Добро пожаловать в голландию

Меня часто просят рассказать о своем опыте воспитания умственно отсталого ребенка, чтобы помочь другим людям понять это, чтобы вдохновить их, а некоторым — поведать о том, что такое бывает и как себя при этом чувствуешь. Вот на что это похоже...

Ожидание ребенка во многом похоже на сборы в долгожданное путешествие — в Италию. Ты покупаешь кучу книг-путеводителей и строишь потрясающие планы. Посетить Колизей. Увидеть Давида Микеланджело. Прокатиться в гондолах Венеции. Возможно, выучить десяток фраз на итальянском. Как все это восхитительно!

Месяцы ожидания прочь — и долгожданный день наступает. Ты упаковываешь вещи, собираешь чемоданы и отчаливаешь. Несколько часов спустя самолет приземляется. Стюардесса заходит в салон и объявляет:

— Добро пожаловать в Голландию.

— Голландию? — восклицаете вы. — Вы сказали: Голландию? Я же брала билеты в Италию! Я хотела побывать в Италии! Всю свою жизнь я мечтала об Италии.

Но расписание самолета изменилось. Он приземлился в Голландии, и здесь ты должна выйти.

Самое главное, они ведь не высадили тебя на ужасной, отвратительной и грязной земле, полной болезней, голода и холода. Это просто другая страна.

Итак, ты должна выйти и купить новый путеводитель. Более того, тебе надо учить совсем другой язык. И ты встретишь совсем других людей, о которых ничего не знаешь.

Это другая страна. Здесь все не так, и погода хуже. Но после недолгого пребывания ты можешь немного осмотреться... и увидеть, что в Голландии есть мельницы... и тюльпаны. В Голландии есть Рембрандт.

Но ведь все, кого ты знаешь, очень озабочены путешествием в Италию. Одни там уже побывали, другие только отправляются. То и дело ты слышишь чудесные рассказы о чудесной стране. Тебе очень трудно с этим примириться. Но в конце концов ты непременно скажешь: «Да, я тоже планировала там побывать. Это именно то, чего я так долго ждала».

И сколько в тебе будет боли от того, что этого никогда, никогда, никогда не будет... потому что потерять надежду и мечту об этом очень, очень и очень тяжело.

Но... если ты будешь всю жизнь жалеть об Италии, ты никогда не узнаешь многих радостных, особенных вещей, которые есть... в Голландии.

Эмили Перл Кители

РАДОСТИ МАТЕРИНСТВА

Любовь матери похожа на круг. Она не имеет ни начала, ни конца. Она все ширится и ширится, накрывая каждого, кто встречается ей на пути. Она обволакивает его, как утренний туман, и накрывает одеялом из вечерних звезд. Материнская любовь похожа на круг, не имеющий ни начала, ни конца.

Арт Урбаи

СЛОВО МАТЕРИ

Мама — это Господь для ребенка.

Уильям Теккерей

— Мама, — послышался детский голос в шумном магазине.

Я повернулась на голос девочки, так же, как и еще несколько матерей. Не важно, что я пришла в магазин одна, что мои дочери гораздо старше обладательницы голоска и в данный момент ушли в школу. Когда я слышу слово «мама», я готова на любые подвиги.

Конечно, дочка впервые произнесла слово «папа», но мы, женщины, знаем, что это просто потому, что ее артикуляционный аппарат не способен сначала произносить звук «м». Как и эсперанто, слово «мама» на всех языках имеет одно и то же значение. Это совершенная азбука Морзе, сообщение любви.

— Мама, мама, — слабый голосок коснулся моего слуха.

Она уронила бутылочку и вылезла из-под одеяла. Я зашла в комнату и взяла бутылочку с молоком. Я накрыла ее мягким покрывалом, склонилась над кроваткой, поцеловала в лобик и прошептала слова любви. Маленькие глазки сомкнулись, и я легла в кровать. Мне не нужен был свет, я слишком хорошо знала свой путь.

— Мама! — донесся до меня крик, когда я ехала из городского учебного центра.

В этом центре работали первоклассные учителя, люди с добрыми сердцами, классы были светлые и яркие, детские

спальни — маленькие и уютные, а образование — особенное. Но моя дочка плакала так, будто я оставляла ее не в этом блестящем центре, а бросала на произвол судьбы в какой-нибудь старой и грязной хижине.

Моя машина застряла в пробке, словно заставляя меня вернуться и вырвать несчастного ребенка из заточения. Приехав на работу, я позвонила в учебный центр, ожидая услышать крики дочери, разносящиеся далеко-далеко.

— Да нет, Джессика перестала плакать в тот самый момент, как вы уехали, — уверил меня учитель.

В словаре слово «мама» определено как «родитель женского рода». Но мои дети использовали это слово и во многих других значениях.

Саре четыре года, и если она кричит «Мааам!», то я знаю, что расстегнулась ее рубашка или сломалась молния.

Джессика, которой семь лет, кричит «Мама!» обвинительным тоном, и я знаю: она не может найти пару к носку и ошибочно думает, что это моя обязанность.

Тон Джессики изменился, когда она повзрослела. Она уже научилась произносить это слово мягче. К нему она добавляла тихую просьбу:

— А ты не погладишь мое желтое платье?

Когда Сара училась в средних классах, она громко кричала: «Мам!» — это значило, что она желает купить себе новое платье, потому что больше не может ходить в «этих лохмотьях».

Теперь Джессика водит машину сама и ездит на ней в школу. И до сих пор ее «мама» значит «испачкалась одежда». «Мама» переводится как: «Можно я надену твою новую шелковую блузку? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»

— Мам!

Она стала взрослее и реже стучится в мою дверь по утрам. И все же я непрестанно узнаю беспомощность в ее голосе.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе набрать текст? — спрашиваю я ее, выпрыгивая из кровати, как это водится. И смотрю, чем могу помочь.

Она кивает и передает мне кипу бумаг по истории, затем начинает жаловаться:

— Мне больше не нравится Джон. — Ее слова прерываются слезами. — Он бешено ревнует меня, а я не знаю почему, и он не хочет со мной разговаривать, и...

Я обнимаю ее и веду на кухню. Готовлю чай, передаю ей коробочку с печеньем и жду продолжения рассказа. Какая-то часть меня хочет укрыть свое чадо от жестоких напастей судьбы. Другая же моя часть знает, что она только наберется сил, если лучше поймет мужчину, вошедшего в ее жизнь.

— Мама, что мне делать?

Слово вонзается в мое сердце как стрела. Я хочу найти простой ответ, как это делала всегда: найти ее носок, погладить юбку, одолжить блузку и снова быть ее героем.

У меня слишком много работы и мало времени. Я устала отвечать не только за себя, но и за своих дочерей. Я устала быть взрослой. Я говорю со своими подругами, и они мне сочувствуют. Я жалуюсь своему брату, и он меня успокаивает.

Потом я набираю домашний номер, на который звонила из колледжа, из своего трейлера в Алабаме, из гостиницы в Германии, из всех своих домов и квартир.

— Алло, — отвечает мне старческий усталый голос.

— Мам? — спрашиваю я.

— Дорогая, у тебя все в порядке? — интересуется моя мама.

Иногда это все, что я хочу от нее услышать.

Дебора Шуз