ВОС: Но многие медийные туда ездят.

Д. М.: Не знаю, мы много переоперировали пациентов других клиник… Опять же нельзя делать эстетические операции, чтобы обещать, гарантировать какой-то результат. Ты должен быть хорошим хирургом, все знать, обладать чувством прекрасного и т. д. Но у тебя должна быть команда, без команды невозможно сделать хорошую операцию. Потому что операция не заканчивается, когда ты шов положил и наклеечку наклеил. За пациентом нужно следить, пациенту надо дать определенный уровень ухода послеоперационного, должна быть абсолютно в плане оснащения продуманная система. Только тогда наличие всех этих факторов даст эффективность, даст безопасность. Потому что если мы говорим об эстетических операциях, то на первый план безусловно выходит безопасность. Опять же такая психологическая штука.

ВОС: Сейчас распространены гепатит С и ВИЧ. Люди ходят к зубным врачам, делают татуировки и заражаются. Что делать с таким пациентом?

Д. М.: Даже если бы он был больной торчок с ВИЧ-активностью.

ВОС: С точки зрения закона это нормально?

Д. М.: Законодательно мы, если обнаруживаем ВИЧ-положительного человека, обязаны обратиться в соответствующие органы.

ВОС: А если антитела?

Д. М.: А что? Боюсь ли я оперировать человека с гепатитом? Вчера вот я лазил по локоть…

ВОС: Ну, я имею в виду не гепатит там, когда он уже…

Д. М.: Да не важно. Меня это никак не пугает, боязнь уколоться.

ВОС: Вы не боитесь заразиться?

Д. М.: Абсолютно. Ну, заражусь – значит, судьба такая.

ВОС: У нас очень молодая аудитория, 17–30 лет. Когда возможно, когда нужно, когда точно рано? Я имею в виду людей примерно психически здоровых.

Д. М.: Я могу вам сказать в качестве резюме: если вас что-то беспокоит, есть зарубочка там какая-то в голове, то придите, задайте вопрос. Не надо бояться пластических хирургов.

ВОС: Я не про страх. Я про то, что вы точно не наш клиент, потому что у вас то, то, то.

Д. М.: Проблему иногда можно решить операцией, иногда нельзя. В каждом случае нужно обсуждать. Спрашивайте, приходите на консультацию, не бойтесь, вас никто не уложит на стол операционный и не скажет: «Надо вас оперировать!» Мы довольно честные люди.

ВОС: Если вы видите, что точно не надо, что это индивидуальность – скажете?

Д. М.: Да, я честно скажу, что с моей точки зрения ничего делать не нужно. Более того, я это достаточно часто говорю.

ВОС: А если приходит человек, а у него, например, прекрасно, совершенно индивидуально торчат уши? Не некрасиво, мило.

Д. М.: Ну что значит «не некрасиво»? Приходит человек и говорит: «Я не могу, меня вот эти уши бесят». Я говорю: «Хорошо, мы можем сделать так, что они встанут по-другому». Если он приходит, говорит: «Знаете, у меня родинка на носу…» А у него уши торчат. Я ему не скажу: «А уши-то ваши вас не бесят?»

ВОС: Иногда просто бывает, что вот эти торчащие уши или нависшие веки – это то, что делает человека тем самым прекрасным.

Д. М.: Если человек это понимает, то он никогда не скажет, что хочет убрать уши.

ВОС: Нет, если он не понимает, если ему кажется, что его торчащие уши – это проблема. А вы видите, что нет, что это часть его индивидуальности.

Д. М.: Могу привести пример, это частые случаи. Буквально в прошлую пятницу консультировал. Приходят мама с дочкой, и вот садится дочка, ей 16 лет, у нее рубчик под губой, и говорит: «Вы знаете, я больше не могу терпеть насмешки в школе, я хочу убрать». И сидит рядом мама. И вот вопрос: «Это вы хотите или мама хочет?» На что мама: «Ну как, ну вы понимаете, она красивая, такое чистое личико». Подождите, мама, это вы хотите, чтобы я вашей дочке сделал операцию? Зачем вы ей говорите, что у нее этот рубец? Вы должны говорить, что она самая красивая. У всех есть рубцы на лице, их не надо всем оперировать. Если человеку нормально и он никак не переживает из-за этого, а может преподнести это как свою фишечку, то зачем что-то делать? Это, опять же, суперсложная штука. Вчера я разговаривал с пациенткой, позавчера мы прооперировали, обожженная девочка вся, ставили эспандер, растягивали кожу. Я захожу в палату, она лежит милая такая, пообщались, поговорили, вижу, в коридоре ходит, а заходит мама – в слезы сразу. Потому что мама начинает: «Вот, девочка моя, тебя порезали». И что делать? Разводить надо? Я понимаю, что она сейчас вернется домой и даже если мы 50 операций удачных сделаем, все равно будет вот в этом состоянии, пока не отойдет от мамы.

ВОС: В психотерапии это называется «нарциссическое расширение», когда родители сами пытаются быть совершенными и детей своих делают совершенными. Последний вопрос. Есть ли у меня какие-то прооперированные вещи и если есть, то где?