Мотивация мужчины к избиению своей партнерши

Если мужчина находится в такой жесточайшей зависимости, почему же он так отвратительно обращается со своим драгоценным объектом? Логика взрослого человека подсказывает, что не стоит убивать курицу, несущую золотые яйца, если уж она тебе досталась. Мотивация физической жестокости, применяемой агрессором к своей жертве, печальна и в то же время очень проста. Неблагополучно развитый в психологическом плане мужчина на второй стадии сценария насилия поступает точно так же, как обделенный ребенок хотел бы поступить с матерью, не уделяющей ему внимания, или с наказывающим его отцом - будь у него такая возможность. Но в те времена, когда он впервые почувствовал себя обделенным, он был еще в колыбели, орущий и бессильно сучащий ручками и ножками. А теперь этот физически зрелый «взрослый» мстит своей символической матери за всю недополученную в детстве любовь и внимание. Он использует защиту-расщепление, поэтому не видит, что «плохая» партнерша, на которую он нападает, является той же самой женщиной, которую его надеющееся Я считает возбуждающим объектом.

Как ни печально, но те же самые причины понуждают женщину-жертву искать спасения от своих проблем у мужчины-тирана. Она изо всех сил пытается усмирить невыносимый страх, связанный с утратой самосознания, но она снова прибегает к упоминавшемуся ранее зависимому, менее активному типу повеления и использует любые средства, лишь бы «удержать» объект, невзирая на последствия. Никто из участников этой драмы не был в детстве знаком с любовью и вниманием, и оба они ищут родительской опеки, которой им не довелось испытать. Несмотря на психологическое сходство между мужчиной и женщиной, участвующими в драме с побоями, последствия, грозящие каждой из сторон, просто несопоставимы. Жертвы избиения часто получают серьезные травмы. а некоторые даже умирают, в то время как совершившие насилие, как правило, отделываются замечанием в мягкой форме или вообще не получают никакого наказания.

Несмотря на свою ущербность и зависимость, мужчина без колебаний направляет свою злобу на партнершу, когда в нем доминирует раненое Я. Как я уже говорил, проявлениям слепой ярости во многом способствует механизм расщепления, который перекрывает нападающему доступ ко всем воспоминаниям, касающимся хорошей стороны его партнерши. Из его сознания исчезают не только все хорошие воспоминания о партнерше; океан болезненных воспоминаний, наполнявшийся в течение многих лет его безрадостной жизни, выплескивается на него в такие моменты. Партнерша вдруг оказывается человеком, несущим одни только страдания. и, следовательно, заслуживает наказания. Но теперь покинутый ребенок может выместить злобу на замещающей матери, которая. как ему кажется, игнорирует его потребности. Сам акт избиения хорошо описан у Л. Уокер:

На второй стадии, несмотря на то. что ранее он может попытаться обосновать свое поведение хотя бы для себя самого, по завершении инцидента все произошедшее оказывается для него непостижимой загадкой. Ярость настолько ослепляет его, что он теряет контроль нал своими действиями. Его изначальным намерением было просто преподать ей урок, при этом он не планировал никаких конкретных телесных наказаний для нее, а когда убедился, что урок ею усвоен, она к тому моменту оказалась уже жестоко избитой (Walker. 1976:60).

И снова Л. Уокер красочно рисует нам картину избиения, но не предлагает никаких объяснений причинам такой практически «патологической» жестокости мужчины по отношению к женщине-жертве. С точки зрения Фейрбейрна, такое описание служит отличной иллюстрацией примитивной силы, скрывающейся в раненом Я, а также описанных ранее черт характера, таких как высокая чувствительность к раздражителям и защитная реакция в форме вызывающего поведения. После того, как агрессор выпустит накопившуюся в раненом Я злость, он теряет из виду то переполненное ненавистью чувство, которое и послужило сигналом к нападению, и даже не может вспомнить, что же именно спровоцировало этот взрыв. Безумная ярость его нападения на партнершу - это свидетельство боли, которую причиняют ему воспоминания об одиноком и лишенном любви детстве.

В книгах Л. Уокер, Барнетт и Лавиолетт можно найти описания совершенно невероятных примеров физического и сексуального насилия. Однако все это не мешало жертвам долгие годы продолжать отношения с партнерами, учинившими над ними такое издевательство. Поневоле приходится признать, что мотивация привязанности к агрессивно ведущему себя партнеру намного сильнее, чем просто страх перед насилием. Л. Уокер делится наблюдением, которое невольно подтверждает такую точку зрения. Она заметила, что ее пациентки были более спокойны, когда рядом с ними находился их истязатель, чем когда они жили в одиночестве.

