Мерзавка вкладывала уйму сил в процессе освоения собственного гнева, тренируясь на истекающем кровью, слабом муженьке. Бедный Джордж не очень понимал, что происходит, и был уже почти ТОГО.

- Я совершенно не давала себе отчет и была пьяна задором.

“Вблизи веселая, смятенная, безгрешная, на самом деле деструктивная, опасная и злая”. Саммер проконтролировала, чтобы жертва, прежде чем предстать перед всемилостивым богом, как следует помучилась от уяснения абсолютнейшей беспомощности, чтоб покряхтела при физ. напряжении, чтобы мистер Мансон в преддверии своего лебединого солирования, стремнинной грустно-песни, не прекратил думать о себе, как о ничтожестве, чтобы умер с этой горе-утверждающей мыслью.

- Можно сказать, я была счастлива…

Но Джордж отошел на тот свет не благодаря ножу. Благодаря удушью.

- В первый раз за долгое время!

Спеша довершить начатое, Саммер проявила маньячную фантазию. С проникновенно-агрессивным повторением одних и тех же безнравственных фраз, с добровольным обязательством смутить послесмертный покой негодяйка схватила подушку, навалилась и начала давить. Жертва “протестовала” в финальных тяжких спазмах, обливаясь внутренней средой и таким способом компенсируя мегере годы, убитые на напрасный, бессмысленный быт.

- Когда Джордж уже не шевелился, я заметила тебя, стоявшего в шаге от кровати. Ты смотрел на меня детским милым взглядом и не верил, что я на такое способна…

Саммер никогда себе ни в чем не отказывала и при каждом казусе старалась соблюсти циничную традицию. Как и во всех предыдущих случаях, на чужое мнение придётся положить и действовать в сугубо личных корыстных интересах. Ужасная жена, никакущая хозяйка и плохая мать заранее просчитала каждый свой шаг, в этом заключался её хитрый план!

- Ну, же! - отыскав нужный номер телефона, убийца без раздумий его набрала и почти тотчас услышала щелчок, а вслед за тем тяжело-сонный голос любовника.

☎☎☎☎☎☎☎☎☎☎:

- Малышка, я вообще-то просил не беспокоить меня в столь позднее время. Видишь ли, у меня под бочком лежит Глорис. Если до неё, чего доброго, дойдёт, что мы встречаемся и тем более спим, то уже ничто не сможет спасти этот брак…

Инстинктивное самопредупреждение, что разочарованная женщина, склонная к неистовой эмоциональности, в любой момент может превратиться в мстительного монстра и пойти напролом, настигло Эрне Грегори запоздало и как-то внезапно. Саммер уже успела напомнить, какими вынужденными мерами карается неповиновение “ведущей балерине”.

- Сейчас же приезжай! Или я завтра же ей всё передам! Живо оделся, умыл рожу и сел в машину! Надеюсь, не придется повторять?

В трубке, после длинного затишья, резавшего нервы шантажистки, как бритва,

прозвучало тихое:

- Не переживай, не придётся, Буду у тебя через час…

- Хотя какие-то отдельные черты в Эрне мне очень нравились, я не питала насчет него определенных иллюзий. В своё время мы рассматривали вариант расстаться с нашими половинками, чтобы друг с другом сойтись…

Среди многочисленных талантов и достоинств Саммер Мансон главным, несомненно, являлся талант замывания следов. Саммер стёрла отпечатки пальцев с пластмассовой ручки ножа, после чего приказала ребёнку взять орудие убийства и держать до тех пор, пока она не скажет “достаточно”…

-Но у Эрне появились к Глорис чувства. Там действительно запахло семьей. А я, хоть и была редкой сволочью, всё же не до такой степени, чтобы вторгаться в его жизнь после той ночи…

Грегори, недавно посещавший апартаменты любовницы, зашел в совершенно незнакомое место. Дух насилия изменяет и суть, и картинку. Профессору было нелегко там находиться! Известие об убийстве Джорджа собственным ребенком, пацанчиком Джеком, спровоцировало тухлый оптимизм и желание вызвать психиатрическую помощь для Саммер.

Оставшись умным, рассудительным мужчиной, Грегори не повёлся на сказки преступницы о чудовищном сыне, и первые несколько минут осыпал её руганью. Но после парочки предупредительных жестов хозяйки боязнь расставания с Глорией, естественный страх остаться у разбитого корыта, перевесил обострившееся справедливое отношение ко всему, и доктор пошел наперекор своей совести, пошел против закона.

