Тот, кто тебя боится в твоем присутствии, будет тебя ненавидеть в твое отсутствие. Часть 4

Цокот копыт, треск дерева и шум сбивчивого дыхания. Два человека сидели в карете друг напротив друга. Один полураздетый, грязный, под его ногами лежало несколько упавших с ботфорт соломин, лицо было исковеркано беспощадной внутренней болью, он сидел, неподвижный настолько, что при взгляде на него возникало сомнение, жив он, или нет. Второй, в противоположность, весь извёлся, каждую минуту закусывал губы, вздыхал, открывал рот, но закрывал его снова, так и не находя, что сказать. Да и что тут скажешь? Очередное "Мне жаль"? Его угнетали засыхающие подтёки спермы на лице парнишки. Внутри него жуткая, почти до тошноты, брезгливость воевала с той недавней гордостью за Джареда. Теперь всё то чистое, что он испытывал, оказалось выброшено на грязную улицу и залито помоями. Он не знал, о чём он жалел больше: об униженном пахаре или о своём тонком чувстве, но в груди скрипка играла самые душещипательные переливы.
Слова "Мне жаль" - не могли передать её партию, поэтому Джаред не увидел что переживает Эклз. Как бьются перед глазами пятилетнего ребёнка все его игрушки, горят сложенные в кучу любимые книги десятилетнего, воет от боли преданный щенок, брошенный под карету в пятнадцать, и самое горькое в двадцать пять лет - то опавшее лицо мальчика-юнги, которого он любил, эти вечно грустные бирюзовые невинно-детские глаза светились кровавым отчаянием в сети набухших капилляров, он был вечно измазан и подложен под бесчисленное количество мужчин, которыми от него непотребно разило. Это было так больно видеть - твоё дражайшее сокровище раз за разом сливается в яму нечистот. Сердце рвётся и мертвеет, и смех Джейсона режет по ушам.
"Дженни, а чего ты хотел от корабельной шлюхи?".
Дженсен достал из кармана носовой платок, помял его в своей горсти и, заглядывая Падалеки в лицо, потянулся к нему рукой. Стирать чужие грязные метки с дорогого лица ему было уже не в первой, но от этого в тысячу раз горше. Тогда он сделал для мальчишки всё, что мог, даже бросился за ним под огонь соседнего корабля, но всё равно потерял. Рука его трепетала, но крепла, крепла решимостью сделать ещё больше, чем тогда. Платок коснулся воспалённой щеки, но шёлковая ткань едва ли могла вытереть засохшее семя его брата. Сначала Дженсен тёр осторожно, не надавливая на кожу, но загрязнения не удалялись, и он стал прилагать усилие. Падалеки было больно, но сперва даже он не смотрел, словно решив, что его больше не волнует происходящее с его телом. Лорд смочил платок своей слюной и снова полез вытирать несчастное лицо. На этот раз пахарь отвернул голову.
- Не можете меня пристрелить, хотя бы не трогайте, пожалуйста, - с тихим раздражением пробормотал он.
- Я не могу это видеть, - Дженсен продолжил своё действие.
- Вам противно? - Джаред спросил одновременно с отвращением к себе и злостью на лорда.
- Нет, просто этого не должно быть на твоём лице, малыш, - Дженсену удалось стереть белёсый развод на щеке.
Падалки ненадолго замолчал, не обращая внимания на действия Эклза. Он старался не обращать на него внимания, прикрывая глаза. Дженсен убрал то, что было возможно, и легонько провёл рукой у большой царапины у виска пахаря.
- Ничего, я всё это дерьмо с тебя смою и позабочусь о ранах так, что даже шрамов не останется.
- Есть пятна, которые никогда не смываются, раны, которые не заживают, и они вовсе не на теле, - он это сказал и положил руки на дверцу кареты, словно хотел выпрыгнуть на ходу. - Отпустите меня.
В это мгновение карета остановилась у поместья Эклзов. Лорд ничего не ответил, улыбнулся мрачно и положил ладонь поверх ладони Джареда, открывая дверь. Его тепло немного вывело парня из ледяного плена отчаяния.
