Я: Сегодня пятница, ты приедешь?

Проходит десять минут, а ответа так и нет. Я отправил ей несколько сообщений за последние две недели: с предложением встретиться, просил ее пообедать со мной или просто поговорить, по крайней мере.

— Почему бы тебе не пойти и поговорить с Ари в магазине? — предлагает Шарлотта.

Я киваю в ответ, соглашаясь с ее предложением.

— Мне кажется, что ей может это не понравится, но, предполагаю, я должен узнать, что происходит.

— Иди, девочки будут со мной. Мы как раз начнем распаковываться.

— Спасибо, — говорю я, поднимая Олив и крепко обнимая ее. — Я вернусь через пару часов.

Она кладет свои маленькие ручки на мои щеки.

— Сердце мамочки — это не мамочка.

— Олив, — отвечаю я сквозь хриплое дыхание. — Я знаю это.

— Это правда, — говорит она мне на ухо. — Просто помни об этом.

Я опускаю ее вниз и смотрю на Шарлотту, которая держит свою руку у груди, делая глубокий вдох.

— Я надеюсь, что все хорошо, — говорит она мне. — Передай ей привет от меня.

— Ты уверена, что справишься с этими двумя, пока будешь разбирать коробки?

— Да, мы будем в порядке, — Шарлотта подходит ко мне и обнимает руками за шею — жест, который она не использовала с того момента, как переехала ко мне. — Спасибо, что спас нас, когда я нуждалась в этом больше всего. То, что ты сделал — незабываемо, и ты, действительно, самый искренний лучший друг, который у меня когда-либо был.

— Ты так говоришь, будто больше не будешь со мной разговаривать без причины, — отвечаю я взволновано.

— Я не говорила этого, — протестует она. Отстранившись немного, она проводит большим пальцем по моей щеке, прежде чем оставить небольшой поцелуй на том месте, где был ее палец. Прикосновение ее губ посылает приятное тепло по всему телу, хотя она всего лишь поцеловала меня в щеку.

Я хватаю ключи с боковой полки и выхожу на теплый июльский воздух. Солнце сегодня жаркое, а воздух сухой — идеальная летняя погода — любимое время года Элли. Вскоре после того, как мы поженились, мы пошли в сад, нашли скамейку прямо под солнцем и сидели там, пока не стало слишком жарко. Мы опустили наши головы на спинку скамейки навстречу солнцу, которое окутывало нас своим теплом.

Прежде чем отправиться в цветочный магазин, я делаю крюк, заезжая в сад, впервые за пару месяцев. Я шагаю медленно вниз по затененной тропинке по пути к нашему дереву. Вокруг него много жасмина Ари, которые я посадил пару месяцев назад. Я кладу руки на выгравированную запись и прислоняюсь головой к дереву.

— Я делаю все неправильно, Элл? Мне кажется, что это все, о чем я тебя когда-либо спрашиваю. Я просто хочу, чтобы ты ответила мне хотя бы раз... — тяжело вздохнув, я опускаюсь на траву. — Я думал, что уже все выяснил, но ты знаешь, чего я не могу понять? Я никогда не смог бы принять твое решение. Ты, как предполагалось, должна была быть со мной, пока бы мы не стали старыми и седыми, — вцепившись в острую поросль свежей травы, чувствую, что вина снова проникает в меня, как обычно это бывает. — Вместо этого я был ослом, и мы попали в аварию. И ты тоже была хороша, не сказав мне, что эта автокатастрофа сократила твою жизнь на семьдесят лет или около того. Думаю, мы были два дурака, предназначенные друг другу. Теперь я сижу здесь перед выбором между двух дорог и не знаю, какую выбрать... — я делаю глубокий вдох, обдумывая ответ на свой собственный вопрос. — Элл, я следую за твоим сердцем или за своим?

— Ты следуешь за своим сердцем, Хантер, — голос Ари такой мягкий сквозь легкий ветерок. Я не видел, как она спустилась по ступенькам, и не заметил ее машину на парковке, когда приехал, но она пришла вслед за мной, значит, она была здесь все это время.

— Ари, — говорю я, вставая и отряхивая штаны. — Почему ты не отвечала на мои звонки и сообщения?

Она кладет руку на сердце, сердце Элли. Другой рукой берет мою и тянет к скамейке, где мы садимся.

— Ты помнишь, как я сказала тебе, что недостаточно хороша для тебя, что ты, в конечном итоге, будешь страдать из-за меня? — спрашивает она.

— Да, я помню этот разговор, — я кладу руку на ее дрожащее колено.

— Я эгоистка. Я была эгоистичной, Хантер. Но, пожалуйста, помни, чем бы это ни было — общение, дружба, отношения или нечто большее.

Я не понимаю, что она подразумевает под этим. Мои глаза слепит солнце, в то время как я удивленно смотрю на нее.

— Нет такого понятия, как эгоистичная, учитывая, какой расклад ты получила на руки.