- Ты обязан помнить дядю Эрне. Это тот самый милый человек, который подошел к тебе и улыбнулся, когда ты держал нож и непонимающе смотрел на меня…

- Скажи мне, Джек, зачем ты это сделал, мм? Почему ты без спросу схватил режущий инструмент и накинулся на папу? – “благородный доктор” присел на корточки перед ничего не понимающим ребенком и расширил лукавую лыбу, отчего та немедля приобрела оттенок изощрённой издевки. Малой в понятном страхе и смущении попытался спрятаться за холодную мать, но был подхвачен крепкими руками Эрне и избит по лицу.

- Сучонок… - прокомментировала Саммер, отвернувшись от сына с наигранным гнилым разочарованием, - Для кого я только стояла у плиты, для кого стирала и за кем убирала посуду!

- Убивать людей запрещено в нашем веке, не слышал? – продолжал в прежнем духе Эрне, кажись, войдя в роль, - Ты будешь наказан, Джеки! Наказан очень строго! Ты хотя бы это сознаёшь? Или ни бе, ни ме, ни кукареку, а, Джеки?

Второй удар по детскому личику, третий, четвертый… пощечины прекратились только тогда, когда самый юный член семьи Мансонов признался в том, чего не совершал. Мать всевозможными намеками и жестами объяснила униженному Джеку, что от него требуется. Парень был готов на всё, лишь бы незнакомый дядя перестал на нём весело отыгрываться.

- Всё! Хватит! Я случайно взял нож! Это я! Я взял! Я случайно! Я взял! – он повторял это в течение нескольких минут, всхлипывая и вытирая сопли рукавом пижамы со слонами и зайчиками, - Я взял! Я! Я! Я!

- Ах, ты гадёныш! – замахнулся Эрне, - Так всё-таки убил папку, да?! Ах, ты…

- Ну, ладно, хватит, отстань от дерьма! Поменьше вонять будет… – “вступилась” хозяйка, - Ты увезешь его. Далеко-далеко! Как только сможешь! И его станет не слышно, не видно! Так зачем же тогда тратить нервы на это… недоразумение?

Эрне пожал плечами, точно клоун из цирка:

- Не знаю! Просто обычно я выхожу из себя, когда кому-то в башку взбредает посреди ночи будить меня и заставлять разрываться надвое!

“Господи, что я скажу Глорис…”

Саммер возбужденно заохала, когда доктор прошелся языком по пульсирующей жилке у основания её гладкой шеи, и едва не спятила от желания, когда он принялся её лобзать и облобзовывать, погружаясь в её существо.

Джек тем времечком всё прочнее сжимал в руке нож…

Старая рассказчица помнила всё настолько ярко и живо, как будто это случилось только вчера. И неспроста! Та роковая ночь, изменившая сразу несколько жизней, в каком-то смысле оказалась последней для неё. Остальные ночи-дни, недели, месяцы, года прозябались в засыпанном землей и забитом гвоздями невидимом ящике, выхода из которого не было или же выход был невозможен.

- А еще у тебя была сестрёнка, сынок! Да-да, была! Маленькая девочка с волшебными глазами… - плотоядная реальность то ускользала от Саммер, давая продышку, то вновь возвращалась, отбирая весь кислород. Это замечалось по переменам в её состоянии, - Я таки смогла родить естественным путём. Но моего ребеночка кто-то украл! Неизвестные гады пробрались в дом через окно и утащили! Полиция искала-искала, но так и не нашла.

Я от горя даже забыла, какое имя дала своей девочке. Своей малышке… Правда, это произошло лишь спустя год, когда я начала употреблять наркотики, чтобы всё забыть и попытаться начать жизнь с нуля.

Антнидас.

Двуличный Эрне наблюдал за семилетним пациентом часами, буквально не отходя от двери. А мальчик всё это время смирно сидел на стуле и смотрел в белую стену, смотрел сквозь неё и видел пожар, видел огонь, хаос и море трупов. Ребенок еще не был Безумным Джеком, но и собой тоже. Застрявший на срединной стадии шахматной партии со Злом внутри себя…

(Зло победило)

…После получаса грустного молчания, перемежавшегося с огнеопасными конфликтами, каждый из которых мог спровоцировать взрыв мощнее, чем на реакторе АЭС Фукусимы-1, Джек установил рекорд Гинесса по глубине вдоха и продолжительности выдоха. Ощущая разочарование, более сильное, чем ожидалось, он испытывал боль на физическом уровне. Но теперь, когда размылись последние границы и стёрлись знакомые миру апогеи, уже ничто не помешает “дьяволу” вкусить долгожданную искомую свободу…