Они вышли на улицу, их обоих окатило влажным воздухом после только прошедшего дождя. Поместье находилось в Уортхилле - почти за городом, и рядом со двором было большое мутное озеро с растущими на нём плакучими ивами, которые макали свои ветви в его воду. Прошедший дождь здесь сильнее давал о себе знать, и в целом было холоднее, чем в Йорке. Почти сразу же пахарь был укрыт Дженсеновой курткой, ухвачен его рукой за плечи, прижат к его телу, чтобы уж точно не сбежал на поиски гибели. Тому хотелось вырваться, хотелось забиться в угол, чтобы никто к нему не прикасался, только силы были на исходе. Так и дошли они в очень близком и весьма неловком положении до веранды, поднялись в дом. Падалеки стоял полуголый, в чужом кафтане, и ещё больше его мутило от всех прошедших событий, и, чтобы не думать о себе, он пристально разглядывал подошедшую служанку.
- Лорд Дженсен, - поклонилась лорду Молли, черноволосая женщина сорока с чем-то лет, в ней так и проглядывала испанская кровь, и Джареду показалось, что в молодости он была очень красива, хотя теперь её лицо всё было исполосовано глубокими морщинами. - А где ваш брат?
- Джейсон задерживается.
Эклз кивком попросил Джареда сесть на стул.
- Приготовь скорее ванну для лечебных процедур, - спустя секунду обратился он снова к служанке.
Джареду было неудобно сидеть, каждая рана высеченных спины и ягодиц мучительно зудела, но за время поездки в трясущейся карете, он уже успел привыкнуть к боли.
- Ванну? - удивилась женщина. - Ещё не прошло полгода с тех пор, как вы её принимали.
- Молли, это не для меня, - мужчина погладил парнишку по голове. - Это для него.
Падалеки задержал взгляд на Дженсене, удивлённо распахнув глаза, он был в смешанных чувствах, с одной стороны ванна - это так по-аристократически, а с другой, ему так досталось за все эти баронские замашки и надежды, что лучше бы даже и не мечтал об этом. Так что сейчас он негодовал и недоумевал, то ли жестокости Дженсена, то ли его глупости.
- Для слуги? - женщина нахмурила чёрные брови.
- Да, - сухо ответил лорд.
Женщина не смела возражать в силу своего положения, но подобное отношение к пахарю вызывало у неё чуть ли не религиозный протест.

***

Голый, испещрённый следами кнута парень стоял посередине банной залы. Дженсен наблюдал за ним из дверного проёма, скользя по нему взглядом от его стоп до макушки и любовался его фигурой. Против воли его глаза задержались на красивых, словно вырезанных из гипса округлых ягодицах, поднялись на израненную ссутуленную от тяжёлого эмоционального груза спину. Так хотелось прикоснуться губами к его плечу и поддержать поцелуем, только грызло сомнение, что Джареду вовсе не нужна такая поддержка, тем более от него.
- Возиться со слугой, словно с лордом - богохульство, - ворчала Молли, Эклз едва это расслышал, зато Джаред от каждого её слова всё больше желал провалиться сквозь землю. - Полезай в ванну, пахарь!
Джаред не ответил и не стал выполнять приказ, он отступил к двери, собираясь уйти, но столкнулся с Дженсеном.
- Куда собрался? - он деликатно, но уверенно положил пахарю ладонь на грудь, не давая ему пройти сквозь дверной проём.
- Если мне так нужно помыться, то я помоюсь в тазу в комнате для прислуги, - Джаред говорил спокойно.
Эклз повёл бровью, мягко улыбнулся, но внутри у него кипела ярость, всё сжигающая, как лава, он снял с себя кафтан и накинул на Джареда.
- Хорошо, иди, я приду позже.
Как только Падалеки скрылся из виду, Дженсен кинулся к Молли.
- Ты можешь молча выполнять приказы, а не кудахтать, как курица! - он очень громко кричал.
- Милорд, простите, я за вас беспокоюсь! Бог накажет вас за то, что вы выдаёте крестьянина за барона де'Ларуа, - противно ворчала она.
Дженсен замахнулся, чтобы её ударить, но замер, почувствовав на себе неодобрительный взгляд, и обернулся. Падалеки стоял на входе в банную комнату, он вернулся, услышав ор лорда.
- Это не твоё дело, Молли! - пробормотал пристыжённо Эклз.
