Переосмысление понятия «оскорбление»

Я считаю оскорблением любое поведение, которое обдуманно или даже неумышленно разрушает или умаляет достоинство человека. Предвижу возражение читателей, что согласно такому определению почти все действия могут быть расценены как оскорбления. Конечно же, не всегда, если, например, официант забывает сливки к вашему кофе, это значит, что он оскорбляет вас. Наше внутреннее восприятие разнообразных будничных неприятностей в какой-то степени является мерилом того, насколько наше достоинство будет задето.

Некоторые факторы могут оказывать влияние на степень нашего восприятия.

Важность, которую мы придаем нашим взаимоотношениям. Если мы желаем одобрения со стороны другого человека и ценим его, но не добиваемся этого в действительности, если с нами обращаются не так, как нам этого хочется, или игнорируют нас, оскорбление может быть весьма ранящим и, возможно, разрушительным.

Пример. Если коллега, которого я едва знаю, не замечает меня, когда я утром прихожу на работу, то это может совсем не задеть меня. Если же мой лучший друг не уделит мне внимания, когда мы повстречаемся на улице, я буду глубоко расстроена этим, по крайней мере на какое-то время.

Предполагаемые действия вследствие занимаемого положения в обществе. Согласно определению общества определенная роль требует определенного поведения. От родителей ожидается внимание к физическим и эмоциональным запросам ребенка. Родители знают, что от них ждут. От мужа или жены ожидается проявление заботы в отношении эмоционального и (или) физического состояния находящегося на его (ее) иждивении лица. Начальник, как предполагается, должен проявлять уважение к своим . подчиненным. Ожидать те или иные действия от людей, с которыми мы связаны определенными отношениями, вполне естественно. Если лицо, особенно занимающее определенное положение в обществе, выходит за установленные соответственно его положению рамки и не может сдерживать себя в установленных границах при эмоциональных отношениях, влияние на жертву может быть разрушительным.

Хотя иной раз наши ожидания могут быть неразумными и несправедливыми, те, о которых я здесь упоминаю, являются частью предполагаемого соглашения между людьми: супругами, родителем и ребенком, начальником и подчиненным, студентом и преподавателем и др. Когда при какой-то роли не предполагается определенных действий, то значительно реже встречается болезненная реакция на поведение человека, исполняющего эту роль. Пример. Многие супруги алкоголиков вступают в брак с надеждой, что когда появятся дети, то ответственность за них будут нести оба родителя. Когда же такого не происходит, то наступает глубокое разочарование и крушение иллюзий. Если такие предположения не являются частью их «контракта:», результат будет менее болезненным.

Наше эмоциональное состояние в момент инцидента. Наша реакция на оскорбительный инцидент, даже когда он незначителен, может в большей степени зависеть от эмоционального состояния в этот момент.

Пример. Если мой муж решит обсудить вопрос о необходимости большей свободы для него, когда я особенно чувствительна или уставшая, я расценю это как стремление отвергнуть меня и, вероятно, буду чувствовать себя оскорбленной. Возможно, в другое время я буду способна выслушать его и даже обсудить вопрос, вкладывая в этот разговор меньше эмоций и признавая его право честно выразить себя.

Возраст. Дети наиболее часто являются жертвами оскорблений' со стороны своих родителей. Они не могут покинуть дом или откровенно сказать все, что они думают, а потому более болезненно переносят эти оскорбления. Эмоциональное оскорбление, которое наносится ребенку в возрасте до пяти лет, может даже не остаться у него в памяти, но иметь наиболее разрушающие последствия в смысле влияния на будущие взаимоотношения.

Пример. Трехлетний ребенок, отец которого после выпивки становится крайне раздражительным, не может связать поведение отца с алкоголем. Разрушительный эффект происходит вне зависимости от того, почему отец делает это. В двенадцать лет он будет способен частично объяснить поведение отца воздействием алкоголя и не относить его раздражение полностью на свой счет. И трехлетний, и двенадцатилетний страдают от оскорблении, но возраст и способность осмысливать причины могут снижать степень остроты оскорбления.

Наличие опыта переносить оскорбления. Жертвы оскорблений часто уже имеют многолетний опыт переносить оскорбления со стороны своих родителей, братьев и сестер, друзей, работодателей/даже со стороны собственных детей. Опыт переносить оскорбления в рамках определенных взаимоотношений оказывает влияние на имеющее место оскорбление. Если вы до этого нанесли мне дюжину подобных оскорблений, страдания бывают тяжелее и оскорбления не прощаются. Если это происходит впервые, то может не нанести соответствующей травмы и инцидент может забыться.