- И ты так любил эту девочку… даже больше, чем я, тьфу-тьфу-тьфу! А сколько раз ты сбегал с чердака, чтобы с ней посидеть... – а Саммер всё не прекращала рассказывать, будто не осознавала всего ужаса своего положения. Не представлял последствий! Чувствовала только любовь. Любовь к своему психопату-сыну, которого на добровольных началах отправила в ад без шанса вернуться, давала удивительные всходы и проклевывалась сквозь коросту шатаний и грехов, - Я же осуждала тебя, причиняла боль, вечно капризничала, считала, что Джордж тебя балует, ограничивала твое общение со сверстниками, следила, чтобы ты не приближался к сестре… Эх, если бы я только могла повернуть время вспять…

Джек с шумом втянул сопли и свирепо харкнул куда-то на пол. Добрая часть выводов оказалась в пользу худших опасений. Но прежде чем что-либо предпринять в отношении той, что разрушила всю его жизнь, нужно было надавить на все мозоли и вырвать все родинки. Иначе пропадал смысл их встречи…

- Твою дочь зовут Эми. Полное имя Эмилайн. Слышишь? Я нашел Эми и стараюсь заботиться о ней, насколько это возможно! Насколько позволяет ситуация… - маньяк специально отдалился от стула с сидевшей на нём молью траченной горбуньей. Чтобы, часом, не вскипеть и не прикончить Саммер раньше положенного.

- Э-э-э-эми… - повторила за сынулей старуха, - Как прекрасно звучит! Я бы точно не назвала её лучше…

- Так, это мы выяснили… - Джек уже перебирал карманы своего шмотья в поисках тонкого провода, - Теперь скажи-ка мне, мама, что тебя не устраивало в папе? И еще, почему же ты долго не могла забеременеть, всё бегала по врачам, волновалась, а тут раз и ни с того, ни с сего у нас появляется девочка? Только не смей врать…

Когда Грегори упек Джека в Антнидас, исполнив очередную прихоть любовницы, то решил с ней окончательно порвать, чтобы не портить себе репутацию. “Хороший бизнесмен должен уметь вовремя соскакивать с безвыгодной темы”.

- Я не страдала недостатком витаминов, у меня не было проблем с выходом яйцеклетки из яичника. Я помогала Джорджу скрывать его бесплодие, распространяя слухи о своём надуманном. Это была одна из немногих наших тайн, делавших нас хоть сколько-то супругами…

Грегори не знал и знать не желал, что еще от него скрывала коварная бестия Саммер. Восхищенный собой, психиатр радовался, что удалось не сесть в калошу и выпутаться из столь неприятной ситуации с меньшими потерями.

- Но когда я забеременела, бедняга Джордж тут же забыл о диагнозе. Он думал, что ребенок от него и всячески отказывался от тестов на установление отцовства. Это выглядело так мило, так наивно… Мне, возможно, впервые не хотелось рушить его хрустальные грёзы…

- Саммер! Ну, вот зачем ты мне звонишь? Я сказал ВСЁ! Забудь о том, что было между нами!

- Правду… - Джек уже порезал руки, наматывая провод на кисть, - Давай, выкладывай!

- Саммер! Алё, чёрт! Саммер!

- Эрне был отцом девочки, о чём, кроме меня, как ты уже успел догадаться, никто не знал. Я ненавидела Джорджа, считая, что он виноват в нашем несостоявшемся будущем с Эрне, хотя, скорее, я ненавидела себя, а на муже срывала раздражение…

Где-то в глуби Джека, который на протяжении всего грязного рассказа боролся с растущим желанием придушить противную каргу, его вера в добросердечность и добропорядочность отозвалась тонким, дребезжащим звоном. Вера разбилась на тысячи крошечных осколков, увековечивших антропоморфизм истасканной, перезрелой обиды, а горячий ум маньяка, прошедший плен смутных, увесистых сомнений, расторг брак с его сердцем. В нём дало урожай ощущение, позже обратившееся в идею, что Саммер (!!!) должна умереть. В нём оно прям-таки запело…

“Не-е-е-е-е-е-е-т, мамочка, как ты могла…”

Время текло и подтекало, толстая часовая стрелка неуклонно приближалась к семнадцати дня, а старуха по-прежнему не чуяла запаха опасности. Казалось, ей все равно на своё будущее. В принципе было бы логично считать, что Мансон и вовсе чихать на себя. В ином случае жительница Вартберга не стала бы с такой легкотой распространять в атмосфере все сокровенности.