Женщина застыла, вперив свой взгляд в Джареда, вовсе не благодаря его за спасение, хозяева часто её били, особенно Джейсон, и она относилась к этому, как должному, её удивило другое - как один только взгляд пахаря заставил лорда остановиться.
- Она права, - сказал Падалеки, когда они с Дженсеном шли по коридору. - Весь этот поход в замок на бал был ошибкой, я усвоил этот урок.
- Неправда, - Дженсен говорил с ноткой радости, когда вспоминал слова герцогини. - Ты произвёл впечатление при дворе, малыш.
- Это не смешно, милорд, - пробубнил Падалеки. - Я был пьян, и, наверное, всем показался до ужаса смехотворным.

Дженсен хотел возразить, но подумал, что сейчас пахарь ему всё равно не поверит, сочтёт его рассказ подбадривающим враньём. Они остановились у двери комнаты для прислуги. Дженсен порывался зайти вместе со спутником, но парень остановил его, уперевшись ладонью ему в плечо.
- Можно я сам, пожалуйста? Я так устал от взглядов, в том числе и вашего, можно мне побыть одному?
- Я хочу помочь, и только, ничего крамольного, обещаю, - он поправил на парне свой кафтан, а пахарю эти слова безжалостно вспороли сознание, его взгляд сделался острым, как лезвие - то же самое ему говорил Джейсон.
- Кому вы лжёте, милорд? - Джаред усмехнулся с грустной иронией. - Вы же сами хотите меня, я вижу.
Граф не отвечал, только застывшее лицо явственно выдавало, что слова пахаря его не на шутку задели, он сделал шаг назад.
- Вы только боитесь, что Джейсон вам, как это он выразился, - Падалеки нахмурил брови, вспоминая. - А, вспомнил! Вправит мозг через зад.
Хлёсткая пощёчина заставила его отвернуться к двери.
- Зачем ты так? - Дженсен покачал головой, словно недовольный родитель.
- А я и забыл, что должен быть покорным, и не обращать внимания на то, как вы на меня смотрите, - в эти секунды у него был такой пьяняще дерзкий взгляд, что Дженсен заулыбался и не мог больше злиться.
- И как же это я на тебя смотрю?
Падалеки опешил от прямого вопроса, словно не ожидая, что на прямоту его высказываний ему придётся отвечать прямотой. Он смутился, опустил на мгновение взгляд в пол, и по его лицу снова побежала волна смятения и боли.
- Как на... на шлюху, разве нет?
Эклз нарочито похотливо облизал губы и растёкся в улыбке, такой мягкой, лучистой, даже несколько умилённой. Его ладонь убрала упавшую на глаза парню прядь волос, и погладила по виску.
- Не-ет, - тихо протянул он. - Ты чего дерзишь-то?
Мужчина смотрел на Джареда с добродушным снисхождением, уголки его губ всё ещё были приподняты чуть вверх.
- Нападение - лучшая защита?
Слуга молчал, повесив голову набок, это была минута, когда снова обнажилась его сердечная червоточина, проеденная червём стыда и бессилия. Дженсен увидел, как напряглись брови и лоб, исчиркав кожу плеядой морщинок, сплющились с усилием глаза, и Эклз не смог не положить кисть ему затылок и не попытаться прижать к себе. Хотелось вылечить его своими объятиями, успокоить его, погладив по волосам, но парень с криком и с яростью загнанного в угол зверя оттолкнул его. На лице сверкнула мольба, как молния, словно единственное в его жизни желание было:
- Не трогайте меня, пожалуйста, милорд.
Голос дребезжал, как неудачно задетая струна арфы, утратив всякую мелодичность и глубину.
Дженсен в испуге отпрянул.
- Я только хотел помочь, зря ты так... - Эклз опёрся о дверной косяк, слишком резко опустело в его груди от неожиданной вспышки Джареда. - Ты не сможешь сам помыть свою спину, она же вся в глубоких порезах! Там же всё загниёт.
- Лучше бы побыстрее, милорд, - прозрачная слеза скатилась по его красной щеке так быстро, что он даже не успел понять, что не смог сдержаться, в горле стало саднить, будто он глотнул уксуса.