Люди, оскорбляемые с детских лет, страдают от накопленного эффекта таких оскорблений каждый раз, когда их оскорбляют в их взрослых взаимоотношениях. Даже если они не воспринимают или не помнят последнего оскорбления, перенесенные страдания оставляют в душе открытые раны, на которые накладываются новые болезненные ощущения. Сдерживание или подавление чувства позволяет жертвам отключать память и отрицать страдания, но интенсивность воздействия каждого нового оскорбления будет возрастать.

Уровень самооценки. Один и тот же болезненный инцидент может произойти с двумя людьми, имеющими разный уровень самооценки. Их ощущения при этом будут различными. Люди с высокой самооценкой оскорбляются реже, чем люди с низкой самооценкой. Люди, довольные собой, более склонны избегать людей и ситуаций, способных нанести им оскорбления, справляться с имеющими место оскорблениями без душевных травм. Они «знают себе цену», даже когда им нанесено оскорбление. Только в том случае, когда оскорбление продолжается, такая самооценка может существенно снизиться.

Пример. Взрослая дочь алкоголика имеет сына-подростка, который решил провести праздники по случаю Дня Независимости в доме своей подруги. Мать с низким уровнем самооценки воспримет это так: «Он не любит меня и считает, что ее мать лучше меня. Он поступает неблагодарно и оскорбительно». Мать с высоким уровнем самооценки отреагирует по-иному: «Мне жаль, что он не будет с нами, но он становится взрослым и должен многое решать сам». В этом случае «оскорбительность» поступка сына осталась на его совести.

Система поддержки. Отдельные лица или семьи выздоравливают от душевной травмы или трагедии относительно легко, так как они чувствуют поддержку окружающих. Такой поддержкой могут быть семья, друзья, духовность, религия, 12-ступенчатые группы поддержки и т. д. Если такая поддержка воспринимается с готовностью, то она может сильно изменить точку зрения человека на окружающую его реальность.

Когда мы знаем о существовании группы людей, одобряющих и даже, может быть, разделяющих наши взгляды, мы, можем пойти на риск и пережить «шишки и ссадины» взаимоотношений с минимальной болью и шрамами. Оскорбление воспринимается еще большим оскорблением, когда мы при этом чувствуем себя одинокими. Грустным является то, что жертвы, особенно из семей алкоголиков, не имеют привычки формирования систем поддержки ила обращения за помощью любого рода. Именно те люди, которые в этом больше всего нуждаются, получают это меньше всего.

Когда человек, который изолирован в системе неблагополучной семьи, испытывает даже незначительные оскорбления, они воспринимаются нм как кризисные ситуации.

Пример. Внучка алкоголика получила целый ряд критических замечаний по проделанной ею аналитической работе. Она чувствовала, что замечания несправедливы, и в течение нескольких недель находилась в состоянии депрессии, намереваясь даже уйти с работы. Она чувствовала себя оскорбленной и не оцененной должным образом. Алкоголик в стадии реабилитации в группе «Анонимные алкоголики», испытывая аналогичные чувства, идет к спонсору или в группу, чтобы обсудить свое состояние, и рассматривает это как возможность получить поддержку или даже поднять свой профессиональный уровень. С помощью здоровой системы поддержки он узнает: многое из того, что он считал оскорбительным, на самом деле «яйца выеденного не стоит»!

Если рассматривать этот список факторов в контексте взаимозависимости, становится ясно, что дети и внуки алкоголиков вследствие их заболевания чаще других страдают от оскорблений! при этом разрушительность последствий этих оскорблений возрастает из-за условий, их окружающих.

То, что является оскорбительным для одного человека, может ничего не значить для другого. Экстремальные формы оскорблений намного легче определить, поскольку общество уже установило, что физическое насилие, кровосмешение и крайние формы словесного оскорбления являются неприемлемым поведением. Влияние эмоционального оскорбления является более личностным и неуловимым. Более важными, чем оценка каждого инцидента, являются накопительный эффект и результирующая модель образа жизни жертвы, которая создает климат и возможности для последующих оскорблений. Пока жертва знает, что является жертвой, этой модели избежать нельзя.