Следующую особенность мы заметили, наблюдая за депрессивными состояниями, вызванными повышенной тревожностью женщины, ставшей жертвой побоев. Когда эти женщины рассказывали о своей жизни в постоянном страхе и опасности быть избитой, они проявляли гораздо меньше беспокойства, чем мы ожидали. На саман деле, во многих случаях казалось, что совместное проживание с избивающим их мужчиной снижало уровень их тревожности, а одиночество наоборот. Почему? Она считает, что. оставаясь с ним. она каким-то образом сможет повлиять на ситуацию. Другое объяснение заключается в том, что ее страх как реакция на агрессию заставляет ее искать другие способы реагирования, чтобы как-то избежать угрозы или научиться направлять агрессию в другое русло. Тревожность - это. по сути, сигнал об опасности. Физиологически все устроено так, что автономная нервная система выделяет гормоны. специально предназначенные для борьбы со стрессом. Как только стресс взят под контроль, уровень тревожности возвращается к норме. Или же организму приходится постоянно производить больше гормонов, чтобы выдерживать такой перманентный стресс. Такая реакция запускается, если какая- то опасность рассматривается как неконтролируемая. В таком случае тревожность не возвращается к нормальному уровню; но все же она ослабевает и тогда наступает депрессия (Walker, 1979:51). (Курсив Д. Селами.)

Я поместил здесь такую длинную цитату из Л. Уокер, чтобы донести до читателя ее объяснение тому факту, что избиваемая женщина более спокойна, когда ее обидчик рядом, чем когда она остается одна. Это трудно понять, потому что здесь задействованы и психология, и химия тела, и концепция главенства. Разобраться в тексте сложно, понимание затруднено как внутренними противоречиями. так и смешением физических моделей с психологическими объяснениями. Анализ причин снижения уровня тревожности у женщины в присутствии ее агрессивного партнера нельзя считать удовлетворительным, потому что модель, предлагаемая Л. Уокер, не учитывает внутренней мотивации, которая как раз и является дирижером всех сложных межличностных взаимодействий в классическом сценарии насилия.

Фейрбейрн находит более разумное объяснение данной ситуации: жертва побоев испытывает меньший страх, когда обидчик рядом, несмотря на то. что он представляет для нее серьезную опасность, потому что он необходим для стабилизации ее шаткого самосознания. И наоборот, жертва испытывает эмоциональный дискомфорт от одиночества, подвергаясь риску утратить самоидентификацию. То есть Фейрбейрн шестьдесят лет назад наблюдал точно такое же поведение: несчастные дети проявляли большее беспокойство, находясь в приюте, чем дома, где их, возможно. ждали еще более жестокие наказания. Когда жертва спокойнее чувствует себя в присутствии агрессора, это говорит о ее потребности в объекте, помогающем ей осознавать себя полноценной личностью. Напускная значительность и сила мужчины плюс надежда жертвы на продолжение отношений удерживают ее личность от распада. И снова повторю: физическое насилие не играет ключевой роли, основным фактором является абсолютная зависимость жертвы от крайне необходимого ей партнера. Без него ее слабая внутренняя структура, ее интроективная недостаточность. нестабильность самосознания и страх перед огромным миром - все это грозит просто аннулировать ее как личность. Таким образом, анализ, данный Л. Уокер, оказывается скомпрометированным. поскольку он не раскрывает внутренний мир ни агрессора, ни жертвы.

Самой интересной темой в описании инцидента с избиением, которая к тому же является серьезным испытанием для интерпретации событий в исполнении Ленор Уокер, представляется высокая вероятность того, что избитая женщина оказывается весьма враждебно настроенной по отношению к полицейским, если те приходят ей на помощь. Эта довольно распространенная реакция избитых женщин - еще один камень преткновения для попыток найти более-менее политкорректное объяснение этому феномену:

Полицейские жалуются, что сами женщины ведут себя крайне

агрессивно, когда полиция пытается вмешаться на второй стадии развития конфликта. Можно понять праведное негодование людей в форме, когда на них обрушивает своей гнев человек. которого они вроде бы призваны защитить. Они трактуют ее поведение как соучастие в преступлении, совершаемом ее мужем. Им не понять, как страшно женщине после ухода полиции снова оставаться один на один с этим зверем и с ужасом ждать, какая еще блажь взбредет в его больную голову. Выставляя полицейских за порог, она старается продемонстрировать мужу свою лояльность и тем самым избежать дальнейших побоев (Walker. 1979:64-65).