— Все это время я знала, что ты любишь сердце в моем теле, но не могла ничего поделать и приняла это как должное — ты относишься ко мне так, как никто и никогда. Ты джентльмен и идеальный также во всех других отношениях. Все было так просто, но тебе удалось заставить меня почувствовать то, что, я была уверена, никогда не смогу почувствовать. Ты заставил меня почувствовать себя живой.

— Ты прощаешься со мной? — я смеюсь с тревогой, надеясь, что это всего лишь шутка, но уверен, что это не так.

Она смотрит в небо и закрывает один глаз от яркого солнца.

— Я видела тебя и Шарлотту в продуктовом магазине на прошлой неделе, — она замолкает и улыбается солнцу. — Ты знаешь, что вам предназначено быть вместе, верно?

— Что? Где ты была? Почему не подошла к нам?

— Я… я не могу ответить пока что.

— Я не понимаю. Где ты была все это время, Ари?

— Я знаю, — говорит она. — Хантер, я знаю, ты хочешь быть рядом со мной по бо́льшему количеству причин, чем просто сердце Элли. Мы стали действительно близки, но я калечу твою жизнь прямо сейчас. Ты просто не осознаешь этого.

Я наклоняюсь и срываю маленький белый цветок, уставившись на него и переваривая ее слова.

— Как ты могла такое подумать?

— Помимо того, что я чувствую, что препятствую тебе двигаться дальше и строить нормальные отношения с Шарлоттой, единственной, кто, вероятно, проживет с тобой до старости, есть еще один факт, который ты пропустил или никогда не рассматривал…

Порыв ветра уносит маленький цветок из моих безвольных пальцев, с сильно колотящимся сердцем я оглядываюсь на нее. Ари кусает губы, и это говорит мне о том, что она борется изо всех сил, пытаясь сохранить самообладание.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — говорю я, наклоняя голову и глядя на нее в недоумении.

— Некоторым людям невероятно повезло прожить долгую жизнь после пересадки, но один из двух реципиентов не проживает больше десяти лет.

— Ну, у тебя же есть пятьдесят процентов, — говорю я ей, чувствуя злость, потому что так и должно быть. Сердце Элли должно выжить. Я замечаю интересный камешек, которому, как мне кажется, Олив обрадуется. Пытаясь отвлечь себя от слов Ари, я наклоняюсь, чтобы поднять его, и замечаю, что он по иронии судьбы в форме сердца — не как на день Святого Валентина, а как реальное сердце.

Ари качает головой и откидывает волосы за спину.

— Нет, только не у меня, — говорит она, разочаровано вздыхая.

— Что? О чем ты говоришь? — спрашиваю я, в моем голосе звучит нарастающий гнев, и я бросаю поднятый камень так далеко, как могу. — Ты не можешь этого знать, Ари, ты не должна так говорить. Ты должна верить в лучшее. Посмотри, как далеко ты продвинулась за последние шесть лет.

— Хантер, — спокойно говорит она. — Стоп. Просто остановись.

— Ари, какого черта ты пытаешься сказать мне прямо сейчас?

Она встает со скамейки и трет пальцами запястье, пока ходит взад и вперед.

— В прошлую пятницу после обеда я ездила на обследование, которое проводится два раза в год. Врач обнаружил то, что мы надеялись никогда не найти.

— Что? Ари, скажи мне, пожалуйста, — прошу я.

— Сканирование показало, что у меня ускоренная ишемическая болезнь сердца. (Примеч.: Ишемическая болезнь сердца — патологическое состояние, характеризующееся нарушением кровоснабжения миокарда вследствие поражения коронарных артерий).

Я даже не знаю, что это значит, но слово «болезнь» и слово «ишемическая» говорит о многом.

— Ну, это можно вылечить. Они могут дать тебе лекарства или изменить твой рацион питания, верно? Теперь, когда они знают, в чем проблема, они смогут решить ее... — конечно, я знаю, это звучит нелепо, совершенно не понимаю, о чем говорю. — Я уверен, что врачи могут сделать что-то, чтобы помочь тебе. Пожалуйста, не будь такой пессимисткой! — я почти кричу на нее, ругаю ее за то, что она говорит. Почему она говорит все это мне? Почему выглядит так, словно на самом деле больна? Почему я чувствую, что заболеваю? Почему, черт возьми, я чувствую, что расплачусь через минуту, как чертов ребенок?

— Они дали мне год максимум, Хантер, — и она просто так говорит слова, которые я надеялся никогда не услышать. — Я не хотела рассказывать об этом, боясь снова втянуть тебя в то состояние, которое ты уже пережил однажды.

Я встаю и без каких-либо предупреждений хватаю ее и притягиваю к себе. Я сжимаю ее сильнее, чем следует, плачу сильнее, чем когда-нибудь плакал. Я прижимаюсь лицом к ее шее, покачиваясь вместе с содроганиями моего тела.

— Нет, — кричу я. — Нет, нет, нет...

Она обнимает меня.