Ниже приводятся примеры эмоционального оскорбления, которые могут не замечаться даже специалистами, но со временем нанесут серьезный ущерб самооценке человека.

В детстве жертвы могут жить в условиях:

— жестко контролируемой дисциплины, вынуждающей к повиновению посредством унижения достоинства, насмешек, сарказма, прозвищ, постоянного наблюдения и нравоучений;

— отсутствия дисциплины или ограничений. Дети сами должны решать, что хорошо и что плохо, опасно это или нет;

— сурового воспитания. При решении любых вопросов детям всегда указывается «правильное», без выбора решение. Очень жесткие ограничения и излишние правила не дают детям возможности научиться выражать свою индивидуальность или находить альтернативные решения;

— молчаливого насилия. Прекращение разговоров на длительный период времени используется в качестве наказания или меры для поддержания порядка в семье. Родители перестают общаться друг с другом и с детьми, как бы говоря: «Я больше тебя не люблю»;

— атмосферы дурного настроения в несовместимости. Вне зависимости от причины - необязательно алкоголизм или наркомания—дета вынуждены предвидеть и адаптироваться к частым изменениям настроения родителей, которые то пребывают в при

поднятом настроении, то впадают в депрессию без видимых причин;

— когда родители говорят о своих трудностях друг другу в присутствии детей или непосредственно детям. Обсуждаются поведение, выпивки» частые ночные отлучки или даже сексуальные проблемы в присутствии детей. На детей внимания не обращают, не считаются е тем, что это может причинять им душевную боль;

— зависимости от детей в плане моральной поддержки. К детям обращаются за советом при решении своих «взрослых» проблем, рассматривая ребенка как друга, доверенное лицо или даже, как супруга. Вот типичный комментарий матери: «Я не знаю,

что бы я делала без моей дочери: она —мой лучший друг. Мы настолько близки, что. я могу говорить с ней обо всем»;

— пассивности или бессилия одного из родителей, который, не вмешиваясь, наблюдает страдания или оскорбления ребенка. Такой родитель часто выглядит невинной жертвой, «добряком» в семье. Дети не чувствуют защиты или хотя бы поддержки и предпринимают усилия освободить «доброго» родителя от излишней тревоги за них;

— когда не разрешается открыто выражать свои чувства. Дети плачут, но не часто, и только когда одни. Выражение гнева — прерогатива родителей и наказуемо для детей. Чувство страха вообще должно отсутствовать, а если оно имеется, то должно скрываться;

— игнорирования душевной боли, страданий и т. д. Когда ребенок выглядит печальным или подавленным, родители не интересуются, что произошло. Детям разрешается изолироваться, а в действительности они поощряются не беспокоить родителей;

— угрозы побоев, угрозы быть покинутым или других жестоких наказаний, которые могут никогда не осуществиться, но держат детей в страхе перед тем, что может случиться, если они не будут подчиняться требованиям. Некоторые дети были свидетелями избиения братьев или сестер, и память об этих сценах заставляет их быть послушными;

— в обстановке отсутствия любви и ласки. Некоторые дети испытывают ласку только в младенческом возрасте, но у них ничего не сохраняется в памяти уже в период детства;

— когда запрещаются игры, смех и развлечения в стенах дома и приходится все это скрывать или заниматься этим вне семьи. Детям не разрешается быть детьми, и они считаются «маленькими взрослыми». Лозунг таков: «Вырастать» и быстрее: мы не любим детей»;

— воспитания, не соответствующего возрасту, когда родители, возлагая большие надежды на юных детей, ограничивая их ответственность, или путем чрезмерного ограничения уже более взрослых детей практически ограничивают их взросление и переход к самостоятельной жизни;

— сглаживания проблем и сверхопеки. Для ребенка это означает: «Моя мать нуждается во мне больше» чем я нуждаюсь в ней. Лучше будет, если я буду ближе к ней»;

— неровного или несовместимого воспитания, когда одному ребенку со всей очевидностью отдается предпочтение, а другой постоянно критикуется или оскорбляется. Ребенок-фаворит при этом также испытывает эмоциональное оскорбление, как и унижаемый ребенок.