- Когда помоешься, иди в свою комнату, я приглашу к тебе врача, нужно тебя обработать, - Дженсену трудно было смотреть на слёзы, которые он хотел утешить, но не мог, и он развернулся и ушёл, сбивчиво дыша и держась за сердце, как-то слишком у него там заныло.

Комната для прислуги была просторной - в ней обычно переодевались и мылись все десять домашних слуг. Сейчас, к радости Джареда, ни одного из них не было. Посередине стоял большой деревянный чан, в который можно было при желании сесть, но было бы очень тесно, рядом возвышались бочки с водой, водой, которая уже остыла и была еле тёплой. Падалеки положил одежду на скамейку, потом наполнил чан. Единственное, что грело, это одиночество, такое текучее, расслабляющее. Оно и грело, и плавило. Парень ощутил, как опустились болезненно напряжённые плечи, и в груди лопнуло сжатое там страдание и растеклось по рёбрам, вызывая спазм, похожий на всхлип. Мир вокруг предательски накренился, не давая ему устоять на ногах. Он замер, оперевшись на стену, спустя секунду присел рядом со своими вещами. Ему не хотелось мыться, прикосновение холодной воды к его измученному телу ошпарило бы его кожу, словно вода лилась бы на раскалённый металл, настолько тело было разгорячено лихорадочной болью, а мысль, как будет жутко жечь, когда вода попадёт в раны, заводила его в мутный ступор, в котором только и можно, что сидеть и раскачиваться, забыв про время, и как-то по-детски вывалиться из присутствия в этом мире, надеясь, что пока ты отсутствуешь, то всё пройдёт. Стоило невероятных усилий встать со скамейки сквозь это исступлённое бегство куда-то внутрь, и словно очнуться в поту после сна, в котором доставал сам себя за волосы из затягивающей трясины. Он молча помылся, небрежно трогая руками царапины, не замечая под ладонями вспоротой кожи, словно эти лохмотья плотские были не его, словно кровь на руках - это просто красная краска. Боль сделалась постоянным гудящим фоном, сквозь который он и ощущал теперь мир.
Придя в свою комнату, он лег на кровать, обхватил одеяло руками, крепко-крепко прижал его к груди, обнимая, и, уткнувшись головой в подушку, громко, не сдерживаясь, зарыдал. Теперь, когда он остался один, когда за ним по пятам не ходил Дженсен, бессловесно требуя грохнуться ему в объятия и отдаться под нож его заботливых рук. Сейчас меньше всего хотелось, чтобы кто-то его вообще касался, любое прикосновение - прикосновение греховного огня, от него мягкое живое нутро горело и обугливалось. Это немыслимо больно - это возвращает в инферно, туда, где член Джейсона до сих пор был в нём, вошёл куда-то в самую сердцевину его плоти, так что ощущался в животе, и разрывал его, выворачивал наизнанку при каждом своём толчке вглубь и отступлении обратно; туда, где не оставалось ничего, кроме как лежать ничком на земле, подставив беззащитный битый зад, и терпеть раскаты озноба по спине от ритмичных движений и похабного властного шёпота; туда, где ты был унижен и опорочен. Думалось, что забыть всё это будет невозможно, а если и возможно, то потребуется целая вечность, целая вечность одиночества, и сейчас он мечтал о ней. Но, как назло, ему не долго позволили предаваться своей боли.
Минут пять прошло с тех пор, как он оказался в своей комнате, и вот в неё входит Дженсен вместе с врачом. Падалеки чувствует это, будто вторжение, его до одури раздражают голоса, шорох одежды, стук каблуков по паркету, всё это слишком громко и праздно для его безысходности. Кажется, что обращаются к нему: "Джаред, повернись на живот".
А он только сильнее прижимает подушку к голове и так и остаётся лежать на боку, свернувшись калачиком и перехватив между ног одеяло, словно по-прежнему рядом никого нет, а вошедшие люди - просто игра воображения.
- Джаред, - лорд чуть повысил голос и склонился над ухом пахаря. - Перевернись, доктор осмотрит спину и промоет раны.
- Уходите! - выкрикнул он в подушку, и пусть звук его слов утонул в пухе, Эклз понял, что он сказал.
- Джаред... - уговаривающая интонация окрасила голос Дженсена, и он рукой потянул слугу за плечо, - Мы не сделаем тебе ничего плохого, ма..