— Мне дали шесть лет — подарок от Элли. Это был дар, Хантер. Я не должна была прожить дольше двадцати лет, а сейчас мне почти тридцать. Это подарок. Пожалуйста, пойми, что она сделала это для меня. Ее сердце должно было быть только для нее, но она разделила его так, чтобы я смогла прожить немного нормальной взрослой жизнью. Это все, что я хотела, так как мне диагностировали сердечную недостаточность еще в пятнадцать. Мне не грустно. Я не боюсь. Я так невероятно благодарна за то, что ты и Элли дали мне.

Что я дал ей? Я не давал ей сердце Элли. Я бы боролся с Элли при завещании ее сердца, если бы знал, что она решила сделать. Я бы хотел удержать все ее частицы вместе, единым целым, и все из-за моего собственного эгоизма по сумасшедшим причинам, ведь ее кремировали на миллиард кусочков. Поэтому она была достаточно умна, чтобы не говорить мне. Ари было дано время благодаря Элли. Только Элли.

— Я не оставлю тебя, — говорю я ей.

— Нет, оставишь, — отвечает она. — Ты будешь с женщиной, которую любишь, и это сделает меня счастливой. Я буду знать, что могу покинуть этот мир, чтобы найти Элли и сказать ей, что в благодарность за ее дар я удостоверилась, что твое сердце теперь счастливо.

Ее настроение улучшается, но я не могу, сидя здесь, сказать ей, что ухожу, потому что она умирает, потому что сердце Элли умирает.

— Я сделаю все, чтобы помочь тебе.

— Со мной все будет хорошо, — говорит она. — Мои родители поедут со мной на следующей неделе.

— Это уже произошло или...

— Я уже проходила через это раньше. Врач сказал, что мое состояние будет ухудшаться постепенно.

— А что насчет другого донора? Мы можем найти тебе другого донора? — я отбиваюсь от мысли, что она уже рассматривала этот вариант.

— Хантер, — смеется она тихо. — Элли была единственной. Поверь мне. Я уверена, ты знаешь, что у нее была редкая четвертая отрицательная группа крови.

— Да, самая редкая кровь. Я не думал об этом раньше, — говорю я ей.

— Я верю, что судьба свела меня с Элли. Менее одного процента населения имеет такую кровь, и, в конечном итоге, я нашла ее, словно это знак.

Забавно, что мы чувствуем одно и то же к Элли; я так долго считал, что Элли ―моя единственная. Хотя недавний процесс восстановления доказал мне, что иногда есть больше, чем один шанс.

— Один процент населения мира составляет семьдесят один миллион, Ари.

Она снова обнимает меня и кладет голову мне на плечо, берет мою руку и подносит ее к своей груди, позволяя мне вновь почувствовать биение сердца Элли.

— Теперь ты понимаешь, почему я сказала тебе, что это не твой путь?

— Да, — выдыхаю я, — но твой путь привел меня туда, где я сейчас. Ты была права насчет того, что Роберт Фрост не прав.

— Отвези меня к Шарлотте, — говорит Ари. — Мне нужно поговорить с ней.

— Что? Зачем? — отстраняясь, спрашиваю я, вопросительно глядя на нее.

— Просто отвези меня к ней.

***

Пока мы едем от садов до моего дома, я понимаю, что мы застряли в пробке. Я вцепляюсь в руль так, мои суставы белеют, грудь болит, горло стягивает, а голова раскалывается, и я все еще чувствую, что заболеваю. Я пытаюсь понять все, что сказала мне Ари. Хочу найти лазейки и способы, чтобы повернуть всю эту ситуацию, исправить ее. Никто никогда не говорил мне, что умирает, и теперь, когда это произошло, я чувствую себя потерянным в самом центре страшного смерча, который высасывает мои органы через кожу. Она была права, что Роберт Фрост не понимает, о чем пишет. В некоторых сферах жизни нет никаких путей, где можно сделать выбор, все предопределено за нас, и когда человек должен умереть, он умирает. Без шансов.

— Как себя чувствуешь? — спрашиваю я ее.

— Я немного устала, у меня отдышка, и еще меня подташнивает, но это еще цветочки по сравнению с тем, что я уже пережила, — конечно, я даже не сомневаюсь, что она была на волосок от смерти, пока не получила сердце Элли. Теперь она должна пройти через это все снова. Как жестока жизнь для того, чтобы оказаться в шаге от смерти дважды?

— Я хочу помочь тебе, — говорю я ей снова. Я не собираюсь сидеть, сложа руки, и делать вид, что ее не существует, пока однажды не прочитаю некролог в газете.

— Я ценю это, — говорит она, — но, зная, через что мне предстоит пройти в ближайшие несколько месяцев, я не хочу, чтобы кто-нибудь стал свидетелем этого.

— Это несправедливо, — говорю я ей. — Думаешь, меня волнует, как ты выглядишь?

— Хантер, — говорит она твердо. — Я не заставлю тебя пройти через это второй раз. Потеря Элли и так стала для тебя огромной бедой, которую ты должен был пережить в своей жизни.