Повзрослев, жертвы продолжают испытывать оскорбление и живут в условиях:

— исключительно зависимых взаимоотношений с друзьями, супругами, родственниками. Они как бы в односторонних отношениях, где их роль заключается в том, чтобы быть доступным, проявлять заботу и оказывать поддержку, обычно редко получая что-либо взамен;

— телефонного насилия. Жертву обычно тревожат по телефону те, от которых она зависит, звоня в любое время дня и ночи и излагая свои проблемы, просьбы и требования. Пользуясь случаем, они могут покритиковать и даже оскорбить. Жертвы при этом не сознают, что у них есть возможность прекратить все это, просто повесив телефонную трубку; они не хотят причинять ни малейшей неприятности такому «телефонному насильнику». Девиз жертв таков: «Если кому-то бывает больно, то так же больно должно быть и мне»;

— любовных связей или постоянного флирта одного из супругов или партнеров. Они могут слышать восторженные рассказы о таких «похождениях», но при этом остаются пассивными;

— принудительного секса и постоянного эмоционального шантажа, что бывает чаще, чем физическое насилие. Жертве ясно дается понять: «Жизнь со мной будет невыносимой, если не будешь все исполнять, подчиняться моим желаниям». При этом полностью отбрасываются, не принимаются во внимание чувства или даже физический дискомфорт жертвы, которую называют фригидной за то, что она не испытывает удовольствия от этого;

— исключения секса из сферы взаимоотношений как средства выражения гнева или достижения послушания;

— иррациональной смены настроений, когда жертва вынуждена приноравливаться, предотвращать возможные инциденты, скрывать свои чувства и т. д.;

— финансовых оскорблений:

а) совместное проживание с супругом или партнером, который отказывается работать или участвовать в домашних расходах,

хотя ранее была договоренность об этом. Такие люди часто теряют работу или испытывают сложности в ее получении;

б) когда добиваются повиновения путем лишения финансовой поддержки. Один из супругов, имеющий больший заработок, может осуществлять жесткий контроль за семейным бюджетом, выдавая минимальные суммы супруге и другим членам семьи. Доход является большим секретом;

в) когда страсть к расходам, кредитным карточкам и азартным играм приводит к постоянному эмоциональному бесконтрольно возбужденному состоянию, аналогичному тому, которое испытывает алкоголик или наркоман. В этом случае жертв может быть много, включая и самого страдающего этим пристрастием;

— недоступности и безответственности одного из супругов. Многие взрослые оказываются в обстановке, когда у них появляется еще один «ребенок» в лице одного из супругов. Такое «дитя» не только не помогает или не может быть поддержкой, но и требует постоянного внимания и проявляет такую же зависимость, как и ребенок; более того, предполагается, что кто-то позаботится о нем и в будущем;

— оскорблений со стороны собственных детей. Когда не устанавливаются четкие ограничения для детей то они обычно предъявляют свои требования не только устно, но и физически до тех пор, пока ограничения не устанавливаются. Многие взрослые должны понимать последствия слабой дисциплины, которые особенно сильно проявляются в подростковый период детей, когда те мало или вообще не реагируют на родительское проявление власти. Родители могут полностью потерять себя как личность и превратиться для СВОИХ детей в «коврик у двери»;

— оскорблений на работе. Жертвы могут быть не только дома, но и на работе. Они могут испытывать сексуальные притязания, ненужные стрессы, чрезмерные требования, давление и т.д. и при этом чувствовать неспособность к установлению каких-либо ограничений. Они могут по 40 часов в неделю проводить в нездоровой для них обстановке на работе с людьми, которые словесно оскорбляют их, и при этом зависеть от них. Жертвы являются удобным объектом манипуляций начальников и коллег, но в то же время они —и их опора. Жертвы убеждены, что они должны быть благодарны за предоставленную работу, и считают оскорбление одним из условий для продолжения работы.

Просматривая перечень «взрослых оскорблений», понимаешь, что нет в природе полностью беспомощной жертвы. Очень редко мы, взрослые, оказываемся в абсолютно безвыходном положении. Вместе с тем давайте задумаемся, кто в действительности является жертвой и какой образ жизни ей приходится вести.