- А будто сделаете хорошее? - Джаред приподнял голову.
- Сейчас ты со мной тут посюсюкаешь, а завтра Джейсон снова меня мордой в грязь! Вы даёте надежду, а он её отбирает, что может быть хуже? - остервенело бормотал он, и тень безумного отчаяния бежала по его лицу, особо ярко проглядывая там, где блестели в свете свечи следы от слёз на его щеках. - Нет, нет, нет!
Он орал, словно ополоумел, когда Дженсен с доктором попытались перевернуть его насильно.
Он вырвался так, как если бы его перекладывали голым на угли, а не просто хотели осмотреть спину. Он ударил доктора ногой в грудь, так что тот полетел через всю комнату и ударившись о дверь, съехал по ней на пол, едва не теряя сознание.
- Хорошо ты от доктора защищаешься.
Мягкий укор нарастал в конце фразы.
- Думаю, что тебе бы удалось убежать, защищайся ты так от Джейсона! - превращаясь в грубое ревностное презрение к последнему слову.
Падалеки поник и замолчал, для него речь Дженсена звучала, как обвинение: "Тебе нравилось то, что он с тобой делал, ты сам ему позволил!", обвинение, на которое у него не было оправдания, потому что в глубине души он сам с ним был согласен. Сразу в памяти всплыл момент, когда член вошел в него до предела и расстояния между телами не было ни миллиметра, монстр спросил его "Тебе нравится, когда я в тебе?". В этом коленопреклонстве со связанными руками, в этой безраздельной власти над собой, и в этой насильственной заполненности своего тела, было какое-то низкое, гнусное удовольствие, раз его рот тогда почти самопроизвольно ответил "да".
Он не мог дышать, словно воздух сделался водой, и самого его опустили на дно большого солёного озера. Отвращение к себе заливало грудь вязкой жидкостью, вызывая всхлип, сопровождаемый кашлем, а затем, когда через пару секунд этот приступ кончился, он растёкся по кровати, больше не сопротивляясь. Он не поднимал глаз, слишком стыдно было смотреть на Дженсена, он был уверен, что лорд знает о его чувствах и презирает его, ровно так же, как он сам себя. Эклз видел, что происходило с Падалеки, не понимая действия своих слов, ведь то, что он сказал, он сказал случайно из ревности, которую всеми силами глушил.
- Доктор Лоуренц, осмотрите его, он успокоился, - мужчина помог лекарю подняться с пола и толкнул к Джареду, видя, как мужчина медленно и с опаской идёт к своему пациенту, остерегаясь его длинных ног. - Он просто много пережил за последнее время, не бойтесь его.
Он помогал доктору с перевязкой, сам приносил воду, и, выходя в коридор, всегда прислушивался - не пришёл ли Джейсон. Джаред за всё время ни разу не посмотрел на него, всегда держа голову опущенной. Перевязка закончилась через полчаса, Дженсен заплатил доктору вдвое дороже из-за буйного поведения Падалеки в начале процедуры и проводил мужчину до двери. Вернулся к пахарю он очень быстро, словно боялся оставить его одного хотя бы на пару минут. Зашёл к нему в каморку, молча сел на стул, Джаред лежал, отвернувшись к стене, и не поворачивался, хотя он не мог не услышать, как входил лорд. Прошло пятнадцать томительных минут молчания.
Джаред лежал укрытый одеялом, с перевязанной спиной, которую кнут Джейсона особенно не пощадил, и кроме этой льняной обмотки на нём ничего не было - доктор заставил его снять штаны, чтобы раны не прели. Парень ощущал себя таким противно низким, словно он всю жизнь только и занимался этой отвратительной проституцией, и очень правильно, что он сегодня лежит битый, словно выпороли его заслуженно. Пахарь чувствовал на себе взгляд Эклза, и всё ещё чуял в нём жестокое презрение, хотя не заглядывал в его глаза, боясь обернуться к нему лицом, и только хотелось как-то развеять это напряжение.
- Я защищался, правда, - он поднял голову, смотря в стену рядом со своей кроватью, разглядывая трещины, проглядывающие сквозь побелку, и впервые за всё время их знакомства он оправдывался. - Я ударил его по голове...