Исключив из рассмотрения все известные нам факты о внутреннем мире агрессора и жертвы. Уокер не может прийти к достоверному выводу о мотивации жертвы, набрасывающейся с кулаки- ми на полицейских. Тот вывод, к которому приходит Л. Уокер, а именно что жертва боится оставаться одна с обидчиком, разбивается вдребезги о ее собственные наблюдения. Если избитая женщина больше всего на свете боится жестокости партнера, что заставляет ее поддерживать с ним отношения год за годом? И почему она меньше волнуется, когда он с ней. и почему ее так пугает одиночество? Эта ситуация полностью аналогична повелению тех мальчиков-подростков, которые не решались восстать против своих отцов, к которым были сильнейшим образом привязаны и от которых терпели жуткие оскорбления, но без малейших опасений плевали в лицо полицейским. Страх быть избитым - не основная мотивация, движущая женщиной или подростком, страдающими от жестокого обращения; в первую очередь - это страх потерять объект, без которого невозможно жить, и как результат - коллапс самосознания жертвы.

Если правильным образом приложить теорию научения к этой проблеме, можно обнаружить, что здесь присутствует позитивное подкрепление, превосходящее боль от негативного подкрепления (физического насилия). То есть сильное подкрепление способно перебороть страх наказания, если позитивный стимул подкрепления оказывается более интенсивным, чем негативный. Выражаясь терминами, принятыми в описании сценария избиения. для женщины с пограничным состоянием психики намного проще стерпеть побои, чем оказаться в ситуации, угрожающей целостности ее самосознания.

Если рассмотреть ситуации, используя модель Фейрбейрна, мы увидим еще две причины для недовольства женщины в связи с появлением в доме полиции: 1) жертва (или подросток) не может держать под контролем вспышки ярости своего раненого Я, которое доминирует на стадии непосредственно побоев, но и причинить вред своему обидчику жертва тоже не способна, потому что она нуждается в нем и полностью от него зависит; и 2) полиция имеет право отнять у нее ее мужчину, и тогда недоразвитая структура ее Эго переживет коллапс.

Когда в ломе появляется полиция, действиями женщины обычно руководит раненое Я, и все объекты представляются ей 4плохими». Исчезают последние отголоски надеющегося Я, которое доминировало на первой стадии развития конфликта. Раненое Я захлебывается злобой и ненавистью, а полиция в этом случае выступает в виде безответного мальчика для битья, особенно если сравнивать с драгоценным супругом, с которым такой номер не пройдет. Агрессия женщины в адрес полицейских никоим образом не сможет навредить ее полностью зависимым отношениям с партнером. Поэтому подросток в аналогичной ситуации скорее плюнет в лицо полицейскому, чем будет защищаться от отца, который его избивает. Страх потерять связь с объектом ее зависимости - вот еще одна причина ненависти женщин к полиции. Если полиция заберет этого хулигана в тюрьму, то женщине грозит распад личности, хуже которого трудно себе что-то представить. Из-за этого такая враждебность к полиции, которая рассматривается как угроза благополучным отношениям. Поэтому жестокость и брутальность, которые она безответно сносит, не так страшны, как призрак одиночества в случае прекращения отношений.

Наблюдая такую сложную интрапсихологическую картину, адвокаты, ведущие дела о насилии в семье, сталкиваются с очень непростой задачей, потому что они пытаются представить женщину как пассивную жертву, не принимающую никакого участия в произошедшем, которой просто не повезло с мужем. Л. Уокер выдвигает гипотезу о том, что женщина не желает присутствия полицейских, потому что боится оставаться наедине с этим чудовищем после ухода полиции, но се гипотеза основана на совершенно некорректных выводах. На самом деле, жертва боится остаться одна, без своего истязателя, и ранние наблюдения Уокер свидетельствуют как раз о том, что жертва испытывает сильное беспокойство, именно оставшись в одиночестве.