Я усиливаю хватку на руле, желая сказать так много, но знаю, что все эти слова не возымеют нужного эффекта.

— Что будет с цветочным магазином?

Краем глаза я вижу, как она вздрагивает.

— Я буду продолжать работать, пока у меня будет такая возможность.

— А вдруг ты однажды умрешь, будучи одна в магазине? — я не должен был этого говорить. Ее глаза выстреливают в меня невидимые кинжалы, и она имеет полное право так на меня смотреть.

— Моя мама звонит мне каждый час. Если я не отвечу, она будет знать, что я умерла, — фыркает Ари, в итоге разозлившись на меня. Ее голос сердитый, слова холодный, и в нем так много гребаной боли, той боли, которую она пытается скрыть.

— Можно я буду навещать тебя? — спрашиваю я, пытаясь говорить помягче. Я чувствую, что уже знаю ответ на этот вопрос.

— Нет, — говорит она без долгих раздумий.

— Но магазин открыт для всех посетителей, не так ли? — теперь я просто говорю, как ребенок, потому что знаю, это не поможет, но от этого я чувствую себя лучше.

— Хантер, — вздыхает она. — Пожалуйста, не делай все сложнее, чем это может быть, — теперь она говорит так, будто она мамочка, читающая мне лекции. — Если ты думаешь, что я захочу умереть достойной смертью рядом с мужчиной, который заполонил каждую частичку моей жизни, тогда ты ошибаешься. Мне нравится, что ты проводил так много времени со мной последние несколько месяцев. Зная человека, который потерял свое сердце в тот день, когда Элли отдала его мне, я чувствую такое умиротворение и спокойствие, которого не было раньше. Это большее, что я могла попросить у Бога. И все равно, это ― эгоизм с моей стороны. Я хотела встретиться с тобой, чтобы почувствовать себя лучше, зная, что ты уже не тот сломанный мужчина у таксофона в больнице. Мне нужно было просто знать, что ты выжил. Бог дает, и Бог отбирает. Он дал мне и отнял у тебя, и я должна была лично поблагодарить тебя, потому что это меньшее, что я могла сделать! — Ари шмыгает носом, сделав паузу в своей явно незаконченной мысли. — Ты удивительный человек, Хантер, и я ценю время, которое мы провели вместе. Вина больше не будет душить меня, поскольку я знаю, что ты будешь в порядке. Но помимо этого, мой эгоизм нашел здесь свое окончание. Теперь я хочу защитить тебя, я не хочу, чтобы ты видел, как второй человек в твоей жизни умирает, — Ари преподносит это так, будто она использовала меня, но, прежде всего, я хотел быть рядом с ней по своим собственным эгоистичным причинам. Причина в том, что ничего не длится вечно, и она умрет.

Умрет. Это слово каждый раз бьет меня по больному месту. Оно символизируют конец, конец всему. Этот конец как молчаливый знак препинания; спокойно пробивает себе путь через сердце каждого, кому пришлось стать свидетелем смысла этого глупого слова.

Мы подъезжаем к дому, и я выхожу первым, наблюдая, как Ари бесстрастно смотрит сквозь лобовое стекло. Я хочу знать, что происходит в ее голове. Хочу знать, что все, что она только что сказала мне, вынужденная ложь, и что она действительно хочет, чтобы я был рядом. Но как только я прогоняю эту мысль в своей голове еще раз, то вспоминаю, как видел последний вздох Элли, который она сделала без этого проклятого аппарата искусственного дыхания. Я стал свидетелем ее бездыханного тела после того, как ее мозг умер. Жизнь, которая была когда-то написана на ее лице, превратилась в гладкое полотно небытия. Я не уверен, что смогу пережить это снова, и не важно, на чем основаны наши отношения, — на эгоизме или нет, но если для нее это еще что-то значит, то я буду с ней до конца.

Я не влюблен в Ари, как обычный мужчина влюблен в женщину. Вместо этого я люблю человека, которому было дано время благодаря сердцу Элли, чтобы убедиться, что о ее сердце заботились, его любили и после смерти. Мне нравится, что кто-то дал жизнь ее сердцу, даже пусть и ненадолго. У Элли было большое сердце — столько любви, заботы и сострадания было в нем, что оно заслуживало жить.

Я открываю дверь Ари и протягиваю ей свою руку.

— Я могу выйти сама, — говорит она скромно. — Спасибо.

Выйдя из машины, Ари идет к моей двери, но я останавливаю ее.

— Шарлотта переехала домой сегодня, — Ари смотрит на меня несколько долгих секунд, глядя то на мой дом, то мне в глаза. — Она была счастлива, когда ей вернули ее дом.

Ари приподнимает брови, пока обдумывает мои слова. Затем поворачивается и проходит мимо меня, направляясь вниз по дороге. Я следую за ней к дому Шарлотты. Я до сих пор не имею понятия, почему она решила приехать сюда и что должна сказать Шарлотте, но мы уже здесь, и я хочу выяснить, зачем она это делает.