Если они, жертвы, являлись продуктами семейной системы, в которой они наблюдали своих родителей, терпевших оскорбление, а в свою очередь сами терпели оскорбление, идущее от родителей, был ли у них какой-либо выбор? Без модели здорового выбора и установленных ограничений жертвы не чувствуют понятия нормы, чтобы соизмерять с ней нынешние обстоятельства. Что касается более незаметных ежедневных оскорблений, то они не видят а этом ничего особенного. Их реакция сводится к "следующему: «Могло бы быть хуже — по крайней мере, у меня есть муж... по крайней мере, он не бьет меня, это все же лучше, чем было в моем детстве...» Получив информацию и пройдя курс лечения, взрослые дети и внуки алкоголиков начинают жить, прорабатывая альтернативные варианты, все больше понимая ответственность за качество своей жизни. Это происходит лишь после того, когда она осознают, что ведут типичный для жертвы образ жизни.

ОБРАЗ ЖИЗНИ ЖЕРТВЫ

Жертвы часто спрашивают: «Чем я провинился?» Будучи душевно обессиленными постоянным пребыванием в атмосфере оскорблений, они приходят к выводу, что это просто «божья кара» или что они по своей природе не созданы быть счастливыми. Расширив свои познания в области чувств и адекватности поведения, они становятся способными разорвать этот порочный круг. И все же полностью преодолеть образ жизни жертвы очень сложно. Этот образ жизни можно охарактеризовать следующими признаками:

1. Невозможность установить ограничения в большинстве областей жизни. Начнем с того, что жертвы не способны точно представлять себе, что они хотят, что им нравится, во что они верят и что чувствуют. Уже поэтому они испытывают «неполноценность» при взаимоотношениях с людьми, имеющими такие твердые понятия. Фактически если у вас нет предпочтения или вы не можете найти альтернативного варианта в большинстве жизненных ситуаций, то кто-то будет рад сделать это за вас. Эта проблема актуализируется для жертв при вступлении в брак, воспитании детей, дружеских и рабочих взаимоотношениях. Слово «нет» для них непонятно. Они ждут, пока люди, окружающие их, не остановят поток требований к ним, или стараются «спрятаться» за крушение своих надежд. Они часто сетуют: «Никто не уважает меня», вместо того чтобы сказать: «Я не хочу (или не могу) сделать это сегодня».

Даже 8 тех редких случаях, когда жертва действительно знает, что она хочет, она не знает, как это осуществить.

Например, Джоанна чувствует, что муж перестал быть внимательным к ней, а ей хотелось бы пойти с ним в кино или пообедать в ресторане. Она говорит; «Джо опять идет с Сузи в кино. Мы никогда никуда не ходим!» Джоанна полагает, что она выразила свою потребность, и разочарована отсутствием результата. Она говорит теперь Сузи: «Бесполезно. Я просила, а он и слушать не хочет».

Жертвы уверены, что они выражаются ясно и прямо. Например, когда им задают вопрос: «Вы рассказали своим друзьям о своих чувствах, когда добились такой удачи?»—они обычно отвечают: «Они знают, что я чувствую!»

Настоящая жертва видит в телефоне своего врага. Он может командовать ею, потому что каждый раз, когда он звонит, она чувствует себя обязанной держать трубку возле уха до тех пор, пока противоположная сторона не посчитает, что беседа закончена. В 5 часов вечера, когда вы готовите обед, трехлетний ребенок плачет, прильнув к вашей ноге, а десятилетний просит помочь ему со школьными уроками, может зазвонить телефон, потому что у «приятельницы» на другом конце провода был ужасный день на работе и она хочет рассказать об этом.

Однажды я попросила 27-летнюю дочь алкоголика перечислить всех, о ком она, по ее мнению, должна заботиться постоянно. Вот ее ответ:

— ее выздоравливающий муж-алкоголик, который не хочет посещать группу «Анонимных алкоголиков» и надеется на ее эмоциональную поддержку;

— трое ее детей — трех, пяти и шести лет;

— пьющая мать мужа, которая ежедневно звонит по телефону и критикует ее стиль ведения домашнего хозяйства;

— друзья из церковного хора, в котором она поет три раза в неделю, включая каждое воскресенье;

— ее группа в обществе «Анонимные алкоголики» и две женщины, которых она патронирует;

- ее сестра —активный алкоголик, которая живет поблизости и звонит несколько раз в неделю, жалуясь на свой неудачный брак;

— еженедельная церковная община, где от нее требуется молча молиться по нескольку часов в церкви, совершая «Вечное Поклонение».

Сама идея о том, что она может изменить все это, научившись определять разумные границы дозволенного, просто не приходит ей в голову. Она даже не может понять, какую невозможную жизнь она ведет. Лишь с профессиональной помощью она начинает, сознавать, что ей необходимо прилагать свою энергию там, где она действительно необходима.