- Но Эрне вряд ли бы бросил жену ради девочки. Также жару поддало и её внезапное исчезновение. Я не могла так просто позвонить ему и во всём признаться. В результате я лишилась всего, и одиночество сожрало меня без остатка…

Джек уже исцарапал все руки об оголенный провод, как об розу. От него источалась, испускала лучи сама ярость. Спокойное, уравновешенное, но злое электричество…

- Я бы сказал, кто ты, да нет таких слов! – убийца медленно подходил к неродной матери сзади, издавая шипение, респирацию смерти, и крепче сжимая металлический шнур, - И все равно того мальчика бы уже не спасли! Но хорошо, что хоть Эми избежала твоего гнусного влияния…

Саммер мгновенно согласилась с сынком, наступив на горло собственной песне:

- Да. Хорошо. Нахождение вблизи меня ничем положительным для людей не заканчивалось, как правило. И я была бы рада узнать все подробности жизни моей девочки. Кто её воспитал, чем она занимается, кем работает, есть ли у неё семья…

А вот сын, напротив, посмел дерзнуть и поспорил:

- Мне кажется, тебя это не должно волновать!

Саммер:

- Почему? Я люблю свою девочку!

Джек:

- Потому что, мама. Потому что…

Простояв еще несколько минут в мучительно-неподвижной прямой позе, маньяк накинул провод на шею старухи и стал жестко затягивать, прикладывая всю свою недюжинную варварскую силу. Саммер пыталась закричать от страха и позвать на помощь, но оказалась способна лишь на тихий хрип.

Гордый чёрным могуществом и греховно заполученной властью, мститель душил её довольно долго, наслаждаясь каждым мгновением и её обреченно-испуганным видом, который навеки сохранится на морщинистых щах страстотерпицы и никогда не сойдет! Джека захватил сонм иррациональных озабоченностей с ощутимым преобладанием знакомого дикарьего садизма…

- Пусть мир зальётся кровью невинных, пусть планета покроется шрамами… я сделаю всё, но заставлю тебя меня полюбить! – Джек приподнял умирающую, “белую” Саммер и с яростным, поистине запредельным усердием стиснул в смертельных объятиях. Им олицетворялось совмещение ненависти с родственным теплом, сквозившим через невидимые щели, - Пусть!

В сущности, семья Хэлвана была самой обычной (исключая мелкие семейные секреты и тому подобные вещи), в которой Джек рос в одиночестве до наступления шести лет или до семилетия. Судить о том, насколько доброжелательной ощущалась семейная атмосфера, практически невозможно, но мы предположим – достаточно уютной. Если бы местных жителей что-то смущало, то, скорее всего, это было бы обязательно отмечено где-либо, а так об этом нет никаких внушительных сведений.

Одна капля крови,

вторая

и третья…

Кап-кап-кап, кап-кап, кап-кап….

“Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет. Нет. Нет… Да”

Как и голова неидеального Эрне, голова неидеальной Саммер вскоре треснула. Её успение наступило из-за убарахноидального истечения крови. Приобретая для мамули пропуск в лучший мир, Джек поступал соответственно своим текущим эмоциям, реакциям, чувствам, но и об извращенной логике не забывал: хозяйка самолично вручила ему нож, окрестила убийцей, а доктор всякий раз убеждал комитет принять меры к отягчению пожизненного срока, называя мальчика асоциальным неуправляемым монстром, значит, его главной обязанностью было стать таковым по-настоящему. Наверное, он перестарался… ‘Ибо сказано, что зло – всегда порождение людей, а сатана не дух противления Богу. Сатана – всего лишь символ, изобразительный объект”.

- Вот так мамочка… - к моменту, когда шумные эмоцио-процессы наполовину утряслись, а гнетущий негатив растворился где-то вдали, пообещав не возвращаться в ближайшее время, Джек обымал уже неживую Саммер Мансон.

“Я тебя освободил…”

Спустя сутки.

Эмилайн и Алисия, чьи ссоры в последние деньки участились по причине расхождений во взглядах на методы борьбы с Джеком Хэлваном, по причине классических “проверок на крепкость”, достигли взаимного согласия известным путем – путём преодоления эгоизма. Отношения между подругами складывались не лучшим образом во многом из-за нежелания “Бзик” входить в положение Тёрнер. Но новая плачевная ситуация, участницами которой они стали (уже в двести пятый раз), остепенило их пыл и добавило ранее недостававшей им житейской обыденной мудрости.

Очередная трагедия произошла ранним утром. Всё началось с внезапного звонка на мобильник. Кандис, имевшая популярную привычку спать до упора в свой выходной, разбудила Алисию в еще тёмное время, фактически подняла с кровати и заставила немедленно приехать. Подгоняемая зычными вскриками, исходящими из недозаряженного желтого сайд-слайдера, блондинка быстрее приходила в себя: искала одежду, сложенную кучей в какой-то из трёх комнат, расчесывала взъерошенные после ночи волосы. Тот факт, что жилище принадлежало не выписавшемуся из клиники Антону, серьезно её сковывал, принуждал излишне осторожничать, в связи с чем “Бзик” долго не могла найти банальную гребёнку.