- Я знаю, - донеслось с другого конца каморки мягко-спокойное, без всякого осуждения и ревности. - Я видел шишку на затылке.
Поверив этой добродушной интонации, он перевернулся на другой бок, чуть постанывая от боли. Теперь он смотрел на Дженсена, смотрел не без боязни, но достаточно прямо.
- Зачем ты так со мной? - Дженсен говорил разочаровано, печаль струилась из его слов так, что Джаред покраснел, ощущая себя неблагодарным. - Для тебя, верно, ничего не значит мой поступок? Я пошёл против брата уже третий раз... из-за тебя.
Падалеки усмехнулся горькой иронией, глаза его сверкнули ядом вынужденной покорности, озлобленного сожаления - он тоже почувствовал глубокое разочарование в Дженсене.
- Вы хотите признательности, милорд, верно? - парень говорил это таким сильным и глубоким голосом, которого раньше Дженсен у него не замечал, рука пахаря легла на одеяло, которым он был укрыт и крепко его сжала. - Берите!
В одно захватывающее, как балансирование на краю бездны, движение, он сдёрнул с себя покрывало, обнажая свои истерзанные голые ягодицы, Эклз даже на секунду глаза закрыл, словно зрелище это его ослепило.
- Вам же это нужно! Чего вы ждёте?! - в слова слуга вложил столько отчаяния, что Дженсен почувствовал себя королём, требующим налогов в разрушенном городе, который должен был защитить, но вместо это пировал в неведении. - Давайте, залезайте сверху, трахайте! Возьмите меня, сколько хотите, забирайте всё, что от меня осталось!
Дженсен отвернулся от него, не находя слов, и уж точно не желая видеть эту неприглядную картину, которая чувствовалась им, как чернейшее кощунство, которое когда-либо они с Джейсоном совершали.
- Я забыл, это же не вам надо, а вашему брату, вам совсем другое нужно! Вы слишком трусливы, чтобы подойти и взять, - Дженсен свирепел, у него кулаки сжались так, что Падалеки услышал треск его костяшек. - Вам нужно, чтобы я сам вам на член сел со словами "Как же я хочу вас мой лорд!"
Он помолчал ровно секунду видя, как у Эклза дрожат плечи, и очень интенсивно вздымается грудь.
- Только я вас не хочу, простите.
Дженсен сглотнул так громко, что ему показалось - этот звук заполнил всю комнату, и как-то остро заложило уши, что он сперва даже не мог двинуться, боясь что от движения барабанным перепонкам станет ещё больнее. Хотелось ли ему ударить Джареда? Ударить? Ему хотелось разорвать беднягу на части, но эта вынужденная недееспособность заставила его вспомнить про чувство радости за Джареда, что он испытывал при дворе герцога несколько часов назад, этот необычный для него опыт переводил его мотивы куда-то в сферу повыше, чем вся эта низость с пошлым проникновением в голую задницу, и даже выше, чем обладание симпатией Падалеки. Это всё теперь перестало его волновать, и от этого пропало желание бить паренька, пускай он и чувствовал горькую обиду, которая долго ещё стояла поперёк горла, как спица. Он встал, передвинул стул ближе к пахарю, тот обмер и смотрел уже без дерзости, слишком поздно понимая, сколь оскорбительные вещи он наговорил. Слуга ожидал тычка в живот, пощёчины, подзатыльника, пинка, да чего угодно, только не возвращения мягкого тёплого одеяла на свои похолодевшие ягодицы.
- Я уже это понял, - он улыбнулся так пронзительно грустно, что Джаред, повинуясь сочувствию, взял его за ладонь. Она была влажная от волнения, и горячая от недавнего гнева.
- Простите, это было грубо, - прошептал робко Джаред.
- Зато искренне, - Эклз положил вторую свою руку поверх кисти Падалеки, так что ладонь пахаря оказалась между его двумя, и они словно грели её. - Послушай, ты привлекательный парень, умный, красивый, проницательный, дерзкий, кое-где смешной и застенчивый, и я не могу отрицать, что мне хочется близости с тобой.
Пахарю в грудь, словно щекоткой, сыпалась теплота, эта откровенность плавила внутренний лёд.
- Но это не единственная причина, по которой я пытаюсь защитить тебя от Джейсона.