Шарлотта открывает дверь и смотрит в замешательстве на Ари.

— Ари? Ты в порядке? — она не сразу видит меня, но теперь недоумение на ее лице становится более заметным. Я возвращаю ей такой же недоуменный взгляд, давая понять, что не в курсе происходящего. — Заходите, — говорит Шарлотта, отступая от двери и позволяя нам войти внутрь. Коробки частично уже разобраны. Половина из них открыта, а другая все еще заклеена. Мебели еще нет, так как транспортная компания приедет только завтра утром. Поэтому дом пока пуст.

Я слышу, как поют и танцуют девчонки в одной из комнат наверху, и эхо их голосов подсказывает мне, что комната также без мебели.

— Сожалею, что побеспокоила тебя, — говорит Ари, заходя в пустой дом. — Я уверена, что у тебя много дел и совсем нет времени на меня, но я почувствовала, что это необходимо, ну, прийти сюда и поговорить с вами. Обоими.

Выражение лица Шарлотты сменяется с недоуменного на беспокойное, и я могу предположить, что она, так же, как и я, не понимает, что это может быть и почему Ари находится здесь, в доме Шарлотты.

— Мне жаль, что у меня нет хотя бы стульев, чтобы предложить вам присесть, — говорит Шарлотта. — Ты выглядишь измотанной. Что происходит? — Шарлотта смотрит на меня, будто на моем лице должен быть написан ответ, или мои глаза сейчас все расскажут, но я не думаю, что мой взгляд способен донести, что человек в этой комнате умирает.

— Хантер любит тебя, — говорит Ари в перерыве между тяжелыми вздохами, словно она только что поднялась по лестнице. — Он говорит о тебе все время. Его глаза загораются, когда я упоминаю твое имя. Он говорит о Лане так же много, как и об Олив. Для него было удовольствием жить с тобой в одном доме последние несколько месяцев, ты была для него не просто соседкой. Он не хотел, чтобы ты съезжала. Ты — та семья, которую он хотел создать в прошлом с Элли. Отношения, которые были между Хантером и мной, это всего лишь добрая дружба, только для меня это было нечто большее. Я всего лишь человек, который носит сердце Элли, и я не должна стоять между вами двумя.

— Ари, — шепчет Шарлотта. — Почему...

— Я говорю это потому, что ты также смотришь на него. Ты всегда говоришь о нем, когда мы с тобой болтаем. Ты любишь Олив. Тебе нравилось жить с ними, и ты съехала только потому, что думаешь, будто он этого хочет.

— Это неправда, — говорит Шарлотта с сомнением в голосе. — Не все из этого правда...

Я не уверен, что это важно, — что из этого правда, а что нет. Смысл от этого не поменяется.

— Хантер поклоняется мне, — продолжает Ари. — Он влюблен в мое сердце. Он был очень хорошим другом, он избавил меня от вины, когда я была в отчаянии... — Ари подходит ближе, беря за руки Шарлотту. — Я счастлива и благодарна, что провела это время, чтобы узнать о нем, услышать счастье в его словах, когда он говорит о тебе. Я видела, как он постепенно обретает счастье, и это вдохновляло меня. Он заставил меня полюбить его, — Ари мягко смеется, розовый румянец заливает ее щеки. — Мое сердце принадлежит Элли, а сердце Хантера принадлежит тебе, Шарлотта.

Глаза Шарлотты открываются шире, а на ресницах блестят слезы.

— Я не понимаю, почему ты говоришь все это, — произносит Шарлотта.

Чувствую, что должен вмешаться и оградить их обеих от боли, но не знаю как, и не знаю, что сказать. Не думаю, что имею право раскрывать тайну Ари. Она наклоняется к лестнице, по-видимому, чтобы убедиться, что девочки ничего не слышат, затем выпрямляет спину и делает резкий, короткий вдох.

— Никто не давал мне пожизненную гарантию на это сердце, у всех все по-разному. Некоторым повезло прожить долгую жизнь, в то время как другие не могут надеяться на это даже в первые шесть месяцев после операции. Я живу уже почти шесть лет и считаю, что мне повезло.

— Что? — спрашивает Шарлотта сквозь сбившееся дыхание.

— Но ближайший год не сулит мне везенья, — без колебаний заканчивает Ари.

Однако для Шарлотты этого оказывается слишком. Слезы льются по ее щекам, оставляя красные полосы на ее уже разгоряченной коже. Нет слов, чтобы убедить Ари в обратном, как я уже понял. Вместо того, чтобы что-то сказать, Шарлотта быстро подходит к Ари и обнимает ее за шею. Интересно, Шарлотте кто-нибудь говорил раньше, что он умирает, или для нее это тоже впервые. Я думаю, что впервые. Она смотрит на меня сейчас широко раскрытыми глазами, совсем не моргая, будто кто-то сейчас озвучил самые важные новости во всем мире. Это, безусловно, разрушает наш собственный маленький мир, и все изменится.