“Интересно, что на этот раз?”

Так нестерпимо, так панически прозвучало известие, связанное c “отражением поздно пробудившейся совести”. Подобно таблетке ЛСД, запитой блэйзером в музее сюрреалистического искусства, оно вызвало у Флинн острое головокружение. Прежде чем выйти из дома, экс-преступница положила под язык витаминку, убедилась, что везде выключила свет, и очень быстро сделала ноги.

Через несколько мгновений скрип ключа в двери затих, и в квартире воцарилось полное спокойствие.

Спустя час. На другом конце Бруклина.

“Я - Эмилайн Тёрнер. Моя жизнь - сущий ад, и мне так бы хотелось пожаловаться…

Поплакаться кому-нибудь в жилетку, посетовать рядом с чьей-то сильной спиной, чтобы в кои-то веки ощутить себя женщиной. Настоящей, беззащитной хрупкой женщиной, а не тем презренным, порочащим пол существом, которым я привыкла быть из-за Нью-Йорка.

Нью-Йорк дарит возможность начать день с чашки ароматного, бодрящего кофе, а после начать писать свою историю с нового листа. Город, который никогда не спит,

толкает вас в многолюдной толпе, приказывая идти впёред и не оборачиваться. Но на самом деле вы не двигаетесь, а город обретает над вами контроль. Он ломает не только лёд в осенние периоды, он также ломает надежды. Ваша задача – не наступить на треснутый участок, и добраться до берега сухим.

Нью-Йорк порой жестит и сталкивает с прошлым, о котором мы не знали. Что у него выходит идеально, так это приводить к противоречию: умолченные и нарочито забытые страницы жизни, грубо вырванные из книги листы, во многих случаях приносят боли вдвое больше, чем их непрочтение. Вы задаетесь вопросом, как было бы лучше: чтобы вы были в курсе, но тащили на себе груз в тысячу раз тяжелее вас самих, или неосведомлённость вас целиком устраивает, и вы не хотите что-либо менять.

Возвращаясь к моей боли, нельзя не подчеркнуть, что меня не спрашивали, чего я хочу. Бывает такое, что Нью-Йорк не интересуется нашими желаниями. К лучшему это или нет – судить мы, пожалуй, не имеем права. Всё, что мы можем, это стать мостом сотрудничества между светлыми и тёмными высшими силами, и проконтролировать, чтобы проиграла тьма”

Эмилайн ждала Алисию, а та понятия не имела, что увидит её. Кандис потревожила обеих героинь, но не сочла нужным сообщать всё подруге. И это сработало, это прекрасно сдружило их снова: “Бзик” подбежала к подъезду Кандис с настороженным мокро-потрепанным видом и звонко встретилась лбом со стоявшей, как статуя, Тёрнер. Блондинка не заметила её, потому что, в основном, смотрела только под ноги.

- Поаккуратнее, мадам! Вы чуть не переехали меня! – саркастично ворчнула своеобразная Эми, дотрагиваясь пальцами до головы, - Оу…

Алисия стала оправдываться:

- Ну, прости, бывает… - и заодно выражать разочарованность в сочетании с нелегким удивлением, - А ты, собственно, что здесь забыла? Странно пойти к подруге детства и нарваться на врагиню…

Экс-полицейская проронила с красивым миролюбием:

- Брось, ну, какие с нас враги… - а затем попыталась обнять свою знакомую, радушно разведя руки в стороны, - Хватит, уже а!

Флинн, у которой хватало забот помимо двустороннего обливания матами, согласилась от отсутствия времени и сил.

- Действительно, хватит… - и лишний раз подтвердила свою новую политику, - К тому же я и сама хотела предложить прекращение ссоры… - хоть кому-то и могло показаться, что эти слова дались ей с нечеловеческим трудом, в них было минимум пафоса, максимум искренности.

Эмилайн задала вопрос, чтобы убедиться:

- Значит, замяли?

Алисия тихо ответила:

- Замяли… - и дальнейшее развитие конфликта было пресечено.

…Они вместе зашли в подъезд и поднялись на шестой этаж, где им дверь открыла омраченная чёрной мельпоменой, безрадостная Кандис. На лице толстушки отчетливо читались растерянность и страшная досада. Смотревшие на неё Тёрнер и Флинн боялись слова молвить, дабы не усугубить. Мало ли что стряслось. Случиться могло разное…

Ничего не говоря и, очевидно, чувствуя себя не в своей тарелке, Кандис отступила к

гардеробному шкафу. Её смешные пушистые тапки-собачки по-прежнему здорово привлекали внимание, и даже будучи не в духе, эта женщина в теле не прекращала излучать особую положительную энергетику, одинаково влиявшую на всех, кто находился поблизости.