Разочарованная зависимость и двойное убийство

Крайние формы проявления инфантильной зависимости у мужчин, склонных к насилию, можно наблюдать в тех случаях, когда жен щи на-жертва решается прекратить отношения. По данным Л. Уокер, почти десять процентов оставленных мужчин-тира- нов сводили счеты с жизнью после расставания с партнершей. И снова Л. Уокер никак не объясняет своих наблюдений. На самом же деле, эти мужчины настолько инфантильны, что их самосознание коллапсирует, не выдержав разрыва с объектом, на котором всегда можно было сорвать злость, но без которого, оказывается, невозможно обойтись. На первый взгляд, может показаться, что мужчина совершенно не пострадал, потому что он скрывается пол маской своей независимости, окружающей его ореолом силы и всемогущества. Но стоит ему лишиться своей жертвы, как тут же между ними обнаруживается огромное сходство. Структура Эго и самоидентификация у неуравновешенного мужчины точно так же шатки и непрочны, как и у женщины, которой он причиняет боль. К сожалению, такие мужчины зачастую лишают жизни не только себя, но и свою партнершу, если та пытается положить конец их отношениям.

И снова я возвращаюсь к выпуску журнала Американской медицинской ассоциации от 17 июня 1992 года, где дана статистика по данной категории преступлений. Приблизительно от 1000 до 1500 человек в Америке ежегодно гибнет в результате двойных убийств, причем в половине, а то и в трех четвертях из них мотивом служит «ревность влюбленного», как обозначили это явление Марзук, Тардиф и Хирш:

Начинается все с того, что мужчина в возрасте от 18 до 60 лет начинает подозревать или даже находится в полной уверенности насчет того, что его подруга или жена ему изменяет, это приводит его в ярость, и в результате, он убивает ее, и сам кончает жизнь самоубийством. <...> Чаще всего такое случается в парах, чьи отношения были хронически неблагополучными. где нормой были подозрения и ревность, словесные оскорбления и физическое насилие с тяжелыми последствиями. Импульсом для трагического события обычно служит отчуждение женщины от партнера и непосредственная угроза расставания или разрыва отношений (Marzuk, Tardiff and Hirsch, 1992: 3.180).

Эта цитата служит еще одним подтверждением того, что инфантильная сторона мужчины проявляется при угрозе быть покинутым. Несколько лет назад ко мне обратились люди из местной телекомпании и попросили прокомментировать этот феномен. Вермонт был потрясен чередой убийств, произошедших в семьях, где жестокое обращение было нормой на протяжении долгих лет. Особое внимание привлекло дело одного такого «героя», которому в судебном порядке было запрещено видеться со своей подругой, избранной им на роль жертвы, без которой он не представлял своей жизни. За плечами этой пары была долгая история взаимоотношений, полная обид и драк, но измученная женщина решила положить этому конец. Тогда ее бывший сожитель пришел к ней в лом, выкрал ее. посалил в машину и на полной скорости врезался в дерево оба скончались на месте Журналисты обратились ко мне за объяснением, с чего это вдруг «взрослому» мужчине пришло в голову свести счеты с жизнью, однако ни у кого не возникло вопросов, почему он убил ее. Обществу трудно осознать, что некоторые представители рода человеческого, несмотря на свою «взрослую» внешность, на эмоциональном уровне остаются детьми. Приняв эту концепцию, легко понять смысл типичного сценария двойного убийства. На самом деле, этот мужчина-ребенок был брошен той. которая играла роль его матери. Обила разбудила его раненое Я, а вместе с ним и ненависть к матери, скрываемую с детских лет. Одержимая яростью, его детская душа направляет его взрослое тело на разрушение «совершенно плохого» объекта, покидающего его. Выбрав этот путь, он ставит крест и на своей собственной жизни, ведь без партнерши его сознание обречено на гибель. Утрата самосознания и распад Эго для мужчины с подобными отклонениями равносильна психологической смерти. Его психика не может более функционировать, потому что он не приспособлен к самостоятельной жизни, следовательно, самоубийство - его единственный выход.

Третья фаза: возвращение двух надеющихся Я

Третья фаза в сценарии побоев наступает после того, как произошла разрядка негативных эмоций, продуцируемых раненым Я. Л. Уокер называет эту фазу «доброта и раскаивающаяся любовь», и вот здесь-то читатель и может наблюдать действие механизма расщепления во всей его полноте. Л. Уокер описывает, как мужчина возвращается в свое надеющееся Я после того, как его раненое Я полностью выпустило пар и излилось в акте насилия:

Третья фаза следует непосредственно за второй и приносит с собой период непривычного покоя. Напряжение, нараставшее в первую фазу и вырвавшееся из-под контроля во вторую, исчезло. Теперь тиран - само очарование и любовь. Он умоляет ее о прошении и клянется никогда больше не причинять ей боли (Walker, 1979.65).