Ари обнимает Шарлотту в ответ и кладет голову ей на плечо.

— Я буду с тобой, — говорит Шарлотта. — Каждый день. Все, что тебе только понадобится. Мы все будем с тобой.

Услышав такие теплые слова, произнесенные устами Шарлотты, во мне пробуждаются все те чувства, которые я испытывал к ней.

— Это не обязательно, но спасибо за любезное предложение, — говорит Ари, высвободившись из крепких объятий Шарлотты.

— Ты должна понять, — спорит Шарлотта. — Мы друзья, и я сделаю все, что могу, все, что тебе нужно.

Я знаю, когда их жизненные пути пересеклись, но я бы не назвал это дружбой в той неловкой ситуации, в которую всех впутал.

— Я не хочу, чтобы вы проходили со мной через все это, — объясняет Ари. — Особенно Хантер.

— Перестань беспокоиться обо мне, — отвечаю я Ари.

— Пойми, — говорит Ари. — Я пришла сегодня сюда, потому что хочу, чтобы вы двое уже разобрались в себе и поняли, кто вы друг для друга. Я хочу, чтобы Элли знала, что я выполнила свое обещание. Я должна убедиться, что Хантер счастлив. Я дала это обещание много лет назад, когда она поняла, что ее время заканчивается. Я дала это обещание, когда никто из нас не знал, кто кого переживет.

Мы с Шарлоттой смотрим друг на друга, видимо, пытаясь прочесть мысли друг друга.

— Возможно, потребуется время, чтобы вы осознали все, — говорит Ари, глядя на каждого из нас, — но Шарлотта создана для тебя, Хантер, — Ари переводит взгляд на Шарлотту. — А Хантер — для тебя. Я никогда не была в чем-то так уверена за всю свою жизнь.

— Ари, — говорит Шарлотта, но затем замолкает, позволяя тишине поглотить пустую комнату.

Это, наверно, была самая длительная минута в моей жизни, пока шаги Олив не нарушили ее. Она бежит к Ари и обнимает ее за ноги.

— Ты сказала ему? — спрашивает она Ари.

Меня охватывает удивление и жар, когда я начинаю думать над тем, что известно Олив, и что именно ей сказала Ари. Она моя дочь, и я единственный, кто может объяснить ей смысл жизни и смерти. Это моя работа и мое право, никто не должен отнять его у меня. Хотя осознаю, что беру на себя слишком много, я не могу представить жизнь, которую предстоит прожить Оливии. Когда Ари сказала ей?

— Сказала мне что, Олив? — я стараюсь удерживать спокойный тон голоса при помощи размеренных вдохов, но мое лицо горит, и я уверен, что оно уже красное.

— Оливия не в курсе, — говорит Ари.

— У Ари есть подарок для тебя, — говорит Олив.

Ари лезет в сумочку и достает конверт.

— Прочитай это, когда будет уже слишком поздно, чтобы поблагодарить меня, — говорит она, вручая его мне. Этот конверт такой же, какие она раньше отправляла мне. — Обещай мне.

Слова застревают у меня в горле, так что я просто киваю.

— Я знаю, что таким образом ты прощаешься с нами, Ари, но ты нас плохо знаешь, — говорит сурово Шарлотта. — Тебе придется нанять целую армию, чтобы удержать нас подальше.

ГЛАВА 19

— 26 Декабря—

Я забираюсь в постель к Оливии и обнимаю, впитывая тепло ее тела. Ее распущенные кудри в беспорядке разметались по подушке, а на щеках идеально розовый румянец. Сегодня ее день рождения, но она ― мой подарок. Моей малышке семь лет, а это значит, что я сделал это. Семь лет.

— С днем рождения, Олли, — шепчу я ей на ушко.

Она мотает головой, переворачиваясь на бок ко мне лицом и усыпав мое лицо своими локонами.

— У меня день рождения, — хрипло произносит она. — Я чувствую себя сегодня старушкой, — смеясь, она поднимается к изголовью кровати, натянув одеяло до талии. — Готов?

Я улыбаюсь и встаю, чтобы открыть жалюзи.

— Теперь готов, — говорю я ей.

— С днем рождения, папуля, — произносит она мягким голосом, имитируя успокаивающую колыбельную. Я присоединюсь к ней, и мы поем вместе: — С днем рождения, папуля! С днем рождения, дорогая мамочка! С днем рождения, папуля.

Это наша ежегодная традиция, наконец-то без слез в этом году, но только потому, что сейчас я вижу счастье в глазах Олив, что не дает мне повода для грусти.

— Моя очередь, — говорю я ей. — С днем рождения тебя, — пою я громко. Я наклоняюсь в сторону кровати и достаю подарок, положив его аккуратно на одеяло, прямо Олив на колени.

— Что это? — спрашивает она, хлопая в ладошки и прыгая вверх и вниз.

