlater. Когда я приблизился к нему, мной овладел сверхъестественный страх, который было трудно проанализировать. Моя вера в этого человека росла вопреки моему разуму. Бодрствующее, контролирующее, мыслящее, рассуждающее «я» стало колебаться, терять свою силу, а рефлекторное, подбодрствующее начало укрепляться. Когда он отпустил мои руки, моя душа признала какую-то силу в этом человеке, чему, по-видимому, противились мой ум и мой мозг. Когда он раскрыл мои руки, я почувствовал, что мог бы упасть перед ним на колени и назвать его владыкой». Б. Сидис. Психология внушения. С. 302.
Особенной славой Шлятер пользовался в штате Колорадо. Затем он отправился в Мексику, после чего вскоре исчез, и никто не знал, что с ним сталось. Его приверженцы уверяли, что он отправился в другие страны для проповеди, другие — что он вознесся на небо. Пользуясь этим, то там, то сям стали являться его подражатели — лже-Шлятеры.
В конце концов скелет настоящего Шлятера был найден совершенно случайно под одним деревом двумя исследователями Сьера-Мадре в 50 милях от casas grandes в провинции Чигуагуе.
Этот поражающий пример, взятый из жизни современного общества, показывает нам со всею яркостью, каково может быть действие внушения в бодрственном состоянии при условии слепой веры в силу производимого влияния.
Исстари известное целительное влияние веры, которому между прочим посвящены исследования Н. Tuke'a, Regnard'a, Littre, Banrneville'a, Charcot (La foie, qui guerit), и др. здесь сказалось со всею яркостью. Помимо всего прочего вера является столь благоприятной почвой для самовнушения, что она нередко совершает этим путем чудесные исцеления и там, где обыкновенное внушение оказывается бессильным. В этом отношении пример Шлятера делает нам понятными многие из тех внезапных исцелений во время религиозного воодушевления, которые известны были уже в древности (например в египетских храмах Серапи-са или в храмах Асклепия древней Греции), которые случались во все времена и которые повторяются ещё и поныне. Особенно известны исцеления, происходившие в начале нашей эры, а также в период средних веков (исцеления на могиле Людовика IX, в базилике С. Дени и пр.), позднее — т. н. Сен-Медарские явления.
Иллюстрации ради я приведу здесь случай чудесного исцеления, случившегося несколько лет тому назад в Петербурге.
Мальчик Г. страдал параличом истерического происхождения, природа которого, к сожалению, осталась нераспознанною со стороны известного в Петербурге психиатра, признавшего его неизлечимым. Парализованный мальчик оставался беспомощным уже много лет, как вдруг однажды во сне он увидел лик Божьей Матери, приказавшей ему поклониться св. иконе, находящейся в часовне по Шлиссельбургскому тракту у Стеклянного Завода и известной тем, что ударом молнии в 1888 г. было разрушено все внутри часовни, но сохранился лишь образ Божьей Матери, причем лик ее оказался усеянным в форме венца медными монетами из сборной народной кружки. Проснувшись, Г. настойчиво начал просить себя повезти к упомянутой иконе и, когда желание его было исполнено, то оказалось, что уже во время молебна он получил возможность стоять на ногах и с этих пор начал ходить.
Не менее поучительный случай произошел несколько лет тому назад в Москве с одним приват-доцентом Д., у которого известным специалистом был поставлен диагноз неизлечимой кожной болезни на голове в форме sycosis. Оказалось, что для исцеления его было достаточно, чтобы одна старуха повела его в церковь и там помолилась вместе с ним.
Еще ранее того в Москве же был случай чудесного исцеления слепоты, очевидно истерического характера, при одном прикосновении к образу, бывшему в серебряной ризе, вследствие чего в период тогдашнего увлечения металлотерапией была склонность у некоторых врачей объяснять этот случай действием металла, тогда как он проще всего объяснялся влиянием веры. Целительное влияние последней мы видим и теперь при стечении богомольцев, как например во Франции в Лурде, в Ирландии в м. Кнок, у нас в Киеве и других местах, особенно же при тех или других торжественных случаях, например во время больших религиозных празднеств, когда религиозное воодушевление стекающегося народа достигает необычайной степени.
Но не обнаруживается ли в большей или меньшей мере влияние веры и по отношению к врачу, подходящему к кровати больного? Всякий знает, какое магическое оздоровляющее действие может приобрести одно утешительное слово со стороны врача и, наоборот, как иногда убийственно в буквальном смысле слова действует на больного суровый холодный приговор врача, не знающего или не желающего знать силы внушения.
Сколько пациентов, обращаясь к врачу для лечения своей зубной боли, должны сознаться уже в приемной врача, что помощь им становится излишней вследствие того, что зубная боль исчезла еще прежде, чем больной мог увидеть своего врача.
Надо впрочем заметить, что далеко не все лица верят слепо в могущество того или другого врача по отношению к своей болезни, а потому и психическое влияние врача на своих пациентов бывает неодинаковым.
ЭПИДЕМИЯ МАЛЁВАНЩИНЫ
Для всякого непосвященного наблюдателя может, конечно, показаться странным, что заведомо душевнобольной, каким является Малёванный, мог найти себе поклонников, хотя бы и из простого народа.
Как бы ни был неразвит простой народ, но он чуток к основным религиозным догматам и логическим путем всегда с негодованием отвергает мысль, что какой-то безграмотный мещанин является Христом, Богом-Отцом, Духом Святым, а евангельский Христос есть только миф.
Но внушение делает другое, укрепляя в окружающих Малёванного лицах, склонных к религиозным возбуждениям, те самые мысли, которые проповедует Малёванный как по отношению к самому себе, так и по отношению к окружающим. В результате развивается психопатическая эпидемия, принявшая грозные размеры и потребовавшая вмешательства властей.
По описанию проф. И. А. Сикорского, эта эпидемия проявилась в ненормальном настроении духа, выражавшемся необычайным благодушием, нередко переходившем в экзальтированное радостное состояние, не обусловленное какими-либо внешними мотивами, вообще жизнерадостным настроением и особенною чувствительностью.
Точнее выражаясь, малёванцы чувствовали себя как беззаботные дети, находящиеся в радостном или праздничном настроении духа.
Их идеи, а равно и поступки и действия вполне соответствуют их жизнерадостному настроению. Считая Малёванного за Спасителя и веря его проповеди, они живут в ожидании кончины мира, которую признают благоприятной переменой своего существования. Человек тогда не будет умирать, не будет ни заботиться, ни трудиться, так как все за него будет устроено Богом.
Они признают себя избранниками в виду того, что они первые приняли новую веру и поэтому получат лучшую часть в будущем, тогда как все те, кто не хотел уверовать, будут осуждены на Страшном Суде.
В силу этих ожиданий Страшного Суда, они отказываются от труда и заботы, предоставляя и то, и другое неверующим; они продали или раздарили свое имущество, дабы не иметь в этом отношении никаких забот.
Свои поля они оставили не обсемененными под влиянием той же идеи предстоящего Страшного Суда. Дело дошло до того, что многие даже продали молочный скот и стали покупать молоко для своих детей у православных.
На вопрос о причине безделья со стороны малёван