Засыхающая от любопытства, Алисия прошла немного вперед, буквально три-четыре шага, и бросила смелый подозрительный взгляд в сторону кухни. Понять, что там кто-то сидел, но мало шевелился, получилось через несколько мгновений, а еще через несколько Алиса узнала в сидевшей Либерти Моллиган. Не кого-нибудь, а именно Либерти!

Как девочку сюда занесло, почему однажды сбежавшая и убившая нескольких добрых людей, наделавшая гору непозволительных пакостей, кучу преступлений, добровольно вернулась и окажется ли это ЧУДО очередной злой ловушкой – тьма вопросов застилала глаза. В данный момент “Бзик” видела лишь девочку. Всё остальное заволоклось пушистыми чёрными тучами, закрылось полотнищем из полотна для отгораживания мира.

- Ну, при…(глубокий вздох)…вет! – блондинка глянула на стоявших сзади Эмилайн и Кандис, ждавших чего-то ужасного, и полностью переключила внимание на Лизу, чьи холоднющие, гибкие руки пугали одним своим видом и чья кожа, будто покрытая слоем кристаллического водного льда, нездорово блестела, - Привет!

- О-о-о-о-о… - Моллиган с трудом подняла голову со стола. Этим вечером ангелы плакали. Ей было плохо, с ней точно приключилась беда! Но пожалеть её не вышло бы, как, например, жалеют людей без телепатического дара, потому что беда и смерть были Королеве к лицу. Королева сама была и смертью, и бедой, - Ты здесь… Ты… здесь…

Проникшись состраданием к обессиленной “ведьме”, Алисия как-то быстро разревелась.

- Я помогу тебе. Я тебя спасу! Скажи, что у тебя болит! – и начала вести себя как обреченная во время крушения судна, - Сейчас мы вызовем врача! Он посмотрит тебя, даст лекарства, и станет легче!

Но ни её слезы, ни обещания ни в какой степени не впечатлили готовую к пожизненному отпуску, “таящую” Лизу, перед чьими зелеными глазами проносились враждебно-осудительные образы, взятые из собственной жизни и помещенные в дисфункциональный полумиф, где Мёртвая Королева – лишь вымысел зажатой, неуверенной девочки, а не доппельгангер.

- Нет-нет-нет, Легче мне уже не станет. Не переболит, не вылечится, не пройдет! Это как пытаться спасти Титаник, который стабильно идет под лёд… - Моллиган не хотела отпускать от себя “Бзик” и вновь оставаться в одиночестве в, по сути, чужом мире. Она понимала, что это заключительные минуты её проклятой, неудавшейся жизни, и попросила “Бзик” посидеть с ней, - Я, как и Титаник, тону. Умираю! Погружаюсь на самое дно…

Телепатка мечтала забыть все злобные лица, голословные недоброжелательные вскрики и последние пару месяцев. Но память назло возвращалось всё это, и в течение длительного времени происходила неравная, подлая борьба, закончившаяся, как ни странно, победой ступившей на жизне-смертный переход, исчезающей Либерти. Было очевидно, что то, над чем билась Королева, вот-вот осуществится с минуты на минуту, не мигом раньше, не мигом позже!

- Не надо так. Ты еще здесь. Еще с нами. Вполне возможно, всё обойдётся… - сказала Алисия, чувствуя, как восковая рука Лизы коченеет и становится тверже камня.

Моллиган с распахнутыми шире глазами помотала головой, потратив на это ничтожное действие остатки своих сил.

- Предотвратить неизбежное нельзя. Я была обречена с самого начала. Порывы совершить самоубийство, кончить все расчёты, происходили всё чаще и чаще… - девочка со своей чувствительной натурой боялась суицида. Жить дальше она не хотела, т.к. не видела смысла, но и накладывать на себя руки не решалась, представляя, какое наказание придётся понести потом, после перехода души. Нет. Либерти поступила хитрее большинства суицидентов, - И тогда я дала ему повод мне не доверять. А ты ведь знаешь, что всякий, кому дьявол не доверяет, считай, живой труп! Также и я недолго промучилась…

- Вот гад! – в досаде буркнула Алиса, а потом разошлась, сорвавшись на крик, - Зачем… зачем ты вообще с ним связалась? Ты не знала, какой он подонок? Господи, у тебя же есть дар! Ты могла запросто прочесть его мысли и понять, кто он! Могла убить его, в конце концов! – и под конец вновь заплакала.