— Открой его, глупышка.

Олив разрывает оберточную бумагу, раскрывая часть подарочной коробки.

— Ты подарил мне «Лаки Чармс» (Примеч. Сухой завтрак в виде хлопьев)? — спрашивает она с кривой улыбкой, не уверенная в том, что я могу подарить ей что-то подобное на день рождения, или это какой-то прикол. Я никогда не сомневался в ее уме, но она бы тоже никогда не задела мое самолюбие.

— Думаешь, что там «Лаки Чармс» в коробке? — спрашиваю я ее.

Она немного трясет коробку и разрывает оставшуюся бумагу. Сначала заглядывает внутрь, потом сует туда руку, прямо по плечо. Она копается рукой внутри коробки в течение минуты, прежде чем вытаскивает ее обратно, держа браслет Элли с тремя маленькими подвесками на нем: одна для Оливии, вторая для меня и третья для Элли.

— Так красиво, — говорит она и примеряет его на запястье.

— Это мамин. Я подарил ей его, когда мы узнали, что ты станешь частью нашей жизни. Я знаю, что это не много, но хочу, чтобы он был у тебя.

— Это лучший подарок на день рождения, который я когда-либо получала, — говорит она, любуясь подарком. — Мне безумно нравится.

— Я приготовил кое-что еще, но не хотел нести это наверх, — я не усердствую с подарками для Олив в день ее рождения, особенно после Рождества, но хочу сделать этот день запоминающимся, благодаря только хорошим воспоминаниям.

— Серьезно? — кричит она, срывая с себя одеяло.

Она выбегает из спальни в коридор, я слышу ее громкие крики восторга, что даже и не разберешь, что она там кричит. Я иду следом за ней в гостиную и вижу Шарлотту и Лану на нижней ступени лестницы, которые держат Жасмин, маленького щенка — нашего нового жителя.

Удивительно, но Олив словно летит на крыльях счастья по ступенькам вниз, абсолютно не падая, замедляя скорость только, когда дотягивается рукой до нашего маленького четвероногого друга.

— Как ее зовут? — спрашивает она.

— Жасмин, — отвечаю я, спускаясь по ступенькам.

— Как любимый цветок мамы? — уточняет она.

— Да, — усмехаюсь я.

Шарлотта сияет, наблюдая с любовью, как Олив шепотом разговаривает со щенком.

— Девочки поиграют пока со щенком, а я закончу завтрак, чтобы мы могли отвезти его Ари, — говорит Шарлотта, выходя в переднюю дверь. Удивительно, но она как вихрь проносится через дорогу к себе домой. Мне казалось, что она начала готовить здесь, но, возможно, не успела. Я разбудил ее пораньше, хотя наш рождественский семейный ужин вчера закончился в районе полуночи.

Я пользуюсь этой возможностью, чтобы прибраться на кухне, но успеваю только загрузить посудомоечную машину, когда входная дверь открывается.

— Это я, — ЭйДжей кричит у двери. — Сегодня моя малышка — именинница!

— Эй, дорогая, с днем рождения, — говорит Оливии Тори, новая девушка ЭйДжея.

Мне нравится Тори. Мы встретились с ней впервые несколько недель назад, когда ЭйДжей объявился спустя три месяца молчания, что очень на него не похоже. Мне кажется, он сделал это, потому что у него все было на самом деле хорошо, и он, наверное, боялся испортить это. К тому же, Олив не всегда может помочь своими маленькими тайнами. У нее достаточно компромата на ЭйДжея, чтобы уничтожить любые будущие отношения.

Закончив дела на кухне, я слышу, что вернулась Шарлотта.

— Все готово! — кричит она. — Поехали!

Мы набиваемся в джип Шарлотты и едем шесть километров до больницы «Бруксайд». Ари ждет нас сегодня, поскольку хочет увидеть Олив в ее день рождения, который одновременно является днем, когда Ари получила второй шанс на жизнь, — короткий второй шанс, но это тоже повод для празднования.

Шарлотта берет меня за руку в лифте, крепко сжимая ее. Никому из нас не нравятся больницы. Слишком много людей знают Шарлотту и ее неудачный брак с человеком, который мог закрыть это место своими неправомерными действиями; ну а я не люблю эти запахи — они как отравляющий газ атакуют все мои чувства. Мы доходим до ресепшена на десятом этаже и ждем, пока одна из медсестер обратится к нам.

— Эй, ребята, — говорит одна из них. — Как раз вовремя. Она только что проснулась.

— Отлично, спасибо! — говорю я, пропуская Олив и Лану вперед.

— Мистер Коул, — мягко говорит медсестра, привлекая мое внимание, пока остальные проходят вперед по коридору. — Уже скоро. Поэтому сегодня посещение гостей будет недолгим.

Я сжимаю челюсть, чувствуя знакомое жжение в глазах. Ари не хотела, чтобы я проходил через это. Эти слова, такие далекие, но слишком знакомые.

— Спасибо, — говорю я ей.