Вопрос об ограничениях или пределах дозволенного является одним из трудных для жертв. Ограничения определяются большинством людей почти бессознательно. Наши родители и другие взрослые моделируют соответствующие ограничения н соответственно учат нас этому. Родительское внимание к нуждам ребенка является для ребенка основой, полагаясь на которую он в будущем определяет правильность своих контактов с другими людьми. В семьях, где имеют место наркотические пристрастия или зависимость, родители могут сами быть жертвами и поэтому не ощущать своих собственных ограничений.

Когда дядя Харри слишком долго обнимает двенадцатилетнюю Сузи, ее мать, которая является дочерью алкоголика, просто молчит. Если Сузи вслух выражает свое недовольство этим, то ей указывают, что она преувеличивает и никогда не должна позволять говорить такие вещи о своем дяде. Ей говорят о том, чтобы она не верила своим инстинктам. Со временем Сузи утрачивает эти инстинкты (этот инстинкт).

Сексуальное насилие редко бывает изолированным инцидентом. Когда человек подвергается насилию, будучи ребенком, а его жалоба остается без внимания, он теряет способность чувствовать, что что-то не так. В результате он может стать жертвой не-однократного сексуального насилия. Начинается с отца и дяди Харри, затем —брат, его друзья, ее доктор, психотерапевт и др. Очень часто жертвы обвиняют себя в том, что, возможно, они были соблазнительны или порочны и вызывали соответствующие действия у других. Я не верю, что насилие можно вызвать. Проблема заключается в том, что жертвы не видят приближения опасности до тех пор, когда уже становится поздно ее предотвратить, и далее не знают способа борьбы или не имеют воли к сопротивлению.

2. Страх — доминирующее чувство. Страх перед реакцией или поведением других людей является главным мотивом поведения жертв. Делая выбор или принимая решение, они испытывают множество чувств. Они не способны спросить себя, чтобы они хотели сделать, какое кино им нравится, что им хотелось бы съесть за обедом и т. д., но проявляют «сверхпредупредительность» в отношении желаний и запросов других людей. У них есть инстинктивная способность оценивать чувства и желания людей, имеющих для них особое значение. Чтобы расти в глазах этих людей, жертвы, если необходимо, делают выбор в течение секунд.

Нелепо, но, чем больше они стараются «умаслить» других, тем большее недовольство они вызывают. Невозможно вызвать удовольствие одновременно у всех, и когда моя мать счастлива со мной, мой муж обычно — нет. Страх вызвать неодобрение, раздражение и даже гнев или оказаться покинутым является основой поведения. Люди, которые привыкли к обусловленной любви, свою энергию фокусируют на том, чтобы «заработать» эту любовь и получить одобрение, исполняя желания других.

Жертвы редко расслабляются и испытывают удовольствие от ситуации, в которой они находятся, ибо они четко знают, где они «должны» быть, и переживают за человека, который может ждать их в этот момент. Никто не должен испытывать неудобств ИЛИ быть обремененным, за исключением, конечно, самих жертв. Они живут в предчувствии негативной реакции других, годами, адаптируясь к резкой смене настроений окружающих членов семьи.

Этот страх делает жертву легкой мишенью для манипуляций. Поскольку каждый желает доминировать или навязывать свою волю, то он легко выиграет, если начнет запугивать или угрожать, даже словесно. Хрупкая низкая самооценка жертвы не может выдержать «колотушек» даже при простом несогласии кого-либо с ней. И даже тогда, когда она чувствует свою правоту, она обычно уступает.

Страх прогрессивно усиливается, особенно у тех, кто оказался жертвой еще а детстве, и может перерасти в состояние парализующего отчаяния или беспокойства перед грядущим. Жертва становится неспособной принимать какие-либо решения из-за страха ошибиться. Даже опытные профессионалы озадачены неспособностью жертв принимать решения и в тех случаях, когда от них зависит судьба их самих или их детей. Страх перед одиночеством' является самым сильным из всех страхов, удерживая жертву при оскорбительных ситуациях верой, что она не сможет «выкарабкаться» без обидчика.