- Я была ослеплена, укутанная в мечты о лучшем друге, потому что в той другой жизни у меня совсем не было друзей… - в период социальной изоляции дети особенно близки к искушению. Сатана использует детский комплекс ненужности для усиленных атак. Когда не с кем поделиться, некому излить душу, когда не от кого получить совета и поддержки, дьявол разит незащищенных божьих детей клинком сомнения. Те, будучи обманутыми, привязываются к дьяволу, - Джек этим сразу же воспользовался…

Самоубийство - не самый лучший тип развязки.

Суицид - намеренное лишение себя жизни

Самоказнь можно совершить с глазной повязкой

Если вдруг увяз(ла) в укоризне…

Алисия, конечно же, чувствовала, что что-то не так. Еще ни разу ей не доводилось обжигаться холодом при прикосновении к человеку. Но когда температура на кухне снизилась до двух градусов ниже нуля, что четко отображалось на дисплее цифрового термометра, и все уже стали конкретно замерзать, “Бзик” пришлось констатировать творящиеся с девочкой, отклоненные от закономерности процессы. До неё дошло, что предупреждения Либерти о приближающейся смерти, скорее всего, не вымысел, и что у них остаётся очень мало времени. Это время следует потратить с умом!

Алисе было зябко. Возникшее ощущение дискомфорта, этакого зуда, нарастало по мере того, как белела кожа на руках собеседницы.

- Скажи, что этот мерзавец с тобой сотворил? Я обещаю, мы найдем его, найдём обязательно, и заставим за всё заплатить! – блондинка сжалась, пытаясь согреться, но только осложнила положение дел. Ей бы уже не помогла никакая одежда, - Скажи…

Из мокрых и подснеженных ноздрей девчонки вышел клубок белого пара и вскоре растворился в замерзающем воздухе. Острая дыхательная недостаточность вследствие переохлаждения мешала мозгам исполнять свои природные функции, мешала соображать. Моллиган напрягалась, не щадя себя.

- Криогенный вирус, разрушающий тело зараженного изнутри за несколько часов и всё, что находится вокруг него в радиусе нескольких метров - новое слово в бактериологическом оружии… - с трудом произнося даже простые предложения, жертва предательства и собственной наивности также преуспевала в произношении сложных. Но никто не смог бы представить, каких адских натуг это стоило, - Джек, видимо, прихватил шприц с вирусом из лаборатории Фрайса и воткнул мне в шею, когда мы с ним встретились в условленном месте. За полминуты до того, как я позволила ему меня убить, я прочла его мысли и узнала о его намерениях. Я нарочно ничего не предприняла…

Образ Мёртвой Королевы, ребенка несовершеннолетнего, но самостоятельного, привлекал и одновременно отталкивал. Больше всего впечатляла история, точнее, отсутствие в ней буднишной дихотомии. Как же нелегко вообразить себе что-нибудь более героическое, чем фактическое самоубийство во благо! Прогнать заколдовывающую неземную стужу, удалить серебряную корку и спасти душу девочки-убийцы могло лишь забвение. Это значит, чтобы снова стать безопасной для себя и для окружающих, чтобы прекратить считаться уродом и фриком, Либерти должна навсегда уснуть, её разум должен войти в режим вечной гибернации.

Ей было не жалко ни себя, ни своей исковерканной молодости, ведь в очах, полных равнодушия, не судьба отразить огонь страсти, как и нежности не суждено вспыхнуть едва заметной улыбкой на устах той, что создана из сплошного непробиваемого льда.

Обманная невинность Королевы сводит коленные сухожилия, как сводит с ума господствующая безысходность вины.

- Всё хорошо. Так только к лучшему... – неожиданно личико Либерти покрылось кристаллами. И она поняла, что ей нужно успеть выговориться, пока она целиком не застыла, пока не превратилась в огромную сосульку с худощавым телом внутри.

- Да уж… - заболтавшаяся Алисия не заметила, как получила кучу маленьких термических ожогов, пока обеспечивала Лизе спокойный уход, не обратила внимания на множество покраснений и припухлостей.

Тем не менее, у Лизы получилось заставить “Бзик” целиком отдаться её боли. Как только она начала делиться с ней своим прошлым, блондинка увлеклась ещё сильнее, поэтому холодовые травмы не спешили давать о себе знать ещё долго.