Я догоняю Шарлотту, ЭйДжея, Тори и девочек в коридоре.

— Что это было? — спрашивает ЭйДжей.

Все, что я могу сделать, это просто посмотреть на него таким взглядом, который дает ответы на все вопросы, не произнося вслух. Я уже думал над тем, как поступить: скрыть это от Олив или, наоборот, быть честным с ней. У меня внутри шли настоящие дебаты относительно того, стоит ли позволять ей увидеть ухудшение состояния Ари, но Олив с ее шестым чувством уже все поняла и без меня. Она сказала мне: «Мы должны быть рядом с Ари, как будто мы ее семья. Этого бы хотела мама для ее сердца». На самом деле, Олив восприняла этот факт намного легче. Она дарит счастье Ари, а Ари занимает особое место в сердце Олив — между ними связь, которую сложно понять.

ЭйДжей прочищает горло, когда понимает смысл моего взгляда, и сжимает руку Тори немного крепче. Шарлотта, которая, должно быть, заметила мой взгляд, подходит ко мне и берет мою руку в свою. По мере приближения к палате Ари, я сжимаю руку Шарлотты. Прошла всего неделя, но ее кожа значительно бледнее, чем была в прошлый раз, а скулы стали более заметными. В темноте ее волосы словно светятся, и она выглядит так... она умирает. В течение последних нескольких недель она выглядела, как умирающая, но сегодня… я не уверен, будет ли возможен следующий визит.

— Привет, — говорит она слабо, волнение сквозит в ее тихом голосе. — Как моя маленькая девочка поживает в свой день рождения?

Олив, как всегда самая бесстрашная из нас, лезет прямо на ее кровать и уютно устраивается у нее под мышкой.

— Я чувствую себя сегодня настолько старой, — снова говорит Олив. — Ты можешь поверить, что мне уже семь лет? Это как, — она считает свои пальцы, — еще три года до десяти. Я имею в виду, что скоро буду уже за рулем, что очень хорошо, потому что смогу навещать тебя, когда захочу, — и вот так, по каждой крупице я понимаю, что Олив всего семь, и она не может понять всю сложность ситуации, как я думал раньше.

Ари борется за то, чтобы хотя бы поднять руку, и проводит своими пальцами через волосы Олив.

— Ты знаешь, как я счастлива, что встретила тебя? — говорит ей Ари.

— Да, я довольно хорошенькая, — шутит Олив.

—У меня есть кое-что для тебя, — говорит Ари, затем тянется к прикроватной тумбочке, чтобы взять небольшой подарок.

— Что это? — взволновано спрашивает Олив, широко открыв глаза.

Ари дарит ей слабую улыбку и наблюдает, как Олив со слезами открывает подарок. Она открывает коробку и вытаскивает старомодный большой толстый золотой ключ. Мне интересно, что это, но уверен, что Ари не просто так дарит его.

— Это действительно круто, — говорит Олив, любуясь им с обеих сторон. — Что он открывает?

— Однажды твой папа покажет тебе, но сейчас это секрет. Так что, сейчас я нуждаюсь в том, чтобы ты взяла этот ключ и хранила его, потому что ты единственная, кому разрешено хранить его.

— Это магия? — спрашивает она, совершенно очарованная словами Ари.

— Возможно, — отвечает Ари, с трудом смеясь. — Это примиряет людей и сохраняет их, навеки окруженными любовью.

Олив бросается с объятиями на шею Ари и целует ее в щеку. Я смотрю на Ари вопросительно, интересно, поделится ли она со мной этим магическим объяснением, поскольку знаю, что Олив будет спрашивать, что ключ открывает, до тех пор, пока я не умру.

— Увидишь, — одними губами отвечает на мой немой вопрос Ари.

Полчаса, наполненные банальным «ты умираешь» в виде шуток, тортом и сочувствующими взглядами, и теперь Шарлотта предлагает дать Ари отдохнуть. Она забирает девочек, а ЭйДжей с Тори уходят за ними после множества прощаний, оставив меня стоять здесь, глядя на Ари.

Теперь мы только вдвоем в палате, и я ничего не могу поделать с болью, пронзающей мою грудь сейчас. Я могу просто сидеть здесь, веря в то, что она на самом деле не умирает, но на самом деле я даже не могу смотреть на нее, ведь ее состояние ухудшается с каждой секундой. Я не могу больше обманываться на этот счет.

Слабая улыбка появляется на сухих губах Ари.

— Это правда? — спрашиваю я.

— Ты никогда не знаешь этого наверняка, — вздыхает она. — Чудеса случаются, — я могу только предположить, что она пытается убедить себя, но так же, как я не могу лгать себе, думаю, что это так же и для нее.

Слезы заполняют ее затуманенные глаза, и она смотрит сквозь меня, как если бы я был окном. Все думают, что она разлетелась на миллионы кусочков, и нет никакого способа собрать их воедино снова. Это первый раз, когда я вижу тень страха на ее лице, он