3. Обязательное стремление к близости. Какое-то время я работала в воспитательном заведении для девочек-подростков, которые пришли сюда из семей, где их физические и эмоциональные запросы не находили удовлетворения. Некоторые вынуждены были воровать еду, а многие жили на улице, какое-то время вообще голодая. В этом воспитательном доме они получали более чем достаточное количество еды при каждом приеме пищи, а в перерывах - большое количество бутербродов. Но, несмотря на постоянную возможность поесть, девочки продолжали красть еду» прятали ее в спальнях, чтобы затем видеть, что она портится, и все это из-за страха вновь остаться без еды, достаточного количества еды.

Такое поведение объяснимо эмоциональным состоянием жертв оскорблений. Они жили в условиях, в лучшем случае, несовместимого воспитания, и, хотя не имели представления о близких отношениях, они знали, что не имеют их, и стремились к ним при любой возможности. Один человек так описывает свое чувство; «Как будто у меня в животе дыра и через нее дует ветер»; Они всеми силами стараются заполнить эту пустоту, но, к сожалению, жертвы имеют тенденцию- «искать любовь в тех местах, где ее нет».

В этом вынужденном поиске близких отношений жертвы иногда путают слепое увлечение или суррогат с настоящими чувствами. Прекрасно ощущать, что тебя ласкают, хотят и до какой-то степени заботятся о тебе. Все свои душевные силы они отдают этому новому, зажигательному человеку, который через три месяца «превратится в лягушку». И вместо того чтобы сказать: «Ты — лягушка», жертвы говорят: «Если долго ждать или хорошо целовать, он может превратиться в принца». И они ждут и стараются превратить этого человека в мужчину или женщину своей мечты. В то же время они перестают заботиться о других, забывают друзей, свои прежние интересы и направляют всю энергию на воссоздание того прекрасного чувства, которое они испытали вначале.

Если же по счастливой случайности жертва все-таки найдет разумного, здорового человека, способного на близкие отношения, она сделает этого человека заложником и может разрушать отношения излишними притязаниями и беспокойством. Вследствие своей низкой самооценки, когда в жизни случается что-то хорошее, она просто не верит, что она это заслужила, никогда не верит в то, что это действительно произошло. Ревность может стать всепоглощающим чувством, а необоснованные обвинения и подозрения могут вынудить партнера покинуть жертву.

Есть и другой вариант, когда жертва, испытав более чем достаточно всяких бед в этой области, решает, что переживания слишком болезненны и лучше быть одной, даже навсегда.

Поведение жертв может быть аналогичным и при дружеских отношениях. Они ожидают от другой стороны постоянной доступности, преданности, абсолютной честности, эксклюзивности, пока не но чувствуют определенную близость и надежность. Не имея реального представления о близости, жертвам трудно найти ее. Они не прочувствовали всех стадий нормального развития близких отношений в семье, со своими друзьями того же и противоположного пола, при свиданиях и, наконец, романтической близости.

4. Неадекватность реакции. Жертвы «выучиваются» подавлять душевную боль и не замечать основных оскорблений в своей жизни. Многие живут с целым набором описанных выше оскорблений и не представляют, что каждое из них уже является проблемой. Они недостаточно реагируют на вещи, которые приводят многих из нас в шоковое состояние и повергают в ужас.

Жертвы во многих случаях живут одним днем, одним инцидентом, никогда не рассматривая ситуацию в целом и не замечая того, что они все больше и больше усугубляют свое положение или что одни и те же оскорбления продолжают присутствовать в ИХ жизни. Они живут от кризиса до кризиса, все более приводящих их в бешенство и глубоко ранящих, но они не способны оценивать серьезность происходящего. Жертвы умеют многое «заметать под ковер», соглашаться с обещаниями, что это никогда больше не повторится, таким образом благоприятствуя повторению кризиса.