Аналогичное объяснение такому внезапному переходу от раненого Я к надеющемуся Я дает и теория объектных отношений, замечая, что разрядка раненого Я приводит мужчину в относительно нейтральное расположение духа. Невыносимое напряжение больше не давит на него. Вспышка агрессии помогает ему выпустить пар. уступая дорогу надеющемуся Я. Сама по себе разрядка раненого Я не является для надеющегося Я стимулом к возвращению, но в состоянии некоторой расслабленности сознание меньше сопротивляется возвращению временно подавленного надеющегося Я. Для мужчины особым стимулом, активирующим возвращение надеющегося Я, является вполне оправданный страх потерять свою партнершу из-за жестокого обращения с ней. Мысль о том, что она может бросить его. заставляет его с особой остротой почувствовать, насколько сильно он в ней нуждается. Заново осознав это, он меняет фокус своего восприятия се как отвергающего объекта на противоположный, теперь она для него становится возбуждающим объектом. В ней он видит обещание любви. Это стимулирует надеющееся Я вновь занять главное место во внутреннем мире, освободившееся после разрядки раненого Я.

Как только мужчина переключается обратно в состояние своего надеющегося Я, он начинает манипулировать своей жертвой, пытаясь заставить и ее вернуть надеющееся Я в доминирующую позицию. Ему приходится действовать быстро, иначе вполне вероятно, что она останется в обиженном состоянии достаточно долго, чтобы решиться бросить его. Мужчина попытается вернуть себе статус возбуждающего объекта, таким образом «выманивая» наружу ее надеющееся Я. Если она успела обратиться за помощью, он наверняка сделает все возможное, чтобы не допустить к ней полицейских или медиков, которые, вполне возможно, смогут убедить ее расстаться с ним. Л. Уокер описывает такие лихорадочные попытки вернуть расположение партнерши, но не объясняет психологическую подоплеку такого ошеломительного преображения в мужчине-агрессоре:

Эти женщины были очень решительно настроены в своем желании перестать быть жертвой, но только до того момента, как перед ними появлялся их партнер-истязатель. О визите мужа в больничную палату избитой им жены нетрудно было догадаться по изобилию цветов, конфет, открыток и прочих подарков. На второй лень телефонные звонки и посещения становились еще чаще, он умолял о прощении и клялся, что это больше никогда не повторится. Обычно он активно привлекает своих сторонников к ожесточенной борьбе за ее расположение. Его мать, отец, сестры, братья, тети, дяди, друзья, знакомые - все, кого ему удается мобилизовать, - будут осаждать ее звонками. чтобы замолвить за него словечко (Walker, 1979:66).

Из этого отрывка становится ясно, что тиран знает о существовании надеющегося Я у своей партнерши. Его рвение в оказании знаков внимания призвано реанимировать надежду в ее расщепленном сознании. То. что мы видим на поверхности, - это чистая манипуляция слабым Эго партнерши и использование ее безволия. Большинство таких мужчин на третьей стадии сценария насилия производят впечатление коварных и порочных злодеев, изобретающих любые уловки, чтобы разбудить надеющееся Я в душе своих партнерш. Не забывайте, что и сам агрессор использует расщепление, поэтому его собственное раненое Я находится сейчас вне зоны доступа его сознания. Он не помнит ненависти и смертоносной ярости, которую он разрядил в свою партнершу, потому что сейчас его раненое Я глубоко загнано в подсознание. То есть его поведение - это не такая уж и бессовестная манипуляция, как может показаться на первый взгляд. Л. Уокер тоже замечает, но никак не объясняет ту искренность, которая характерна для поступков агрессора в тот период, когда его раненое Я надежно спрятано: « Мужчина искренне верит, что он никогда больше не причинит боль любимой женщине: он верит, что впредь он сможет контролировать себя» (Walker, 1979: 65). Великая и непостижимая способность расщепления изолировать набор воспоминаний от осознанности как раз и объясняет искренность намерений мужчины-агрессора. Неудивительно, что такая тактика безотказно действует на несчастную женщину. Пережитая ей история взаимоотношений с родителями, на которых нельзя было положиться, которые постоянно отвергали ее. а потом вдруг меняли свое отношение и благоволили к ней, сделала ее психику особенно чуткой к нарочитым проявлениям внушающего надежду поведения со стороны ее по большей части неласкового партнера. Теперь уже се партнер, а не родители меняет свое отношение к ней на противоположное. Ее обидчик теперь выполняет за нее всю работу, с которой в детстве ей приходилось справляться самой. Ребенком ей удавалось сохранить отношения с отвергающими родителями, придумывая невероятную любовь и бережно храня эти фантазии в своем надеющемся Я. Теперь же партнер сам перевоплощается в возбуждающий объект и усердно трудится, чтобы достучаться до ее надеющегося Я. Партнер умоляет о прощении, чего никогда не делали ее родители, хотя она так об этом мечтала. Повышенное внимание со стороны партнера - это почти что сбывшаяся мечта обиженной девочки, и, как правило, она не в состоянии сопротивляться мощному зову ее восстановленного надеющегося Я. Цикл насилия - примирения целиком и полностью зависит от наличия защитного механизма расщепления у обоих партнеров. Все возвращается к отработанным психологическим механизмам, с детства знакомым обоим участникам этого драматического дуэта. Раскаяние и нежность обидчика постепенно активируют надеющееся Я жертвы:

Избитая женщина хочет верить, что ей больше не придется терпеть подобных мучений. Осмысленные поступки избившего ее мужчины поддерживают ее веру в то. что он действительно может измениться, как изменилось его поведение на этой стадии. Она убеждает себя, что он выполнит свои обещания. Именно на этой стадии у женщины может появиться проблеск надежды, что он - мужчина ее мечты. <...> Избитая женщина предпочитает верить, что поведение, наблюдаемое ей на третьей стадии, - это и есть его истинная личность. Она идентифицирует хорошего мужчину с тем, которого она любит. Теперь он - воплощение всех качеств, которые она мечтала найти в партнере (Walker, 1979:67-68).

И снова мы не находим у Л. Уокер никакого психологического обоснования такой резкой, потрясающей и невероятной перемены в повелении жертвы. Л. Уокер представляет такой поворот событий как следствие некой нелогичности мышления. На самом деле, такая смена настроения является психологическим событием огромной важности. Как она замечает, обычно это происходит в больничной палате, спустя всего несколько дней после жестокого избиения! Эта трансформация так же значительна, как и возникновение второй личности у человека. Я которого подвержено расщеплению. То, что Л. Уокер не дает никакого объяснения наблюдаемой перемене в настроении жертвы, свидетельствует о том, что теория научения заводит в тупик, если она не подкреплена знаниями о защитном механизме расщепления и пониманием внутреннего мира жертвы.

Читатель же, в отличие от Л. Уокер, вооружен более обширными и связными знаниями для объяснения этой трансформации. Внезапная перемена в восприятии жертвы происходит благодаря подавлению раненого Я. ранее занимавшего доминантную позицию. а теперь свергнутого надеющимся Я, снова вырвавшимся на свободу. Старания обидчика искусно манипулировать ее сознанием, начинающиеся почти сразу после побоев, заставляют женщину сменить гнев на милость и начать находить в нем уже не отвергающий, а возбуждающий объект. Как только в голове жертвы мелькнет надежда на любовь, надеющееся Я берет бразды правления в свои руки. Конечно, такой переворот в сознании возможен, только если внутренний мир женщины имеет в арсенале хорошо отлаженный механизм расщепления.

Переход от одного частичного состояния сознания к другому является большой проблемой для всех социальных работников, оказывающих помощь женщинам, пострадавшим от насилия в семье, особенно если у них отсутствуют знания о внутренней структуре и динамике человеческой психики: «Социальные работники, занимающиеся проблемами часто избиваемых женщин, выхолят из себя, когда те отказываются от обвинений, забирают заявления о разводе и разделе имущества, снова пытаются склеить отношения, и так до очередного серьезного конфликта» (Walker, 1979. 68).