- Всё, что было мне ценно и дорого, я перечеркнула в один миг из-за собственной порочности, из-за того, что не научилась безболезненно переносить перемены… - холодеющая, высуня язык, пыталась плакать, но только слезная железа вырабатывала очередную округлую частицу, как капля застревала, не пройдя и половины пути, - На самом деле я мертва уже очень давно. В душе. Я умирала постепенно. А это так тяжело, быть живой лишь физически… - капля становилась снежинкой, присоединяясь к другим затвердевшим на щеке слезам, к другим молочным, кипенным “снежинкам”, - Дошло до того, что я сошла с ума и одной ужасной ночью убила свою мать, которая любила меня больше всего на свете, которая всегда во всём мне помогала! Той же ночью я трусливо сбежала, сославшись на случайное совмещение негативных событий…

Прошла минута. Невзирая на отчаянные усилия, Алисия находилась на последнем издыхании, и всё же продолжала держаться ради девочки. На полу к тому времени образовался основательный сугроб, из-за чего её ноги промокли. Причудливым, однако, был крио-вирус)))

- Мой младший брат, о котором я всегда старалась заботиться, осиротел из-за моего эгоизма. Мальчик остался совсем-совсем один… - Либерти дохрипывала, с отвратом таращась на собственное отражение в обледенелом стеклянном стакане, примерзшем к клеенке. Её саму перестало быть видно под грудой белых хлопьев. Разве что моргали глаза, окаймленные голубыми полосками, - Я обнаружила у себя эти поганые способности на третий день после ухода из дома! Видимо, я всегда была уродом, а пережитый стресс разблокировал скрытые силы…

Договорив, Мёртвая Королева опустила головку на стол. Подросшее количество снега на лице закрыло правый окулус и полностью лишило её видимости. Расплата, видит бог, уже стучалась в дверь. Осталось сказать расплате “входи” и принять наказание.

“Мамочка, папа, мой дом…” - перед ослепшей пронеслись “проклятые два месяца”, которые, несмотря на весь ужас, воспринимались нынче значительно светлее, с позитивом, а затем за несколько мгновений пронеслась и вся жизнь! Было трудно представить, что с этим придется проститься, что это прошло и что земной путь оказался настолько коротким – всего-то длиной в семнадцатилетие.

Сперва в отказывающей памяти восстановилось всё самое плохое: яркая улыбка обаятельного гада и мерзавца из школы Голдстайна осветила тьму. Джонатан Макдэйд,

принёсший Либерти особенную боль, сам того не подозревая, стал одним из создателей Мёртвой Королевы. У девочки имелась сотня причин по-прежнему его ненавидеть. Но криоген уничтожил почти все эмоции, пощадив лишь получувства, выраженные в избыточно положительной форме, чтобы те, наконец, освободились от цикла замкнутых круговоротов, обрели независимость, набрали мощь и уничтожили злобного монстра.

- Видимо, в погоне за модой я подрастеряла скромность и застенчивость, которые выделяли бы меня среди толпы ваших фавориток. Не хочу, чтобы это стало преградой. Но, возможно, вы согласитесь зайти ко мне в гости в течение часа, не так ли? И, собрав в кулак остатки своего презрения, захотите лишить меня девственности?

- Либерти, это что сейчас было? Шутка? Но сегодня ведь не первое апреля!

Яркая улыбка учителя истории

- Моё поведение ниже всякой критики и опозорило весь мужской род.

- Сейчас потерпи. Тебе будет немного больно. Это всегда так, когда в первый раз…

Метание между правдой и истиной.

- Вот так, Либерти! Мать твоя шлюха, ты никому не нужна, подруги тебя не уважают! Смысл твоей жизни давно уже потерян. Осталось только убедиться, что никак иначе ты закончить не могла!

- Давай, детка! Твой отец ждёт тебя с распростертыми объятиями!

Затем вспомнилось всё самое хорошее: смена настроений на лице родной мамы, бесконечная циркуляция ссор и примирений, беседы по душам в вечернее время, обсуждение планов на лето и, конечно же, разговоры об отце Лизы. Не об Эммануэле Морено, который бы никогда им не стал, который был и остался для Лизы чужим человеком. А о том, с которым Либерти провела первые, пожалуй, лучшие “сантиметры” пути…

- Адюльтер, прелюбодеяние… всегда было изъяном нашей пары, проклятьем, которое нас не покинуло даже после твоего рождения. Но знаешь что, детка? Несмотря на постоянные измены с обеих сторон, на бесконечные переезды туда-сюда по Манхэттену, на всю грязь, которую мы друг на друга выливали целыми ведрами, мы продолжали друг друга любить.

НЕИСПОЛЬЗОВАННАЯ ВОВРЕМЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ПЕРЕВЕШИВАНИЯ ЧАШИ ВЕСОВ В СТОРОНУ СЧАСТЬЯ НЕ ВСЕГДА РАВНОЗНАЧНА ПОТЕРЯННОМУ ШАНСУ

- Возможно, наша верность выражалась не так, как у всех, но именно благодаря этой верности у нас родилось такое чудо, как ты…

- Прости, я опять утаила от тебя правду, опять тебя подвела…