Когда лорд это говорил, то сердце Джареда снова стало отвердевать от возникшей мысли: "Ключевое слово в этой фразе "пытаюсь".
- Точнее, не эта основная, я только недавно понял, - продолжал Дженсен, пристально вглядываясь парнишке в лицо, полностью принимая обвинение из его заточенных зрачков. - Там, на балу, тебе же все в рот смотрели, все тебя слушали, эти твои смелые взгляды на дела Кромвеля, шутки про Людовика и его женщин, цитирование Декарта в оригинале, они приняли тебя на ура в этой своей провинциальной компании, Джаред.
Сердитые глаза Падалеки становились мягче, по мере того, как он переставал считать слова лорда лестью.
- Милорд, и что? Кто не знает шуток про Людовика XIV? - чем больше Дженсен говорил про него хорошего, тем больше хотелось обесценить его слова, потому что они больно резонировали с теми, которыми его обзывал Джейсон.
- Половина Йоркского двора, - Дженсен крепче обхватил его ладонь, теперь касаясь большими пальцами запястья, пытаясь приободрить, потому что это утверждение оставило на лице парня двоякий след, с одной стороны лучистую радость, а с другой острую тоску. - Когда ты ушёл, я танцевал с герцогиней, знаешь, что она сказала?
Джаред кивнул ему с жадным любопытством.
- Сказала, что этот образованный барон заткнул за пояс всех маркизов и герцогов, а ведь он всего лишь барон! - он улыбнулся, вспоминая своё состояние. - Представляешь, как я гордился тобой? Всего лишь барон... Она и не подозревала, что всю эту знать затмил простой пахарь из деревни...
- Гордился мной? - голос его звякнул на последнем слоге, как упавшая на брусчатку монета, он в глубоком ступоре перелёг на спину, и по вискам покатились абсолютно прозрачные, чистые слёзы.
- Эй? Ты чего? Я, правда, был очень рад за тебя! Ты произвёл впечатление... Эй! - он подёргал Падалеки за руку так, что по ней пошла волна вибрации, Эклз не решался касаться его тела, довольствуясь лишь ладонью, которую тот сам ему дал.
В сердце щемило так тонко и так колко, что он ничего не мог с собою сделать, но это не были слёзы горя, это были слёзы небывалого удивления.
- Мной никто никогда не гордился, - он едва смог прошептать эти слова, какие-то самые сокровенные, глубинные, слова утолённой детской обиды.
- А я ни за кого никогда не был горд, - Эклз не удержался и поцеловал его ладонь, и держал её крепко, опасаясь, что Падалеки её заберёт, тот от этого поцелуя немного пришёл в себя. - Это, собственно, и есть основная причина. Хочу продолжать тобой гордиться, хочу помочь тебе стать тем, кем ты достоин быть.
- Всё равно не понимаю, зачем это вам? - Джаред вытер слёзы и снова лёг на бок, лицом к Дженсену. - Мне плохо верится в бескорыстие в последнее время.
- Я трусливая тень моего брата, за всю жизнь не сделавшая ничего хорошего, - от этой неожиданной даже для себя искренности лорд смутился, и краска забрызгала ему лицо пятнами. - И сильнее всего мне хочется перестать быть ею.
Теперь пришла очередь Джареда подбадривающе пожимать ладонь собеседника.
- Вы лучше него, Дженсен, намного.
И холодок в сердце пробежал на этот раз у Эклза.
"Но трахаешься ты почему-то с ним" - мысль сверкнула яркой вспышкой и почти сразу же погасла, оставляя след ревности в его сознании.

***

До утра лорд просидел в каморке пахаря, опасаясь, что когда Джейсон вернётся, то первым делом он может пойти к Джареду. Он сам не спал, сидя на стуле, и наблюдал за тем, как Падалеки вертелся и вздрагивал от каждого заметного шума на улице. Парнишка жутко боялся возвращения своего монстра, и едва ли он верил в то, что Дженсен его спасёт. Между тем, было уже около десяти утра, все в доме проснулись, служанка принесла завтрак.
- Молли, Джейсон пришёл?
- Нет, милорд, он не появлялся.