Вы можете себе представить социального работника, имеющего исключительно благие намерения, который не знаком с основами защитных механизмов у часто избиваемых женщин и тем не менее пытается работать с этой группой населения? Что может принести большее разочарование человеку, выбравшему себе миссию спасателя, чем видеть, как избитая женщина ни с того ни с сего из своего измученного раненого Я снова возвращается в наивное, оторванное от реальности надеющееся Я. В таком состоянии избитая женщина, скорее всего, вернется домой под ручку со своим присмиревшим тираном. Соцработнику хорошо известно, что следующий драматический эпизод не заставит себя ждать, но жертва под защитой расщепленного сознания не может помнить то, что погребено в недрах ее раненого Я.

Отщепление и подавление раненого Я у обоих партнеров временно возвращает им медовый месяц, однако готовит сцену для первого акта следующей драмы - напряженность нарастает. Уокер отмечает, что большинство из тех ста двадцати женщин, за которыми она наблюдала, добились немалых успехов в искусстве продления третьей фазы «доброты и любви» у своих партнеров. Однако четыре женщины из этой же выборки, постоянно сносившие жестокие побои, убили своих мужей, не выдержав очередной первой фазы цикла. Возможно, причиной тому - здесь я снова призываю на помощь Фейрбейрна - стала неспособность женщины сохранить свое надеющееся Я во время первой фазы, в отличие от предыдущих циклов. Скорее всего, раненое Я этих четырех женщин вырвалось наружу до того, как они обессилели от побоев и утратили способность сопротивляться. Раненое Я жертвы побоев, заряженное ненавистью еще с детских лет и подкрепленное яростью от нынешних обид, достаточно сильно, чтобы физически уничтожить своего мучителя.

Объяснение привязанности жертвы к мучителю с точки зрения теории научения

Модель, предлагаемая Л. Уокер для объяснения цикла побоев, относится к области теории научения, называемой выученной беспомощностью. Л. Уокер рассматривает теорию научения в качестве достойной альтернативы попыткам дать объяснение синдрома побоев с точки зрения концепции «интрапсихологического конфликта», которая, по ее мнению, в данном случае себя не оправдывает:

Предыдущие исследования насилия в семье имели тенденцию к описанию клинической картины и фокусировались на патологиях участников конфликта, и в первую очередь - на интрапсихологических конфликтах между мужчиной и женщиной. Исследование, которое я провожу начиная с 1975 года, обнаружило неадекватность данного подхода для рассмотрения проблем часто избиваемых женщин (Walker, 1979: 43).

Книга Л. Уокер ввела моду на использование теории научения, а в особенности концепции «выученной беспомощности», для объяснения динамики насилия. Мола не прошла до сих пор: авторы последней прочитанной мною книги на эту тему - «Это может случиться с каждым» Барнетт и Лавиолетт (Barnett O.W. and LaViolette AD. It Could Happen To Anyone, 1993) - тоже принадлежат к этому теоретическому лагерю. Такая модель прекрасно вписывается в установку с политической подоплекой, согласно которой жертва не может, осознанно или неосознанно, играть роль в драме насилия, следовательно, нужно сфокусировать внимание на последствиях физического насилия для жертвы. Глубокая и прочная привязанность жертвы к мучителю полностью отрицается, взамен выдвигается предположение о том. что именно полученные травмы не дают жертве возможности уйти от своего истязателя. Позиция Барнетт и Лавиолетт ясно выражена в названии книги, но не имеет никакого смысла в свете описанной мною модели. На самом деле побои, если понимать под этим словом множественные случаи избиений, не могут так просто случиться с каждым. Это становится возможным, если только прошлое жертвы отягчено некими событиями, серьезно травмировавшими структуру ее Эго.

Л. Уокер лает свое толкование, основываясь на опытах с животными, когда собак в клетках подвергали воздействию электрошока. Ток подавался через нерегулярные интервалы, то есть совершенно неожиданно для собаки. Не существовало никакой взаимосвязи между шоковым воздействием и повелением собак. Вскоре собаки свыкались с мыслью, что они никак не могут предотвратить шок или избежать его. Они становились пассивными и инертными, и последующие попытки научить собак избегать шока были безуспешными. Затем Уокер проводит аналогию между убежденностью собаки (усвоенной в результате эксперимента) в том, что она не сможет повлиять на ситуацию, что бы она ни делала, и убеждениями и поведением часто избиваемой женщины:

Постоянные побои, подобно электрошоку, снижают мотивацию женщины к проявлению какой бы то ни было реакции. Она становится пассивной. Затем изменяется ее когнитивная способность добиваться успеха. Она больше не верит, что ее действия могут как-то повлиять на результат, независимо от того, соответствует это реальности или нет (Walker, 1979: 50).