Когда жертва на какой-то момент осознает реальность, она сталкивается с необходимостью каких-то действий, принятия решения, а иногда — полного разрыва отношений. Однако страх парализует, и она быстро находит путь «рационализации» оскорблений. Многие мужчины и женщины годами живут с супругами, которые постоянно изменяют им. Жертва сначала отказывается видеть «похождения» своей «второй половины», даже отрицает их, когда ей говорят правду. Но наступает время, когда уже нельзя отрицать очевидное, и тогда находится приемлемый выход: жертва начинает думать, что кто-то, женщина или мужчина, просто соблазнил супруга (супругу) и что если удалить ее (его) из своего круга, то «это» прекратится. Жертвы не стремятся обсудить проблему открыто и отказываются разобраться с нею внутри себя. Их дети могут догадываться о происходящем и болезненно переживать, наблюдая, как жертва отрицает реальность. Я знакома с таким типом отрицания, продолжающимся в течение многих лет и приведшим к согласию с болезненным восприятием того, что когда-то считалось невоспринимаемым. Куда же «уходит» гнев, когда человек не может или не хочет направить его на источник раздражения? Безусловно, он гасится за счет больших физических потерь или путем явно чрезмерной реакции на «житейские мелочи». Пролитый сок или чье-то опоздание к обеду могут вызвать вспышку раздражения, накопившегося, возможно, в течение многих лет. Дети и животные могут стать объектами внезапных вспышек гнева. Уличное движение, медлительность продавцов в магазине, окружение в целом, политические события и, наконец, любой, кто проявит невнимание к жертве, могут получить «свою долю» гнева.

Тщательно скрывается, пока сам врач не обнаружит и не укажет на ее характер жертве. Она искренне заблуждается и полагает, что эти проблемы ее не раздражают и не беспокоят.

5. Экстремальное мышление. В момент осознания правды, который обычно наступает в середине кризиса, жертва приходит к выводу, что наступило время начать действовать. Сквозь затуманенный гневом и болью переживаний рассудок она планирует бегство: «Я соберусь и уеду в Сиэтл!», «Я покажу ей, я тоже изменю!», «Я исчезну — и пусть думают, что я покончила с собой. Он еще свое получит!», «Я пошлю своего босса к черту: в конце концов, мне не нужна такая работа!», «Эти дети не уважают меня - лучше я исчезну!»

Эти и многие подобные мысли проносятся в голове жертвы, пока процесс подавления не возьмет верх. Какое-то облегчение может наступить только если выплакаться. У жертв могут даже возникать ощущения, что они уже приняли какие-то меры, что продумали свои аргументы, порвали с работой. Сняв остроту умственного напряжения, гнева, они начинают забывать о случившемся, как будто ничего не происходило вообще. В другой раз, когда они видят человека, оказавшегося в подобном положении, они могут испытывать не более чем чувство дискомфорта.

В периоды между кризисами жертва мечтает о лучшей жизни, когда может появиться нужный человек и все исправится. Жертва верит, что наступит день, когда люди, которых это касается, скажут: «Джо, спасибо тебе за все, что ты сделал для нас за эти многие годы. Мы тебе очень благодарны, но больше не нуждаемся. Теперь наступила наша очередь позаботиться о тебе!»

Крайности положительных и отрицательных мыслей являются постоянным состоянием мышления жертвы. Вещи воспринимаются только черными или только белыми. При каждом столкновении кто-то прав и кто-то не прав, есть победитель и есть проигравший. Жертвы в своей жизни ходят как бы кругами, проигрывая одну и ту же пластинку, сталкиваясь с одними и теми же проблемами или проблемами схожими, которые решить не в состоянии.

6. Пассивность. Когда все говорят и действуют, жертва бездействует. Ни шум, ни угрозы не могут заставить жертву действовать решительно. Даже если решение принято, то случайно и обычно не претворяется в жизнь с надлежащей быстротой.

Бывшая пациентка, которая с детства сносила оскорбления, а в дальнейшем вышла замуж за грубияна-алкоголика, которого знал весь город, не шла дальше угроз покинуть его. Она даже собирала вещи и уезжала, но каждый раз возвращалась на следующий день. Многие не раз слышали: «Все! Это в последний раз».

При неприятностях на работе жертвы находят в свою очередь жертв, чтобы пожаловаться и «выпустить пар», но они не способны сменить работу, даже когда им представляется такая возможность. Они жалуются, что врач не оказывает им помощь, что их обманывают в местах обслуживания, но они никогда не будут действовать.

Пассивности может также способствовать такой второстепенный фактор, как «вознаграждение» за положение жертвы. Им выражается сочувствие, повышенное внимание, столь необходимое ин при бездействии, т. е. то, чего им не хватает в их главных взаимоотношениях.

Общаясь со взрослыми детьми алкоголиков, можно отметить, что жертвы приспосабливаются к жизни в условиях кризиса. С наступлением кризиса они сосредоточиваются на том, чтобы избежать безумия и не испытывать душевных мук в периоды между кризисами. Самое страшное для них —остаться наедине с собой. Если у нас нет других критериев оп