Дворянин нахмурился, теперь он стал по-настоящему беспокоиться о брате - от Йорка до Уортхилла было два-три часа пешей ходьбы, и никак не больше, а его брат не из тех, кто прощает обиды, он скорее должен был примчать сюда раньше них, чтобы насладиться очередной расправой.
- Это на него не похоже, - это была мысль вслух, и он встал собираясь спуститься в конюшню, взять лошадь и поскакать в Йорк на поиски брата.
Едва он поднялся с места, как во дворе загремел приехавший экипаж, они с Падалеки оба на мгновение застыли, решив, что это Джейсон нанял карету. Лорд натянул улыбку и грустно оглядел пахаря.
- Может, он уже остыл? - спросил Джаред.
Мужчина пожал плечами, и скрылся в коридоре, где на него набросился привратник.
- Граф! Это герцог Йоркский приехал, и он хочет видеть Тристана де'Ларуа, - бородатый седой мужчина очень боялся высокопоставленных лордов, поэтому его всего буквально трясло от благоговейного страха.
Молли переглянулась с Дженсеном, у него такой ужас застыл в глазах, что он стоял, словно скульптура, произведённая медузой Горгоной.
- Что я вам говорила?! Покарает вас Бог!
- Замолчи, - рявкнул он и бросился к Джареду в комнату. - Быстро вставай и двигай на второй этаж! Молли, проводи его в комнату Тристана!
Он стукнул по дверному косяку, потому что теперь служанка впала в ступор.
- Быстро, и сразу же разбери ему там постель, пусть делает вид, что ему плохо после вчерашнего, а я пойду встречу герцога.

***

- Ваша милость, - Дженсен поклонился, дрожа от холода, так выскочил в одной рубашке. - Чем обязан в столь ранний час?
- Граф, у меня дурные новости, но я вам их изложу, только после того, как увижу барона, - герцог шёл на прямую к дому, и не остановился даже, когда хозяин встал, как вкопанный, переваривая его слова.
- Но, ваша милость, барон заболел после вчерашнего! - лорд быстро нагнал брата короля и его свиту, - Он не может вас принять! Стойте же!
Он перегородил им дорогу.
Все десять человек, сопровождающие монаршую особу посмотрели на него с укором, а сам герцог иронически покачал головой.
- За ложь вы ответите головой, граф, - сердце у Дженсена от этих слов словно пулей выбило из груди. - Поэтому отвечайте только правду.
Мужчина покорно закивал, при этом догадываясь, что ублюдок Джейсон оказался настолько жесток, что сдал мальчишку, и теперь придётся, чтобы наказать его, взять всю вину на себя, сказать, что заставил Джареда силой пойти на бал. Тогда пахаря отпустят, а его посадят в тюрьму.
- Барон не болен, так? Он избит вашим жестоким и беспринципным братом? - герцог говорил грозно, словно Джейсон уже успел и ему нанести какую-то личную обиду. - Я проверю барона, не сомневайтесь.
Не успев сообразить, что лучше ответить, он сказал правду.
- Да, они с Джейсоном поругались, - Эклз внимательно посмотрел герцогу в глаза. - А почему вы здесь? Это наши личные проблемы.
- Ваш брат вчера убил человека, племянника моего лучшего друга, генерала Ферфакса, нашего героя, - у Дженсена мир перед глазами стал немыслимо мутным. - Джейсон в тюрьме, а я лично занялся расследованием, и проверяю показания свидетелей.
- Как убил? Зачем? - граф схватил герцога за предплечье, забыв о субординации. - С чего вы вообще это взяли?
- Граф, спокойно, - Йорк одёрнул свою руку. - Рядом с убитым был найден кинжал Джейсона, ваш фамильный, он им передо мной не раз хвастался на охоте. Плюс есть свидетель, утверждающий, что племянник Ферфакса видел, что ваш брат жестоко избивал барона, словно слугу, так что у нас даже есть мотив. Ваш брат деспот, которому много лет всё прощалось, и не лгите мне, что это неправда! Он после войны совершенно озверел, его давно нужно было засадить в клетку, а теперь придётся вздёрнуть на виселице. Чего встали?!
Герцог говорил с жаром, он действительно был уверен, что Джейсон убийца.
- Ведите меня к несчастному барону, надеюсь, мой будущий советник хотя бы жив?