И снова не могу не отметить, что Л. Уокер упускает из виду ключевой момент, а именно то, что жертва побоев не хочет уходить от того, кто причинил ей боль, точно так же, как лети из приюта не хотели разлучаться с жестоко обращавшимися с ними родителями (случай, описанный Фейрбейрном). Л. Уокер успешно игнорирует и никак не объясняет разительные перемены, происходящие как с жертвой, так и с агрессором, однако се комментарии по поводу снижения тревожности у жертвы в присутствии ее парт- нсра-мучителя, равно как и объяснения враждебности жертвы по отношению к полицейским, довольно противоречивы и неадекватны по сравнению с альтернативным анализом, который можно почерпнуть из работ Фейрбейрна.

Выученная беспомощность, которую Уокер выдвигает на роль ключевого понятия в трактовании повеления жертвы, является не следствием побоев, а скорее результатом истории формирования личности жертвы. Уокер не может с этим согласиться, иначе ей придется признать, что у жертвы наличествуют расстройства характера, что дает возможность излить очередной поток обвинений в адрес жертвы. На самом деле, мои доводы должны были продемонстрировать, что женщина, страдающая от постоянных побоев, оказывается жестоко обманутой дважды за свою жизнь, и что-то принципиально не в порядке с культурой, которая допускает ситуацию, в которой за циклом насилия и унижения в детстве следует новый цикл побоев во взрослом возрасте. Взрослая женщина - жертва побоев - так же беспомощна, как и ребенок, находящийся в подобных условиях. Такие женщины беспомощны еще до того, как встретят своего тирана, потому что их родная семья не дала им поддержки, необходимой для формирования здоровой структуры Эго и самосознания, на которое можно опереться во взрослой жизни. Теперь, когда тема цикла насилия полностью раскрыта, пора перейти к обсуждению способов восстановления личности женщины, ставшей жертвой побоев.

Выводы

Данная глава была целиком посвящена собственно сценарию побоев и сравнительному анализу модели Ленор Уокер, которая использует теорию научения для объяснения своих наблюдений, и модели Фейрбейрна, основанной на теории объектных отношений. Деликатный вопрос с политическим подтекстом: почему женщин неосознанно влечет к мужчинам, которые, в конце концов, оказываются домашними тиранами. - был рассмотрен в свете истории отношений жертвы с ее безответственными родителями, что создало предпосылки для формирования двух отдельных частичных Я в сознании женщины. Эти два состояния сознания, две его половинки - раненое Я и Я надеющееся - находятся в тесной связи и резонансе с явно отвергающим поведением, которое сменяется на полярное, обещающее любовь, поведение мужчины, имеющего расстройства характера. Надеющееся Я жертвы влекут радужные перспективы и фантазии о любви, которую ей может дать этот мужчина, а се раненое Я откликается на отталкивающие аспекты в поведении партнера. Влечение раненого Я к негативным сторонам партнера - это вывернутый наизнанку вариант нормальной человеческой реакции, заставляющей быстрее уносить ноги от тех, кто отвергает и предает. Женщина с пограничным состоянием сознания видит родную душу в мужчине, который способен распознать существование в ней двух отдельных Я и «обращаться» к каждому из них в отдельности; и. наоборот, се пугают отношения с нормальным мужчиной, которому ничего не известно о ее расщепленном сознании, и. следовательно, от него не приходится ожидать никакого снисхождения.

В психоанализе для определения возобновления шаблона детских отношений во взрослой жизни используется термин «навязчивое повторение» - еще один личный вклад Фрейда в разработку этой тематики. Сила этого явления настолько впечатлила его, что он внес изменения в свою центральную концепцию принципа удовольствия, выдвинув гипотезу о наличии некого инстинкта смерти как антипода инстинктов, основанных на либидо. Фрейд объяснял «навязчивое повторение» как попытку индивидуума справиться с детской травмой, которая оставила в его душе глубокий след. Такое объяснение выглядит вполне корректным, хотя в нем не учтен ключевой момент: взрослый воссоздает тот же образец эмоциональной привязанности, который близок ему с детства. Вторая модель навязчивых повторений принадлежит Фейрбейрну, который придерживается мнения, что взрослого влечет та же комбинация противоположных эмоций, которые он переживал еще ребенком, включая самые нежные чувства, потом отверженность, ненависть, тоску и жажду любви. Чувств<